Статья первая

Юридические аспекты

Славной революции» 1688 года в Англии

Статья первая

В. А. ТОМСИНОВ*

«Славной революцией (glorious revolution)» в исторической литературе принято именовать совершенный в Англии в конце 1688 года государственный переворот, в результате которого был свергнут с королевского трона Джэймс II и носителями королевской власти стали штадхаудер[1] Нидерландов Уильям, принц Оранжский, и его супруга Мэри. При этом обыкновенно подчеркивается, что такое определение он получил потому, что, в отличие от других событий подобного рода, не сопровождался жестокостями и оказался по существу бескровным[2].

Первыми указанный переворот стали величать «славной революцией» его участники. Так, Роберт Спенсер, граф Сандерленд[3] использовал термин «glorious revolution» применительно к нему в письме к новому английскому королю Уильяму III, датированном 8 марта 1689 года. «Славной революцией» называл данное событие и Джон Гэмпден[4].

С точки зрения современного понимания революционного действия как насильственного слома государственного строя, быстрого и глубокого качественного изменения существующей политической системы, применение термина «революция» к государственному перевороту, совершенному в Англии в конце 1688 года, кажется в высшей степени условным. Не вполне удачным представляется и сочетание этого термина с определением «славная»: революционные события, происходившие в различных странах в последние десятилетия XVIII века и на протяжении XIX–XX столетий, убедительно продемонстрировали, что революция не может быть бескровной и «славной». Однако в XVII и даже в первой половине XVIII века под революцией понималось совсем не то, что понимается ныне.

Слово «революция» впервые появилось в латинском языке IV–V веков, образовавшись из глагола «revolvere», означавшего «превращаться», «возвращаться», «откатываться», «отходить назад». В Средние века термин «revolutio» стал использоваться европейскими астрономами для обозначения циклического вращения планет и звезд. Именно в таком смысле употреблялся данный термин в знаменитой работе Николая Коперника «De revolutionibus orbium coelestium (О вращениях небесных сфер)», изданной в Нюрнберге в 1543 году. С XV века его начали применять для обозначения круговорота и политических форм. Так, во Флоренции термином «rivoluzioni» назвали мятежи 1494, 1512 и 1527 года, потому что они, сокрушив существовавшие политические порядки, восстановили те, которые были до них. Во Франции словом «ré volution» было названо возвращение короля Генриха IV в католичество 25 июля 1593 года.

В «Словаре французского и английского языка», составленном Рандлом Котгрэйвом и изданном в Лондоне в 1611 году[5] слово «revolution» толковалось как «a full compassing, rounding, turning backe to it first place, or point; the accomplishment of a circular course (полный кругооборот, движение по кругу, поворот назад к его первому месту или точке; выполнение кругового движения)». В «Толкователе трудных английских слов», вышедшем восьмым изданием в Лондоне в 1647 году[6], термин «revolution» трактовался как «a winding, or turning about, especially in the course of time (поворот, или вращение по кругу, особенно в течении времени)». В пьесе У. Шекспира «Гамлет» слово «revolution» было использовано в значении «превращения»: в первой сцене пятого акта принц Гамлет говорит, рассматривая череп: «here's fine revolution, an we had the trick to see't (вот замечательное превращение, если бы только мы обладали способностью видеть его)».

С позиции такого понимания термина «революция» настоящим революционным действием представлялась не ликвидация королевской власти в Англии в начале 1649 года, а ее восстановление в 1660 году. Томас Гоббс в произведении «Бегемот», посвященном Долгому парламенту, называл революцией «круговое движение суверенной власти через двух узурпаторов, отца и сына[7], от последнего короля к его сыну». При этом философ пояснял, что данная власть «переходила от короля Карла I к Долгому парламенту; от него к Охвостью (Rump)[8]; от Охвостья к Оливеру Кромвелю; и потом в обратном направлении — от Ричарда Кромвеля к Охвостью; от него к Долгому парламенту; и оттуда к королю Карлу II, где она может оставаться долго»[9].

Эдвард Гайд, граф Кларендон представлял в своих мемуарах происходившие в Англии с 1640 до 1660 года катастрофические события, как «мятеж и гражданские войны», а словом «revolution» обозначал реставрацию монархии Стюартов. При описании триумфального возвращения Карла II из Парижа через Гаагу в Лондон, он отмечал, что глядя на то, как принимали его величество, можно было подумать, будто «революция эта была вызвана объединением и активностью всего Христианского мира»[10].

«Революцией» именовал восстановление в Англии в 1660 году королевской власти и Джон Прайс. Брошюра с его воспоминаниями об этом событии была издана в Лондоне в 1680 году. «Секрет и способ счастливой реставрации Его Величества, открытые общественному взгляду» — таким было ее название, после которого указывалось имя автора — Джона Прайса и сообщалось, что он является «одним из последних капелланов герцога Альбемарльского, посвященным во все секретные страницы и детали этой Cлавной Революции»[11] (выделено мною. — В. Т.).

Реставрация монархии Стюартов в Англии в 1660 году совершилась при поддержке большинства населения страны и без пролития крови. Такая революция вполне заслуживала определения «славная» и, как видим, получила его. Участники государственного переворота 1688 года, назвав свое деяние, «славной революцией», образно говоря, облачили его в чужую одежду. И сделали они это преднамеренно.

Принц Оранжский и его сторонники официально представили в качестве главной цели своего мятежа против законного короля Джэймса II «сохранение протестантской религии и восстановление законов и свобод Англии, Шотландии и Ирландии»[12]. В Декларации, принятой парламентом 12 февраля 1688 года, и в составленном на ее основе Билле о правах, который был утвержден новым английским королем 16 декабря 1689 года[13], излагались конституционные нормы, регулирующие взаимоотношения королевской власти и парламента при осуществлении законодательных и финансовых полномочий, относительно создания и содержания постоянной армии, выборов членов парламента, парламентских процедур, закреплялись некоторые юридические гарантии для подданных при подаче петиций королю, в сфере правосудия и при защите себя с помощью оружия. Лорды духовные и светские, а также общины провозглашали все это, как особо отмечалось в указанных документах, «для защиты и утверждения своих старинных прав и свобод»[14]. Оценка изложенных в парламентской Декларации от 12 февраля 1688 года прав и свобод как «старинных» была закреплена Биллем о правах. В нем было заявлено, в частности, что «лорды духовные и светские и общины, собравшиеся в парламенте для ратификации, подтверждения и подкрепления указанной декларации и содержащихся в ней статей, пунктов, положений и предметов силой закона, принятого в надлежащей форме властью парламента, настоятельно просят, чтобы это могло быть объявлено и издано, что все и по отдельности права и свободы, заявленные и утвержденные в указанной декларации, являются истинными, старинными и несомненными права и свободами населения этого королевства, и таковыми их следует оценивать, признавать, судить, считать и принимать»[15].

Термин «славная революция» не использовался ни в Декларации от 12 февраля 1688 года, ни в Билле о правах от 16 декабря 1689 года, однако о принце Оранжском в названных документах говорилось, что «он милостью Всемогущего Бога был сделан славным инструментом освобождения этого королевства от папства и произвольной власти»[16] (курсив мой. — В. Т.).

