Глава пятая. Когда Джеймс пообещал прислать машину, я и предположить не могла, что это окажется лимузин

Когда Джеймс пообещал прислать машину, я и предположить не могла, что это окажется лимузин. И еще того меньше ожидала, что в лимузине будет Джеймс Джейкобс собственной персоной. К счастью, мне удалось вытащить себя из постели в нормальное время и подготовиться, в смысле накраситься и уложиться феном. Я хотела сгладить всякое воспоминание о вчерашнем тошнотворном инциденте и выбрала симпатичное чернильно- синее джерси от Эллы Мосс, вещественное доказательство грубого насилия над моей кредиткой в «Блумингдейле». Вот уж в нем меня точно не вырвет — я просто не могу согнуться в этом платьишке. Надеюсь, суперзвезда заглядится на мои ноги и не заметит отсутствия навыков интервьюирования селебрити.

— Доброе утро, мисс Кларк.

Джеймс с готовностью подвинулся, словно на заднем сиденье лимузина было тесновато. Возможно, его смутила моя задница двенадцатого размера. Учитывая, что большинство девиц, виденных мной в «Шато Мармоне», явно стремились остановить стрелку весов на ста фунтах, его можно было понять.

— Вы выглядите хорошо отдохнувшей.

Я расшифровала комплимент как «блевать вроде не собираетесь».

— Благодарю вас, мистер Джейкобс, — отозвалась я с обворожительной улыбкой.

Можно сказать, свои люди, он меня видел изнутри и снаружи. Какой теперь смысл терять дар речи в присутствии мегазвезды?

— Позвольте представить моего помощника, Блейка.

Джеймс указал на очень нервного и очень красивого блондина, сидевшего в противоположном углу салона. К своему стыду, я его даже не заметила, пожирая глазами мощные накачанные бедра Джеймса в символических тренировочных шортиках. Специально для интервью надел, не иначе.

— Мы как раз бегали по холмам… Вернее, бегал я, Блейк читал «Перес Хилтон» на блэкберри.

— Отвянь! — Блейк протянул мне руку. — Жаль, что вчера мы с вами разминулись?

— О, жалеть абсолютно не о чем. Чем меньше свидетелей, тем лучше, — ответила я, вежливо встряхнув его рукой и своей головой.

Блейк действительно был очень хорош собой. Именно таким я представляла себе стопроцентного американца из Калифорнии: взъерошенные светлые волосы, очень загорелый и спортивный и в тренировочном костюме. Он мне сразу безумно понравился, не то я обязательно познакомила бы его с некоей Дженни Лопес.

Конечно, если эта мисс все же добралась в гостиницу вчера вечером. Спускаясь к лимузину, я заглянула в ее комнату, где меня приветливо встретила не разобранная со вчерашнего утра постель. Я пошарила в сумке от Марка Джейкобса, слегка пострадавшей от знакомства с полом туалета «Айви», на предмет посмотреть, ответила ли подруга на мою эсэмэску. Входящих не оказалось.

— Я здесь прежде всего затем, чтобы следить, придерживаетесь ли вы согласованных тем, и как только я скажу «стоп», мы останавливаемся и интервью заканчивается. Это понятно? — бесцеремонно сказал Блейк. — У вас есть список согласованных тем?

Я с трудом сохранила невозмутимость, ничем не выдав паники, — это же одна из

бумажек Сисси, оставшихся наверху в отеле.

— Разумеется.

Разумеется, это был один из листков, которыми снабдила меня Сисси и который я забыла в номере.

— Чудненько, — продолжал Блейк.

Он вообще вел себя так, словно Джеймса не было в машине. Я пыталась слушать его инструкции, но трудно было сосредоточиться, когда в паре футов сидит сам Джеймс Джейкобс с миной «ну не глупость ли все эти правила?». «Соберись, Энджи. Думай о деле».

— Идея этого интервью состоит в том, чтобы рассказать читателям о «настоящем Джеймсе Джейкобсе», то есть фактически мы делаем акцент на его фильмах, увлечениях и планах на будущее. И хорошо помним, чего касаться не надо, да?

— Секса, наркотиков и рок-н-ролла, — театральным шепотом подсказал Джеймс, вызвав у меня первый, неуместно громкий и слегка истерический смех за все утро.

— Веселись, Джеймс, веселись. — Блейк приподнял тщательно ухоженную бровь. — Шути, шути перед репортером. Не вздумайте это записать.

— Но я вовсе не… — Я остановилась, глубоко вздохнула, и начала заново: — Я здесь, чтобы работать, а не заваливать вас… э-э… то есть не расставлять вам хитрые ловушки и не подкладывать свинью.

Да уж… Правда, профессионально прозвучало?

— Мы это знаем, Энджел. — Джеймс коснулся моей руки. Стой, сердце, стой… Зачем такие гонки… — Просто Блейк привык проявлять повышенные меры безопасности. Некоторые журналисты из любого слова готовы раздуть скандальную сенсацию. Я же, наоборот, боюсь вас разочаровать. Ох, если бы моя жизнь была такой захватывающей, как ее описывают газеты!

Блейк натянуто улыбнулся мне и кивнул Джеймсу. Хм, мне как-то не приходило в голову, что процесс может оказаться нелегким. Этот Блейк собаку съел на медиатренинге. Если Джеймс не расскажет мне ничего интересного, о чем же я, спрашивается, должна писать?

— Я уверена, все будет в лучшем виде, — сказала я, доставая из сумки новехонький блокнот специально для интервьюирования звезд, ручку и диктофон. — Итак, какие у вас планы на день?

— Сплошные развлечения. — Джеймс дотянулся до мини-холодильника и протянул мне бутылку воды. Вторую он бросил Блейку, третью открыл для себя. — Утром — прогон на студии. Я, кстати, подумал — может, вы захотите посмотреть декорации, познакомиться с другими актерами?

— Это было бы неплохо, — небрежно отозвалась я, стараясь не завопить от восторга. Я побываю на съемочной площадке! Познакомлюсь с настоящими актерами!!

