Одно на двоих

Лейни

Почему в больничных палатах всегда так холодно? Будто сама смерть засунула сюда свою беспощадную руку и украла тепло. Как ни стараются в больницах сделать уютным и домашним помещение, которое, возможно, станет последним в жизни ваших любимых, от самой мысли о том, что близкий тебе человек доживает последние дни, часы или даже минуты, ты перестаешь замечать все вокруг. И этот вечный запах лекарств, смешанный с духом телесных немощей, болезни и смерти! От этого все начинает казаться слишком настоящим, слишком близким.

Мне захотелось убежать оттуда без оглядки, найти Ноя и просто не думать о том, что, скорее всего, я вот-вот потеряю маму. Но я не могла. Во-первых, я не простила бы себе, если бы оказалось, что это действительно ее последние часы, и, во-вторых, Ной отказался от меня. Это было все равно, что бежать от одной беды к другой, такой же смертельной и безнадежной. Я сейчас была там, где была нужна.

Со мной в больницу приехала Дез. И Полли. Слава Богу, она догадалась привезти мне что- то потеплее того до неприличия короткого красного платьица, в котором я собралась выйти из дому. Если бы отец увидел меня в таком наряде, он бы, наверное, получил удар и оказался на больничной койке, по соседству с мамой. И вот теперь я стояла у окна в черном вязаном платье- свитере и черных сапожках. Ничего сексуального, ничего изысканного. Думаю, вид у меня был довольно тоскливый, такой же как мое настроение. Опустевшее сердце все еще горевало, но предчувствовало, что впереди испытания куда более тяжкие. Потеря единственного мужчины, которого я могла полюбить, стала для меня страшным ударом, но скорая потеря матери просто лишала меня желания жить.

От этой мысли безысходность, которую я почувствовала у себя в груди, усилилась в десять раз, как будто царивший в комнате холод каким-то образом просочился прямо мне в сердце. Мама была моей лучшей подругой. Всегда. Не такой, как Дез, и даже не такой, какой стала Полли. Мама была чем-то б о льшим. Она знала меня лучше, чем кто бы то ни было, ведь я была ее живым продолжением, ее кровиночкой. Мне не нужно было даже рта раскрывать, чтобы она поняла, что я чувствую, что думаю. И она, как человек более опытный, всегда лучше знала, что и когда мне нужно было услышать, заставляла меня слушать, даже когда мне этого не хотелось. Большинство детей не признаются в этом, но моя мама оказывалась права почти всегда. Никогда больше не увидеть ее теплой улыбки, никогда больше не услышать заразительного смеха, никогда больше не почувствовать теплоты ее нежных объятий и ее запаха… Сама мысль эта была для меня невыносима.

— Лейни? Хочешь кофе? — спросил отец, отрывая меня от раздумий.

Я повернулась к нему и слабо улыбнулась. Это было в его духе. Его жена умирала, и он, не видя способа отвратить неминуемое, нашел другой объект для заботы. Я взяла кофе. И только теперь заметила, как исхудало его лицо. Под глазами темнели круги, и, судя по щетине, последний раз он брился очень давно. Я знала, что отцу бесполезно напоминать, что нужно и о себе подумать, поэтому молча улыбнулась.

Глядя на спящую маму, я прижала бумажный стаканчик к груди в надежде, что хотя бы его тепло согреет сердце. Если смотреть правде в глаза, единственным, что могло помочь мне справиться с душевной болью, было полное выздоровление матери. Впрочем, крепкие объятия Ноя и его обнадеживающий шепот, напоминающий, что все будет хорошо, тоже, наверное,

помогли бы. Я скучала по нему, и мне отчаянно хотелось, чтобы он оказался здесь, рядом со мной. Но у судьбы, думаю, были на нас другие планы. Надо же, как все вышло. Ной разорвал наш контракт именно для того, чтобы я успела увидеть смерть мамы и получила возможность оставаться дома и заботиться об отце, жизнь которого без жены наверняка превратится в бессмысленное жалкое существование. Я задумалась: что, если это моя греховная связь с Ноем каким-то образом вывела из себя судьбу и происходящее является расплатой за мое поведение?

