У хвоста коня князя Юрия Долгорукого

Сам погибай, а товарища выручай.

А. В Суворов

9 мая 1995 года я спешил на традиционную встречу суворовцев — выпускников Воронежского суворовского военного училища.

Друзья пообещали познакомить меня с ребятами, которые учились в течение семи лет с Резуном. Мне было интересно встретиться с бывшими однокашниками Резуна и узнать их мнение о нем.

Вот уже около пятидесяти лет существует эта традиция. Эту встречу суворовцы между собой окрестили по-разному: кто называет ее «У копыта», а кто — «У хвоста лошади князя Юрия Долгорукого».

Выпускник Воронежского суворовского военного училища А. Жигулин написал такие вдохновенные строки о своей альма-матер:

Воронеж! Родина! Любовь!

Все это здесь соединилось

В мой краткий век, что так суров,

Я принимаю, словно милость,

Твоей листвы звенящий кров.

И что ты там судьба, городишь?!

Тебе вовек не сдамся я,

Пока на свете есть Воронеж —

Любовь и Родина моя!

Каждое суворовское училище имеет свое место встреч. Большинство встречаются у памятника генералиссимусу А. В. Суворову на площади Коммуны, некоторые в Парке культуры и отдыха имени Горького, у Большого театра, в других местах. Такие встречи проводятся и в других городах бывшего Советского Союза, где когда-то были или продолжают существовать суворовские училища, — в Ленинграде, Киеве, Минске.

Около 12 часов дня я вышел из метро у станции «Белорусская» и направился по Тверской к месту встречи.

Был солнечный весенний день. На улице много народа. Еще в метро я ощутил атмосферу праздника: встречались нарядно, по-праздничному одетые люди в военном и штатском, мужчины и женщины с орденами и медалями. В основном люди пожилого возраста. Встречалась и молодежь: участники войны в Афганистане, в других горячих точках. Все спешили на встречи с друзьями-однополчанами.

На улице гремела музыка. Исполнялись песни военных лет, ведь отмечалась 50-я годовщина Победы советского народа над фашистской Германией. От Белорусского вокзала к Манежу двигались праздничные колонны демонстрантов. На тротуарах стояло много народа, люди приветствовали их. Как в прежние советские времена — море красных полотнищ. Демонстранты несли транспаранты с лозунгами, карикатурами, клеймящими ельцинский преступный режим. Я подошел к одному милиционеру, стоящему на тротуаре. Разговорились. Конечно, коснулись политики, положения в стране. В конце беседы милиционер говорит мне: «Против своего народа никогда не пойду, какие бы приказы ни отдавали. Хватит. Сыты по горло демагогией демократов».

Чем ближе подхожу к месту встречи, тем сильнее бьется сердце, тем становится волнительнее и радостнее. Сейчас увижу многих знакомых, близких мне по духу людей.

Издалека около памятника замечаю кучки людей в военном и штатском. Подхожу ближе. Вижу небольшого роста, энергичного полковника. Это мой старый знакомый Гоша Лешин, суворовец второго выпуска 1949 года. Он — хранитель традиций ВжСВУ. Он летописец нашего родного училища.

Полковник Лешин ведет активную переписку с бывшими выпускниками, преподавателями, офицерами-воспитателями училища. У него имеется база данных практически на весь личный составе момента возникновения училища — 1943 года до расформирования — 1963 года.

В тот день мне по-настоящему повезло не без помощи того же Лешина. Я познакомился с тремя великолепными парнями из 2-й суворовской роты, в которой учился Резун. Одного из них, Алексея, я знал до этой встречи. Мы с ним вместе работали когда-то за рубежом, потом сотрудничали в бизнесе.

Алексей пригласил меня и своих товарищей Сергея и Владимира в ресторан «Арагви».

— Давненько мы здесь не бывали! — потирая ладони, проговорил Сергей.

Алексей — красивый мужчина под пятьдесят, внешне удивительно похожий на последнего царя Николая II. Седая борода, усы, манеры настоящего русского интеллигента чеховского времени. Медленная взвешенная речь. Судьба так распорядилась, что после окончания Воронежского суворовского училища в 1965 году ему пришлось расстаться с детской мечтой стать военным, как его отец и мать, прошедшие дорогами войны. Окончил МГИМО, работал журналистом-международником во многих странах мира. Его друзья под стать ему. Сергей — сын потомственного военного, полковника. Вот уже больше двадцати лет живет на чужбине. Он не диссидент, наоборот, русофил, почвенник. Любовь забросила его в Германию. Он писатель, драматург, режиссер. Его пьесы с успехом идут на сценах многих театров мира. Он больше всех говорит. Его можно понять. Изголодался человек по русской речи, по общению с друзьями.