Впоследствии определение революции 1688 года как «славной» и трактовка ее в качестве реставрации старинного конституционного порядка сделались догмами официальной политической идеологии в Англии. Попытки каким-либо образом их опровергнуть или даже просто подвергнуть сомнению стали относиться к категории тяжких преступлений и преследоваться в судебном порядке. Так, в феврале–марте 1709/1710 года Палата лордов рассматривала в порядке процедуры импичмента дело доктора теологии Генри Сэчеверела (Henry Sacheverell), который был обвинен Палатой общин в том, что выражал в своих проповедях, говоренных 15 августа 1709 года в Дерби и 5 ноября того же года в Лондоне и затем опубликованных, «злое, умышленное и бунтарское намерение подорвать и ниспровергнуть правительство Ее Величества и протестантское наследование, установленное законом; опорочить администрацию Ее Величества; очернить память последнего короля; оклеветать и осудить последнюю счастливую революцию (happy revolution); отрицать и осудить резолюции обеих палат парламента; создать состояние подозрительности и раскола среди подданных ее Величества; и побудить их к бунду и мятежу»[17]. При этом самым серьезным среди преступных деяний, совершение которых было вменено в вину Генри Сэчеверелу, Палата общин сочла якобы допущенное им в проповеди, произнесенной в лондонской церкви Святого Павла, высказывание о том, что «средства, использованные для осуществления указанной счастливой революции, были гнусными и не имеющими оправдания»[18]. С обвинения проповедника в этом деянии начиналась первая из четырех статей обвинительного акта, представленного нижней палатой парламента в Палату лордов.

Член Палаты общин Джозеф Джекил (Joseph Jekyll), выступая на суде в качестве обвинителя, обратил внимание лордов-судей на слова из печатного текста проповеди Генри Сэчеверела о том, что «для безопасности, спокойствия и поддержки всех правительств» можно было бы установить правило, согласно которому «не следует допускать какого-либо нововведения в фундаментальной конституции любого государства без самой настоятельной, более того — неизбежной необходимости его. И если кто-нибудь самостоятельно или в частном порядке предпримет его, он будет виновен в тяжком преступлении и станет врагом того политического сообщества, членом которого он является»[19]. Поясняя приведенные слова, парламентарий-обвинитель сказал: «И если это предложение касается Революции, то доктор Сэчеверел осуждает всех от высших до низших, кто в частном порядке присоединился к Принцу Оранжскому или оказывал содействие осуществлению революции… но если доктор дает указание своему Совету внушать, что было какое-то нововведение в конституцию, произведенное революцией, то это дополняет его преступление. Революция никакого нововведения не сделала; она была реставрацией старинной фундаментальной конституции Королевства, придавшей ей ее собственную силу и энергию»[20] (выделено мною. — В. Т.).

Процесс над Генри Сэчеверелом длился почти месяц. 20 марта 1709/1710 года Палата лордов 69 голосами против 52 признала его виновным и спустя три дня вынесла приговор: на осужденного был наложен запрет проповедовать в течение всего следующего года, а отпечатанные экземпляры двух его проповедей, содержание которых дало основания для привлечения его к суду, были назначены к публичному сожжению перед зданием Королевской биржи в Лондоне.

Из материалов данного процесса видно, что свою трактовку революции 1688 года в качестве события, которое никакого нововведения в государственный строй Англии не внесло, но лишь восстановило старинную английскую конституцию, обвинители Генри Сэчеверела основывали исключительно на документах самой этой революции: декларациях принца Оранжского и парламента. Однако официальная оценка государственного переворота 1688 года другой опоры в то время просто не могла иметь.

Новое основание даст ей только кровавая революция 1789–1794 годов во Франции. В сравнении с ней английская революция 1688 года не могла не казаться «славной». Философ и политик Эдмунд Бёрк (Edmund Burke, 1730–1797) воспользовался этим сравнением для утверждения идеи о том, что «славная революция» было в истории Англии событием, аналогичным реставрации монархии Стюартов в Англии в 1660 году «Два принципа консервации и коррекции решительно действуют в двух критических временах реставрации и революции, когда Англия оказалась без короля. — писал он в своих «Размышлениях о революции во Франции». — В обоих временах нация утратила узы союза в своем старинном строении; однако вся конструкция не была разрушена. Напротив, в обоих случаях была восстановлена недостающая часть старой конституции через посредство тех ее частей, которые не были повреждены»[21]. «Революция была совершена, чтобы сохранить наши старинные неоспоримые законы и свободы и ту старинную конституцию правления, которая только и является нашей гарантией для закона и свободы»[22], — утверждал британский философ и политик. В этом предназначении революции 1688 года он видел ее «истинные принципы» и полагал, что они сполна выражаются в ее документах. По его словам, «если можно где-нибудь обнаружить принципы революции 1688 года, то в статуте, названном Декларацией о правах»[23]. Бёрк называл ее творением «великих юристов и великих государственных мужей», документом в высшей степени «мудрым (wise)», «умеренным (sober)» и «деликатным (comsiderate)» и заявлял при этом, что она является «краеугольным камнем» британской конституции[24].

Эдмунд Бёрк был политиком виговского направления, и его понимание революции 1688 года в полной мере соответствовало идеологии последнего. В дальнейшем развитии виговской трактовки данного события большую роль сыграли историк и политик Джон Рассел (1792–1878)[25] и историк-публицист Томас Бабингтон Маколей (1800–1859).

Джон Рассел писал о революции 1688 года в книге, посвященной своему предку Уильяму Расселу: «Особая отличительная черта этого великого события заключается не в том, как это некоторые предполагают, чтобы установить право смещать короля и изменять наследование короны — эти принципы часто до этого подтверждались в ходе нашей истории, — но в том, чтобы легко и без потрясений осуществить на практике наши старинные права и свободы, которые напрасно пытались ниспровергнуть Плантагенеты, которые часто позволялось попирать Тюдорам и для разрушения которых Стюарты жертвовали своим троном»[26].

Т. Б. Маколей проводил в книге «История Англия после восшествия на престол Джэймса II» мысль о том, что революция 1688 года являлась всего лишь государственным переворотом, организованным группировкой английских аристократов с целью замены короля-католика на короля-протестанта. Принц Оранжский выступал, по его мнению, в качестве их пассивного инструмента и не стремился изменить государственный строй Англии. Поэтому, отмечал английский историк-публицист, «это была революция строго защитительная, и она имела на своей стороне неписаный закон и легитимность. Здесь и только здесь ограниченная монархия тринадцатого столетия перешла нетронутой в семнадцатое столетие». Конвент, созванный принцем Оранжским, призван был, по мнению Маколея, выполнить лишь две задачи: освободить основные законы королевства от неясностей и изъять из сознания как правителей, так и управляемых убеждение в том, что королевская прерогатива стояла выше и была священнее этих законов. Данные задачи были выполнены, считал историк, Декларацией о правах и резолюцией Конвента, объявившей трон вакантным и пригласившей занять его Уильяма и Марию. Окончательный диагноз Маколея в отношении революции 1688 года гласил: «Перемена оказалась малой. Ни один цветок короны не был помят. Ни одно новое право не было дано населению. Английское право в целом, материальное и процессуальное, в судебных решениях всех величайших юристов, Голта и Треби, Мэйнарда и Сомерса, являлось после революции точно тем же самым, каким было до нее. Несколько противоречивых вопросов были решены в соответствии с разумом лучших юристов; и произошло небольшое отклонение от обычного порядка наследования. Это было все; и этого было достаточно. Так как наша революция была защитой старинных прав, то она осуществлялась со строгим вниманием к старинным формальностям. Почти в каждом ее слове и акте можно разглядеть глубокое уважение к прошлому»[27].