— Мистер Талбот? — донесся от двери знакомый голос. Подняв взгляд, я увидела высокого врача с каштановыми волосами. Он достал ручку из кармана белого халата и начал что-то писать в открытой папке. — Здравствуйте. Я доктор Дэниел Кроуфорд. Теперь я буду лечащим врачом вашей жены, и я же проведу операцию. Если вы не возражаете, конечно.

Дэниел Кроуфорд. Милый и симпатичный дядя Ноя. Мое сердце тихонько вздохнуло. Но от облегчения, не от желания. Лишь одного Кроуфорда я хотела, и его здесь не было. И потому мое сердце вздохнуло второй раз.

Дэниел посмотрел на отца, потом на меня с теплой, приветливой улыбкой и опять перевел взгляд на Мака.

В других обстоятельствах мама сама принимала бы решение о том, как будет проходить ее лечение, но сразу после поступления в больницу ее напичкали снотворным и успокоительным. Ее врач заверил нас, что так лучше, что это уменьшит вероятность перевозбуждения, которое при слабом сердце противопоказано.

Поэтому Маку и пришлось принимать все решения. По-моему, медсестры и доктора обрадовались, что ему, а не мне. После того как я ворвалась в больницу, раскричалась и начала требовать, чтобы все подняли свои задницы и спасли маму, они посматривали на меня с опаской. Дез и Полли, как могли, пытались меня утихомирить, но лишь угроза охраны выставить меня из больницы в конце концов заставила меня успокоиться.

— А доктор Джонсон? — спросил отец.

— Доктор Джонсон недостаточно компетентен, — сказала я и, видя, как неодобрительно нахмурился отец, добавила: — Что? Это правда.

Со стороны Дэниела, который уже осматривал мать, раздался негромкий смех.

— Видишь? Доктор Кроуфорд согласен. Мак потер затылок и посмотрел на жену.

— Не знаю, правильно ли менять врача, когда игра так затянулась.

— Это не игра, папа, — громко сказала я, хотя с моей стороны это было несправедливо. Я знала, что он, конечно же, не воспринимал все вокруг как дурацкую игру, но была в отчаянии, что, впрочем, не оправдало моего неуместного замечания. Но отец не рассердился, ведь на душе у него было то же самое.

— Могу вас заверить, я достаточно компетентен, — вмешался Дэниел, пряча ручку обратно в карман. — Я заведующий отделением кардиохирургии и много раз проводил пересадку сердца…

— Подождите, — прервала я перечисление его заслуг, разумеется, великих, в этом можно было не сомневаться. Ведь он был Кроуфордом, и величие у них, наверное, в крови. Вот только одна маленькая деталь — маленькая, но сверхважная — из произнесенных им вначале слов вдруг вспомнилась мне. — Какую операцию?

Маму из отделения неотложной помощи перевели в интенсивную терапию, а потом привезли в палату. Насколько нам было известно, здесь она и должна была оставаться, борясь за жизнь, до тех пор пока не произойдет чудо, и ей станет лучше, и мы заберем ее домой. Или… не заберем. Теперь, когда у нас появились деньги, я делала все, что могла, чтобы добыть ей новое сердце, но все мои старания пропадали впустую: перед ней в списке было слишком много

людей — доказательство некомпетентности и бездеятельности доктора Джонсона.

Дэниел искренне улыбнулся.

— У нас есть донор, Дилейн. — Он явно запомнил мое имя на балу «Алого лотоса», когда я, отказавшись разговаривать с ним, выставила себя полной дурой.

— Д-донор? — пролепетал отец, уголок его рта задрожал и поднялся в боязливой улыбке.

Я понимала, он старается сдержать радость, потому что не может поверить в услышанное. Сказать честно, мне и самой было трудно поверить, но у меня сложилось впечатление, что к этому может иметь определенное отношение Ной Кроуфорд. Наверняка Ной Кроуфорд имеет самое непосредственное отношение к тому, что его дядя, кардиолог с мировым именем, стоит в эту самую секунду в нашей палате. Мне почему-то раньше не приходило в голову, что Ной, узнав о моей маме, мог у меня за спиной добиться того, чтобы она получила самый лучший уход. Ведь, сам того не зная, он вложил в ее лечение два миллиона долларов, а теперь вкладывал еще и членов своей семьи. Так он еще раз доказывал свою любовь, а я все так же не могла показать, что чувство это взаимно.