Владимир, генерал-майор в отставке, как и я, бывший офицер ГРУ. Ему пришлось раньше времени стать невыездным. Заложил Резун. Стал неперспективным для выезда и работы за рубежом. Вместе с Алексеем занимается коммерцией. Этих трех товарищей крепкая дружба связывает много-много лет, с 1958-го — года поступления в Воронежское суворовское военное училище. Их дружба прошла испытание жизнью.

После выпитых нескольких рюмок разговор за столом оживился. Пошли воспоминания. Конечно, о самом дорогом и родном, о годах в суворовском училище. Вспоминали преподавателей, офицеров-воспитателей, друзей-товарищей суворовцев. Рассказывали, кто и где служит, работает, кто с кем и когда встречался. Вспоминали различные курьезные случаи. Рассказывали анекдоты, шутили, смеялись.

— Ребята, — начал Сергей, — наш-то Иудушка расписался за бугром. В Мюнхене в книжном магазине на витрине видел его «Ледокол». Помните, как его сочинения наша русичка разбирала на уроках. Цитировала афоризмы, от которых пупки от смеха развязывались.

— Я прочитал его «Аквариум», — вмешался в разговор Владимир. — Другие его книги меня после прочтения «Аквариума» просто не интересуют. Какой-то идиот в одном из интервью сравнил Резуна с Хейли. Как специалист могу сказать, что всё, что он пишет о ГРУ, — это чушь собачья. Процедура приема и обучения в Военно-дипломатической академии Советской армии описана так, что просто не хочется ничего опровергать и доказывать. Думаю, что читатель сам усомнится. Такая система, как он описал, может воспитать и готовить только идиотов, а не разведчиков, а в ГРУ, слава богу, несмотря на вакханалию власти в нашем государстве, удалось сохранить преданные Отечеству кадры разведчиков-профессионалов, о чем хорошо знают на Западе те, кто ведет борьбу с нашей разведкой. Кстати, Резуном в книге и не пахнет. Уверен, кто-то водил его рукой. Военные байки, может быть, и его, обработанные литературно пиаровцами.

— Но я как гражданский человек, — продолжал неугомонный Сергей, — не могу понять, как этот подонок мог попасть в такую серьезную секретную организацию, как ГРУ, в святая святых. Вот вы оба из ГРУ, — обратился он ко мне и Владимиру, — можете объяснить мне, простому обывателю, далёкому от разведки человеку? Ведь он в нашей второй гвардейской, как мы себя называли, роте был самый заурядный по всем показателям суворовец. Сколько было у нас настоящих классных парней: смелых, умных, сильных. А вот этого кретина взяли. Как такое могло случиться? Не пойму. Он и в армии-то не служил. Наверняка кто-то его протащил туда, не иначе. У него было одно отличие от всех, вы знаете. Алферыч, наш незабвенный и любимый каптенармус, любил шутить над ним, когда говорил: ты, малый, в «сук» пошел, наверное.

Помните, какие сцены он закатывал в Калинине в бане. Такие вещи мог позволить себе только дегенерат. Я как сейчас помню, как он иногда расходился. Эта сцена стоит перед моими глазами. В бане пар столбом поднимается к потолку, голые мускулистые ребята столпились вокруг Резуна. Он стоит маленький, толстенький и держит речь: «Вот вы, умники-отличники, спортсмены-разрядники, силачи. А кто из вас может потягаться со мной вот в этом? — при этих словах Резун демонстрировал свои мощные гениталии. — Не стесняйтесь, — расходился он, — покажите ваши жалкие пиписки. И вы убедитесь, кто из нас настоящий мужчина».

