Мистика и магия букв

Позднеиудейское " преклонение перед алфавитом как вместилищем неизреченных тайн" (Аверинцев, 1977, 201) побуждало ближневосточных и европейских мистиков искать сокровенный смысл в каждой букве – сокращенную, свернутую, зашифрованную Богом формулу некоторого жизненно важного принципа, обладающего сакральной ценностью. Мистические интерпретации алфавита развивались в сочинениях пифагорейцев, гностиков, каббалистов, астрологов, чернокнижников.

Общую направленность и сам дух этого " всматривания в букву" можно почувствовать по одному старинному рассуждению о латинском алфавите: " Латинский Алфавит <...> является идеографическим отражением великих греческих мифов <...>; по этой причине он преподносит нам <...> удобное для пользования 'выражение' фундаментальных истин, содержащихся в человеке и во Вселенной, истин живых, 'Божеств', которые представляют собой манифестацию Единой Истины, созидательной и суверенной" (цит. по работе: Гельб, 1982, 221).

В иудейской мистической " Книге творения" (" Сефер иецира"), алфавит трактуется как образ вселенной, при этом мир предстает как комбинация чисел и букв. Ср. отрывок из пересказа " Книги творения", составленного М. Холлом по пяти английским переводам, но, кажется, все же позволяющего представить стиль каббалистического мышления: " Есть двадцать две основные буквы (и звука). Три из них являются первыми элементами (вода, воздух, огонь), началами, или матерями. <...> Материнские буквы напоминают весы, на одной чаше – добродетели, на другой – пороки, а язык уравновешивает их. Эти три Матери заключают в себе великую, удивительную и неизвестную тайну, запечатанную шестью крыльями (или элементарными окружностями): бинарными (активными и пассивными) воздухом, водой, огнем" и т.д. (Холл, 1992, 419; еще один фрагмент из этой книги приводится в §78).

Каждой букве приписывается ряд значений. " Так, алеф, первая буква еврейского алфавита, означала быка*; ее числовое значение – 1; ее физическое соответствие – дыхание; ее планетарное или зодиакальное соответствие – солнце; символическое – воля, сила; цветовое – бледно-желтый; направительное – сверху вниз и т.д." (цит. по статье В.Н. Топорова " Письмена" в МНМ, II, 315). О мистике букв в каббале см. также §78.

* Звук, который передавался буквой алеф, звучал в начале древнееврейского слова, обозначавшего быка; древнее начертание этой буквы (к которому восходят первые буквы греческого, латинского и кириллического алфавита – соответственно А [альфа], А [а] и А [аз]), по-видимому, представляло собой перевернутое " вверх ногами" (в некоторых древнесемитских алфавитах – повернутое на 90 градусов) схематичное изображение рогатой морды. Не случайно, конечно, и то, что алфавит начинается буквой, которой приписывается значение именно быка – ведь бык, по древнейшим мифологическим представлениям многих народов, – это верховное божество. Ср. языческо-христианскую загадку из старинного апокрифа " Беседа трех святителей": " Что есть вол корову роди? – Господь землю сотвори". Роди, сотвори – в церковнославянском языке формы одного из прошедших времен (аориста).

Полным сакрального значения представлялось само число б у к в в алфавите. Так, ветхозаветный канон образуют 22 книги – по числу букв в древнееврейском алфавите; в канонических текстах мифологического эпоса древних греков – в " Илиаде" и " Одиссее" – по 24 песни (в соответствии с 24 буквами греческого алфавита).

Вера в тайные смыслы букв, в сакральную силу самого начертания знака вызывала разнообразные виды магии – над буквами или с помощью букв. Древнееврейская запись имени Бога – с помощью одних согласных (поскольку в древнееврейском письме гласные не обозначались) – в Византии была осмыслена как " прикровенное" (тайное) выражение святого имени. Над сокращенно записанным словом ставилась черта, первоначально с тем же назначением, какое сейчас имеет подчеркивание, – т.е. это было средством графического выделения каких-то слов. Позже в византийской и церковнославянской письменности и сами сокращения святых слов, и черточка над ними* были осмыслены как знак святости, и это стало единственно допустимой записью сакральных слов. В орфографических сочинениях XVI-XVII вв. правило о титле самое частое. Вот как его формулировали: " Стсть [т.е. святость] ...подобает писати с разумом? почитати взметом? ли покрыт? ем яко венцомъ слвы [т.е. славы] во образ будущаго воздаан? а стым"; " Мтрь бж? ю мр? ю? мчнков хрстовых [т.е. матерь Божию Марию и мучеников христовых] под взметом пиши" (цит. по изданию: Ягич, 1885-1895, 712, 721). В некоторых руководствах сказано, что слова ангел, апостол, архиепископ, написанные просто (т.е. без титла), означают ангела или апостола сатаны; эти слова, говорилось далее, отнюдь не покрывай, но складом пиши, понеже вражебно Божеству и человеческому естеству (цит. по работе: Калайдович К.Ф. Иоанн, экзарх Болгарский: Исследование, объясняющее историю словенского языка и литературы IX и X столетий. М., 1824. С. 198).

