Часть 8. Минсок никогда и не надеялся, что дождь у него будет вызывать противоречивые ощущения в глубине расцветающей весенними красками души: и гадко

Минсок никогда и не надеялся, что дождь у него будет вызывать противоречивые ощущения в глубине расцветающей весенними красками души: и гадко, и приятно, что Лухан первым перевел деловое общение в более желанную и интимную степь. Степь эта, правда, темная, непонятная, пугающая, но и волочить ослабевшие ноги назад как-то не хочется, наоборот – внутри разгорается более ощутимое и уверенное желание заглянуть внутрь, изучить, подстроить под себя. Негласное правило прогуливаться по улицам после работы и заканчивать утомительный день за чашкой ароматного кофе закрепляется редкими сообщениями по вечерам, когда время далеко переваливает за приличное, а спать не ляжешь, потому что нужно ведь ответить и только потом, после этого ритуала, спокойно отложить телефон в сторону. А то еще Лухан сочтет неблагодарным и бесчувственным к столь умилительным попыткам уделить внимание чурбаном.

Сочтет же?..

Шу-Шу ревниво фыркает и прячется подальше от любопытных глаз Лухана, стоит Минсоку позволить переступить ему порог своей квартирки через полторы недели выматывающих скитаний по городу, магазинам и кофейням. Вешая полюбившуюся кожаную куртку на крючок, Минсок сомневается – а можно ли назвать все происходящее словом отношения, если они ни разу не затрагивали эту волнительную тему для оттягиваемого, но бесспорно необходимого разговора? Руки не слушаются, пока Минсок наливает воду в чайник и достает с полки банку кофе, а Лухан появляется сзади и любопытно заглядывает через плечо, бесцеремонно нарушая личное пространство ненавязчивыми прикосновениями к плечам. Кожа воспламеняется даже через тонкую ткань свободной кофты.

Минсок любит свободные вещи, потому что в них можно спрятать несовершенства своего тела и вообще не заморачивать голову лишний раз вопросами о внешнем виде. А Лухан еще и обнимает за шею, цепляется обеими руками, окончательно утягивая в омут своего игривого взгляда и тихого голоса:

-Давай постоим так немного.

И разве Минсок может отказать? Он поворачивается в тесных объятиях, ведет несмелыми ладонями по худой спине и останавливается ими где-то на лопатках, жмется к Лухану, как доверчивый и любящий хозяина пес с огромными преданными глазами.

Шу-Шу там, наверное, с ума сходит в другой части квартиры – не может видеть, что творится на маленькой кухне с давно кипящим чайником и рассыпавшимся по тумбе коричневым порошком кофе.

-Я знаю тебя не так долго, мы ни в чем не уверены, но почему мне хочется перевезти тебя в свой дом, чтобы просыпаться из-за боли в затекших руках или пинков под ребра? – Лухан усмехается и разнимает пальцами темные пряди, сжимает их, заставляя Минсока поднять голову. – Скажи что-нибудь.

Минсок бы сказал столько всего, что накопилось за прошедший месяц, да вот только слова – способ выразить свои мысли и чувства не самый подходящий в данный момент. Из-за небольшой разницы в росте приходится приподняться на носочках и вцепиться в плечи Лухана, наклоняя к себе для удобства и второго поцелуя, на этот раз уже самостоятельного, крепкого и нетерпеливого.

Да, всего лишь второй – они зачем-то блуждали по извилистой дорожке между все-еще-коллеги и почти-состоявшиеся-любовники, минуя стадию ложных друзей, чтобы сейчас вот так просто целоваться на кухне, вымазывая руки в раскрошившемся кофе и нелепо стукаясь зубами. Минсок теряет весь свой запал, позволяет Лухану вести в откровенном поцелуе и вжимать себя поясницей в край тумбы, пока чайник сзади бурлит и грохочет на весь этаж. Минсок упирается испачканными кофе руками в холодную столешницу за спиной и понимает, что уже не сможет ни остановить это самостоятельно, ни оттолкнуть Лухана, цепляет две пустые чашки и почти роняет с края на пол.

На белой рубашке остаются нежные коричневые следы – и Минсоку вдвойне неловко из-за своей невнимательности и небрежности.
Лухан прижимается красными губами к щеке и тянется рукой вперед, чтобы щелкнуть кнопкой на подставке чайника.

Все так же кипит внутри и у Минсока, разрядами поступая прямо от исцелованных губ в мозг и сердце.

-Я тебя понял, - смешок ласкает покрасневшее ухо, Минсок втягивает голову в плечи и по-идиотски улыбается, отряхивая рубашку Лухана от кофе и разглаживая складочки податливой ткани над поясом джинсов. – Но не думай, что в следующий раз отделаешься так легко.

-Я и не собираюсь, - бросает Минсок вслед Лухану и возвращается к забытой полупустой банке, добавляя едва слышно: – Отделаешься от тебя, как же.

Вспоминая неожиданный поцелуй с Чанелем, Минсок фыркает и несет две переполненные чашки к предположительному нахождению Лухана в своей квартире, безошибочно угадывая с местом обитания прелестного кролика.

-Она меня уже не любит, - жалуется Лухан и скребет пальцем клетку, из которой на него хмуро глядит пушистый комок с пылающими ненавистью глазками. – Почему я ей не нравлюсь?

-Зато мне нравишься. Шу-Шу, он же лапочка?

-Подожди, ты только что сказал, что я тебе нравлюсь? – Лухан тут же улавливает необходимую для себя информацию и подается вперед, пока ему в грудь не упираются две горячие чашки кофе.

-Как будто ты не знал. Твоя рубашка…

-Черт с ней. Я собираюсь попасть на первое место в список будущих жертв твоего кролика прямо сейчас.

Поцелуи Лухана в отличие от Чанеля и всех тех людей, с которыми Минсока сталкивала жизнь, вкусные и совершенно точно приятные до щекотного ощущения внизу живота и просыпающейся на кончиках пальцев смелости. Все рекорды по количеству этой незамысловатой ласки бьет сегодняшний день: они валяются на диване перед телевизором, глупо хихикая в губы друг друга на нервозное шуршание из клетки кролика, и целуются, пока дышать становится нечем.

-Почему ты молчал? – нарушает расслабленную тишину Лухан и обводит большим пальцем раковину аккуратного уха, перебирает волосы на затылке лежащего сбоку умиротворенного Минсока. Слишком нежно и медленно, чтобы не обращать внимания и продолжать цепляться за а-может-не-стоит-обнадеживаться-зря. Потому что не зря.

Ким Минсок неуверенный в себе и замкнутый идиот, но не сообщать же Лухану о боязни не понравиться? Он приподнимается на локтях, чтобы видеть лицо Лухана, и растерянно поджимает немного припухшие губы.

-Ну, это и так слишком заметно. Нет?

Лухан передразнивает «заметно, нет?», и Минсок понимает, что все-таки нет.

Что все-таки не нужно постоянно одергивать себя, бояться сделать шаг вперед, показаться глупцом или сумасшедшим – вся жизнь и создана для того, чтобы пробовать, ошибаться, вставать с коленей и двигаться дальше. А не для того, чтобы прятаться от людей и собственных возможностей, цепляясь из последних сил за уже имеющуюся стабильность без перспектив и шанса развиваться.

Минсок тянется вперед и выдыхает Лухану в губы:

-Тогда я покажу еще раз, ладно?