Облаченная Т. Б. Маколеем в красивые словесные одежды виговская интерпретация английской революции 1688 года благополучно пережила XIX век и нашла себе немало сторонников среди последующих историков. Так, историк А. М. Чэмберс писал в книге «Конституционная история Англии», опубликованной в 1909 году: «Революция 1688 года завершила работу великого мятежа, так как она отстояла верховенство парламента. Однако на практике это верховенство не было установлено полностью до вступления на трон Гановерцев. Корона, которую предложили Уильяму и Марии, была облегчена некоторыми определенными ограничениями королевской прерогативы. Билль о правах являлся скорее повторительным, нежели революционным. Он был скорее защитой древних и несомненных прав народа, чем установлением новых норм и привилегий. Он осуждал беззакония и узурпации Джеймса Стюарта, но он не утверждал никаких новых доктрин — и даже не считалось необходимым предписывать те фундаментальные принципы, которыми последний король пренебрегал и которые подвергал опасности: принималось как само собою разумеющееся, что они известны каждому»[28].

Cамым видным выразителем виговской традиции в объяснении революции 1688 года стал в ХХ столетии внучатый племянник Томаса Маколея Георг Маколей Тревельян, автор многих произведений на темы истории Англии[29] и в их числе книги «Славная революция 1688–1689 годов», вышедшей первым изданием в 1938 году и переизданной в 1965-м.

В отличие от других историков виговского направления Г. М. Тревельян усматривал истинную «славу» данной революции не в ее бескровности, не в минимальной степени насилия, примененного революционерами для достижения успеха, но «в способе предотвращения насилия, который революционный государственный строй (revolutionary settlement) нашел для будущих поколений англичан»[30]. В победе же, которой революционерам удалось добиться «с помощью иностранных войск над королем, окруженным плохими советниками», он не видел «ничего особенно славного»[31]. Однако в общей оценке «славной революции» 1688 года Тревельян всецело следовал виговским догмам. Так, он писал, в частности: «Изгнание Джэймса являлось революционным актом, но с другой стороны, дух этой странной революции был противоположен революционному. Она была осуществлена не для того, чтобы ниспровергнуть закон, но дабы подтвердить его против короля, нарушающего закон. Она произошла не для принуждения народа к одному образцу мнения в политике или религии, но для того, чтобы дать ему свободу под сенью и посредством закона. Она была в одно и то же время либеральной и консервативной; большинство революций не являются ни той, ни другой: они уничтожают законы и оказываются нетерпимыми ни к какому способы мышления, кроме одного. Однако в нашей революции две великие партии в церкви и в государстве объединились, дабы спасти законы страны от разрушения их Джэймсом: поступив так и сделавшись поэтому объединенными и строгими господами ситуации в феврале 1689 года, ни партия вигов, ни партия тори не станут больше подвергать своих клиентов преследованиям ни посредством королевской власти, ни посредством оппозиционной партии в государстве. При этих обстоятельствах лейтмотивом революционного государственного строя (revolution settlement) стала личная свобода под сенью закона как в религии, так и в политике. Наиболее консервативная революция из всех революций в истории стала также наиболее либеральной»[32].

Лживость всех этих утверждений не могла не быть очевидной любому ученому историку мало-мальски знакомому с обстоятельствами государственного переворота 1688 года в Англии и с особенностями последующей политики правившей виговской группировки. На самом деле «славная революция» была осуществлена узкой группировкой эгоистичных английских политиков в союзе с иностранным правителем и иностранными финансистами не для установления в стране свободы различных мнений в религии и в политике, не для сохранения законов страны, не для защиты ее интересов. О том, что свобода мнений жестоко подавлялась после революции, свидетельствуют материалы многочисленных политических процессов (и в частности, дела Генри Сэчеверела, о котором шла речь выше). Историки виговского направления были более идеологами, чем учеными, и вместо научного изучения государственного переворота 1688 года занимались, в сущности, мифотворчеством. Однако созданный ими идеологический миф об этом событии оказался при всей своей чрезвычайной примитивности — можно даже сказать: глуповатости — на редкость живучим и благополучно дожил до наших дней.

Лишь в последние десятилетия ХХ века характер историографии «славной революции» начал заметно меняться в пользу более реалистичной ее оценки: одна за другой стали появляться книги, в которых авторы, отказавшись от виговских догм, основой своего исследования «славной революции» сделали конкретные факты. Государственная деятельность короля Якова II (Джэймса II) стала оцениваться историками более объективно, во всяком случае — совсем не так, как она была охарактеризована в основных документах английской революции 1688 года — Декларации о правах и Билле о правах[33]. Некоторые современные историки обоснованно подвергают сомнению даже такую казалось бы незыблемую догму виговской доктрины «славной революции», как представление о ее бескровном характере. Эдвард Вэленс в недавно вышедшей книге «Славная революция 1688 года: борьба Британии за свободу» показал, что она не являлась бескровным государственным переворотом, совершенным во имя прогресса английского общества, но была жестокой борьбой протестантов за власть[34]. Взгляд на революцию 1688 года как на смену правления в Англии, Ирландии и Шотландии, достигнутую посредством массового и жестокого насилия, провел в своей книге «Революция: великий кризис Британской монархии в 1685–1720 годах» историк Тим Хэрис[35].

Особенностью современной историографии «славной революции» является также отказ от взгляда на нее как на исключительно английское явление — государственный переворот, совершенный политической группировкой вигов и примкнувшими к ним представителями партии тори для утверждения верховенства парламента и закона.

В историко-правовой науке проводником этого представления о революции 1688 года, уходящего своими корнями в содержание Декларации о правах и Билля о правах, был, в частности, Уильям Холдсворс. «Революция являлась виговской победой; но это была победа, достигнутая с помощью тори и церкви» [36], — писал он в своей «Истории английского права». По его словам, «виги обеспечили то, что было наиболее важным — парламентский порядок наследования трона и впоследствии окончательный отказ от идеи, согласно которой королевский титул зависит от божественного права, стоящего выше права страны. Эта победа навсегда обеспечила как верховенство парламента в конституции, так и верховенство закона, потому что в новой ситуации, созданной революцией, тори сочли, что в их интересах поддержать эти виговские идеалы»[37].

