Глава 8. Шли секунды. Я понимала, что мы должны лететь, но мои ноги словно застыли в грязи

Шли секунды. Я понимала, что мы должны лететь, но мои ноги словно застыли в грязи. Тяжесть моих слов повисла между нами, и, хотя какая-то часть меня боялась его реакции, я не жалела о сказанном. Я знала, на что он способен, и хотела, чтобы он знал, на что способна я.

Через, как мне показалось, долгое время он пожал плечами.

- Надеюсь, у тебя хорошая обувь. До пропускного пункта топать и топать. - Рукой он показал в направлении дороги. Его глаза смеялись надо мной, но в них было что-то еще. Что-то похожее на страх, но это было невозможно. Он не боялся ничего.

- Я... Я могу сесть на автобус. - Я запнулась, оглядывая поле в поисках матери Элис. У нее за домом стояла машина. Что, если она поедет в город выискивать меня? В свете того, как далеко зашла ее мания, это не казалось таким уж смешным.

- На автобус? На вокзале? Отличная идея. А как же солдаты, осматривающие транспорт? Доски с объявлениями о пропавших людях. Кассир, которому потребуется твоя U-11? И... - Его голос становился все более резким.

- Я бы взяла фальшивое имя, и у меня есть... деньги, - выпалила я.

- У тебя есть мои деньги. Вероятно, половина от того, что тебе потребуется. Почему бы тебе просто не вернуться обратно и не попросить твоего друга одолжить тебе оставшуюся часть?

- Хорошо, я поняла!

Я его возненавидела. За все, что он знал. За все, чего я не знала.

- Нет, ты не поняла! - сказал он с неожиданной яростью. Я вздрогнула от его громкого голоса, но, как ни странно, не испугалась. - Все это не похоже на твой дом! Здесь нет никаких безопасных уголков. Нет дверей, запертых после наступления темноты. Господи, нам говорили, что такие девушки, как ты, опасны, но я не верил в это до сегодняшнего дня. - Он был готов рвать на себе волосы. И, если это не сделает он, это сделаю я.

Я представила, как он сидит в классе, а офицер МН пишет на доске ужасные вещи про " девушек, как я" - девушек с алыми цифрами пять, пришпилеными к рубашкам. Мысль о том, что он верит в подобное, приводила в ярость.

- Это я-то опасная? Я? Да ты чуть не убил того парня! И убил бы, если бы я тебя не остановила! - Разочарование и замешательство вылетали из меня, словно волны, ударяющие о бетонную дамбу. В тот момент меня даже не волновало, обиделся ли он на мои слова.

Я видела, как медленно изменилось выражение его лица. Как поднялись плечи. Как вздулись на шее вены. Черные глаза сузились и стали напоминать глаза волка больше, чем когда либо. Он, большой и грозный, двинулся ко мне, заступая свет. Я отступила назад и спиной ударилась о грузовик; я не могла сопротивляться внезапно поднявшейся в груди панике.

- Они собирались причинить тебе вред. - Голос Чейза был тихим и полным эмоций.

- Хочешь сказать, что это оправдывает тебя? - парировала я. Нет, мне не хотелось приключений - и мне определенно не хотелось умирать - но это не оправдывало убийство кого бы то ни было, и даже если этот кто-то казался злым, это были всего лишь догадки!

Мою сосредоточенность разрядил удар грома, и мои глаза метнулись к кукурузе. Стала ли женщина преследовать нас? Или же она все еще рыдала на полу по Элис? Прошло только несколько минут, но мне казалось - гораздо дольше.

- Да, оправдывает, - сквозь сжатые зубы сказал он; его глаза метали молнии. - И не притворяйся, что ты не сделала бы того же.

- Никогда!

- Никогда? Даже если бы они угрожали твоей маме?

Его слова пронзили меня насквозь. Если бы я была Чейзом, а мама - мной, ничто на этом свете не смогло бы оторвать меня от Рика.

С ужасающей ясностью я осознала, что, возможно, мы с Чейзом не так уж и отличались. Все знают, что загнанная в угол собака кусается. Я просто никогда не думала, что могу оказаться на месте этой собаки.

