Книга песен

«Книга песен» («Ши цзнн») представляет собой собрание произведений песенно-поэтического творчества китайцев приблизительно с XI по VI в. до н. э. Сохранность материала была обеспечена тем, что уже в начале I тыс. до н. э. в древних школах юношей наряду со стрельбой из лука и управлением колесницей учили песням. Устное предание отобрало и передавало из поколения в поколение определенный свод, продолжавший составлять основу образования и в развитом классовом обществе. В песнях был закреплен исторический, нравственный, эстетический, религиозный н художественный опыт коллектива, приобретенный за тысячелетня предшествующего развития. Конфуций (VI–V вв. до н. 5.) дал песням такую характеристику: «Песни развивают воображение, учат наблюдательности, объединяют людей, воспитывают [справедливый] гнев, наставляют в служении как отцу, так и господину, сообщают много сведений о птицах и зверях, деревьях и травах» (XVII, 9). Конфуций и его последователи использовали песни для проповеди своего учения. С этой целью свод был соответствующим образом обработан, каждая песня обросла комментарием, толкующим ее содержание в духе конфуциан­ского учения, а весь свод превратился в иллюстрацию конфуцианских положений. Окончательная запись одного из списков была произведена во II в. до н. э., когда конфуцианство было объявлено «официальной идеологией». Наряду с другими сводами «Книга песен» вошла в «Пятикнижие» — основу конфуцианского учения и в составе канона дошла до нашего времени.

По справедливому замечанию академика Н. И. Конрада, материал, представленный в «Книге песен», «отражает процесс развития древней китайской поэзии; ее зарождение и широкое развитие в народной песне, постепенное созревание на этой основе литературной поэзии и в конечном счете обособление этой литературной поэзии в самостоятельную линию поэтического творчества». Простейшая трудовая песня, все содержание которой заключено в названии повторяющегося действия; песни-заклинания тотемов; календарно-обрядовая поэзия древнего типа; круг песен, примыкающий к свадебной и похоронной обрядности; эпические песни — среди них мифические, героические, исторические; культовые гимны; наконец, лирика с разработанной системой художественных средств и политическая дидактика, представляющая собой плод анонимных, но уже ощутимо присутствующих авторов, — такова «Книга песен».

Произведения, составляющие свод, типичны для синкретического искусства. Все они исполнялись под музыкальный аккомпанемент, пелись и плясались одновременно, так что наш перевод «ши» словом «песня» достаточно условен. В первом китайском трактате по поэтике, получившем название «Большое предисловие к «Книге песен» (II в. до н. э.), говорится: «Ши рождаются душевным волнением. В сердце — это душевное волнение, облеченное в слова — ши. Чувства возникают внутри, а форму обретают в словах. Слов не хватает — вздыхают, вздохов не хватает — протяжно запевают, протяжного пения не хватает — непроизвольно руки начинают делать танцевальные движения, а ногн — притоптывать». Недаром Бань Гу (I в. н. э.). описывая сильное душевное волнение Ли Лина, провожающего на родину Су У, говорит: «Лин начал делать танцевальные движения, а в песне его пелось...» Иными словами, ши — это не стихи, а произведения, в которых слиты воедино слово, музыка (напев) и танцевальный жест, и такими они оставались по крайней мере до первых веков нашей эры.

На протяжении всей последующей истории Китая «Книга песен», вследствие своей принадлежности канону, входила в образовательный минимум китайцев и служила неисчерпаемым источником вдохновения для позднейших поэтов.

Ниже приводятся фрагменты из «Книги песен» в переводах Г. А. Тка ченко («Подорожник»), Л. Д. Позднеевой («Иволга», «Перепелка бежит»), Г. Днепровой («Кипарисовый челн»), Л. Е. Померанцевой (все остальные)-

Подорожник (I, I, 8)

Единственная трудовая песня, сохранившаяся в составе «Книги песен»

Подорожник рвем да рвем,
Ой-йо! Рвем его!
Подорожник рвем да рвем,
Ой-йо! Соберем его!

Подорожник рвем да рвем,
Ой-йо! Разберем его!
Подорожник рвем да рвем,
Ой-йо! Обтрясем его!

Подорожник рвем да рвем,
Ой-йо! Подберем его!
Подорожник рвем да рвем,
Ой-йо! Завернем его!

Саранча (I, 1, 5)

Саранча, возможно, была тотемом. Тучей опускаясь на поля, она приносила неисчислимые бедствия земледельческим племенам. Эта грозная сила несомненно, вызывала у древних китайцев священный ужас, но именно поэтом} возможно, почиталась. Текст представляет собой заклятье на плодовито потомство. Сопоставление с саранчой проведено по признаку множественности.

С-с-с свистят саранчи крылья,
Дети да внуки кишмя кишат!

М-м-м гудят саранчи крылья,
Дети да внуки веревьем вьются!

И-и-и звенят саранчи крылья,
Дети да внуки роем роятся!

Единорог
(1, I, 11)

Текст представляет собой заговорную формулу. Обращение к тотем данное по принципу расчленения и сопровождающееся восклицаниями, призвано обеспечить исполнение просьбы-требования, заключенной в каждой второй строке.

Копыто Единорога!

Да множатся гуна сыны!

О, Единорог!

Чело Единорога!

Да множится гуна племя!

О, Единорог!

Рог Единорога!

Да множится гуна род!

О, Единорог!