Принц Оранжский считался в соответствии с таким взглядом лишь пассивным инструментом в руках английских политиков. При этом не обращалось никакого внимания на приводившиеся в ряде исторических трудов факты, которые свидетельствовали о совершенно противоположном[38]. Данные факты снова стали подниматься в современных книгах и статьях о «славной революции». В свете их это событие выглядит скорее завоеванием Англии штадхаудером Нидерландов принцем Оранжским, нежели английской революцией. По словам историка К. Х. Хэлея, «вторжение принца Уильяма Оранжского в Англию в 1688 году не было результатом простого личного решения. Оно не могло бы достичь успеха без позитивной поддержки, а не только согласия Генеральных штатов государств или провинциальной ассамблеи Голландии и города Амстердама. Хотя Уильям являлся богатым человеком, он определенно не имел в своем распоряжении ресурсов, необходимых для экспедиции, которая как теперь обнаруживается, была более широкой, чем когда-то предполагалось». Эти ресурсы — в размере 6 миллионов гульденов — ему выделили голландцы[39].

Осознание того факта, что революция 1688 года в Англии была осуществлена в значительной мере иностранцами и исключительно на иностранные деньги, сочетается в современной историографии с новым понимаем ее последствий: в исторической литературе все более укрепляется тенденция связывать с ней не только преобразования в государственном строе, но и коренные перемены в экономике, а также в политике английского правительства внутри страны и на международной арене[40].

Новые веяния в историографии «славной революции» оставили, однако, неизменным характерное для историков виговского направления представление о том, что истинным выражением революционных принципов стала Декларация о правах от 12 февраля 1688 года и составленный на ее основе «Акт, объявляющий права и свободы подданного и регулирующий наследование Короны» — так называемый Билль о правах 1689 года. Волна пересмотра виговских догм коснулась и этих документов: появились работы, в которых Декларация о правах и Билль о правах рассматриваются в качестве актов, оформивших не просто смену одного короля на другого, но перемены в самом институте королевской власти. «Важность Декларации о правах и Билля о правах превосходит значение английской революции 1688–1689 годов, — пишет в своем исследовании об этих актах Лоис Шваурер. — Они являются, бесспорно, наиболее важными политическими и конституционными документами семнадцатого столетия. Нет ничего, способного соперничать с ними, среди многих деклараций, петиций, манифестов и предположений, изданных парламентом в период гражданской войны или в какую-либо другую часть столетия в попытке определить отношения между ним и монархией»[41]. «События революции и выражения Билля о правах разрушили существенные составные части старого режима: теорию божественного права монарха, идею прямого порядка престолонаследия, прерогативы короля относительно закона, армии, налогообложения и судебных процедур, которые были вредоносны для индивидов»[42], — к такому заключению пришла историк в заключении своей книги.

В предисловии же к ней Л. Г. Шваурер поделилась своим весьма любопытным наблюдением: «И Декларация о правах, и Билль о правах хорошо известны, последний несколько более, чем первый, однако ни один из них не изучен в достаточной степени»[43]. О справедливости данного замечания свидетельствуют допускаемые в исторической литературе при обращении к этим документам многочисленные ошибки: в дате их принятия, в названии, в обстоятельствах их разработки и т. д. Декларация о правах и Билль о правах представляют собой различные по своей юридической природе и в значительной мере по содержанию документы, однако историки тем не менее часто смешивают их друг с другом, считают, например, что «Билль о правах» — это просто другое название «Декларации о правах».

Так, Гарольд Берман пишет во втором томе книги «Право и Революция» об указанных документах: «Главным символом Славной Революции и основой ее требования законности была Декларация прав и свобод подданного, принятая конвенционным парламентом и официально зачитанная и признанная принцем Уильямом и его женой, принцессой Мэри, 13 февраля 1688/89 года, в присутствии обеих палат. В марте Декларация была издана в качестве статута новым, избранным должным образом парламентом под названием «Билль о правах». Он начинается перечислением тринадцати примеров злоупотреблений, посредством которых “последний король Джэймс Второй, с помощью разных злых советников, судей и министров, им нанятых, пытался ниспровергнуть и искоренить протестантскую религию и законы и свободы этого королевства”»[44].

На самом деле Билль о правах не являлся Декларацией о правах, изданной в качестве статута: ее текст, хотя и вошел в содержание Билля, занял в нем не более половины его объема. И принят Билль о правах был не в марте месяце, как это утверждает Г. Берман, а в декабре 1689 года.

5 марта 1688 года (по Юлианскому календарю) Палата общин, как свидетельствует запись в ее журнале, всего лишь приняла решение о подготовке Билля «для издания нескольких статей Декларации обеих Палат, одобренной в двенадцатый день февраля месяца текущего года и представленной настоящему Его Величеству в тринадцатый день того же самого февраля; и для устроения Короны и воспрепятствования папистам наследовать Корону этого Королевства»[45] (курсив мой. — В. Т.). Одновременно с принятием данной резолюции Палата общин образовала комиссию из одиннадцати человек с тем, чтобы вся она или три человека из ее состава как можно быстрее составили текст указанного Билля.

8 мая 1689 года Палата общин одобрила в третьем чтении с небольшими поправками текст Билля, представленный комиссией и приняла решение дать ему название (title) «An Act, declaring the Rights and Liberties of the Subject, and settling the Succession of the Crown (Акт, объявляющий права и свободы подданного и регулирующий наследование Короны)»[46]. Именно под этим названием, а не под титулом «Bill of Rights», как это пишет Г. Берман, он и был впоследствии издан. Члену комиссии, разрабатывавшей проект этого документа, сэру Георгу Треби 8 мая было приказано Палатой общин передать Билль на обсуждение лордам. На заседании Палаты лордов 9 мая было объявлено о получении текста Билля от Палаты общин[47]. Первое чтение его лордами состоялось 11 мая[48]. Третье — и лордами, и общинами — только через семь месяцев.

6 ноября 1689 года Билль о правах прошел третье чтение в Палате общин и был одобрен[49]. Тогда же было окончательно утверждено и его полное наименование. После этого текст «Акта, объявляющего права и свободы подданного и регулирующего наследование Короны» рассматривался в Палате лордов, которая внесла в него ряд поправок. Палата общин дала свое согласие на них 10 декабря[50]. И только 16 декабря 1689 года «Акт, объявляющий права и свободы подданного и регулирующий наследование Короны» был утвержден королевской властью — присутствовавший в этот день на заседании парламента Уильям III словами «Le Roy et la Reyne le veulent», то есть от себя лично и от имени своей супруги Марии, придал ему силу статута[51].

Парламент, который принял в декабре 1689 года Билль о правах, не был парламентом, «избранным должным образом», как это утверждается в книге Г. Бермана. Штадхаудер Нидерландов Уильям до того, как был провозглашен королем Англии, не имел правомочия созывать английский парламент. Поэтому по совету с лордами духовными и светскими, и с проживавшими в Лондоне и его окрестностях рыцарями и жителями городов (citizens) и бургов (burgesses), являвшимися членами Палаты общин парламента, который собирался во время правления Kарла II, а также с олдермэном и членами Общего совета города (city) Лондона, принц Оранжский принял решение созвать не парламент, а Конвент, действующий по форме парламента, и 29 декабря подписал соответствующие письма[52]. Декларация, принятая этим собранием 12 февраля 1688 года, имела официальное название не парламентского документа, а «Декларации лордов духовных и светских и общин, собравшихся в Уэстминстере (The Declaration of the Lords Spiritual and Temporal and Commons, assembled at Westminster)»[53].