Но в то же время Чейз только что использовал мою любовь к маме, чтобы оправдать свои действия. Как если бы это было одно и то же. Низкий прием, даже для него.

До сих пор он наблюдал за ходом моих мыслей молча, но больше не мог молчать.

- Если думаешь, что одна ты в меньшей опасности, оставайся здесь. В противном случае забирайся в грузовик.

Он так сильно сжал дверь, что побелели костяшки пальцев, но не стал ко мне приближаться. Он не собирался силой заталкивать меня в машину. Оставлял выбор за мной.

Мне не оставалось ничего другого, кроме как отправиться с ним. Пусть мне это и не нравилось, он был прав. Мне нужно было встретиться с перевозчиком, а значит, мне нужен был Чейз.

Он захлопнул за мной дверь и обошел машину спереди, но, положив ладонь на ручку водительской двери, помедлил. Возможно, он решал в тот момент то же, что и я: рискнуть ли своей жизнью и остаться со мной или отправиться одному.

Мы не стали разговаривать. Дождевая вода намочила сидения и собралась на резиновых ковриках на полу грузовика. Мои ступни в мокрых туфлях хлюпали. Пальцы на руках окоченели от холода. Ладони Чейза нырнули под приборную панель, и двигатель ожил. Мгновением позже в колючем, неуютном молчании мы поехали по тропинке к главной дороге.

Часы на радио показывали 10: 28 утра.

- О нет, - с отчаянием прошептала я. Из-за меня мы потеряли столько времени! Если бы не моя попытка убежать, сейчас мы бы уже приближались к пропускному пункту. Скоро за нами погонится МН, и кто знает, сколько будет ждать перевозчик.

Чейз тоже все это понимал. Из-за меня мы оказались в смертельной опасности, и он не станет притворяться, что не винит меня.

Мы миновали лежащий на боку грузовик, на шасси которого был натянут рваный брезент. Когда-то, возможно, он служил кому-то прибежищем. Теперь же ткань колыхалась на ветру, как флаг капитуляции. Я отвела глаза, стараясь побороть ощущение безнадежности.

Я сидела, сгорбившись. Сняла куртку и ополоснула покрытые рвотой руки дождевой водой, что собралась в капюшоне. Куртку я бросила на пол: лучшего места для нее не нашлось, и, кроме того, она и так была насквозь промокшей. Без ее защиты холодный воздух кабины иголками проникал сквозь мой свитер. В сумке Чейза была сухая одежда, но я не собиралась просить его остановиться, чтобы дать мне возможность переодеться. Нам нужно было нагонять потерянное время.

- Я должен тебе кое-что сказать, - неожиданно сказал Чейз, пока я полоскала рот водой из бутылки.

Подняв на него глаза, я увидела, что сидел он совершенно прямо, а взгляд его сверлил дыры в лобовом стекле.

- Я доставлю тебя в убежище, а затем исчезну. Больше никогда тебя не побеспокою. Но, пока мы вместе, тебе не нужно меня бояться. Я не причиню тебе вреда. Обещаю, я никогда этого не сделаю.

Меня удивил не только сам факт того, что он это сказал, но и содержание сказанного. Я видела, на что способны солдаты - что они сделали с мамой, Розой, Ребеккой. Так что, возможно, Чейз был не таким: он забрал меня из реабилитационной школы и, несмотря на мое нежелание этого, защищал меня с риском для собственной жизни. Но это не помогло мне забыть то холодное, жесткое выражение его лица в тот момент, когда он забрал маму. Существует огромное количество способов ранить кого-то и без кулаков.

И все же мне хотелось верить, что с ним я в безопасности, хоть я и видела, как мало нужно, чтобы он стал тем солдатом, что жил внутри него. Мне хотелось снова ему доверять - может быть, не так, как раньше, но доверять. Но вот он говорит, что снова уйдет из моей жизни.

Но это мне и было нужно, верно? Поэтому я и пыталась убежать - чтобы оказаться от него как можно дальше. Внезапно то решение - каким бы продуманным оно ни казалось мне раньше - стало выглядеть невероятно импульсивным.

- Хорошо, - сказала я.

Его плечо дернулось - мое смятение Чейз принял за недоверие.

- В полдень правила игры изменятся.

- Знаю.