В латинской раннехристианской традиции отношение к имени Бога выразилось в принципе Nomen Dei non potest litteris explicari ('Имя Бога не может быть выражено буквами').

В иудаистической литературе до сих пор обозначение Бога не записывается полностью, в том числе на русском языке (пишется так: Б-г, Б-га, Б-жественность Г-спода и т.п.).

* По-церковнославянски этот надстрочный знак назывался титло (от греч. titlos – надпись); выражения писати взметом, писати с покрытием означали 'писать под титлом' (например, БГЪ – означает 'Бог', АГГЛЪ – 'ангел', БЛЖНЪ – 'блажен', ОЦЬ – 'отец', НБСНЪ – 'небесный', ДША – 'душа').

У Даля в Словаре есть речение: Грамота не колдовство (II, 135). Но, как известно, всякое отрицание возникает позже утверждения: Грамота не колдовство – это возражение тому, для кого грамота – колдовство. Для фидеистического сознания письменные знаки – это потенциально более действенное средство магии, чем приговоры и нашепты; для магии нужен хотя бы намек на тайну, полшага из повседневности, и в буквах этот намек есть (ведь еще в прошлом веке письмо не было заурядным делом в повседневном общении большинства людей). Поэтому люди верили в оберегающую силу букв, спасительность записанного имени Бога, в ладанки и амулеты с молитвами и священными словами.

Апокриф " Семьдесят имен Богу" (рукопись XVI-XVII вв. Иосифо-Волоколамского монастыря) советовал для самообороны записать и носить с собою 70 " имен" (символических и метафорических наименований) Христа и 70 " имен" Богородицы: " Сиа знаменна егда видиши и сиа имена егда прочитаеши непобежден будеши в рати и от всех враг избавлен будеши и от напрасния смерти и от страха нощнаго и от действа сотонина. <...> А се имена господня числом 70. Да еже их имат и носить с собою честно от всякаго зла избавлен будет: власть, сила, слово, живот, милость (цит. с графическими упрощениями по изданию: Тихонравов Н.С. Памятники отреченной литературы. СПб., 1863. Т. II. С. 339).

Черная (вредоносная) магия нередко заключалась в уничтожении или порче записанного имени. В латыни глагол defigo 'втыкать, вбивать, вколачивать' имел также значение 'проклинать' (например, у Овидия оборот defigo nomina cera (при буквальном переводе 'пронзить восковое имя') означает именно 'проклинать'. По сведениям И. X. Дворецкого (Латинско-русский словарь, с. 297), проклятие состояло в том, что булавкой прокалывалось написанное на воске имя предаваемого проклятию.

В истории письменной культуры бывали конфликты, вызванные фидеистически пристрастным отношением к самому начертанию букв и особенностям гарнитуры шрифта.

В 1708-1710 гг. с санкции Петра I была проведена реформа русского письма. Гражданские (светские) книги стали печатать округлыми и легкими, поэтому как бы светлыми шрифтами (близкими, кстати, к шрифту скорининских изданий Библии). Кроме того, в гражданской печати и письме перестали использовать некоторые буквы церковнославянской азбуки (кириллицы), избыточные для русской фонетики. Церковные книги печатали по-прежнему, сохраняя все знаки кириллицы и само начертание букв, близкое к древнейшему торжественному почерку церковнославянских рукописных книг – уставу. Однако старообрядцы долго не могли смириться с утратой прежней кириллицы. Еще в сере-дине прошлого века они говорили: Гражданская грамота от антихриста (приводится у Даля в сборнике " Пословицы русского народа").

С фидеистическим восприятием гарнитуры шрифта связан и такой факт: когда русский поэт-акмеист Вл. Нарбут решил, по сугубо эстетическим мотивам, набрать сборник своих стихов " Аллилуйа" (1912) церковнославянским (а не гражданским) шрифтом, по распоряжению церковной цензуры напечатанная книга была конфискована.