После того как король Яков II был объявлен Конвентом «отрекшимся от престола», а Уильям и его супруга Мэри были провозглашены королем и королевой Англии, это собрание должно было прекратить свои полномочия. Новому же королю надлежало назначить выборы в парламент. Однако Уильям III по ряду причин отказался сделать это и предложил придать существующему Конвенту статус парламента. Его предложение было принято членами Конвента и закреплено биллем под названием «Акт об устранении и предотвращении всех вопросов и споров, которые могут возникнуть относительно собрания и заседания этого настоящего парламента», утвержденным королем 23 февраля 1688 года[54]. В нем было заявлено, в частности: «Для предотвращения всех сомнений и колебаний, которые могут возникнуть у любого благоразумного относительно собрания, заседания и работы этого настоящего парламента пусть будет объявлено и издано Королем и Королевой, наипревосходнейшими Величествами, и по совету и согласию лордов духовных и светских и общин, в настоящее время собравшихся, и властью тех же самых, что лорды духовные и светские, созванные в Уэстминстере в двадцать второй день января одна тысяча шестьсот восемьдесят восьмого года и там заседавшие, являются с тринадцатого дня февраля указанного года двумя Палатами Парламента»[55]. Очевидно, что называть такой парламент «избранным должным образом» значит искажать реальную картину.

Однако, грубейшие ошибки допускаются при рассмотрении английского Билля о правах не только в иностранной, но и в нашей историко-правовой литературе. Так, в учебнике В. Г. Графского «Всеобщая история государства и права» об этом документе говорится следующее: «Билль прав от 13 февраля 1689 г. стал долговременной основой английской конституционной монархии, закрепив раз и навсегда верховенство парламента в области законодательной и финансовой политики. В нем в 13 различных статьях подтверждались также права и свободы подданных (граждан и парламентариев), которые особенно часто нарушались в последнее время и потому подлежали «восстановлению и подтверждению». Билль (первоначально он назывался Декларацией прав) начинался такими словами: “Так как последний король Яков II при содействии различных злоумышленных советников, судей и чиновников, состоящих у него на службе, пытался ниспровергнуть и искоренить протестантскую веру и законы и вольности этого королевства…”»[56]. «Характерно, — отмечает далее Графский, — что первоначальное название Билля было иным и выглядело так: “Акт, декларирующий права и свободы подданных и устанавливающий порядок наследования короны”. Исходя из этого исторического факта, в литературе Билль прав иногда называют Декларацией прав 1689 г. Парламент, обсуждавший эти вопросы, был собран в январе 1689 г. и получил чрезвычайные полномочия. Он был назван также конвентом (учредительным собранием), где прежний король был объявлен отрекшимся от престола»[57].

Из приведенных слов видно, что В. Г. Графский не только не знает истинной даты принятия Билля о правах (который он почему-то называет «Биллем прав»), падающей, как выше было показано на конкретных документах, на 16 декабря 1689 года, но и путает его с Декларацией о правах от 12 февраля 1688 года. Именно Декларация, а не Билль о правах, начиналась со слов «так как последний король Яков II при содействии различных злоумышленных советников, судей и чиновников, состоящих у него на службе, пытался ниспровергнуть и искоренить протестантскую веру и законы и вольности этого королевства…». Первыми фразами Билля о правах были: «Принимая во внимание, что лорды духовные и светские и общины, собравшиеся в Уэстминстере, законным, полным и свободным образом представляя все сословия этого королевства, в тринадцатый день февраля в год нашего Господа одна тысяча шестьсот восемьдесят восьмой представили присутствовавшим самолично их Величествам, в то время именовавшимся и известным под именами и титулами Уильяма и Мэри, принца и принцессы Оранжских, некоторую декларацию, составленную в письменном виде указанными лордами и общинами в следующих словах, а именно:». После этих слов в Билле о правах и приводился текст Декларации, одобренной Конвентом 12 февраля 1688 года. После него излагалось основное содержание собственно Билля, к которому текст Декларации о правах был всего лишь преамбулой.

Название Билля о правах, которое Графский считает только «первоначальным», а именно «Акт, декларирующий (или объявляющий) права и свободы подданных и устанавливающий порядок наследования короны», было на самом деле и окончательным — под ним текст Билля и вошел в собрание статутов Английского королевства.

К сожалению, В. Г. Графский не одинок в своих заблуждениях о времени появления и характере Билля о правах. 13 февраля 1689 года в качестве даты его принятия называется и в других учебниках по истории государства и права зарубежных стран, регулярно издающихся и переиздающихся в России[58]. Ложная дата принятия Билля о правах приводится и в хрестоматиях по данному предмету[59].

Распространенной в нашей историко-правовой литературе является и другая ошибка относительно этого документа, а именно: отождествление его с Декларацией о правах, принятой Конвентом 12 февраля 1688 года. Так, О. А. Омельченко пишет в учебнике по всеобщей истории права: «Важнейшим из конституционных актов нового строя стал Билль о правах 1689 года (в первоначальном виде изданный как “Декларация о правах и свободах подданных и о наследии короны”)»[60]. Документ, который Омельченко и другие историки называют «Декларацией о правах и свободах подданных и о наследовании короны», на самом деле именовался официально — в журналах Палаты лордов и Палаты общин — всего лишь «Декларацией Лордов Духовных и Светских и Общин, собравшихся в Уэстминстере»[61]. Говорить о нем как о первоначальном издании Билля о правах по меньшей мере странно.

Во-первых, Билль о правах был актом короля в парламенте, пусть парламент и не был избран должным образом, а признан таковым специальным документом, принятым Конвентом и королем. Декларация же являлась документов исключительно Конвента — собрания, которое хотя по форме и процедурам своим напоминало парламент, по юридическому статусу таковым не было.

Во-вторых, Билль о правах был статутом — законодательным по своей природе актом, Декларация — исключительно политическим документом, не имевшим юридической силы, хотя лордами духовными и светскими и общинами, собравшимися в Уэстминстере, было приказано, чтобы «эта Декларация была переписана на пергаменте и помещена среди документов парламента и зарегистрирована в Канцелярии»[62].

В-третьих, Билль о правах отличался от Декларации и по содержанию. В нем воспроизводился текст Декларации, но лишь в качестве введения или преамбулы к основному тексту, который был совершенно новым произведением и во многом именно поэтому его обсуждение в обеих палатах парламента затянулось на семь месяцев[63].

В-четвертых, принятие Декларации от 12 февраля 1688 года было реакцией лордов и общин на политику короля Якова II (Джэймса II, тогда как принятие Билля о правах являлось со всей очевидностью реакцией английского парламента на политику нового короля — Уильяма III.

Историки, называющие в качестве даты принятия Билля о правах 13 февраля 1689 года, связывают это событие с днем, когда состоялась торжественная церемония провозглашения Уильяма и Марии, принца и принцессы Оранжских, королем и королевой Англии. По действовавшему в то время в Англии Юлианскому календарю данная церемония действительно прошла 13 февраля, но не 1689-го, а 1688 года, поскольку по этому календарю новый год начинался 25 марта. По Григорианскому же календарю шел уже 1689 год, но если при указании даты этой церемонии называть его, то в таком случае следует указывать 13-е, а 23-е число февраля, поскольку в XVII веке Григорианский календарь опережал Юлианский на десять дней.