— А затем я бы предложил пообедать. Могу показать мои любимые места в Голливуде.

— Отлично!

Голова у меня сразу занялась голливудскими местами, но желудок расслышал только фразу про обед. Утром я так долго приводила себя в порядок, что совсем забыла позавтракать, а так как все съеденное вчера оказалось в кустах у бунгало Джейкобса, я просто умирала с голоду, готовая отдать правую руку за печенье с начинкой.

— Я охотно познакомлюсь с вашими излюбленными уголками города. Должна признаться, я еще не успела полюбить Лос-Анджелес.

— Не успели? — искренне удивился Джеймс, проигнорировав громкое неодобрительное «ну что ты будешь делать» Блейка. — А разве здешнее солнце вас не очаровало? Большинство англичан в него сразу влюбляются.

— Солнце чудесное, — согласилась я. — Но мои пристрастия бывшей англичанки уже высказались за меня. Я живу в Нью-Йорке.

Я была очень счастлива это сказать.

— Нью-Йорк мне тоже нравится, но Лос-Анджелес просто чудо! — настаивал Джеймс. — Где вы успели побывать?

— Ну, Беверли-центр, «Айви», «Тост», где я вас не дождалась…

— Прошу извинить меня за эту оплошность. — На его губах появилась знаменитая легкая асимметричная улыбка, его лучший адвокат. Кто в силах сердиться на такого красавца? — Мой рейс задержали. Поделом мне за то, что согласился сниматься в Канаде. Да, так вот, неудивительно, что вам здесь не понравилось, — вы не были в торговом центре и заведении для туристов. Доверьтесь мне, и я покажу вам хорошие места. А теперь расскажите, как вы оказались в Нью-Йорке.

Всю дорогу до студии «Сенчури» я рассказывала Джеймсу, как влюбилась в Нью-Йорк и какой прошла путь от зубодробительной… в смысле руколомательной подружки невесты до автора журнальной колонки и популярного блога, не забыв упомянуть новую сумку, новую лучшую подругу и нового суперсексуального бойфренда. История показалась волшебной сказкой даже мне самой (правда, я многое оставила за кадром).

— Значит, вы встречаетесь с фронтменом «Стиллз»? — На Джеймса это произвело впечатление. — Очень хорошая группа! Как вам кажется, их может заинтересовать предложение записать саундтрек для моего нового фильма?

— Алекс давно хочет работать в кино, — обрадовалась я, лучшая подружка года со связями. — Вам обязательно нужно с ним поговорить!

— А вы ему позвоните, — попросил Джеймс, выхватив у Блейка блэкберри и передав мне. — Наберите, пожалуйста, я очень хочу с ним поговорить. Я большой поклонник

«Стиллз»!

Красавец просил так мило, а Блейк выглядел таким взбешенным, что я сразу набрала телефон Алекса. Естественно, трубку никто не взял.

— Ну ладно. — Джеймс кинул блэкберри Блейку и рассмеялся. — Позвоним позже. О похоже, мы приехали. Вы знали, что главный офис «Фокс» находился в доме Накатоми из

«Крепкого орешка»?

— Не может быть! — завопила я и высунулась из окна лимузина, как возбужденный Лабрадор.

— Может. — Джеймс втащил меня назад — мы как раз проезжали пост охраны. — Они сидели в «Элвине и бурундуках», но чем меньше об этом говорить, тем лучше.

— А вы были в «Элвине и бурундуках»? — спросила я, прищурив глаза. Джеймс посмотрел на меня в упор:

— Чем меньше об этом говорить, тем лучше. Ура Голливуду!

Отчего-то я думала, что смогу прогуляться по киностудии не моргнув глазом, словно выросла в кинодекорациях и видеть Адама Сэндлера, проносящегося мимо в маленькой тележке для гольфа, для меня самое обычное дело, но на поверку я оказалась сущей провинциалкой с разинутым ртом, и Джеймс Джейкобе под боком делу отнюдь не помогал. Почти каждый человек, попадавшийся нам навстречу, заговаривал с ним или под каким-

нибудь неубедительным предлогом останавливал его и гладил по руке, похлопывал по спине, с обожанием стискивал повыше локтя или просто пожирал глазами. Я старалась не ревновать к такой славе, но чувствовать себя невидимкой оказалось не очень приятно.

— Вот где я сегодня буду сниматься, — сказал он, когда седьмая ассистентка помощницы какой-то ассистентки устала трещать, какая для нее честь работать с Джеймсом Джейкобсом.

Снаружи все выглядело как огромный склад выгоревшего под солнцем желтоватого цвета, как и все в Лос-Анджелесе, но едва Джеймс открыл дверь и я ступила внутрь, произошло нечто невозможное: мы оказались в Лондоне. Я как ужаленная повернулась к дверям: снаружи — залитый солнцем Лос-Анджелес, внутри — вечерний Лондон. Трафальгарская площадь, если быть точной.

— Не может быть, — совершенно растерялась я. — Как странно!

— Хорошее средство от ностальгии. — Джеймс взял меня за руку и повел по лабиринту проводов и камер. — Вы когда-нибудь забирались на льва на Трафальгарской площади?

— Нет, — ответила я, во все глаза разглядывая окружавшие нас дома. — Не приходилось. Даже обидно.

— Можете сейчас, если хочется, — сказал он, указывая на великолепную копию трафальгарского льва позади полуколонны без Нельсона вверху. — Давайте телефон, я вас щелкну.

Это было безумие. Как только мы оказались в этих стенах, в стороне от километровых кабелей и здоровенных «юпитеров», мозг отказался воспринимать тот факт, что мы по- прежнему находились в Лос-Анджелесе. Даже как-то не верилось, что мы в помещении. Современные киношники могут делать со светом такие чудеса… Невероятно. По настоянию Джеймса я кое-как залезла льву на спину, поразившись, что он оказался не из бронзы, а из чего-то теплого и менее прочного.

— А он не свалится? — спросила я, пытаясь перебросить ногу на львиный бок, не выставив трусы на всеобщее обозрение. — По-моему, он не очень прочный.

