Левобережная Украина и Запорожье в XVIII веке.

Природно-климатические условия здесь были более бла­гоприятны, чем в Центральной России, так как здесь преоб­ладали плодородные черноземы. Однако отличия эти были не принципиальными, ибо сезон сельскохозяйственных работ здесь был не намного более длительным, чем в России. Не­смотря на высокое плодородие почв, урожайность была здесь подвержена резким колебаниям, а излишки зерна не были постоянным явлением и уходили главным образом на вино­курение. Эти условия, а также трудности сбыта зерна отнюдь не стимулировали развитие зернового производства. Поме­щичье и крестьянское хозяйства в основном сохраняли нату­ральный характер. Вместе с тем, несомненно, развивалась торговля продуктами сельского хозяйства. Отсюда в Россию поступали скот, пенька, табак, воск, мед и т.п. Получило развитие ремесленно-промысловое производство. Помещики заводили стекольные, свечные, зеркальные, селитряные за­воды. Была развита первичная обработка кож. В 1776 г. на Гетманщине одних только кожевен насчитывалось до полу­тора тысяч. Быстро развивались такие торговые центры, как Полтава, Сумы, Ромны, обгоняя по оборотам такие центры, как Кролевец, Стародуб и др. Из центра России на Украину шел железный товар обширного ассортимента, российские и заморские ткани и т.п. Торговые связи резко усилились после отмены в империи внутренних таможенных пошлин.

Однако земледелие оставалось почти исключительным занятием основной массы населения, и рост его численности неуклонно вел к расширению прежде всего земледелия, ибо процесс отделения промышленности от земледелия разви­вался весьма медленно. Вместе с тем Левобережная Украина и в XVIII в. сохраняла и в социальном облике, и в экономике, не говоря уже о политической организации, устойчивые чер­ты вековых традиций.

Нельзя забывать, что регион Левобережной Украины — это южная окраина восточноевропейской земледельческой ойкумены, граничащая с остатками скотоводческих обществ архаического типа с их традиционной воинской организа­цией как рычагом, способствующим восполнению дефицита совокупного прибавочного продукта путем воинского про­мысла. Россия веками имела контакты с сообществами тако­го типа не только в Причерноморье, но и в пределах обшир­нейшей зоны к востоку от него (вплоть до Урала и Зауралья). «Вольное казачество» Днепра и Дона постепенно включи­лось в выполнение оборонительных функций и сохранения земледельческой ойкумены Восточной Европы от набегов. Однако вольное казачество, взяв на себя такие функции, ста­ло получать от Москвы (а в более ранний период от Польши) денежное и натуральное жалованье, одновременно сохраняя старинное право свободы занятий рыбными, бортными и зве­риными промыслами. Вместе с тем казачьи промыслы не мог­ли стать основой производственной деятельности казаков — они были лишь вспомогательным способом жизнеобеспече­ния. Да и государево жалованье по размерам своим оставля­ло желать большего, поскольку Россия была бедным государ­ством, едва сводившим концы с концами в своем бюджете. Организация Петром I постоянной армии не исключила не­обходимости воинских формирований нерегулярного типа, и нужда в казачестве оставалась острой еще долгие десятиле­тия. Но это отнюдь не исключало периодически возникаю­щую (не от хорошей жизни!) потребность казачества либо в войнах, либо в военных грабежах- Это было фактом реальной жизни и на Дону, и на Днепре.

С другой стороны, с момента получения земельного обес­печения казачество Левобережной Украины как воинское со­словие получило льготы, но все же так и не стало собственно земледельческим сословием. Привилегированное положение позволило казакам, и особенно казачьей старшине, иметь в качестве рабочей силы для земледельческих работ «посполи­тых», т.е. крестьян. Однако специфика украинского погра­ничного региона состояла в том, что сословная перегородка между посполитым и казаком была часто весьма условной. В годину тяжких войн она исчезала, и многие посполитые становились казаками, а вернуть посполитого на прежнее место было очень нелегко. К тому же в первой половине XVIII в. и самих посполитых в регионе было очень мало. В частности, по подсчетам И.К. Кирилова, в 1725 г. на 69 тыс. казаков приходилось всего 126 тыс. посполитых, а в четырех полках на одного казака в среднем было едва ли не по одному посполитому. Правда, среди казаков было много безземель­ных и «убогих», но кардинальных изменений это не произ­водило.