О том, как проходила церемония вступления Уильяма и Марии на английский королевский престол, можно узнать из мемуаров и записок лиц, присутствовавших на ней, а также из сообщения, записанного в Журнале Палаты общин.

Парламентарий Нарциссус Латрел (Narcissus Luttrell, 1657–1732) оставил в своем дневнике следующую заметку об этом событии: «13-го [февраля] лорды и общины, собравшиеся в Уэстминстере, пришли обеими палатами в Банкетный зал в Уайтхолле и там предстали перед принцем и принцессой Оранжскими с декларацией о согласии на провозглашение их королем и королевой и, в свою очередь, получили от них согласие на это, после чего герольды вместе с лордами и общинами пошли немедленно к воротам Уайтхола и провозгласили их величествами, потом сделали это между воротами двух церковных храмов, затем в Чипсайде и у королевской биржи. Ночь завершилась фейерверком, звоном колоколов и громкими радостными криками»[64].

В Журнал же Палаты общин под датой 13 февраля 1688 года была сделана следующая запись: «Около десяти часов господин спикер с жезлом и следующей за ним в полном составе Палатой общин, отправился в своей карете в Уайтхолл: там достопочтенный маркиз Халифакс, спикер Палаты Лордов, с Палатой Лордов, разместившейся на правой стороне от двери, в Банкетном зале; и достопочтенный Генри Паул, эсквайр, спикер Палаты Общин, с Общинами на левой стороне от двери указанного Банкетного зала, ожидали прихода Принца и Принцессы Оранжских: которые немедленно после этого, войдя в Банкетный зал через верхнюю его часть, подошли и встали на ступень под государственным балдахином, где и остались стоять; спикеры обеих Палат вместе с сопровождавшими их Лордами и Общинами были побуждены герольдмейстером Палаты Лордов сделать три почтительных поклона, один — к нижнему концу комнаты, другой — к середине и один — к ступени, на которой стояли их Высочества. И потом спикер Палаты Лордов ознакомил их Высочества с той Декларацией, которую обе Палаты согласились представить их Высочествам и которую он пожелал зачитать, на что и получил разрешение от их Высочеств; клерк Палаты Лордов, по приказу этой Палаты, зачитал Декларацию их Высочествам: по окончании чего его Высочество произнес короткую речь, от своего имени и от имени Принцессы, своей Супруги: в которой он объявил о том, что они принимают Корону. После чего присутствовавшие там Лорды и Общины около одиннадцати часов предполудня пошли к воротам Уайтхолла; где были наготове герольды и другие лица, обыкновенно участвующие в торжествах этого рода; главный королевский герольд Гартер, получив прокламацию, провозглашавшую Принца и Принцессу Оранжских Королем и Королевой, зачитал ее в присутствии указанных Лордов и Общин и там собралось множество народа»[65].

15 февраля 1688 года на заседаниях Палаты лордов и Палаты общин спикеры сообщили парламентариям ответ Уильяма, принца Оранжского, на зачитанную ему Декларацию, данный им буквально за минуты до того, как он был провозглашен королем. «Это определенно величайшее доказательство Вашего доверия к Нам, которое только может быть дано и которое делает его еще более ценным для Нас, и Мы с благодарностью принимаем предложенное Вами. И так как я не имею никакого другого намерения в своем прибытии сюда, кроме сохранения вашей религии, законов и свобод, то вы можете быть уверены, что я буду стремиться поддерживать их; и буду охотно действовать совместно в любом деле, которое составит Благо Королевства; и буду делать все, что находится в моей власти для повышения Благосостояния и Славы Нации»[66] — таковы были подлинные слова вступавшего на королевский престол Англии штадхаудера Нидерландов Уильяма.

Из них видно, что принц Оранжский воспринимал Декларацию в качестве всего лишь формы, в которой делалось ему и его супруге предложение принять на себя английскую корону. И именно на это предложение он и отвечал, выражая благодарность собравшихся в Банкетном зале 13 февраля 1688 года членов революционного Конвента. Указанное обстоятельство очень важно иметь в виду при оценке политического и юридического значения принятого спустя десять месяцев после этого события «Акта, объявляющего права и свободы подданного и регулирующего наследование Короны», более известного под названием «Билля о правах» 1689 года. Очевидно, что подлинная оценка названного акта может быть дана только в том случае, если посмотреть на него через призму действительной, освобожденной от мифов, истории «славной революции», а также с позиций английского государственного строя и его юридических форм — конституции Английского королевства, существовавших до этой в высшей степени ужасной для английского общества и весьма странной катастрофы.

Такому взгляду на Билль о правах будут посвящены вторая и третья статьи настоящего цикла статей под общим названием «Юридические аспекты славной революции 1688 года в Англии». В них будет также продолжен не очень приятный для меня, но необходимый для науки, разговор о тех несуразицах и нелепостях, которыми наполнены страницы книг и (что особенно прискорбно) учебников, излагающих данную тему.

* Доктор юридических наук, профессор, зав. кафедрой истории государства и права юридического факультета Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова.

[1] На нидерландском языке — Stadhouder. Данным термином обозначался глава исполнительной власти в нидерландской Республике Соединенных Провинций (Голландии, Зеландии, Утрехта, Гелдерна, Оверэйссела, Фрисландии и Гронингена).

[2] Именно это свойство так называемой «славной революции» отметила королева Елизавета II в своей речи по случаю 300-летия данного события, произнесенной в парламенте Великобритании в 1988 г.

[3] Роберт Спенсер, граф Сандерленд (Robert Spencer, earl of Sunderland, 1640–1702) является предком выдающего английского государственного деятеля ХХ века Уинстона Спенсера-Черчиля и принцессы Дианы. В 1679 г. он был назначен королем Карлом II на должность государственного секретаря. В 1681 г. выступил в поддержку билля об отстранении Якова, герцога Йоркского, от наследования короны и был отправлен в отставку. Яков, став в 1685 г. королем, тем не менее взял его на службу и назначил государственным секретарем. На службе граф Сандерленд не упускал возможности показать свою преданность королю Якову II — в угоду его королевскому величеству даже обратился в католичество. Но летом 1688 г. он выступил против религиозной политики короля и был уволен с государственной службы. Покинув после этого Англию, граф Сандерленд обосновался в Нидерландах. Отказавшись от католичества, он примкнул к Уильяму, принцу Оранжскому, объявив ему, что всегда его поддерживал. Граф Сандерленд стал одним из самых влиятельных советников штатхаудера Нидерландов, будущего английского короля Уильяма III.

[4] Джон Гэмпден (John Hampden, 1653–1696) был членом Конвента, который юридически закрепил восшествие Уильяма, принца Оранжского на королевский престол в Англии.

[5] A Dictionarie of the French and English tongues. Compiled by Randle Cotgrave. London, 1611.

[6] The English Dictionarie; or, An Interpreter of Hard English words. The eighth edition, revised and enlarged. By H. C. Gent. London, 1647.