— У нас здесь центр трансплантации, как вы знаете. Учитывая состояние миссис Талбот, думаю, что ей требуется неотложная медицинская помощь, — пояснил Дэниел. — Есть потенциальный донор, результаты лабораторных анализов подтвердили удовлетворительную совместимость. Остается кое-какая бумажная работа, ну и сама процедура, конечно же.

— У нее будет новое сердце… — ошеломленно произнес отец.

Я опять подумала о Ное и опять захотела, чтобы он оказался рядом. Он был нужен мне. Мама получит новое сердце, но мое-то оставалось разбитым. Я сомневалась, что нам с ней хватит одного на двоих.

— Да… — Дэниел прочистил горло, когда в палату вошла медсестра, на удивление похожая на Бетти Буп, только со светлыми волосами. — Мистер Талбот, пройдите с Сандрой, она поможет вам заполнить бумаги, и мы сможем начинать. Дилейн, — попрощался он и кивнул с теплой улыбкой.

— Ура! Мама Талбот будет жить! — радостно всплеснула руками Дез, и отец недовольно поморщился. — Ой, извините, — сказала она, смущенно хихикнув, встала и повесила на плечо сумочку. — Не знаю, как вы, но у меня от всего этого проснулся аппетит. Спущусь-ка я в столовую, попробую, чем в больницах кормят. Если не вернусь через час, ищите меня в отделении экстренной помощи. Поверьте, я говорю это не из-за санитара-латиноса с внешностью бога, которого я там видела. Хотя, не знаю, может, когда поем, стоит сымитировать перелом таза, чтобы он меня осмотрел?

Тут пискнул телефон Полли — ей пришло сообщение. Я обернулась на нее и заметила, как она нахмурилась, когда поставив стаканчик с кофе, сказала:

— Мне пора. К тому же нужно встретиться с Мейсоном. — У меня в голове тут же промелькнула мысль: означает ли это, что она встретится и с Ноем?

Все же я, наверное, просто принимала желаемое за действительное. Отец подошел ко мне и обнял за плечи.

— Посидишь здесь, пока я буду подписывать бумаги?

— Да, конечно. Я побуду с ней.

Я посмотрела на неподвижно лежащую маму. Тени под глазами были даже темнее, чем у отца, она страшно похудела. Меня вдруг охватило невыносимое чувство вины: я жила чуть ли не в королевском дворце, наслаждаясь тем, как этот король будит мою внутреннюю богиню секса, а в это время два самых важных в жизни человека, мои родители, так страдали. Я должна была находиться рядом с ними.

— Эй, у нее будет новое сердце, это шанс снова начать жить. Она поправится, и я хочу,

чтобы, как только врачи дадут добро на операцию, ты вернулась в университет. Слышишь? Нечего тебе тут терять время.

— Конечно, папа. Как скажешь, — усмехнулась я, когда он прижал меня к себе, а потом вышел вместе с медсестрой.

Он расстроится, когда узнает, что я на самом деле не учусь ни в каком университете, но пока я не представляла, как скрыть это от него. Пожалуй, об этом нужно было подумать до того, как начать врать. Хотя… вы тоже знаете, что говорят об умных мыслях.

Я села на стул рядом с койкой мамы и взяла ее за руку. Кожа была холодная, с сероватым оттенком, но мягкая. Я заметила, что на одном ногте облупился лак, и вспомнила, как до того, как ей стало совсем плохо, она брала меня с собой в салон. Мама всегда говорила, что чувствует себя лучше, когда хорошо выглядит. Я представила, как она сидит, сгорбившись, и через силу красит ногти, хотя знает, что никуда не выйдет, что ее сможет увидеть только отец. Может, она даже попросила его подкрасить ей ногти. Я про себя рассмеялась, представив эту картину.