— Все нормально, — настаивал Джеймс, ловя меня объективом моей слабенькой телефонной видеокамеры. — Не пнете — не свалится. Вчера на нем сидела Джессика Альба и ничего.

Я вцепилась в львиную шею, решив не подсчитывать, сколько Джессик Альб из меня можно выкроить, и молясь ногам реквизита, чтобы лев был рассчитан на нормальный человеческий вес, а не только на голливудских фей. Негромкий треск доказал: не рассчитан.

— Слушайте, я не могу спуститься, — сказала я, сдерживая панику. Признаюсь, это был не самый приятный момент. — Я серьезно!

Джеймс засмеялся, сунул мой телефон в задний карман своих джинсов и вытянул руки:

— Тогда прыгайте.

— Не могу! — испугалась я, нечаянно стиснув льва бедрами. — Я застряла.

— Но вы же не сможете брать оттуда интервью, — подначивал Джеймс. — А у меня через час здесь съемка. Я читал сценарий, вас в этой сцене нет. Прыгайте!

Я сжала губы и закрыла глаза. Ничего приятного в этом не было, как я ни искала. Подогнув под себя ногу (и едва не вывихнув при этом бедро), я по дюйму начала сдвигаться вниз, пока вдруг не соскользнула к львиной заднице гораздо быстрее, чем ожидала.

— Черт! — заорала я, спелой сливой падая в распростертые объятия Джеймса.

— Лучшее интервью за всю историю, не правда ли? — сказал он.

Проявив нечеловеческую (и неженскую!) выдержку, я отстранилась от широкой мускулистой груди и закашлялась, не зная, за что первое хвататься — пригладить волосы или одернуть юбку.

— Пожалуй, этот эпизод я опущу, — сказала я, принимая теплый от его тела сотовый. — Но декорации изумительные.

— Да, — кивнул он, оглядевшись. — Хотя я никогда не понимал тех, кто тратит огромные деньги на декорации. С другой стороны, нельзя же устроить взрыв на настоящей Трафальгарской площади.

— Вы все взорвете? — переспросила я, надеясь, что это будет не мой лев.

— Черт, я же давал расписку о конфиденциальности. — Джеймс провел рукой, застегивая рот на невидимую «молнию». — Я вам ничего не говорил.

— Естественно, — пообещала я. — А взорвут сегодня? Можно посмотреть?

— Проснулась жажда крови? Нет, к сожалению, Трафальгарской площади это не грозит до следующей недели.

— Джеймс! — заорал Блейк со ступеней Национальной галереи и постучал по наручным часам. — В трейлер!

— Хотите посмотреть мой трейлер? Джеймс приподнял красивую бровь. Я приподняла свою.

— Вы это всем женщинам говорите?

— Пару раз было, — признался он, обнимая меня за плечи и уводя в закат Ватерлоо.

Если посещение съемочного павильона было сродни визиту в Лондон, то прогулку в трейлер Джеймса можно сравнить с посещением рая. Я никогда не видела ничего настолько шикарного. По сравнению с трейлером Джейкобса «Юнион» с «Голливудом» выглядели молодежным общежитием.

— Прелесть какая! Зачем вам вообще дом?

Я поднялась по ступенькам и вошла в гостиную, где доминировали три огромных плюшевых дивана, развернутых к огромному плоскоэкранному телевизору, а в центре красовался прелестный низкий кофейный столик. Под телевизором был DVD-плейер, лазерный проигрыватель и несколько игровых консолей — настоящий мальчишечий рай.

— Все приедается рано или поздно, — сказал Джеймс, водя рукой над деревянным блюдом с фруктами на кофейном столике, но выбрав большую миску с «M& M's». — Иногда ужасно хочется свалить, к чертям, домой, к маме. Теперь есть прямые рейсы в Шеффилд, вы знали? Я могу добраться туда за день.

— В Шеффилд? — Я вопросительно посмотрела на Джеймса. — Мне казалось, вы и Лондона?

— Несогласованная тема! — крикнул Блейк из кухни. — Мы не говорим о прошлом Джеймса, мисс Кларк.

— О'кей.

Я уселась на диван, чуть не по пояс погрузившись в его мягкость, и примолкла.

— Джеймсу нужно работать, съемка займет сколько, часа два? Вы здесь подождете?

Блейк подтолкнул Джеймса к двери. Актер беспомощно пожал плечами и обезоруживающе подмигнул мне.

— Прекрасно, — сказала я себе, доставая из сумки ноутбук.

Времени было почти полдень, а блог сам себя писать не собирался. Попробую успеть,

хотя бы и впритык.

«Приключения Энджел. Лос-анджелесская история

Наконец-то я могу раскрыть вам мой секрет. Сейчас, вот в эту самую минуту, я пишу свой блог, сидя в трейлере очень популярного, очень талантливого и, не скрою, очень красивого киноактера. Кроме шуток, речь идет о звезде первой величины, суперсексуальной, стопроцентно артистично-харизматичной личности.

Что для меня потрясающе, а для вас, не исключаю, ерунда, — я его интервьюирую для журнала „Лук“. Это мое первое в жизни настоящее интервью! Но это еще не самая большая ерунда (не занимайся я сущей халтурой, это прозвучало бы почти трагически): мне не разрешили называть вам его имя.

Да-да, как не стыдно дразнить маленьких!

Что я могу, так это рассказать вам о Лос-Анджелесе и своих приключениях, среди которых на сегодняшний день значатся легкий приступ шопинга и куда более сильный приступ тошноты с естественным исходом, случившийся у одного из бунгало „Шато Мармона“ (я, как всегда, в своем репертуаре. С другой стороны, а что тут такого?) Но отчего я никак не могу полюбить Лос-Анджелес? Я очень обрадовалась возможности выбраться из нью-йоркских снегов, но ЛА кажется мне пустеньким и безликим — ничего гламурного и головокружительного. Может, я что-то делаю не так? Ценные советы присылайте на мой е-мейл. Предупреждая ваши вопросы — да, машина у меня есть.