- Чтобы доставить тебя в Южную Каролину, мне понадобится твоя помощь.

Я бросила на него беглый взгляд. Меня удивило, что он готов был предоставить мне долю независимости.

- Что я должна буду сделать?

- Не потерять головы, - сказал он. Я раздраженно скрестила руки на груди.

- И что это значит?

Он глубоко вздохнул, чтобы успокоиться.

- Ты должна будешь слушаться меня, - серьезно сказал он. - Во всем. Если я скажу тебе прятаться, прячься. Скажу бежать, не стой на месте. И ты должна будешь предоставить мне задавать тон игры. Иначе всем станет ясно, что ты - нарушительница Статута.

" Наклоняйся, как я, - когда-то сказал он. - Не сопротивляйся мне".

Я помнила, как в школе реформации нам читали лекции о преобладающей роли мужчины в отношениях с женщиной, но не могла не думать, что Чейз слегка перебарщивает.

- Думаю, я знаю, как слиться с толпой, спасибо. - В конце концов, всю свою жизнь я именно этим и занималась. Так я избегала внимания МН. И тем же способом планировала добраться до Южной Каролины.

Он фыркнул.
- Ты никогда не могла слиться с толпой. Даже когда... Просто тебе это не дано, - закончил он, внезапно смутившись.

- И что ты имеешь в виду?

- То, что... - Он запнулся. - Слушай, ты просто привлекаешь взгляды. Вот и все.

Я знала, что он смотрит на меня. И внезапно почувствовала себя восьмилеткой, сглатывающей слезы после падения с велосипеда. Соседские мальчишки обзывали меня " плаксой-ваксой", что ранило больше, чем сбитые коленки. Чейз, забыв о том, что будут значить для него попытки защитить девчонку, прогнал их. Мой десятилетний герой.

Ощущение дежавю пропало, но те чувства - нет. Стах, стыд, унижение. Внезапная защищенность.

- Я не просила тебя защищать меня, - тихо сказала я. Ни тогда, ни сейчас.

По выражению его лица я поняла, что спорить смысла нет. Даже признай он, что я могу сама о себе позаботиться, на каком-то уровне своего подсознания он все равно будет считать, что должен присматривать за мной. Чем дольше я смотрела на него, тем сильнее сдавливало мне грудь. Я отвернулась.

- Больше ничего не хочешь мне сказать? - спросила я.

- О чем ты? - пораженно произнес он.

- О правилах, - ответила я, нахмурившись. - Что еще я должна соблюдать?

- Ах, да. - Он тряхнул головой. - Ради Бога, никому не доверяй.

Я согласилась, но не слишком охотно. Потому что, несмотря ни на что, я вернулась в грузовик. И с того момента больше не боялась.

* * *

В 11: 30 мы прибыли в Харрисонбург, штат Виргиния.

От того, как внимательно я смотрела в окно, каждую минуту ожидая увидеть автомобили погони МН, у меня начало двоиться в глазах. Я часто опускала взгляд на малюсенькую карту, чтобы указывать Чейзу дорогу, но, убедившись, что мы все еще на верном пути, я сразу же снова начинала высматривать солдат.

Дождь кончился, и эта дорога оказалась более ухоженной, хоть нам и приходилось время от времени объезжать упавшие деревья. Несколько раз нам встречались машины, но в последнее время дорога была пустынной.

Городские окраины были по большей части сельскохозяйственного назначения. Справа ввысь поднимались поросшие лесами горы. Туманная дымка придавала им фиолетовые оттенки, а возле самого горизонта, высоко-высоко, они полностью сливались с небом.

Большинство домов находились на собственных огороженных приусадебных участках; строения были отмечены краской-спреем, совсем как покинутые дома Хейгерстауна. С шоссе детали разобрать было невозможно, но я догадывалась, что символ был все тем же: перечеркнутая крестом эмблема МН. Каждый раз, когда он попадался мне на глаза, я чувствовала, как во мне поднимается волна гордости. Вот оно - доказательство, что здесь есть люди, которые ненавидят МН так же, как я.

Чейз свернул на улицу, где асфальт был испещрен заполненными грязью ямами. Грузовик кидало справа налево, как на каруселях в парке аттракционов, пока асфальт наконец не превратился в щебенку. Поросшие травой холмы волнами прокатывались мимо.