— Привет, мам, — тихо произнесла я, глядя на закрытые глаза. — У тебя будет новое сердце! Ура-а-а! — Я с глупой улыбкой потрясла в воздухе огромными воображаемыми помпонами, как девчонки из группы поддержки. Потом снова посерьезнела. — Но прежде, чем это случилось, пока ты спишь и не слышишь меня, хочу с тобой кое о чем поговорить. Понимаешь, я встретила парня, и он такой славный. Его зовут Ной Кроуфорд. — Я закатила глаза, представив, как бы она на это отреагировала, если бы была в сознании. — Да-да, тот самый Ной Кроуфорд. Только ты не смотри на его прекрасное лицо и деньги. Он бывает настоящим гадом, но это и делает его таким классным. Да, мы с ним какое-то время встречались, и вчера вечером он сказал, что любит меня. — Тут мама взвигнула бы от восторга. — Да, да, да. Только… Сегодня утром он сказал, что хочет, чтобы я исчезла из его жизни. Мне кажется, из-за того, что он думает, будто знает, что для меня лучше. Ох уж эти мужчины, верно? Хотя я с самого начала знала, что между миллионером и простой девушкой из Хиллсборо что-то серьезное может получиться только в сказке. А сказки на то и сказки, чтобы не сбываться. Вот только Ной все время заставляет меня думать, что я ошибаюсь, что все возможно. То есть он сказал, что любит меня… И несмотря на свои страхи, я стала думать, что у нас и вправду все сложится. Только у меня не было возможности сказать, что я к нему чувствую. — Я прижалась лицом к маминому плечу и вздохнула. — Меня убивает, что он не знает об этом, и еще хуже то, что я ничего не могу с этим поделать. Ведь такое не напишешь в эсэмэске и не скажешь по телефону, верно? Нет, об этом нужно говорить лицом к лицу. Беда в том, что я не знаю, увижу ли его вообще когда-нибудь. Мам, подскажи мне — я не знаю, что делать.

— Мое лицо здесь, — раздался со стороны двери знакомый, проникнутый сексуальной хрипотцой голос.

Я вскинулась и обернулась. Да, это был он и выглядел так, будто сошел со страниц глянцевого журнала. Ной стоял, прислонившись плечом к дверному косяку и засунув руки в карманы джинсов.

— Скажи, Дилейн, что ты ко мне чувствуешь?

Ной

Я слышал каждое произнесенное ею слово. Я не собирался подслушивать, просто не хотел прерывать ее рассказ. Я даже развернулся, чтобы уйти, но, когда услышал свое имя, любопытство возобладало и я остался. Думаю, меня охватило какое-то мазохистское желание услышать, как она меня ненавидит. То, что я услышал, не было похоже на ненависть, но я не

собирался делать из себя еще большего придурка, пытаясь разобраться в этом в одиночку.

Дилейн, как громом пораженная, посмотрела на меня, но на вопрос не ответила. Она вообще ничего не произнесла, а вскочила и побежала ко мне. Я едва успел встать прямо, чтобы поймать ее, когда она бросилась мне на шею. Потом ее губы буквально врезались в мои, гибкое тело слилось с моим, и она начала целовать меня так, будто мы не виделись не несколько часов, а несколько месяцев.

— Эй, эй, эй, — сумел я произнести сквозь лавину поцелуев. Я почувствовал соленые слезы, скатившиеся на ее губы. Она по-настоящему ревела и вся дрожала. Мне ничего не оставалось, только прижать ее голову к плечу и крепко обнять. — Все хорошо, киса, я с тобой. Все будет хорошо.

— Папа не должен увидеть меня такой, Ной. Он до сих пор не знает ни о тебе, ни о том, что я сделала, и нельзя, чтобы узнал. Нельзя! — скороговоркой произнесла она.

— Не волнуйся, я все устрою.

Тут с видом медведицы, готовой защищать медвежат, в палату ворвалась Полли.

— Черт возьми, Ной! Что ты с ней сделал? Она в порядке?

В любом другом случае я посоветовал бы ей выбирать тон и сделал бы строгое внушение, но сейчас мне была понятна ее резкость. Они с Дилейн стали близки, и Полли просто ощущала потребность защищать ее, так же как она ощущала потребность защищать меня. Я не стал лезть на рожон.

— Будет, — ответил я. — Нужно ее забрать отсюда.

— Нет, я не могу уйти, — сквозь слезы возразила Дилейн, не поднимая головы.

— Киса, я не хочу увозить тебя из больницы, я просто хочу найти место, где мы могли бы поговорить наедине, — гладя ее по волосам, заверил я.

