А. А. Блок

НИКОЛАЙ РУБЦОВ

В твоих глазах - любовь кромешна...

В твоих глазах - любовь кромешная
Немая, дикая, безгрешная,
И что-то в них религиозное.
А я - созданье несерьезное,
Сижу себе за грешным вермутом,
Молчу, усталость симулирую...
В каком году стрелялся Лермонтов? -
Я на вопрос не реагирую.
Пойми, пойми мою уклончивость,
Что мне любви твоей не хочется,
Хочу, чтоб все скорее кончилось.
Хочу.
Но разве это кончится?

ИЛЬЯ СЕЛЬВИНСКИЙ

Да будет славен тот, кто выдумал любовьИ приподнял её над страстью: Он мужество продолжил старостью, Он лилию выводит среди льдовЯ понимаю: скажете - мираж? Но в мире стало больше нежности, Мы вскоре станем меньше умирать: Ведь умираем мы от безнадежности.

ИЛЬЯ ЭРЕНБУРГ

Так ждать, чтоб даже память вымерла,
Чтоб стал непроходимым день,
Чтоб умирать при милом имени
И догонять чужую тень,
Чтоб не довериться и зеркалу,
Чтоб от подушки утаить,
Чтоб свет своей любви и верности
Зарыть, запрятать, затемнить,
Чтоб пальцы невзначай не хрустнули,
Чтоб вздох и тот зажать в руке.
Так ждать, чтоб, мертвый, он почувствовал
Горячий ветер на щеке.

АЛЕКСЕЙ ТОЛСТОЙ

* * *

Коль любить, так без рассудку,
Коль грозить, так не на шутку,
Коль ругнуть, так сгоряча,
Коль рубнуть, так уж сплеча!

Коли спорить, так уж смело,
Коль карать, так уж за дело,
Коль простить, так всей душой,
Коли пир, так пир горой!

< 1854

ЯКОВ ПОЛОНСКИЙ

ЗАТВОРНИЦА

В одной знакомой улице -
Я помню старый дом,
С высокой, темной лестницей,
С завешенным окном.
Там огонек, как звездочка,
До полночи светил,
И ветер занавескою
Тихонько шевелил.
Никто не знал, какая там
Затворница жила,
Какая сила тайная
Меня туда влекла,
И что за чудо-девушка
В заветный час ночной
Меня встречала, бледная,
С распущенной косой.
Какие речи детские
Она твердила мне:
О жизни неизведанной,
О дальней стороне.
Как не по-детски пламенно,
Прильнув к устам моим,
Она, дрожа, шептала мне:
" Послушай, убежим!
Мы будем птицы вольные -
Забудем гордый свет...
Где нет людей прощающих,
Туда возврата нет..."
И тихо слезы капали -
И поцелуй звучал -
И ветер занавескою
Тревожно колыхал.

МАКСИМИЛИАН ВОЛОШИН

Любовь твоя жаждет так много,
Рыдая, прося, упрекая...
Люби его молча и строго,
Люби его, медленно тая.

Свети ему пламенем белым -
Бездымно, безгрустно, безвольно.
Люби его радостно телом,
А сердцем люби его больно.

Пусть призрак, творимый любовью,
Лица не заслонит иного, -
Люби его с плотью и кровью -
Простого, живого, земного...

Храня его знак суеверно,
Не бойся врага в иноверце...
Люби его метко и верно -
Люби его в самое сердце!

Китеж

Вся Русь - костер. Неугасимый пламень

Из края в край, из века в век

Гудит, ревет... И трескается камень.

И каждый факел - человек.

Не сами ль мы, подобно нашим предкам,

Пустили пал? А ураган

Раздул его, и тонут в дыме едком

Леса и села огнищан.

Ни Сергиев, ни Оптина, ни Саров -

Народный не уймут костер:

Они уйдут, спасаясь от пожаров,

На дно серебряных озер.

Так, отданная на поток татарам,

Святая Киевская Русь

Ушла с земли, прикрывшись Светлояром...

Но от огня не отрекусь!

Я сам - огонь. Мятеж в моей природе,

Но цепь и грань нужны ему.

Не в первый раз, мечтая о свободе,

Мы строим новую тюрьму.