Руди-лэйн была совсем рядом, но Чейз не хотел парковаться у самого пропускного пункта. Мы собирались оставить позади грузовик и те припасы, которые не могли нести на себе, в том числе и ружье Рика и Стэна.

Если бы Чейз не настоял, что мы должны пробираться через высокие заросли кустарника, я бы побежала к нужному нам дому сломя голову. Хоть я и знала, что шансов на это было мало, я не могла не надеяться, что мама все еще будет на пропускном пункте. Возможно, я увижу ее всего через несколько минут! После всего, через что мы прошли, мы наконец-то окажемся вместе.

Как бы нетерпелива я ни была, время шло своим чередом. Вскоре мы вступили на территорию скромной сельской местности. Мы обошли круглую группку деревьев, и перед нами появился узкий, двухэтажный дом викторианской эпохи. Он показался мне довольно милым: цвета солнечного света, с декоративной белой резьбой и причудливым крылечком. Домик был бы весьма приветливым, если бы два кресла-качалки не были прикованы к перилам цепями, а дверь – заколочена досками.

Руди-лэйн, 190.

- Здесь? - спросила я, начиная чувствовать себя неуютно. Дом не показался мне жилым, но, возможно, это было сделано в целях безопасности.

- Думаю, да. - Чейз снял с пояса пистолет. Он не стал оставлять его в сумке после того, что произошло в спортивном магазине. Эта мера предосторожности заставила меня почувствовать, как волнением защемило грудь.

Мы прошли по каменным приступкам, огибающим желтый домик, туда, где на задний двор выходила еще одна дверь. Границы садика очерчивала повалившаяся изгородь, к которой совсем близко подступал темный, густой лес. Чейз закончил обходить дом по кругу, затем вернулся ко входу.

- Идем, - позвал он через секунду. Я последовала за ним.

И там, на стене дома, я увидела погнувшийся металлический знак с начертанными черным спреем буквами. Он не был перечеркнут крестом, как другие виденные нами символы МН, но, несомненно, пропагандировал идеологию ФБР.

Единая страна - единая семья.

Лицо Чейза приобрело недоуменное выражение.

- Ты же не думаешь, что это ловушка, правда? - Мне представились поджидающие нас здесь солдаты, но затем я поняла, насколько это было нелепо. МН оплачивала здания и знаки, но не покинутые дома, размалеванные граффити.

- Правда, - ответил он, но лучшего ответа предложить мне не смог и снова повернулся к задней двери дома.

Постучал. Ответа не последовало.

Беспокойство, которое давно уже начало закипать внутри меня, теперь всплыло на поверхность.

- Уверен, что именно в четверг?

В глазах Чейза сверкнула злость.
- Так сказал мой дядя.

" А еще твой дядя бросил тебя шестнадцатилетним на произвол судьбы", - хотела сказать я. Я ошибочно доверилась ему, потому что доверяла Чейзу, забыв, что на самом деле Чейзу я не доверяла.

- Думаешь, мы опоздали? - Полдень еще не наступил, но мы не знали, во сколько отправлялся перевозчик. Последствия моей ошибки грозовой тучей нависли надо мной, готовые излиться на мою голову наказанием.

Он дернул плечом. Я с силой налегла на дверную ручку, но замок был заперт.

Никакого ответа.

Вот так. Мы не ошиблись. Мы не могли ошибиться. Только не после всего, через что мы прошли.

До этого момента я не понимала своей уязвимости, но внезапно на меня огромным молотом обрушились беспокойство и страх, и что-то во мне надломилось. Я стала лупить ладонями по деревянной двери. Пинать ее ногами, отбивая ступни. Я кричала, чтобы меня впустили. Я почти не заметила, как рука Чейза обхватила меня за талию и оттянула назад.

Одним строгим взглядом он остудил мой пыл. Затем отступил немного и, замахнувшись, ударил ногой по двери над самой ручкой. В воздухе раздался громкий треск. Он замахнулся снова, древесина поддалась, и замок был выбит.