— О боже, это Ной Кроуфорд! — Я обернулся и увидел ногастую девицу с искусственным бюстом, слишком тощей талией и лицом, спрятанным под двухдюймовым слоем грима, которая перегородила мне дорогу к выходу. В глазах у нее сверкнули искорки, но эти искорки быстро превратились в кинжалы. Если бы взглядом можно было убить, я уже был бы убит и кремирован, а мой пепел смешан с компостом. — Убери от нее руки, гад, пока я не оторвала твои яйца и не засунула их тебе в глотку!

— Дез, оставь его в покое, — слабо пробормотала Дилейн в мою шею.

— А, Дез, лучшая подруга… — наконец понял я. — Честное слово, ты можешь задушить меня моими яйцами позже, если захочешь. Я сам могу провести кастрацию, но сейчас мне нужно помочь Лейни. Нужно отвести ее куда-нибудь, пока отец не увидел. Можешь посидеть с ее матерью, пока я ее успокою?

Она перевела взгляд на Лейни, потом опять посмотрела на меня и неохотно кивнула.

Я, продолжая прижимать к себе свою девушку за два миллиона, повернулся к Полли. К черту два миллиона, теперь она была просто моей девушкой.

— Полли, не знаю почему, но ты умеешь ладить с людьми. Ты им нравишься. Может, останешься здесь, поговоришь с ее отцом?

— Вас понял, — сказала она, козырнула и лукаво подмигнула.

Когда у Полли появлялось какое-то задание, она прямо-таки начинала светиться. Оставив Дез и Полли, я провел Лейни по коридору, не обращая внимания на любопытные взгляды санитаров и пациентов. Подойдя к кабинету Дэниела, я постучал.

— Входите, — раздалось из-за двери.

Увидев Лейни в моих руках, Дэниел встал и нахмурился.

— Что с ней?

— Ничего. Я, э-э-э… Нам просто нужно немного побыть наедине. Ты не мог бы…

— Конечно, мне все равно пора в операционную. — Проходя мимо нас, он деликатно кашлянул. — Заприте дверь, и никто вам не помешает.

Когда он ушел, я посадил Дилейн на диван, но когда я хотел оторваться от нее, она схватила меня за руку и умоляюще заглянула в глаза.

— Пожалуйста, не уходи!

— Я никуда не уйду, Лейни. Обещаю. Я просто закрою дверь.

Она кивнула и неохотно отпустила руку. Я подошел к двери и повернул ручку, потом взял из мини-холодильника бутылку воды.

— На, выпей, — сказал я, снял крышечку и протянул ей бутылку.

Она сделала небольшой глоток и поставила бутылку на стол. Как только я сел рядом с ней, Лейни забралась мне на колени и положила голову на плечо. Она все еще дрожала и была заметно расстроена. Я не представлял, как ее успокоить.

— Тш-ш, все хорошо, милая. Теперь все будет хорошо, — сказал я, гладя ее по спине и целуя в макушку. — Что тебя так огорчило? Поговори со мной.

— Господи, Ной, все вовсе не хорошо… Она умирает. Или, по меньшей мере, умирала. А теперь твой дядя говорит, что они нашли донора, а я так гнусно вела себя с ним на балу. Дез приехала за мной, сказала, что мама умирает. Мне пришлось мчаться сюда, и я до смерти испугалась, что не успею. Я не хотела от тебя уходить, но мне нужно было. Ты был нужен мне здесь, а тебя не было. Утром ты от меня сбежал, и я жутко рассердилась на тебя. Мне хотелось наорать на тебя. Хотелось лупить по твоей прекрасной глупой голове, но тебя рядом не было. И мне до сих пор хочется орать и драться, но я не могу, потому что ты приехал, теперь мне хочется, чтобы ты меня обнимал. Ты бросил меня…

Продолжая это бессвязное бормотание, она заливалась слезами, но я понимал каждое слово. Она была расстроена и испугана, а меня не оказалось рядом, именно тогда, когда я был нужен ей больше всего. Она права: я повел себя глупо. Ей и так было слишком тяжко, чтобы разгребать еще и мое дерьмо.

— Я знаю, киса. Прости меня, — сказал я искренне. — Теперь я с тобой и не собираюсь никуда уходить. Только если ты сама меня прогонишь.