Конечно, дело может существенно поправить сегодняшнее приглашение мистера Кинозвезды сходить куда-нибудь пообедать… Сами понимаете, не могу же я обмануть ожидания моих читателей».

Дописав отрывок и отправив его в Нью-Йорк, я воткнула в уши плаги диктофона и приготовилась печатать. Вот я рассказываю Джеймсу, как оказалась в Нью-Йорке. Он смеется. Я признаюсь Джеймсу, что мне не понравился Лос-Анджелес. Джеймс смеется Встревает Блейк, требуя придерживаться согласованных тем. Джеймс смеется. Покамест все, что можно извлечь из моего интервью, — Джеймс Джейкобс любит посмеяться.

Но не успела я запаниковать, как в сумке зажужжал сотовый. Елки-палки, «Мэри, офис».

— Здравствуйте, Мэри, — сказала я, автоматически съехав на краешек сиденья и изо всех сил сдерживаясь, чтобы не грызть ногти. — Вы получили мой блог?

— Тебя, значит, вырвало возле его бунгало?

Мэри никогда не тратила времени на любезности.

— Кх-м, да, пищевое отравление, — соврала я. — Джеймс об этом не знает. Я вставила это в блог просто так, для смеха.

— Понятно. — Судя по голосу, начальница не поверила мне ни на йоту. — В остальном все в порядке? Что-нибудь интересное узнала?

— Да-а.

— Не хочешь мне прислать?

Не грызть ногти уже не было сил.

— Оно еще не готово.

— Не готово?!

— В смысле, не до конца. Я же перфекционистка.

— Понятно. Завтра пришли мне что-нибудь.

Мэри повесила трубку, не навешав мне ни единой словесной плюхи, но что-то мне

подсказывало, что дело пахнет керосином. Начальница согласилась отправить меня на это интервью, но если ей покажется, что у меня ничего не получается, она отзовет меня в полсекунды, а мне это совершенно не нужно. Это мой шанс, и я очень хотела его реализовать. По ходу дела я начала верить, что если смогу справиться с интервью, значит, для меня нет ничего непосильного. Может, Мэри станет давать мне задания поинтереснее, чем рецензия на новый альбом Кристины Агилеры! Я просто обязана хорошо провести интервью, даже если у меня нет опыта, прецедента и, честно говоря, особых причин верить в силу своего литературного таланта.

Итак, что у меня образовалось на Джейкобса? Любит бегать по холмам, только что отснялся в новом канадском фильме и вроде бы родом из Шеффилда. М-да. Не хватит даже на десятисекундный ролик на «Фейсбук», не говоря уже о журнальной статье.

О'кей, Энджел, сказала я себе, как только Джеймс снова входит в трейлер, ты превращаешься в мощный пресс. В самого бесцеремонного репортера в мире. Ты проверишь макияж в надежде, что по-прежнему выглядишь как человек, а Джеймс, естественно, войдет в тот момент, когда расплывшаяся тушь «Эклат» удачно подчеркнет круги у тебя под глазами. За актером, разумеется, тенью следовал Блейк.

— Ну, Энджел. Кларк, вы редкая красавица, — сказал он, ослепительно улыбнувшись.

Настоящее чудо, что парень не считал поголовно всех окружающих умственно отсталыми: чертовски трудно дать связный ответ, когда он демонстрирует свои прелести.

— Да, красота — это тяжкое бремя, — заметила я. — Ну, что у нас на очереди?

— Я на сегодня все сделал. — Джеймс гибко потянулся, коснувшись кончиками пальцев потолка трейлера. — Позвольте мне переодеться, а потом поедем смотреть город.

— Хороший план, — сказала я.

Он вышел в соседнюю комнату, давая мне шанс мягко вбить (никогда не втирать) в кожу кончиками пальцев волшебный макияж и проверить пропущенные звонки. По- прежнему ничего от Дженни. И ничего от Алекса. Н-да, приятно чувствовать себя любимой Я отправила короткое сообщение Дженни, просто чтобы убедиться — она жива, но времени составить подходящую писульку Алексу у меня не хватило, потому что вернулся Джеймс с ключами в руке и Блейком под рукой. Через несколько секунд ко мне вернулось самообладание.

— Ну что, куда едем? — непринужденно спросила я, кидая телефон в сумку. Джеймс протянул руку, помогая мне встать.

— Мы поедем показывать вам Лос-Анджелес. Готовы?

Лимузин Джеймса у трейлера таинственно исчез, и его место занял огромный синевато- зеленый полугрузовик. О Боже…

— «Хаммер»?

Я не подняла бровь, не желая показаться банальной. М-да, самое то для Голливуда.

— Н 2 Н, «хаммер» на водороде. Не судите о книге по обложке, Энджел. — Джеймс открыл мне дверцу.

— Далеко же вы забрались от дома, Джеймс Джейкобс, — пустила я пробный шар, покачав головой, и первой полезла внутрь.

— Несогласованная тема! — Блейк «помог» мне забраться в салон, решительным движением подпихнув в зад. — Кроме шуток, мисс Кларк, прошлого Джеймса мы не касаемся.

Не успел он сесть рядом, как Джеймс захлопнул дверцу перед его носом, бегом обежал

«хаммер» и забрался на водительское место. Заведя мотор, он сердечно отсалютовал своему ассистенту, когда мы выехали с парковочного места.

— Пока, Блейк. Я буду держать ее в рамках дозволенного, не беспокойся, — пообещал Джеймс, преувеличенно драматическим жестом показав «я тебя не слышу» взбешенному ассистенту, еще громче взревев мотором и пулей вылетев со стоянки. — Вообще мы с ним ладим, но, ей-богу, как прикажете проводить интервью под аккомпанемент воплей

«несогласованная тема»!

— Совершенно с вами согласна!

Я опустила окно, стараясь подавить щекочущий девчоночий восторг, когда мы выехали с территории киностудии, на Аллею звезд. Слава легендарной улицы была здесь ни при чем; под ложечкой разливалось тепло из-за высокой скорости и великолепного сияющего

«хаммера», из-за возможности высунуться в открытое окно и подставить лицо солнечному свету, из-за искренней улыбки на лице Джеймса.