В этих условиях естественные процессы социальной диф­ференциации и расслоения не приводили к наиболее суровым формам эксплуатации. А при коротком сезоне земледельче­ских работ рост совокупного прибавочного продукта, обес­печивающий должный уровень потребностей складывающе­гося на Левобережной Украине господствующего класса, можно было обеспечить либо резким увеличением числа за­кабаленных посполитых или даже наемных рабочих рук, что в условиях XVIII века было нереальным, либо резким уже_: сточением форм внеэкономического принуждения, позволяв­шим увеличить объем земледельческого производства. Объ­ективный процесс шел в направлении усиления эксплуатации путем установления крепостнического режи­ма. Кстати, на пути ужесточения эксплуатации опосредован­но стояли казацкие традиции первобытного демократизма, но и это не стало непреодолимым препятствием. Объектив­ный ход истории был таков, что прогресс в развитии произ­водительных сил того или иного сообщества был достижим только через усиление классового антагонизма, антагонизма производственных отношений. А первобытный демократизм, к сожалению, лишь замедлял этот прогресс. Стремление ряда историков изобразить ситуацию таким образом, что-де кре­постничество было навязано Левобережной Украине Моск­вой, свидетельствует лишь о поверхностном понимании про­цесса развития либо о политическом лукавстве.

С петровских времен Левобережная Украина была с ад­министративной точки зрения поделена на полки и сотни На территории Гетманщины было десять полков- С 1734 по 1750 г. должность гетмана оставалась незанятой, а управле­ние осуществлялось так называемой Малороссийской колле­гией в Глухове. С 1750 г. должность гетмана стала действу­ющей. По соглашению с Петербургом ее занял (был избран) брат елизаветинского фаворита Кирилл Григорьевич Разу­мовский. Однако правление его было чисто номинальным Гетман «страдал» от влажного (!) климата Глухова и предпо­читал более петербургский климат. При Разумовском казац­кая старшина заметно усилила свои позиции. Вместе с мест­ными феодалами она захватывала общинные и войсковые земли, усиливала гнет посполитых и т.д. Еще в 1739 г. гене­ральная войсковая канцелярия запретила переход крестьян с места на место, ссылаясь на сильный отток людей за рубеж, но б 1742 г. генерал-прокурор отменяет это распоряжение. Од­нако под напором старшины в 1760 г. гетманский универсал наложил запрет на крестьянские переселения без разрешения их владельца под угрозой конфискации имущества. Это был шаг к полному закрепощению крестьян. Видимо, под тем же напором проведена была и судебная реформа, восстанавлива­ющая тип польских шляхетских судов. Вместе с тем проник-

новение на малороссийские земли российских феодалов вы­звало недовольство старшины. Больше-того, казаков стали зазывать в новоформируемые шкиперские полки, а некото­рые территории переводить на положение однодворческих. Напрасные слухи о закрытии на Украине порохового произ­водства усилили брожение старшины, а Разумовский пытал­ся использовать брожение для усиления своего влияния. Процесс этот достиг пика, когда в 1764 г. на генеральном собрании старшины возникло движение за превращение дол­жности гетмана в наследственную должность рода Разумов­ских.

Екатерина II, остро почувствовав опаснейший момент, одним махом порушила эти планы. На встрече с Разумовским она решительно предложила ему отказаться от гетманства, что Разумовский и сделал.

17 января 1764 г. вновь учреждена Малороссийская кол­легия во главе с выдающимся полководцем ПА. Румянце­вым. Началась полоса «вхождения» Левобережной Украины в систему российской государственной машины. Румянцев быстро расправился с оппозицией, тем более что старшину рядовое казачество поддерживало не ахти как активно, ибо это был период резкого усиления феодального гнета. Полко­вое управление было ликвидировано. Возникло пять провин­ций с центром в Харькове. Вместо казацких были сформиро­ваны новые гусарские полки, а старшина, перешедшая в эти полки, была включена в дворянство. Рядовое казачество ста­ло «войсковыми обывателями». На территории Гетманщины в 1782 г. образовано три наместничества (Киевское, Черни­говское и Новгород-Северское). В 1783 г. все казацкие полки заменены были армейскими частями. Наконец, в том же 1783 г. были окончательно запрещены переходы крестьян и кре­постное право стало реальным фактом. По Жалованной гра­моте дворянству украинское шляхетство обрело все права и привилегии российского дворянства.