[7] Философ имел в виду здесь Оливера Кромвеля и его сына Ричарда, занявшего после смерти своего отца должность лорда-протектора.

[8] Остатку Долгого парламента после исключения из его состава в декабре 1648 г. членов, неугодных руководству армии.

[9] Hobbes Th. Behemoth, or the Long Parliament / Edited for the first time from the original MS by F. Tö nnies. London, 1889. P. 204.

[10] Clarendon E. The History of the Rebellion and Civil wars in England to which is added an historical view of the affairs of Ireland. A new edition, exhibiting a faithful collation of the original MS, with all the suppressed passages. Vol. 7. Oxford, 1826. P. 497.

[11] The Mystery and Method of his Majesty's Happy Restauration, laid open to Public View. By John Price D. D. one of the late Duke of Albemarle's chaplains, and privy to all the secret passages and particularities of that Glorious Revolution. London, 1680. Джон Прайс (John Price, ок. 1625–1691) был в течение ряда лет духовником главного организатора восстановления в Англии монархии Стюартов генерала Георга Манка (герцога Альбемарльского) и принимал в активное участие в этом деле. Его воспоминания о «счастливой реставрации» королевской власти в Англии являются уникальным историческим источником. После 1680 г. они неоднократно переиздавались, были переведены на французский язык.

[12] Journal of the House of Commons. London, 1802. Vol. 10. P. 1.

[13] Указанные даты являются датами по Юлианскому календарю, действовавшему тогда в Англии. Они соответствуют 22-му февраля и 26-му декабря 1689 года по Григорианскому календарю, который был в то время принят в Италии, Португалии, Испании, Франции, Нидерландах, Брабанте, Фландрии, Баварии, Австрии, Венгрии и в ряде др. европейских стран.

других европейских странах.

[14] «For the vindication and asserting their ancient Rights and Liberties» (The Declaration of the Lords Spiritual and Temporal and Commons, assembled at Westminster // Journal of the House of Commons. London, 1802. Vol. 10. P. 28; Journal of the House of Lords. London, 1802. Vol. 14. P. 125).

[15] «Lords Spiritual and Temporal and Commons in Parliament assembled for the ratifying, confirming and establishing the said declaration and the articles, clauses, matters and things therein contained by the fotce of a law made in due form by authority of Parliament, do pray that it may be declared and enacted that all and singular the rights and liberties asserted and claimed in the said declaration are the true, ancient and indubitable rights and liberties of the people of this kingdom, and so shall be esteemed, allowed, adjudged, deemed and taken to be» (Bill of Rights, 1689 // English Historical Documents. 1660–1714 / Ed. by A. Browning. London, 1953. Vol. 8. P. 126).

[16] “It hath pleased Almighty God to make the glorious Instrument of delivering this Kingdom from Popery and arbitrary Power» (Journal of the House of Commons. Vol. 10. P. 28; English Historical Documents. 1660–1714. P. 123).

[17] A Complete Collection of State-Trials and Proceedings upon High-Treason and other Crimes and Misdemeanours; from the reign of King Richard II. to the end of the reign of King George I. The third edition, with additions. London, M DCC XLII (1742). Vol. 5. P. 642.

[18] Ibid.

[19] Ibid. P. 793–794.

[20] «And if that sentence respects the Revolution, then doctor Sacheverell condems all from the highest to the lowest, who, in their private capacity, joined with the Prince of Orange, or assisted in bringing about the Revolution… But if the doctor instructed his council to insinuate, that there was any Innovation in the Constitution wrought by the Revolution, it is an addition to his crime. The Revolution did not introduce any Innovation; it was a Restoration of the ancient Fundamental Constitution of the Kingdom, and giving it its proper Force and Energy» (Ibid. P. 794).

[21] Burke E. Reflections on the Revolution in France and on the proceedings in certain societies, relative to that event. In a letter intended to have been sent to a gentleman in Paris. London, M DCC XC (1790). P. 29–30.

[22] Ibid. P. 44.

[23] Ibid. P. 21.

[24] Ibid.

[25] С июля 1846 г. до февраля 1852 г. и с октября 1865 до июня 1866 г. член Либеральной партии Джон Рассел (John Russell, 1792–1878) возглавлял правительство Великобритании.

[26] «The peculiar distinction of that great event is not, as some suppose, to have established the right to depose the king and alter the succession of the crown, — a principle often before asserted in the course of our history, — but to have brought into easy and undisturbed practice our ancient rights and liberties, which the Plantagenets had attempted in vain to subvert, which the Tudor had often been allowed to trample upon and which the Stuarts sacrificed their throne to destroy» (Russell J. The Life of William Lord Russell; with some account of the time, in which he lived. London, 1820. Vol. 1. P. 164). В «Очерке по истории английского правительства и конституции с правления Генриха VII до настоящего времени» Джон Рассел выразил свое отношение к данному событию следующей короткой фразой: «The Revolution of 1688 appears to my mind the perfection of boldness, and of prudence (Революция 1688 года стала для моего сознания совершенством дерзости и благоразумия)» (An essay on the history of the English government and constitution, from the reign of Henry VII. to the present time. London, 1823. P.107).

[27] Macaulay Th. B. The History of England from the accession of James the Second. London, 1849. Vol. 2. P. 657, 659–660.

[28] Chambers A. M. A Constitutional History of England. London, 1909. P. 332–333.

[29] См., например: Trevelyan G. M. England under Stuarts. London, 1904. Эта книга, не отличавшаяся оригинальностью и являющаяся скорее популярным, чем научным произведением, переиздавалась 23 раза. Последнее ее издание (с предисловием Джона Морила) вышло в 2002 г., причем одновременно в Лондоне, США и Канаде. См. также: Trevelyan G. M. British History in the Nineteenth Century. London, 1922.

[30] Trevelyan G. M. The Glorious Revolution 1688–1689. Oxford, 1965. P. 4.

[31] Ibid.

[32] Ibid. P. 5.

[33] См., например: Jones J. R. James II’s Revolution: royal policies, 1686–1692 // The Anglo-Dutch Moment: Essays on the Glorious Revolution and its world impact / Ed. by J. I. Israel. Cambridge, 2003. P. 47–72; Cruickshanks E. The Glorious Revolution. London, New York, 2000.

[34] См.: Valance E. Glorious Revolution, 1688: Britain’s fight for liberty. London, 2006. В начале 2007 г. данная книга была напечатана и в США.

[35] См.: Harris T. The Revolution: The Great Crisis of the British Monarchy, 1685-1720. London, 2006. См. также: Dillon P. The Last Revolution: 1688 and the Creation of the Modern World. London, 2006.

[36] Holdsworth W. A History of English Law. London, 1966. Vol. 6. P. 195.

[37] Ibid.

[38] См., например: History of the Revolution in England in 1688. Comprising a view of the Reign of James II from his accession to the enterprise of the Prince of Orange, by the late Right Hon. Sir James Mackintosh; and completed to the settlement of the crown by the editor. London, 1834.