— А вы не боитесь, что я задам вам пару ужасно нескромных вопросов и втисну в журнал скандальную статейку?

— Только на это и надеюсь, — ухмыльнулся он. — Ну как? — спросил Джеймс, резко остановившись.

Второй раз за день моему взгляду посчастливилось упасть на нечто сказочно красивое. Я увлеченно копалась в айподе Джеймса, задавшись целью разгадать характер кинозвезды но подборке музыки (на айподе у него нашлось буквально все, от Штрауса до «Роллинг стоунз» и, разумеется, «Стиллз»), и даже не смотрела в окно, пока мы мчались по городу.

Да и зачем? Улицы оказались вовсе не такими интересными, как в Нью-Йорке или Лондоне. Никто никуда не шел, супермаркеты и вереницы мелких магазинчиков казались безобразными, глазу буквально не за что было зацепиться, но пока я старательно не глядела по сторонам, впереди из ниоткуда возник океан. «Хаммер» стоял в окружении людей, которые бегали, смеялись и катались на роликах. Мы были на пляже.

Буквально выпав из машины, я выбежала на песок, потеряв босоножку.

— Потрясающе, — сказала я больше себе, чем кому-то. — Только посмотрите!

— Вот такой здешний Малибу. Получше Скегнесса [5], не правда ли? — негромко сказал Джеймс, подходя ко мне с подобранной туфлей.

Опустившись на колени, он мягко приподнял мою босую ступню и помог надеть босоножку. Инстинктивно сдерживая дыхание, я пыталась удержать заодно и равновесие, схватившись за плечи Джеймса, но вскоре равновесие и дыхание одновременно отказались сотрудничать, и я, как в замедленной съемке, повалилась вперед, прямо на Джеймса.

— Да, это получше Скегнесса, — пробормотала я.

Я забыла думать, что юбка задралась до трусов, заглядевшись на крошечные зеленые искры в голубых глазах Джеймса, шрамик на брови от давно снятого пирсинга и на то, как светится каждая прядь его волос. Таившиеся где-то не слишком глубоко биологические часики сами собой настроились на стандартное тихоокеанское время, и я ощутила сильнейшее желание родить всех детей Джеймса. И как можно скорее.

— Вы уже второй раз на меня падаете. — Джеймс смотрел на меня долгую секунду, после чего смахнул волосы с моего лица. — Знаете, у вас удивительно красивые глаза.

— Что?

— Глаза у вас, говорю, действительно очень красивые. — Джеймс нежно спихнул меня в сторону и сел. — Такие синие. Вы не думали подобрать волосам оттенок потемнее?

— А?

Я тут трусь о его интимные места посреди людного пляжа, а он не моргнув глазом спрашивает, не стоит ли мне воспользоваться краской для волос.

— Извините, — сказал он, мягко подтолкнув меня вверх и отводя глаза, пока я с него вставала. — Слишком много времени провожу с визажистами. Они часто повторяют — будь мои волосы темнее, глаза казались бы ярче.

— Визажисты, значит, — покивала я. — Может, красотки, с которыми вы вечно фотографируетесь?

— Несогласованная тема, — фыркнул Джеймс, взяв меня за руку и потянув на песок. — Идемте.

Бесконечный океан таял между безоблачно-синим небом и золотым пляжем, но меня целиком захватило ощущение его гладкой руки на моей коже. Крохотные мурашки, бегавшие вверх-вниз по хребту, сразу оставили бы меня в покое, будь у меня возможность поговорить с Алексом, но телефон с редким чувством такта запищал всего однажды, и то напомнить, что начинается «Сплетница». Вернее, началась бы, будь я в Нью-Йорке. Я мысленно встряхнулась и выдохнула. Либо я выброшу Алекса из головы, либо через неделю вернусь в Нью-Йорк с парой неприличных анекдотов и пустым диктофоном.

— Давайте посидим немного? — попросила я, сбрасывая босоножки и напуская на себя самый деловой вид.

— Иисусе, а я-то надеялся… — поморщился Джеймс. — Конечно, вы журналистка и все такое, но нельзя ли сделать процесс немного повеселее? Открою вам один секрет: я не самый матерый селебрити.

— Попытаюсь, — иронично сказала я. — Я тоже открою секрет. Я не самая опытная журналистка.

— Ерунда, — отмахнулся Джеймс. — Я читал ваши статьи — у вас прекрасный слог.

— Разве у вас нет специального человека для подобных поручений? — спросила я, не подавая вида, что польщена. — Ведь наверняка вы не сами читали?

— На меня работают менеджер, бухгалтер, который как-то там подсчитывает, что я еще не банкрот, и Блейк. Когда я начинал здесь работать, мною занимались десятки людей, но у семи нянек, как известно… Я не привык позволять людям думать за меня, говорить за меня, ненавижу пышную и едва знакомую мне свиту… Вот, кстати, одна из причин этого интервью.

Склонив голову, Джеймс искоса посмотрел на меня.

— Блейк, он… Блейк прекрасно планирует мой рабочий график, но я не считаю его идеальным пиар-агентом. Журналисты — народ до крайности бесцеремонный, готовый с ногами в душу влезть, вытрясти все подробности о том, что ты делал и чего не делал. Должны же быть какие-то рамки, чувство приличия наконец… Это, кстати, не для записи.

Я подняла диктофон:

— Мне его выключить?

Вместо ответа Джеймс Джейкобе взял диктофон у меня из рук, задумчиво повертел, разглядывая, и, размахнувшись, зашвырнул в океан.

— Не беспокойтесь об этом.

— Теперь даже не просите одолжить вам телефончик, — буркнула я, соображая, как буду списывать диктофон в статье расходов. Вот зараза. — Давайте сразу кое с чем определимся. В журнале мне сказали: цель интервью — объяснить вашим восторженным

фанаткам, что вы не какой-нибудь завзятый голливудский сердцеед, а лишь неправильно понятый талантливый артист, который ищет свой идеал женщины. А чего хотите вы?