Интенсивно развивался процесс феодализации казацких общин и в Запорожье. Здесь выделялась богатая старшина, злоупотреблявшая своей властью и правами. Казаки занима­лись земледелием и скотоводством. На рынок шли тысячи голов лошадей, крупного рогатого скота, овец, а также шерсть, мясо, сало и т.п. Запорожские лошади продавались и в Великороссии, и в Западной Европе, хлеб шел в Крым, к ногаям и т.д. Развиты были и рыбные промыслы. Среди населения Запорожья, как и всюду на Украине, заметна иму­щественная дифференциация. Категории казаков и посполн-тых не были однородными, а выделяли богатую верхушку и беднейшую часть населения.

Военная помощь запорожских казаков царскому прави­тельству, борьба с ту ре цко-та таре кой агрессией — все это заставляло считаться с Сечью. Однако царизм тяготился ее существованием, и дело было не только в эпизодических раз­боях. Сечь все еще была символом вольности и свободы. Сюда направлялись потоки беглых крестьян и казаков из пределов панской Польши, да и из приграничных областей России. Огромную роль сыграла Запорожская Сечь в народ­ном восстании на Правобережной Украине в 1768 г., изве­стном под названием «Колиивщины». Нередки были волне­ния гайдамаков и в самой Сечи. В конце декабря 1768 г. здесь вспыхнуло восстание. Каратели из казацкой старшины и царского гарнизона с трудом подавили восстание. Но в следующем 1769 г. в Сечи начались новые беспорядки. Весь­ма неспокойной была обстановка в Запорожье в период Кре­стьянской войны 1773—1775 гг., участились нападения ка­заков на правительственные отряды.

С освобождением по Кючук-Кайнарджийскому миру от турецко-татарской власти территории Причерноморья значе­ние Сечи как важнейшего форпоста России в борьбе с тур­ками и татарами упало. Все это побудило Екатерину II в кратчайший срок покончить с опаснейшим запорожским ка­зачьим войском. Летом 1775 г. крупный отряд войск генерала П.А. Текели занял Сечь, а 3 августа вышел манифест об упразднении Запорожского войска. Верхушка запорожской старшины получила российское дворянство, чины и земли. Рядовые казаки и послолитые превратились в крепостных. Аналогичные преобразования были проведены и на Дону. В 1775 г. под названием «Войсковое гражданское правительст­во» здесь введена была обычная система губернских учреж­дений.

В последней четверти XVIII в. Южное Причерноморье начинает активно заселяться, а общая численность населе­ния возрастает в несколько раз. Возникают новые села. На юг Украины устремился колонизационный поток крестьян из России, бежавших от эксплуатации помещиков-крепостни­ков. Но царизм щедро раздавал помещикам и земли юга Ук­раины и России. В 1778 г. был основан Херсон, в 1784 г. — Мариуполь,

в 1787 г. — Екатеринослав, в 1789 г. — Нико­лаев, в 1794 г. — Одесса.

Наряду с процессом стихийной колонизации активную роль в освоении новых земель играли царские администра­торы. В частности, в этой деятельности принял активнейшее участие фаворит Екатерины II князь Г.А. Потемкин, полу­чивший впоследствии титул князя Таврического.

Обладая огромными средствами, Г.А- Потемкин не щадил ни сил, ни денег, ни труда, ни людей. Князь стремился тотчас превратить пустынный край в страну, изобилующую города­ми, селами, садами и т.п. Одновременно закладывались го­рода, разводились леса, виноградники, плантации тутовых деревьев для шелководства, начиналось строительство фаб­рик, корабельных верфей, школ, типографий и т.д. и т.п. Разумеется, часть этого осталась лишь в проектах. Много сил и энергии отдал Потемкин строительству линейного фло­та на николаевских верфях. Подобно Петру I он столь глу­боко вник в вопросы кораблестроения, что стал, по сути, настоящим специалистом. Вместе с тем Потемкин делал не­мало лишнего, второстепенного, многое было показным, что сделалось очевидным во время путешествия Екатерины II по югу России в 1787 г.