- Постой здесь, - произнес он, проходя через дверь и растворяясь в темноте помещения. Я все еще тяжело дышала, меня трясло. Несколько мгновений спустя Чейз вернулся и поманил меня лучом фонарика. Машинально я потянулась к выключателю, и неожиданно для нас обоих сверху необычную прямоугольную кухню залил свет.

- Ого, - сказал Чейз. - Должно быть, мы близко к городу, раз здесь есть электроснабжение.

Сильно пахло плесенью, но скоро я перестала это замечать. На кухонном столе лежали одеяла, стояла картонная коробка с подержанной одеждой и пустые консервные банки. Когда-то в них были овощи. И тунец. К стене был приколот какой-то клочок бумаги и стопка синих картонок размером с индексные карты.

Бланки U-14.

Чейз упоминал их, когда нас остановили на дороге. Они нужны, чтобы пересечь границу Красной зоны.

Судя по всему, мы попали именно туда, куда стремились. Но где перевозчик?

Дальше по коридору была спальня, где хватало места только для двуспальной кровати и прикроватного столика. Следующей шла столовая. Настенный канделябр придавал комнате давно забытое ощущение элегантности, хоть от свечи к свече и тянулись нити паутины. В пыли на полу были видны свежие следы.

Я прошла в ванную, где обнаружила застекленную душевую кабинку, и вспомнила, сколько на мне грязи, пепла и рвотных масс. За душевой кабинкой в шкафчике стопкой лежали бельевые принадлежности. Почему-то вид чистых полотенец заставил меня с удвоенной тоской вспомнить дом.

Чейз проверил второй этаж, но дома никого не было.

- Думаешь, мы разминулись? - тревожно спросила я.

- Сомневаюсь. Возможно, он просто вышел. Едва ли он настолько глуп, чтобы оставить эти документы на виду на целую неделю.

Или же у него не было времени убрать их. Но ни я, ни Чейз не произнесли вслух этой общей мысли.

Возможно, Чейз был прав и перевозчик просто на какое-то время вышел. Или же он устраивал переправу в Южную Каролину. Хуже всего будет, если нам придется прятаться здесь следующие несколько дней. Я старалась мыслить позитивно, но перспектива еще одной недели ожиданий до встречи с мамой окатила меня холодной волной разочарования.

Я использовала чистую наволочку, чтобы протереть кухонный стол, и приободрилась, когда в кране сначала забулькала, а затем и полилась в раковину вода. Плита тоже работала. Как только я включила ее, мой желудок жалобно заурчал. Я не смогла съесть ничего с того момента, как меня вырвало на кукурузном поле.

К счастью, находчивый Чейз еще раньше взял в магазине походный котелок и складную ложку-нож. Я наполнила котелок водой и поставила его на плиту, собираясь приготовить овощной суп из пакетика.

Пока я помешивала его, Чейз сел за стол и включил радио МН. Один только вид этого заставил меня заново почувствовать беспокойство, но мне ужасно хотелось узнать, стали ли мы знаменитыми.

В динамике затрещало. Я так внимательно смотрела на устройство, что неловкие попытки Чейза снять куртку застали меня врасплох. Я подошла помочь, радуясь поводу отвлечься.

- Я забыла, - виновато признала я. - Давай помогу.

Он опустил руки, и я осторожно расстегнула молнию, прикусывая губу, когда стягивала куртку с правого плеча Чейза. Тот для тепла переодел рубашку, но кровью порванную ткань приклеило к коже. Мой пустой желудок скрутило.

Я видела, как это произошло, и теперь ясно вспомнила, как легко металл рассек его плоть. Чейз позволил мне коснуться его руки, по моему лицу понимая, в каком состоянии его рана.

- Мне нужно, чтобы ты снял рубашку, - сказала я ему и тут же вспыхнула. Не то чтобы я этой фразой имела в виду что-нибудь интимное; когда мы были детьми, я сотни раз видела его без рубашки. Вероятно, это было до того, как наша дружба переросла во что-то другое - так далеко мы никогда не заходили - но все же. Не было причин для смущения. Никаких.

Он не попытался поднять раненую руку, и я задалась вопросом, сколько вреда ему принесли те часы, в течение которых рана оставалась необработанной.