— А что, мне нравится. Я согласен с таким направлением. Что от меня требуется? — спросил он, сосредоточенно пропуская струйки песка между пальцами. — До выходных я полностью в вашем распоряжении.

Стараясь не думать о том, кто теперь «полностью в моем распоряжении», я сосредоточилась. Эта работе, которая ждала меня ну просто на расстоянии вытянутой руки. Мягко говоря.

— У меня миллион вопросов, но, признаюсь, я не прорабатывала их заранее. Может, просто поговорим? Я буду часто касаться тем, которые предполагалось обсудить, а вечером напишу черновик, и вы прочтете его, перед тем как я отправлю в редакцию?

— Вас никогда не возьмут в «Вэнити фэр», — покачал он головой. — Но мне подходит ваше предложение.

— О'кей, — кивнула я. — Прежде чем мы начнем, я должна спросить у вас одну вещь. Блейк определил это как нежелательную тему, но раз уж вы зашвырнули мой диктофон в океан, я все равно спрошу. Вы откуда будете?

— Ну как же, Энджел Кларк, я учился в театральной школе в Лондоне…

— Не из блога, спасибо. Где вы родились? — настаивала я, решив получить честный ответ любой ценой.

Даже ценой собственной жизни.

— Хорошо, хорошо. Странно, что это еще не всем известно. — Он пожал плечами. — Я родился в Южном Йоркшире. Возле Шеффилда, если точнее.

— Фантастика, — засмеялась я. — У меня дед с бабкой жили в Шеффилде, я там каждое лето проводила. А я-то никак не моту определить ваш акцент!

— А чего вы ожидали? В Королевской школе театрального искусства недолюбливают

«мрачных северян», — скачал он, легким движением кисти бросив в меня пригоршню песка. — А куда делся ваш йоркширский акцент?

— Я не из Шеффилда. Но в детстве мне регулярно доводилось там бывать. Какие истерики я закатывала на полу магазина игрушек «Редгейтс»! — мечтательно сказала я. — Хорошее было время.

— Ах-х, «Редгейтс»… Я купил там всех персонажей «Звездных войн». Кстати, именно тогда мне захотелось стать актером, чтобы у меня тоже была маленькая пластмассовая фигурка, как у Люка Скайуолкера. — Соорудив между нами маленькую горку песка, Джеймс раздавил ее ладонью. — Я был уверен, что фигурки выпускают всем желающим, представляете? А когда мама сказала, что их делают только для людей из фильмов, я решил обязательно попасть в фильм. Господи, я столько лет не вспоминал о «Редгейтс»… Мать водила меня туда в день рождения, а затем мы шли в «Уимпи» есть гамбургеры. Ну не чокнуться?

— Чокнуться, — согласилась я. — Кто бы мог подумать — Джеймс Джейкобс, кумир Голливуда, родился и вырос в Йоркшире!

— Ну, тогда, я еще не был Джеймсом Джейкобсом, — ухмыльнулся Джеймс. — Меня все звали Джимом.

— Джимом? — Я с трудом сдержала смех. — Джимом Джейкобсом?

— Чем это вам не нравится Джим? У меня отец шотландец.

— Ничем. Просто теперь понятно, отчего вы поменяли имя, — сказала я, вернув себе

серьезность. — Вряд ли кто-нибудь всерьез говорил бы о Сексуальном Джиме или Джиме Красавчике.

— Да уж. — Он засмеялся чему-то своему, явно не собираясь делиться со мной. — Тут скорее подходит Старина Джим или Голубчик Джим.

— Или Толстый Джим, — добавила я.

— Вы обозвали меня толстым?

Он шутливо пихнул меня в бок. Потеряв равновесие, я снова шлепнулась на песок, на этот раз спиной.

— Нет, — заверила я, решив не считать, сколько раз он уже видел мои трусы. — Я назвала вас Толстым Джимом.

— Толстый или нет, но одна мысль об «Уимпи» вызывает у меня голод, — сказал Джеймс, вскакивая на ноги и заставляя меня подняться. — Поедемте съедим что-нибудь.

Я кивнула и пошла за ним, стараясь не отвлекаться на его обтянутый денимом зад, пока мы шли по песку. Джеймс был форменной ожившей и говорящей рекламой «Левис». Невероятно, что его взросление и становление прошло мимо каталога «Аберкромби и Фитч».

— Давно не были в Шеффилде?

— С восемнадцати лет. Поехал в Лондон изучать театральное искусство и уже не возвращался, — сказал он, отключив маленьким пультом сигнализацию «хаммера». — Родители переехали, а для актера возможностей в Шеффилде нет никаких. Разве что детские утренники в «Крусибл» [6], но о них чем меньше, тем лучше.

— Детские утренники?

— Чем меньше о них говорить, тем лучше, — строго повторил он. — Странно, что люди не знают, откуда я. Здесь все отчего-то уверены, что я из Лондона. Вы расскажете, что я северянин?

— А можно? — спросила я, надеясь, что у меня наконец-то появится о чем писать.

— Предлагаю сделку, — сказал он. — Можно, если обещаете не упоминать о детских утренниках.

Я сделала вид, что колеблюсь.

— Хм-м, ну…

— Энджел!

Это было скорее предупреждение, но мне нравилось слушать, как он произносит мое

имя.

— Ладно, по-моему, это справедливо.

В машине я быстро проверила сотовый, где оказалась пара пропущенных звонков от

Дженни. Я прикусила губу: телефон, должно быть, жужжал все время, пока мы сидели на песке, а мне и в голову не пришло проверить.

— Бойфренд? — спросил Джеймс, переведя взгляд с сотового на мое слегка вытянувшееся лицо. — Если вам нужно позвонить, я могу пару минут погулять.

— Нет, — сказала я, бросая телефон обратно в сумку. В конце концов, я на работе, Дженни поймет. — Все хорошо. А разве вам не надо позвонить Блейку? Он наверняка с ума сходит.

— Наверняка сходит, — согласился Джеймс, с улыбкой отводя глаза. Его можно было принять за обычного человека, пока он не сверкал своей знаменитой, истинно голливудской улыбкой. — Ха, всего-то двадцать пропущенных звонков от Блейка.