— Эти представления мы все хорошо помним, конечно, — не дал закончить Владимир Сергею свой монолог. — Нечто подобное встречается и в его опусе. Пытаясь скрыть свой страх и трусость за бравадой, он выдает: «Эх, был бы у меня в руках автомат Калашникова. Бросил бы я сектор предохранителя вниз на автоматический огонь. Затвор рывком назад и жутким грохотом залил бы привокзальную площадь полусонного Базеля». Ведь это похоже на сцены в бане. Ты спрашиваешь, Сережа, как он попал в ГРУ? Знаешь, для меня это тоже загадка, уравнение с несколькими неизвестными. Если бы у нас были такие тесты при приеме, как он описал в своей брехне, ему бы как своих ушей не видать разведки. Думаю, во многом попасть в нашу систему ему помогло суворовское училище. Да, да, как это ни парадоксально. Великолепная общеобразовательная подготовка, знание иностранного языка во многом сыграли свою положительную роль при приеме. Не исключаю, что кто-то и помог ему.

— Уверен, — снова заговорил Сергей, — что уже в училище у него были психические отклонения. Мы-то об этом знали ещё в Калинине. Только помалкивали. Считали детскими шалостями, и сами не соображали, и не имели понятия об этих штучках, о которых сейчас знает уже каждый школьник. Нас воспитывали совершенно по-другому. Кстати, это и привело его в конце концов, по моему мнению, к предательству.

— Скажи, Сергей, — обратился я к нему. — А в чем, собственно, выражались вот эти его детские шалости?

— И Алексей, и Володя, — ответил Сергей, — да и некоторые другие ребята из нашего взвода знают. У нас было два выродка, не хочу называть их фамилии. Их выгнали из училища, и они, насколько я знаю, плохо кончили. Вероятно, они от природы были дегенератами, сексуальными маньяками, раз проделывали с Резуном все эти штучки. Это не могло остаться незамеченным. Он опозорил наше училище, все наше суворовское братство. Его, ублюдка, убить мало. Вот Алексей с Владимиром были в Лондоне. Почему вы его там не разыскали и не придушили где-нибудь в темном углу?

— Да, действительно, мы с Володей были в Лондоне. Хотели встретиться с ним, поговорить по душам. Убивать мы его, конечно, не собирались. Стоит ли руки пачкать? Он и так уже убит, предав Родину. Существует только его оболочка, душа давно покинула его. Мы хотели через русский отдел радио Би-би-си найти его, позвонить, договориться о встрече. Но, видно, Господь Бог не хотел этой встречи.

Алексей давно стал верующим, помогал Русской православной церкви. Его речь, всегда спокойная и умная, походила на проповедь священника.

— Может быть, это и так и ты прав, не знаю, Алексей. Но его поступки продолжают наносить существенные удары по нашей Родине и зовут к отмщению, — возразил Владимир.

— Думаю, его грехи ему зачтутся. Они не останутся незамеченными. Он уже наказан, — отвечал Алексей.

— Всё-таки неплохо было бы с ним встретиться и по-нашему, по-кадетски, поговорить, — сказал я, обращаясь ко всей компании. — Интересно было бы узнать из первых рук, что его привело к предательству?

— Да что с ним встречаться? — снова возмутился Сергей. — Что у него узнавать, когда и так все ясно как белый день. Он — подонок и предатель. Говорят, раньше в КГБ было специальное подразделение, которое расправлялось с предателями, где бы они ни находились. А сейчас предатели преспокойненько разгуливают на свободе, раздают интервью направо и налево, жируют, становятся героями. Не удивлюсь, если нашему выкормышу дадут Нобелевскую премию за мир.

Нет, избавьте, я бы с ним встречаться не хотел. Если бы судьба все-таки свела с ним, то набил бы ему при всех морду. А вообще-то это сегодня не проблема. Я слышал, что с ним кто-то из вашей конторы уже встречался. Мне рассказывали, где-то в Лондоне нажрались как свиньи, распустили нюни и но пьянке отпустили ему все грехи. Он уже свободно разъезжает по разным странам, дает интервью, даже снял парик со своей лысой башки, уже не боится, что его где-нибудь укокошат. Российские СМИ активно ему помогают, создают имидж борца за демократию. А вот его книга «Ледокол», наделавшая столько шума в России и оправдывающая фашистскую Германию, не вызвала у немцев восторга. Они прекрасно знают, кто начал Вторую мировую войну.

Мы долго сидели в ресторане, беседовали на разные темы и не могли наговориться. Расстались поздно, но и приехав домой, я еще продолжал думать об этой встрече. Мои догадки приобретали конкретные очертания. Многие сомнения отпадали. Версия все больше обрастала неоспоримыми доказательствами.