![]() Главная страница Случайная страница КАТЕГОРИИ: АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника |
Празднословие и болтливость
«Всяко слово праздно... воздадят о нем слово в день судный» (Мф.12, 36); «от многословия не избежиши греха» (Притч.10, 19). Можно и не быть злоречивым, например, не оскорблять ближнего словами; но в то же время можно вести почти каждый раз речь праздную или же быть болтливым. Правильное ли это употребление человеческого слова? Без сомнения, нет. Слово наше есть своего рода творчество: не было слова, и мы производим его вмир. Господь Бог словом Своим сотворил мир: так и наше слово должно бы творить только одно полезное, если не великое. Иное слово столько может быть долговечным, что доживет до последнего суда и там-то будет свидетельствовать о человеке или на спасение его или на погибель. Между тем наши же ежедневные разговоры бывают у многих, например, в кругу знакомых, в гостях и при встречах, в семье и частью на самой службе, или в промежутки службы? Это разговоры о погоде, о ценах на вещи, о вкусах, а у любителей животных —о породе их, и даже до последних тонкостей вида или характера иного животного! не празднословие ли это? Скажут: «о чем же больше говорить? для чего же и дань человеку язык, если столько будем стеснять себя в разговоре»? Могут быть разговоры по нуждам семейным, о том, как лучше выполнять ремесло или должность; нет также ничего худого говорить об устройстве города, о ходе текущих дел в обществе, об исторических событиях и т. под. Но конечно, всего полезнее и важнее были бы разговоры о духовных предметах, и это уже была бы беседа духовная (о ней мы на этот раз не говорим). Однако ж (исключая предметов ученых и духовно-нравственных) и те все невинные разговоры, на которые мы сейчас указали—не должны быть продолжительными: иначе не избегнем мы многословия, а в многословии не избегаем грехa. Как многие имеют слабость многословить—заговариваться или непрестанно говорить (порок это и мужчин, а более женщин!) Рукам и ногам своим дают отдых, а языку—нет: сидите вы с этими людьми целый день, и—они неутомимо будут говорить к вам, и все одни говорить. Молчание для них было наказанием, некоторою пыткою.—Чем же вредит такая болтливость? Вот чем: человек болтливый едва ли когда будет с сильным умом; ему нет времени обдумывать свои мысли: прежде чем созреет у него мысль, он уже выпускает ее. Так сказать, он и думает вслух других: его язык как осел у неогороженного стойла: приходи и отвязывай осла, кто хочешь. Этот человек не удерживается от пересудов и других грехов языка. Он охлаждает всебе добрую теплоту сердца, подобно тому, как чем чаще отворяется в комнате дверь, тем более остуживается комната. Он чувствует позыв на сон, так что иные на разговорах перед сном и засыпают.—Он невольно увлекает к болтливости и других, потому вреден в кругу собеседников. Но между тем как прекрасно умеренное молчание! Не потому нужно молчать, что мы не имеем в готовности ответа, но чтоб знать время и меру для своего разговора. (Впрочем и не противно разумному молчанию говорить иной раз с утра до вечера, — только о полезном). Разумное молчание девять предметов держит в душе, и разве одному дозволяет выйти чрез двери уст (Сир.25, 9). С таким молчанием везде можно найти себе больше покоя. Будем ли мы в каком-либо затруднительном положении, и — молчание большая помощь нам, даже может быть на этот раз нашею победою: Христос —Спаситель молчанием привел в стыд Пилата. Молчание, только бы им не смущался наш ближний, только бы оно не было в ущерб нашему самозащищению или предупреждению ближнего от зла, — такое уместное молчание наблюдатель за нашими сердечными помыслами, прибавлением нам ума, учебник к большему познанию самого себя, враг нашей дерзости, свеча для молитвы. Вот сколь дорого молчание, —впрочем не по природе, но по свободной сдержанности, между тем как иные признают это качество в человеке недостатком! Но как же нам быть? Пользу умеренного молчания многие из нас сами сознают, а за болтливость часто раскаиваются. Какие же средства обуздать язык? Обуздание языка, действительно, трудная работа над собой. В слове Божием говорится, что кто обуздывает свой язык, способен обуздать и все тело (Иак.3, 2). Святые угодники долго и много трудились, чтоб защитить себя от собственного языка. Они принуждали себя к молчанию не только внутренними средствами, но иногда и механическими (так, например, Агафон Великий три года носил камешек во рту, доколе не приучил себя к строжайшей сдержанности языка (Достоп. сказания, 31, 15)). Так-то, и для нас первое средство против празднословия и болтливости — принудить себя молчать. Принужденное же молчание рождает от себя нечто такое, что располагает к самому молчанию: тогда человек видит, что и лучше ему молчать, тогда он начинает чувствовать особенное удовольствие от молчания. Надобно строже держать себя в те минуты, когда нам сильно хочется говорить. А эти минуты бывают или при особенной радости или в особенной печали. Так, когда мы бываем чем-либо особенно обрадованы, то спешим поделиться своими чувствами с другими. Естественное и невинное это чувство. Но легко и тут погрешить, например, тщеславием. Потому лучше иной раз пропустить первые порывы радости и не пойти к знакомым, чтоб тотчас же сообщить им про свою радость. В случае особенной своей радости нужно больше в благодарном сердце слагать слова к Богу - Благодетелю; чем рассказывать другим про свои успехи. Так, в скорби или во множестве сряду разных скорбей очень желательно нам поговорить с другими. Это также естественная и невинная потребность души. Но смотрите вы, печальные друзья! в своих вздохах, по-видимому и смиренных, не выражаете ли вы своей непокорности воли Божией? не больше ли людям вы жалуетесь на свои печали, чем открываете (Пс.141, 2) их сердцеведцу Богу, и таким образом не отдаляете ли от себя время Божественного утешения? Словом, мы должны быть внимательны, чтоб «не по страсти» говорить или молчать, но только Бога ради. Если видим, что можем говорить по Богу: то и ничего стесняться разговором, не должно быть даже особенной заботы нашей и о том, что сказать. А если сознаем, что лучше молчать, то промолчим Бога ради. Наконец, так как сам с собой человек не будет празднословить и многословить, a скорее он, оставаясь один, будет петь или читать, то для обуздания языка и чтоб не раскаиваться за свои слова и разговоры, для этого прекрасное средство больше сидеть дома. А если кто живет среди многолюдства, если для кого неизбежны по службе и по делам встречи и неожиданные столкновения, тому опять да поможете Бог принудить себя к молчанию. А чтоб не стали называть его угрюмым, чтоб не огорчались его неразговорчивостью, недостаток разговора хорошо он может пополнять приветливым взглядом, дружескою улыбкою. Святые угодники в настоящем случай также делали себе самопринуждение до механических мероприятий. Так например, иные из них привязывали себя к камню или связывали себя, чтоб не пойти к другим и не наговорить лишнего (Исаак Сирин). А некоторые отдавали себя в продолжение известных часов на голод, чтоб прошло желание видеть других и разговаривать с другими; потому что и действительно иной раз лишние речи происходят от многоядения, особенно у подвизающихся, между тем как минуты голода помогают укрощению чувств, а таким образом и к обузданию языка. Заключаем тебе, христианин, свои наставления относительно сдержанности языка такими словами одного пустынника: «убегайте, братия, убегайте»! Братия спросили его: «куда же еще нам бежать, когда мы без того далеко убежали»? «Убегайте этого», сказал святой, положив персть на свои уста (Макарий Великий).
|