— Что, правда?! Джеймс кивнул:

— Он постоянно беспокоится. Это его работа.

— И вы не перезвоните?

— Подождет. Пристегивайтесь, я вожу как сумасшедший.

— Вы ничего не говорите, — пожаловалась я, щелкая пряжкой ремня безопасности. — Куда мы едем?

— Честно? Вы меня окончательно распалили, — заявил он, заводя на редкость громкий мотор. — Поэтому остается только одно…

— Господи! — застонала я. — Да это рай земной!

— Энджел, вы меня поражаете. — Джеймс явно был шокирован. — Я и припомнить не могу, когда в последний раз обедал с девушкой, которая ест хлеб и даже бургеры!

— Ну, тогда можете морально приготовиться, — предупредила я, потянувшись через весь стол и захватив огромную пригоршню жареной картошки. — Иду на углеводную перегрузку!

При тесном общении со звездой общающийся пользуется определенными льготами. Можно отложить работу и поехать на пляж в середине рабочего дня, можно отболтаться от штрафа за превышение скорости в обмен на автограф полицейскому для его четырнадцатилетней дочки, а можно получить столик в «Двадцати пяти градусах», самом лучшем бургерном кафе в мире, просто улыбнувшись официантке. Я пыталась подавить самодовольство, когда мы прошли в обход длинной очереди, но это было трудно. Да, это Джеймс Джейкобс, и — да, он со мной. Правда, в силу рабочей необходимости, но все равно приятно.

Что было куда менее приятно, так это легкая паника при мысли, как я выгляжу, раз мы собрали такую аудиторию. Я не подкрашивала губы после того, как мы уехали со студии, и хотя мне не в новинку были, люди, перешептывающиеся при виде моего спутника, прикрывая рты ладонями, уровень здесь, конечно, был иной. В Бруклине Алекса знала масса народа, но там в очереди в ближайшем «Старбаксе» трое из пяти стоявших тоже играли в каких-нибудь рок-группах, а в «Двадцати пяти градусах», насколько я понимаю, больше никто не был номинантом премии MTV за лучшую драку, лучший поцелуй и звание лучшего актера прошлого года. Плюс, готова спорить на что угодно, в радиусе ста футов не было другого участника конкурса журнала «Хит» на лучший торс недели.

— Мне нужно… э-э…

Я не договорила: ни одно продолжение не казалось мне особенно подходящим, поэтому я только заерзала на кожаной банкетке, сжимая свою (любимую, но сейчас немного в песке) сумку. Джеймс кивнул, всецело занятый огромным бургером. Длинный и узкий зал ресторана не давал возможности скрыться от десятков пар глаз, следивших за мной до самой двери в туалет. Не могу их винить: я бы тоже глазела.

— Ты что, правда подружка Джеймса Джейкобса?

Вот чего бы я не делала, так это не хватала бы человека за руку и не задавала вообще-то бестактного вопроса. С другой стороны, я не была огромной разъяренной девицей с крашенными в ярко-красный цвет волосами и поясом-кошельком.

— Что неясно? Ты больная или дурная? — вопросила она, скрестив руки на груди, с совершенно взбешенной физиономией.

— Простите… Нет, я… — Запнувшись, я оглянулась назад. Джеймс по-прежнему

уписывал ленч, совершенно безразличный ко всеобщему вниманию. — Нет, я не его подружка.

— Во, я точно сказала, что ты не можешь быть его подружкой, — сказала моя собеседница с явным облегчением. — А моя сестра… — она ткнула пальцем в тощую девицу с выкрашенной в такой же цвет шевелюрой, помахавшую нам рукой с маленького столика у бара, — говорит, что да, потому что она слышала, как вы разговаривали, и ты оказалась англичанкой. Значит, ты его сестра? Что-то вы не похожи.

— Я у него интервью беру. — Окончательно деморализованная, я уже не на шутку боялась описаться. — Я ему не родня и не встречаюсь. Извините, я зайду в туалет.

— Я подожду здесь, ты должна нас познакомить! — крикнула мне вслед девица.

Господи, неужели Блейку приходится мириться с этим каждый день? Я невольно подумала, что со мной сделала бы эта великанша, окажись я действительно подружкой Джеймса Джейкобса. Я сознаю, что существуют девушки, по уши влюбленные в Алекса (как и менее приятный факт, что до нашего знакомства он гулял направо и налево), но это уже стало частью истории. Проклятия в мой адрес от чересчур рьяной фанатки Алекса были сущим пустяком по сравнению с угрозами красно-волосой поклонницы мегазвезды. Да и вообще Джеймс — дело иное: каждая не слепая женщина сразу видит, кто он, а сложив его популярность с внешностью и неприятным фактом, что он действительно очень приятный человек, положительно нельзя хоть немного не сойти по нему с ума… Только не подумайте чего. Честно!.. Во всяком случае, не настолько, чтобы я решилась изменить Алексу.

Да и Алекс мне никогда не изменит. Или… изменит? А вдруг изменит?! Да нет, не может быть. Даже если я в Лос-Анджелесе, а он без меня в Бруклине записывает новый альбом, постепенно приходя в нездоровое возбуждение. Ну разве что пропустит стаканчик с другими участниками рок-группы, как на подбор холостяками, вокруг которых вьется хоть и постоянная, но довольно многочисленная стайка готовых на все поклонниц, о которых я только что упоминала.

Не помешает все-таки ему позвонить.

В великолепном холле я уселась на один из бархатных диванчиков. «Двадцать пять градусов» находится в «Рузвельте», отеле настолько роскошном, что я ощущала себя здесь не ко двору в своем простеньком джерси, пусть даже и днем. Незаметно оглядевшись, я насчитала не меньше восьми человек, разговаривавших по мобильным; можно не волноваться, что кто-нибудь укоризненно цокнет языком или выразительно вздохнет. Кстати, не могу припомнить ни единого заведения, где люди не висели бы на своих сотовых, занятые разговором. Я нажала скоростной набор и теперь слушала гудки. В Лос-Анджелесе уже почти пять часов; стало быть, в Нью-Йорке восемь — слишком поздно, чтобы Алекс спал, и слишком рано, чтобы уже записывал. Может, как раз где-нибудь тусуется. Не исключено, окруженный роем поклонниц. Роскошные тощие блондинки пичкают его комплиментами — и наркотой. О Боже, они точно подсовывают ему наркотики, и…

— Энджел?