Когда я поняла, что толка от него не будет, я стала между его согнутыми коленями и постаралась вести себя так, будто мой лихорадочно бьющийся пульс ничуть не зависел от того, как мои пальцы высвобождали его деревянные пуговицы. Он сдержанным кивком выразил свою благодарность и отвернулся к окну.

Тот же голос, что и прошлым вечером, послышался из радио, заглушая треск динамика, и наполнил кухню. Хоть это было глупо, мне показалось, будто нас застали за каким-то запретным занятием.

- Полковник Дэвид Уоттс, ответственный за регион 2-30-8. Вторник, 10 марта. Начинаю ежедневный отчет.

Я осознала, что покинула школу реформации только один день назад. А казалось, прошли месяцы.

На минутку я отошла от Чейза, чтобы выключить плиту и переставить котелок с супом на стол. В прохладный воздух кухни поднимались спиральками струйки пара.

Полковник Уоттс рассказал о мероприятиях, которые войска проводили для обеспечения непроницаемости канадской и мексиканской границ для " предателей общего дела" - американцев, которые пытались бежать из страны, а затем сообщил, что о пропавшем в Теннесси грузовике с формой все еще не было никакой информации. Я помогла Чейзу снять наконец рубашку. Под ней была надета водолазка, и, когда я потянула ее за полы вверх, она потащила за собой футболку и ту импровизированную повязку, которой Чейз перетянул рану.

Я никогда раньше не видела Чейза таким, и все мои представления в сравнении с этим бледнели. Резкие контуры мускулов прорезали медного оттенка кожу его плеч и соединялись на его широкой груди. Мышцы его живота, казалось, были вырезаны рукой скульптора. Пояс джинсов плотно обтягивал бедра.

Кончики моих пальцев стало покалывать. Мне стало интересно, была ли его кожа такой же гладкой на ощупь, какой казалась.

- Передай мне сумку. В ней есть аптечка первой помощи, - сказал он. Я вздрогнула от звука его голоса, а затем мои щеки обдало таким жаром, что они, должно быть, стали фиолетовыми.

Да что же со мной такое? Только что мы вломились в чужой дом, а я собиралась осматривать ножевое ранение. Разве в такой ситуации было место романтике?

" Я просто устала", - сказала я себе, хоть и знала, что это неправда. Наклоняясь к сумке, я прикрыла лицо волосами, надеясь, что они не позволят Чейзу заметить моего стыда.

Он извлек аптечку и открыл ее на столе, где стоял суп. Я разложила материалы, которые должны были мне понадобиться: марлю, бутылочку с перекисью водорода и влажное полотенце. Затем как можно осторожнее я прижала ткань к ране, обтирая кровь, которая разукрасила кожу Чейза. Порез был глубоким и тянулся от внутренней стороны его плечевого мускула по плечу.

Я знала, что нужно было сделать, и знала: ему это не понравится. Я намочила марлю перекисью.

- Прости, - прошептала я, перед тем как прижать ткань к его ране.

Он яростно выругался и едва не сбил меня с ног. Я видела, как сжались его зубы, и услышала, как он резко втянул воздух ртом.

- Я предупреждала.

Я выпрямилась (меня отбросило на стол) и вытерла кровь, которая снова выступила на поверхность пореза. Нашла чистую область марли и прижала ее к ране, которая была настолько длинной, что мне пришлось делать это обеими руками. Только мгновение спустя я поняла, что Чейз здоровой рукой схватил меня за локоть и держался за него.

- Возможно, лучше будет наложить швы, - сказала я с некоторым раскаянием в голосе. - Знаю, это больно, но скоро станет легче.

- Жжет, будто раскаленным металлом.

- Не будь ребенком, - подколола его я. Он покачал головой, но выражение его лица смягчилось.

На нижней части его челюсти начал образовываться темный синяк, а еще одна большая гематома, которой я раньше не видела, красовалась на его боку. Я легонько коснулась ее пальцем, и Чейз зашипел.

- Он не сломал тебе ребро? - Мой страх перед Риком превратился в пылающую ярость.

- Нет, - сказал Чейз, все еще морщась от боли. - Но ты - вполне возможно.

- Что?

- Когда размахивала во все стороны той дубинкой. Ты зарядила ей мне в бок.

Мои глаза расширились, а рот открылся.