Да, вне Москвы - вне нашей душной плоти,

Вне воли медного Петра -

Нам нет дорог: нас водит на болоте

Огней бесовская игра.

Святая Русь покрыта Русью грешной,

И нет в тот град путей,

Куда зовет призывный и нездешной

Подводный благовест церквей.

Усобицы кромсали Русь ножами.

Скупые дети Калиты

Неправдами, насильем, грабежами

Ее сбирали лоскуты.

В тиши ночей, звездяных и морозных,

Как лютый крестовик-паук,

Москва пряла при Темных и при Грозных

Свой тесный, безысходный круг.

Здесь правил всем изветчик и наушник,

И был свиреп и строг

Московский князь - " постельничий и клюшник

У Господа", - помилуй Бог!

Гнездо бояр, юродивых, смиренниц -

Дворец, тюрьма и монастырь,

Где двадцать лет зарезанный младенец

Чертил круги, как нетопырь.

Ломая кость, вытягивая жилы,

Московский строился престол,

Когда отродье Кошки и Кобылы

Пожарский царствовать привел.

Антихрист-Петр распаренную глыбу

Собрал, стянул и раскачал,

Остриг, обрил и, вздернувши на дыбу,

Наукам книжным обучал.

Империя, оставив нору кротью,

Высиживалась из яиц

Под жаркой коронованною плотью

Своих пяти императриц.

И стала Русь немецкой, чинной, мерзкой.

Штыков сияньем озарен,

В смеси кровей Голштинской с Вюртембергской

Отстаивался русский трон.

И вырвались со свистом из-под трона

Клубящиеся пламена -

На свет из тьмы, на волю из полона -

Стихии, страсти, племена.

Анафем церкви одолев оковы,

Повоскресали из гробов

Мазепы, Разины и Пугачевы -

Страшилища иных веков.

Но и теперь, как в дни былых падений,

Вся омраченная, в крови,

Осталась ты землею исступлений -

Землей, взыскующей любви.

Они пройдут - расплавленные годы

Народных бурь и мятежей:

Вчерашний раб, усталый от свободы,

Возропщет, требуя цепей.

Построит вновь казармы и остроги,

Воздвигнет сломанный престол,

А сам уйдет молчать в свои берлоги,

Работать на полях, как вол.

И, отрезвясь от крови и угара,

Цареву радуясь бичу,

От угольев погасшего пожара

Затеплит ярую свечу.

Молитесь же, терпите же, примите ж

На плечи крест, на выю трон.

На дне души гудит подводный Китеж -

Наш неосуществимый сон!

18 августа 1919

Во время наступления Деникина на Москву

Коктебель

МИР

С Россией кончено… На последях
Её мы прогалдели, проболтали,
Пролузгали, пропили, проплевали,
Замызгали на грязных площадях,

Распродали на улицах: не надо ль
Кому земли, республик, да свобод,
Гражданских прав? И родину народ
Сам выволок на гноище, как падаль.

О, Господи, разверзни, расточи,
Пошли на нас огнь, язвы и бичи,
Германцев с запада, Монгол с востока,

Отдай нас в рабство вновь и навсегда,
Чтоб искупить смиренно и глубоко
Иудин грех до Страшного Суда!

А.А. БЛОК

О доблестях, о подвигах, о славе
Я забывал на горестной земле,
Когда твое лицо в простой оправе
Перед мной сияло на столе.

Но час настал, и ты ушла из дому.
Я бросил в ночь заветное кольцо.
Ты отдала свою судьбу другому,
И я забыл прекрасное лицо.

Летели дни, крутясь проклятым роем...
Вино и страсть терзали жизнь мою...
И вспомнил я тебя пред аналоем,
И звал тебя, как молодость свою...

Я звал тебя, но ты не оглянулась,
Я слезы лил, но ты не снизошла.
Ты в синий плащ печально завернулась,
В сырую ночь ты из дому ушла.

Не знаю, где приют твоей гордыне
Ты, милая, ты, нежная, нашла...
Я крепко сплю, мне снится плащ твой синий,
В котором ты в сырую ночь ушла...

Уж не мечтать о нежности, о славе,
Все миновалось, молодость прошла!
Твое лицо в его простой оправе
Своей рукой убрал я со стола.