— Договорились. Но, клянусь Богом, если ты опять меня бросишь, я сама стану тебя держать, когда Дез будет отрезать тебе яйца, — сказала она и опять залилась слезами.

Я обнимал и покачивал ее, как ребенка, пока она выплакивала боль, горечь и отчаяние. Через какое-то время она затихла, и я решил было, что она заснула, но Лейни посмотрела на меня опухшими от слез глазами и улыбнулась. Я поцеловал кончик ее покрасневшего носика и улыбнулся в ответ.

— Я тебе рубашку испортила, — произнесла она осиплым голосом.

— Подумаешь, рубашка. Все будет хорошо, Лейни, — сказал я, поглаживая ее руку. — Я больше беспокоюсь о тебе.

— Извини, что я напала на тебя, как сумасшедшая. Мало кто об этом знает, но на меня иногда находит. — Она стыдливо пожала плечами и потянулась к коробке с бумажными носовыми платками на столе.

Я усмехнулся.

— Это не тайна. Но, знаешь, это мне в тебе нравится.

Она слабо рассмеялась и стала вытирать мокрые от слез щеки.

— Ты давно здесь?

— Не очень. — Я забрал у нее платок и сам вытер ей лицо. — Кстати, поздравляю, что нашелся донор.

— Это ты устроил, да?

Если бы я смотрел на себя ее глазами, я казался бы себе всемогущим великаном, но я знал правду, и она тоже должна была ее узнать.

— Вряд ли это в моих силах, Лейни.

— Ерунда. Ты можешь все, Ной Кроуфорд. Это ведь ты направил сюда Дэниела. Скажешь,

нет?

— Да, я просил его проследить за лечением твоей матери.

— Значит, ты по умолчанию ее спаситель. Если бы ты не вмешался, мама не получила бы

донорское сердце.

Я вздохнул, взялся за ее подбородок и заглянул в глаза.

— Я не супергерой, Лейни. Но ради тебя я могу встать под пулю, или остановить поезд голыми руками, или перепрыгнуть с небоскреба на небоскреб, чтобы к тебе добраться. Все, что угодно, лишь бы ты была счастлива… потому что я люблю тебя.

— Я тебя тоже люблю, — прошептала она.

Кровь у меня вскипела, сердце раздулось так, что я испугался, как бы оно не взорвалось в груди. Она любила меня. Моя девочка за два миллиона долларов любила меня!

— Я не умею говорить так красиво, как ты, но…

— Эй, — прервал я ее, пока она не начала опять тараторить. — Это все, что мне нужно… Знать, что ты любишь меня.

Лейни закрыла глаза и медленно выдохнула. Потом открыла их, посмотрела прямо на меня и сказала:

— Ной Кроуфорд, я люблю тебя так, что сердце останавливается. Тут уж я не удержался.

Медленно наклонившись вперед, я припал к ее нижней губе, а потом взял в свои губы для чувственного поцелуя. Она сжала в кулачках мою рубашку, когда я отклонился от нее, а потом, снова вернувшись, поцеловал еще раз и еще, каждый раз чуточку проникновеннее. Ей этого было мало, и, если честно, мне тоже. Радуясь тому, что дверь закрыта, я снял ее с колен, уложил на диван, а сам встал на одно колено между ее ног. С рвением, не уступающим моему, Лейни потянула меня за рубашку, и я лег на нее грудью.

Мы, как пара подростков, обнимались на диване в дядином кабинете, но я почувствовал необыкновенный подъем. Моя рука проползла по ее бедру, проникла под платье и вдруг резко остановилась. Что-то было не так.

Я засунул палец под эластичную полоску, оттянул ее и отпустил.

— Что это такое, мисс Талбот?

— Трусики, — задыхаясь, ответила она и начала покрывать поцелуями мою шею.

— Я знаю, что это трусики. Что они делают на тебе?

Ношение трусиков было запрещено Лейни после того, как она решила поиграть в рассерженную стерву и сожгла очень дорогую коллекцию белья, которую я для нее купил. На самом деле Лейни это сделала, потому что магазином белья владела моя бывшая любовница. Она приревновала. Но запрет на трусики никто не отменял.

