Тетя Броша

На уроке математики не оказалось мела.

Преподавательница Александра Сергеевна строго посмотрела на Мишу:

– Староста, почему нет мела?

– Разве нет? – Миша вскочил со своего места и с деланным изумлением округлил глаза. – Перед самым уроком был.

– Вот как! – насмешливо сказала Александра Сергеевна. – Значит, он убежал? Верните его обратно.

Миша выскочил из класса и побежал в раздевалку за мелом. Он прибежал туда и увидел, что тетя Броша, гардеробщица, плачет.

– Ты что, тетя Броша? – спросил Миша, заглядывая ей в глаза. – Ты почему плачешь? Кто тебя обидел?

Никто точно не знал, почему гардеробщицу называли тетей Брошей. Может быть, это было ее имя, может быть, из-за большой желтой броши, приколотой к полосатой кофте у самого подбородка, а возможно, и потому, что она сама походила на брошку – маленькая такая, толстенькая старушка. Она всегда сидела у раздевалки, вязала чулок и казалась маленьким комочком, приютившимся на дне глубокого колодца из металлической сетки, которой был обит лестничный проем. Она будто бы умела заговаривать ячмени. И действительно: посмотрит на глаз, пошепчет что-то – ячмень через два дня и проходит.

И вот теперь тетя Броша сидела у раздевалки и плакала.

– Скажи, кто тебя обидел? – допытывался Миша.

Тетя Броша вытерла платком глаза и, вздохнув, сказала:

– Тридцать лет прослужила, слова худого не слышала, а теперь дурой старой прозвали. И на том спасибо.

– Кто? Кто назвал?

– Бог с ним, – тетя Броша махнула рукой, – бог с ним!

– При чем тут бог! – рассердился Миша. – Никто не имеет права оскорблять. Кто тебя обругал?

– Стоцкий обругал, Юра. Опоздал он, а мне не велено пускать. Иди, говорю, к директору… А он мне – «старая дура!» А ведь хороших родителей… И маменька его здесь училась, когда гимназия была. Только, Мишенька, – испуганно забормотала она, – никому, деточка, не рассказывай!

Но Миша ее уже не слушал. Он схватил мел и, прыгая через три ступеньки, помчался в класс.

У доски стоял и маялся Филя Китов, по прозвищу «Кит». Александра Сергеевна зловеще молчала. Кит при доказательстве равенства углов в равнобедренном треугольнике помножил квадрат гипотенузы на сумму квадратов катетов и уставился на доску, озадаченный результатом. Кит остался в седьмой группе на второй год и, наверно, останется на третий. На уроках он всегда дремал или вырезал ножиком на парте, а на переменках клянчил у ребят завтраки. Клянчил не потому, что был голоден, а потому, что был великим обжорой.

– Дальше! – Александра Сергеевна произнесла это тоном, говорящим, что дальше ничего хорошего не будет.

Кит умоляюще посмотрел на класс.

– На доску смотри, – сказала Александра Сергеевна.

Кит снова повернулся к классу своей толстой, беспомощной спиной и недоуменным хохолком на белобрысой макушке.

Александра Сергеевна прохаживалась между партами, зорко поглядывая на класс. Маленькая, худенькая, с высокой прической и длинным напудренным носом, она все замечала и не прощала никакой мелочи. Когда она отворачивалась, Зина Круглова быстро поднимала руку с растопыренными пальцами, показывая всему классу, сколько минут осталось до звонка. Зина была единственной в классе обладательницей часов и к тому же сидела на первой парте.

Миша с возмущением посмотрел на Юру Стоцкого: «Задавала несчастный! Все ходит с открытыми коленками, хочет показать, какой он закаленный. Воображает себя Печориным. Так и написал в анкете: «Хочу быть похожим на Печорина». Сейчас, после урока, я тебе покажу Печорина!»

Миша вырвал из блокнота листочек бумаги и, прикрывая его ладонью, написал: «Стоцкий обругал Брошу дурой. Броша плачет, нужно обсудить на собрании». В это время он смотрел на доску, и буквы разъехались вкривь и вкось.

Он придвинул записку Славе. Слава прочел ее и в знак согласия кивнул головой. Миша сложил листок, надписал: «Шуре Огурееву и Генке Петрову» – и перебросил на соседнюю парту.

Шурка Большой прочел записку, подумал и написал на ней: «Лучше устроить показательный суд. Согласен быть прокурором». Потом свернул и перекинул записку к сестрам Некрасовым, но Александра Сергеевна, почувствовав сзади себя какое-то движение, быстро обернулась. Все сидели тихо, только Зина Круглова едва успела опустить руку с растопыренными пальцами.

– Круглова, к доске, – сказала Александра Сергеевна.

Кит побрел на свое место.

От сестер Некрасовых записка через Лелю Подволоцкую добралась до Генки. Он прочитал ее и написал внизу: «Нужно его отлупить как следует, чтобы помнил».

Тем же путем записка вернулась к Мише. Он прочитал Шурин и Генкин ответы и показал Славе. Слава отрицательно мотнул головой. Миша придвинул записку к себе и начал на ней что-то писать, как вдруг Слава толкнул его под партой ногой. Миша не обратил внимания. Слава толкнул его вторично, но было уже поздно. Рядом стояла Александра Сергеевна и протягивала руку к записке:

– Что ты пишешь?

Миша смял записку в кулаке и молча встал.

– Покажи, что у тебя в руке!

Миша молчал и не отрываясь смотрел на прибитые к стенам планки для диаграмм.

– Я тебя спрашиваю, – совсем тихо сказала Александра Сергеевна, – что ты писал на уроке? – Она заметила лежавшую под тетрадями книгу и взяла ее. – Это что еще такое? – Она громко, на весь класс, прочла: – «Руководство к истории, описанию и изображению ручного оружия с древнейших времен до начала девятнадцатого века». Почему у тебя посторонние книги на парте во время урока?

– Она просто так лежала, я не читал ее, – попробовал оправдаться Миша.

– Записку ты тоже не читал?.. Постыдись! Староста группы, пионер, член учкома… Эту книгу ты получишь у директора, а пока оставь класс.

Ни на кого не глядя, Миша вышел из класса.