— Привет, я только хотела… — «Убедиться, что ты мои самом центре „химически“ подогретой оргии с большой группой фанаток. Или с Кейт Мосс». — У тебя все нормально?

— Да. Прости, не могу сейчас говорить. — Судя по фоновому шуму, Алекс был на улице. При звуках сирен и автомобильных гудков мне вдруг страшно захотелось домой. Поклонницы поют сиренами, завлекая моего Алекса. — Я спускаюсь в метро.

— Куда направляешься? «Небось в отель к Кейт Мосс».

— Сегодня вечером будем обкатывать новые песни на открытом концерте, — сказал Алекс. — Надо посмотреть, как они звучат вживую.

— Правда? — Я сама удивилась своему огорчению. Он впервые решил исполнять новые песни без меня. — Хотели бы я там быть.

— Хочешь, чтобы я тебя дождался?

— Да. Дождешься?

— Нет.

— Ну вот…

— Ты же пошутила, да?

Нет, подумала я, а вслух сказала:

— Да. Конечно. Расскажи потом, как прошло.

— О'кей, созвонимся. И он отключился.

— Да, интервью продвигается хорошо. Нет, я не собираюсь крутить с Джеймсом романы, но мне приятно, что ты ревнуешь, — пробубнила я себе под нос, набирая Дженни.

— Алло? — отозвалась она.

— С тобой все в порядке? — спросила я, притворяясь раздраженной. — Где ты была вчера вечером? С Джо?

— Нет, — фыркнула она. — Извини, Энджи, не могу говорить, занята. Ты же не хочешь проблем со своей кинозвездой!

Я не знала, что сказать. Голос у Дженни был слегка обиженный.

— С интервью все о'кей. Я просто хотела убедиться, что ты в порядке. Я волновалась, когда ты вчера не вернулась в гостиницу.

— Так волновалась, что не нашла времени позвонить до сегодняшнего дня или появиться вчера вечером?

Я услышала в трубке вопль Дафны: «Мисс Джей, давай быстрее! Или ты говоришь с той британской цыпочкой?»

— Прости, Дженни, мне было совсем худо, а сегодня с утра — нужно было уже соображать. Давай, может, поужинаем вместе? — предложила я.

Когда Дженни не в настроении, это совсем не весело.

— Вряд ли я смогу, мы, видишь ли, в городе, — туманно сказала она. — Извини, я понимаю, у тебя работа, просто надеялась, что мы будем больше времени проводить вместе. Ты где?

— В «Рузвельте». — Я еще раз с удовольствием огляделась. — Как тут шикарно!

— И Джеймс с тобой? — вдруг заинтересовалась Дженни. — А он не может внести нас в список «Тедди»?

— Если бы я знала, что такое «Тедди», то — не исключено.

— Это клуб в «Рузвельте». — Впервые за весь разговор подруга оживилась. — Иди спроси у него и перезвони мне.

— По-моему, я прикончил ваш бургер, — сказал Джеймс без всякого сожаления, когда я вновь уселась за стол. — Если хотите заказать что-нибудь еще, я с огромным удовольствием приму участие.

— Нет, мне хватит, — сказала я, от нечего делать вертя в пальцах вкусный чипс. — По- моему, нам все же пора вплотную заняться интервью.

Джеймс нахмурился:

— Вообще-то я немного устал. Как вы посмотрите на то, чтобы отложить разговор до завтра? Я бы с удовольствием пораньше лег.

— Что ж, это разумно, — кивнула я. Пораньше лег? Вот тебе и голливудский бузила. — Я бы тоже с радостью последовала вашему примеру, но у меня есть жуткое предчувствие, что вечер закончится гулянкой с моей подругой.

— Вы знаете, куда пойдете? — спросил он, доедая последний кусочек моей плюшки и принимаясь за картошку. — Здесь поблизости есть несколько паршивых кабаков, если не поостережетесь.

— Она говорила что-то о «Тедди». Это где-то здесь?

Я не могла принудить себя попросить провести нас в клуб. Слишком уж беспардонно.

— Да, в «Тедди» весело. — Джеймс задумчиво жевал. — По — только не поймите меня неправильно — туда очень трудно попасть. В какое время вы туда собрались?

Я пожала плечами:

— Не знаю, наверное, поздно. Дженни сейчас в городе, чем-то занята. Отчего-то мне было досадно, что я не знаю, чем именно занята подруга.

— Нет смысла ехать туда до одиннадцати. Я вам вот что предлагаю: я сейчас поеду в отель, а потом почему бы мне не вернуться и не встретиться здесь с вами? До вечера я отдохну, да и с врагом в случае чего лучше общаться на свежую голову, — сказал он и решительно осушил свою диетическую колу.

— С врагом? — в замешательстве переспросила я.

— С журналюгой, — кивнул он на меня.

— О! — Я едва не расхохоталась. — Извините. Не могу избавиться от ощущения, что я вас подвела.

Джеймс поставил свой бокал и заправил мне прядку волос за ухо, задержав ладонь у моей горящей щеки.

— Форменный стыд, — согласился он.

Его темно-синие глаза встретились с моими. Он пристально смотрел на меня, в уголках его губ притаилась улыбка. Я медленно выдохнула, радуясь, что не стала есть последний бургер, потому что желудок сделал тройное сальто, а сердце катапультировалось прямо в горло.

— Ну, я вас, пожалуй, не буду задерживать, — пробормотала я в его прохладную ладонь.

— Извините, — сказал Джеймс, опуская руку и глаза. — Лучше вы идите первой.

Поручение начинает превращаться во что-то совершенно неподъемное, думала я, нехотя идя к выходу, и причины наверняка совершенно иные, чем я себе навоображала.