— Их Полли привезла мне вместе с платьем. — Она взялась за мой зад и потянула на себя.

— Но ты же не обязана была их надевать, — заметил я и тоже взял ее за ягодицы. За голенькие ягодицы. Хорошо хоть, трусики оказались танга.

Она ахнула и выгнула спину, когда я припал губами к ее шее и начал неспешно посасывать кожу.

— Но ты же бросил меня. Правда, я и не надеялась, что ты когда-нибудь увидишь их, но все же это была маленькая месть. Да и потом, ты же разорвал контракт. — Дыхание ее сделалось отрывистым, как у меня.

— К черту контракт, ты все равно моя, — сказал я, прижимаясь к ее центру и заставляя ее застонать в подтверждение моих слов. — И ты была плохой девочкой, Дилейн.

Она оплела меня ногами.

— М-м-м, я люблю, когда ты такой властный и строгий.

Вот что мне больше всего нравилось в наших отношениях. Секунду назад мы признались друг в другу вечной любви, и вот уже страстно обнимаемся в кабинете моего дяди.

— Киса, мне сейчас ничего так не хочется, как устроить тебе наказание, но мы должны остановиться, пока можем, — сказал я, отрываясь от нее.

Лейни вздохнула, уронила голову на подлокотник дивана и сняла с меня ноги.

— Ты прав. — Она сделала глубокий вдох с закрытыми глазами, чтобы успокоиться. Оперлась о мою грудь и переместилась в сидячее положение, поправляя платье. — Видишь? Это все ты виноват, Ной Кроуфорд. Являешься сюда, очаровываешь меня, хотя знаешь, что мы ничем не сможем заняться, а мама лежит внизу и ждет операцию. Я пожалуюсь на тебя папе. Расскажу, как ты воспользовался его милой невинной девочкой и превратил ее в ходячую нимфоманку с бурлящими, к тому же, гормонами… — Она вдруг замолчала. — Черт, Мак!

Я рассмеялся.

— Что с ним?

— Как мне объяснить про тебя?

— Может, скажешь: «Пап, это мой очень богатый и очень горячий парень. У него огромный член и умелый язык». — Я облизал нижнюю губу, чтобы подразнить ее, но она ловко поймала мой язык и прищурилась.

— Ной, я серьезно.

Я укусил ее за пальцы, заставив отпустить язык. Надо же мне было вернуть себе дар речи!

— Я тоже. По-моему, я уже доказал, что это не пустые слова, но я всегда готов освежить тебе память, — проговорил я с соблазняющей улыбкой и поиграл бровями. А потом скользнул ладонью по внутренней стороне ее бедра, собираясь этим заняться незамедлительно.

— Ной! — Она отбросила мою руку, встала и начала расхаживать по кабинету. — Папа думает, что все это время я провела в университете, а не в Доме Дефлорации Невинных Дочерей в постели Ноя Кроуфорда. Как мы могли познакомиться?

Пожав плечами, я предложил самый простой выход.

— Я уйду, и он про меня просто не узнает.

Она остановилась, развернулась и с грозным видом направила на меня палец.

— Ты никуда не уйдешь! Я тебя не отпущу! И даже не думай…

— Хорошо, хорошо! Успокойся! — поспешил согласиться я и поднял руки, как сдающийся солдат.

Умиротворившись, Лейни опустила руки и принялась покусывать нижнюю губу. Черт, если она не перестанет, мы отсюда не выйдем, пока не затрахаем друг друга до дыма из ушей. Я встал, подошел к ней и осторожно провел пальцем по искусанной губе, а потом приложил ладони к ее щекам.

— Я что-нибудь придумаю. Возвращайся в палату матери и скажи Полли и Дез, чтобы они пришли сюда. Проследи, чтобы твой отец об этом не узнал.

— Что ты собираешься делать?

— Пока не знаю. Но если мы втроем устроим мозговой штурм, наверняка придумается что- нибудь правдоподобное.

— Хорошо.

Я целомудренно, нежно поцеловал ее и повел к двери.

— Эй, — остановил я ее, прежде чем она вышла. Она повернулась. — Я люблю тебя.

Ее улыбка наполнила меня такой энергией, что хватило бы на освещение всего Чикаго.

— Я тоже тебя люблю.

3