[39] Haley K. H. D. The Dutch, the invasion of England and the alliance of 1689 // The Revolution 1688–1689: Changing perspectives / Ed. by Lois G. Schwoerer. Cavbridge, 2003. P. 21. Первое издание этой книги вышло в 1992 г. См. на эту тему также: Israel J. I. The Dutch role in the Glorious Revolution // The Anglo-Dutch Moment: Essays on the Glorious Revolution and its world impact / Ed. by J. I. Israel. Cambridge, 2003. P. 105–162.

[40] В качестве проявления указанной тенденции в историографии «славной революции» можно назвать книги: Holmes G. The Making of a Great Power. Late Stuart and early Georgian Bratain. 1660–1722. Edinburg, 1993; Dillon P. The Last Revolution: 1688 and the Creation of the Modern World. London, 2006, 2007.

[41] Schwoerer L. G. The Declaration of Rights, 1689. Baltimore and London, 1981. P. 4.

[42] Ibid. P. 291.

[43] Ibid. P. 4.

[44] «The chief symbol of the Glorious Revolution, and the basis of its claim to legitimacy, was the Declaration of Rights and Liberties of the Subject, adopted by the Convention Parliament and formally read to and accepted by Prince William and his wife, Princess Mary, on February 13, 1688/89, in the presence of both Houses. In March the Declaration was enacted as a statute by a new, properly elected Parliament, under the title “Bill of Rights”. It starts by listing thirteen examples of abuses whereby “the late King James the Second, by the assistance of diverse evil counselors, judges, and ministers employed by him, did endeavour to subvert and extirperte the protestant religion and the laws and liberties of this kingdom”» (Berman H. J. Law and Revolution, II. The Impact of the Protestant Reformations on the Western Legal Tradition. Cambridge, 2003. P. 225).

[45] Journal of the House of Commons. London, 1802. Vol. 10. P. 42.

[46] Ibid. P. 126.

[47] Journal Of the House of Lords. London, 1802. Vol. 14. P. 206.

[48] Ibid. P. 208.

[49] Journal of the House of Commons. Vol. 10. P. 280.

[50] См.: Grey's Debates of the House of Commons. London, 1769. Vol. 9. P. 476–477.

[51] Journal of the House of Lords. London, 1802. Vol. 14. P. 373.

[52] См.: The Letters for Electing of Members for the CONVENTION // Journal of the House of Commons. Vol. 10. P. 7–8.

[53] См.: Journal of the House of Commons. Vol. 10. P. 28.

[54] См.: Journal Of the House of Lords. Vol. 14. P. 132.

[55] «For preventing all doubts and Scruples which may in any wise arise concerning the meeting sitting and proceeding of this present parlyament bee it declared and enacted by the King and Queenes most excellent Majestyes by and with the advice and consent of the lords spirituall and temporall and commons now assembled and by authoritie of the same.That the lords spirituall and temporall and commons convened at Westminster the two and twentyeth day of January in the yeare of our Lord one thousand six hundred eighty eight and there sitting on the thirteenth day of February following are the two Houses of Parlyament» (An Act for removeing and Preventing all Questions and Disputes concerning the Assembling and Sitting of this present Parlyament // The Statutes: Revised edition. Vol. 2. William and Mary to 10 George III. A. D. 1688–1770. London, 1871. P. 14).

[56] Графский В. Г. Всеобщая история права и государства. М.: Норма, 2007.С. 410–411.

[57] Там же. С. 411.

[58] Cм., например: История государства и права зарубежных стран. Том 2. Современная эпоха. 3-е издание, переработанное и дополненное / Отв. редактор Н. А. Крашенинникова. М.: Норма, 2007. С. 30; Мухаев Р. Т. История государства и права зарубежных стран. М.: Юнити-Дана, 2005. С. 366.

[59] См., например: Хрестоматия по истории государства и права зарубежных стран. Том 2. Современное государство и право / Отв. редактор Н. А. Крашенинникова. М.: Норма, 2007. С. 38. Текст Билля о правах приводится здесь со слов, с которых начинается не Билль, а Декларация о правах от 12 февраля 1688 г.: «Так как последний король Яков II при содействии различных злоумышленных советников, судей и чиновников, состоящих у него на службе, пытался ниспровергнуть и искоренить протестантскую веру и законы и вольности этого королевства…».

[60] Омельченко О. А. Всеобщая история государства и права. Издание четвертое, исправленное и дополненное. Том 2. М.: Ecsmo Education, 2006. С. 43.

[61] См.: Journal Of the House of Lords. Vol. 14. P. 125; Journal of the House of Commons. Vol. 10. P. 28.

[62] «It is ordered by the Lord Spiritual and Temporal and Commons now assembled at Westminster, that this Declaration be engrossed in Parchment, and enrolled among the Records of Parliament, and recorded in Chancery» (Journal Of the House of Lords. Vol. 14. P. 126).

[63] Анализ содержания Билля о правах будет дан во второй и третьей статьях настоящего цикла статей.

[64] Luttrell N. A brief historical relation of state affaires from september 1678 to april 1714. Oxford, 1857. Vol. 1. P. 501.

[65] About Ten of the Clock Mr. Speaker, attended with the Mace, and the House of Commons following him in a Body, went in their Coaches to Whitehall: Where the Right honourable the Marquis of Hallifax, Speaker of the House of Lords, with the House of Lords, being placed on the Right Side of the Door, within the Banqueting House; and the Right Honourable Henry Powle, Esquire, Speaker of the House of Commons, with the Commons on the Left Side of the Door of the said Banqueting House, waited the coming of the Prince and Princess of Orange: Who, immediately after, entering in at the upper End of the Banqueting House, came and stood upon the Step under the Canopy of State: Where being placed; the Speakers of both Houses, together with the Lords and Commons that accompanied them, were brought up by the Gentleman Usher of the Black Rod making three Obeisances, One at the lower End of the Room, One in the Middle, and One at the Step where their Highnesses stood. And then the Speaker of the House of Lords acquainted their Highnesses, That both Houses had agreed upon a Declaration to be presented to their Highnesses; which he desired might be read: Which being granted by their Highnesses; the Clerk of the House of Lords, by Order of that House, read the Declaration to their Highnesses: Which being ended, his Highness made a short Speech, in the Name of Himself, and of the Princess his Consort: wherein he declared their Acceptance of the Crown. Upon which, the Lords and Commons, there present, about Eleven of the Clock in the Forenoon, came down to Whitehall Gate; where the Officers of Arms, and other Persons, usually concerned in Solemnities of that Nature, being ready, Garter Principal King of Arms, having received a Proclamation for proclaiming the Prince and Princess of Orange King and Queen, read the same in the Presence of the said Lords and Commons, and Multitudes of the People there assembled» (Journal of the House of Commons. Vol. 10. P. 29).

[66] «This is certainly the greatest Proof of the Trust you have in Us that can be given, which is the Thing that maketh Us value it the more; and We thankfully accept what you have offered. And as I had no other Intention in coming hither, than to preserve your Religion, Laws, and Liberties; so you may be sure that I shall endeavour to support them, and shall be willing to concur in any Thing that shall be for the Good of the Kingdom, and to do all that is in My Power to advance the Welfare and Glory of the Nation» (Journal Of the House of Lords. Vol. 14.P. 127; Journal of the House of Commons. Vol. 10. P. 30).