- Расслабься. Его ты ударила по меньшей мере дважды. - Он усмехнулся.

- Ох. Хорошо. Наверное. Боже, прости меня.

- Не стоит извиняться. Просто напоминай мне время от времени, что с тобой не стоит встречаться в темном переулке.

Я почти улыбнулась.

Когда кровотечение остановилось, я стянула рану несколькими пластырями в форме бабочки из аптечки, понадеявшись, что этого будет достаточно. Затем я обернула его плечо свежим бинтом и завязала поверх белую эластичную ленту.

- Твои руки выглядят совсем разодранными, - заметил Чейз, поджимая губы.

Я обратила внимание на свои пальцы. Костяшки были ободраны от того, как я хватала с асфальта ружье, и покрыты синяками со времен школы реформации. Теперь, когда он их упомянул, мои повреждения снова стали ныть. До этого я была так поглощена его раной, что забыла о своей боли.

Я промыла царапины, а Чейз закрыл их пластырями. Он снова глянул на синяки от прута Брок, но так ничего и не сказал.

Тепло его рук согревало мои, и я осознала, что его ладони распухли после драки. Он не мог ни полностью сжать кулак, ни полностью распрямить пальцы. Некоторые из суставов даже не казались ровными, но я подозревала, что эти повреждения были старыми.

Закончив с пластырями, он быстро отстранился.

Мы начали есть, передавая друг другу ложку. Суп был пересоленным, но теплым. Я старалась не обращать внимания, что иногда кожа Чейза соприкасалась с моей, но это было сложно.

Внезапно Чейз дернулся и увеличил громкость радио.

-...подверглись нападению около магазина спортивных товаров в Хейгерстауне. Нападавшие, мужчина и женщина примерно двадцати лет, вооружены и опасны. Они передвигаются на пикапе " Форд" выпуска 70-х годов темно-бордового цвета с номерами Мичигана или Минессоты. Мужчина, вероятно, дезертировал из Федерального бюро. Пострадавшие отмечают, что при нападении использовалась тяжелая полицейская дубинка ФБР. Предпринимаются попытки опознания по фотографиям дезертировавших солдат. В случае обнаружения преступники должны быть задержаны и доставлены для допроса. Любую информацию необходимо передать вверх по инстанции.

Я опустила голову на стол, внутри меня все застыло. Голос из радио продолжал говорить.

-...список пропавших людей полнился сегодня еще двумя именами. Рональд Вашингтон, афроамериканец, шестнадцати лет, сбежал из тюрьмы для малолетних в Ричмонде. Эмбер Миллер, белая, семнадцати лет, вероятно, была похищена из Женского исправительного и реабилитационного центра юго-восточного округа.

Мое сердце остановилось.

- О-ох, - произнесла я едва слышно.

Я уловила еще пару фраз: " никаких зацепок... позвоните на экстренную линию при задержании". Но я почти не могла сосредоточиться на жестком мужском голосе.

- Брок поняла, что произошло, - сказала я нерешительно. Я сидела, скорчившись. - Она, наверное, позвонила, чтобы узнать про суд.

Если им стало известно, что я пропала, " вероятно, была похищена", то, похоже, знали они и то, что похитил меня именно Чейз. Вскоре будет доложено о том, как нас остановили на шоссе. Плюс - случай с Риком и Стэном в Хейгерстауне. Мысль о том, что в скором времени все кусочки сложатся вместе, просто горела у меня в уме.

Мне было сложно сглотнуть.

Выражение лица Чейза было таким хмурым, каким я его еще никогда не видела. Он казался мне не удивленным (а именно так, должно быть, выглядела я), а глубоко обеспокоенным.

- Тебя что-то взволновало, - начала я.

- А этого не достаточно? - Он указал на радио, потирая ладонью голову. Я поняла, что ему сложно было справляться со своими мыслями. Возможно, он делал это ради меня. Возможно, только ради себя.

- Дело не только в том, что мы только что услышали. Скажи мне. Ты можешь сказать мне, - убеждала его я.

Он медленно покрутил головой.

- Еще слишком рано, чтобы объявлять тебя в розыск. Не думаю, что директор позвонила в Чикаго, чтобы узнать про суд. Мне кажется, это кто-то другой проинформировал ее.