Срывучая песня

В одном из сёл в частном доме живёт мама - Ира с дочкой Олесей. Маме 43 года, а дочке 20 лет. У них большие ступни, длинные пальцы и крупные отращённые здоровущие ногти без лака. Лица красивые притягательные. А сами они высокие и статные.

Наступил летний вечер. Мама предложила дочке спеть ласковую песню грубыми и ласковыми голосами.

- Давай, - согласилась дочь, - кто будет петь грубым голосом?

- Давай я.

Мама сняла длинное платье. Стянула трусы оголовив волосатый лобок, далее последовал лифчик. Груди отвисли до пупка. А дочка сняла короткую синюю юбку и синий топик. трусы открыли вид на кудрявый чёрный лобок с нависшими над ним молочными железами. Мама с дочкой сели на диван рядом друг с дружкой. Пальцы скрутились в ножные матёрые кулачищи. Ногти вонзились в деревянный пошарпанный пол. Раздалось потрескивание и попискивание дерева. Дочка повернула голову к маме и спросила:

- А какую именно поём?

- Про колоски.

- Ага. Ясно. Давай!

И по дому полетели голоса. Один низкий грубый сохатый, второй тонкий претонкий. Сочетание этих двух голосов придало песни необычности. Лицо у мамы грозное, а дочки бровки приподняты, лоб напряжён, весь пошёл линиями.

Шла середина песни. Мама заулыбалась не с того не с сего. Живот пошёл волнами. Руки поднялись и закрутились. Мама затанцевала арабский танец и закричала:

- Меня заяишелооооо!

Дочка заработала бровями, то приближала их к носу, то распрямляла. Рука грозила пальцем невидимому человеку. Рот зашевелился и от туда вылетели крики:

- Меня зарогатило!

После чего у дочки начали один за другим разгибаться пальцы на ступнях, а ногти выщёлкивать. Дочка заголосила:

- Срываюсь!!!

Мама прокричала:

- Держись!!!

Ногти все выщелкнули. Дочка забегала по комнате. Рот её раскрывался. Звуки ора оглушали дом. Она затанцевала, как спортивная гимнастка на ковре. Тело то кувыркалось, то пускалось в пляс. Топот, грохот и визг наполняли дом. А мама в это время продолжала петь грубым низким сиплым басом слова с уменьшительно – ласкательными окончаниями. Следом и у неё тоже один за другим завыщёлкивали пальцы на ступнях.

Она смотрела на ступни и рявкала: «Первый сорвался к херам! Второй сорвался к ёбаной матери!» При этом между срывами она ругалась и пела одновременно. А когда остался мизинец она так крыла матом на весь дом и двор, что уши у дочки закладывало. Когда же мизинец на левой ноге разогнулся, то мама, с криком, забегала, а затем затанцевала бок о бок с голой дочкой. Крутились попы, дрыгались груди, поднимали руки. Раздавался Ор и визг. Ягодицы мама и дочка встречались и тёрлись о друг дружку. И тут правая нога мамы закрутилась о левую ногу дочки. Раздался грохот и крики. Тела, мелькая спинами, закатались от дивана к кровати и обратно. Ор, вой, рычание, мат, визг и слёзы наполнили дом. Затем они встали, взяли по пилке. Попы сели на диван рядом друг с дружкой. Пилочки заработали над ногтями. Мама предложила:

- Попробуем ещё раз?

- Давай! – кивнула дочка.

Ногти опять погрузились в доски. Полились слова той же песни. Мама запела грубым голосом, а дочка тонким, почти срывающимся. Но не успели они допеть до следующего припева, как ногти на этот раз завыщёлкивали у мамы. Её глаза уставились на свои ступни. Раздался голос:

- Ну ты посмотри, что твориться. Опять, опять срывы!

Она, вместе с дочкой наблюдала со страхом, как пальцы резко и в хаотичном порядке распрямляются. Каждое такое распрямление она сопровождала неописуемым визгом и ужасом. Когда же сорвался мизинец, она рявкнула и вскочила. Ноги заходили в раскоряку. Она заорала:

- Меня корячит, корячит!

Дочка же продолжила петь тонким голосом и наблюдать за родительницей. Вскоре и у неё началось. Срыв затеялся с мизинцев. Дочка орала матом. Голос сипел. Она уже не пела, а шептала. Мама же продолжала ходить в раскоряку и твердить, что её корячит. А в это время разогнутых пальцев на ступнях дочери становилось больше с каждой минутой. Когда же у неё произошёл срыв последнего согнутого пальца, она встала и скрестила ноги. Бёдра прижались к друг дружки, пятки заприподнимались от пола. Тонкий надрывный голос затвердил:

- Меня колосит! Меня колосит! Меня колосит!

И тут же вплетался грубый мамин голос:

Меня корячит! Меня корячит! Меня корячит!

Мама с дочкой сели на диван. Мама сказала:

- Хорошо хоть в этот раз прокрутило без спутываний и катаний колбасой. А теперь попытка номер три.

Они снова согнули пальцы в ножные калачи и вонзились в пол отращёнными ногтищами. Прошёл куплет, затем припев. Мама с дочкой уже заулыбались. Но рано. Дочка задолбила пяткой и закричала:

- Эй, что такое?! Ноготь заклинило! Никак не перецеплюсь!

Мама между пением посоветовала:

- Пяткой посильнее долбани, его и вышибет.

Раздались два громких сильных удара:

- Мама, чего то не как!

Мама перестала петь и замолотила пятками. Ногти завыщёлкивали на ступнях один за другим. Пальцы разогнулись. Мама присела перед ступнями дочки:

- Ну ка, чего тут у тебя?

Она внимательно оглядела левую ступню. Все пальцы со второго по мизинец разогнуты, а вот большой оставался согнутым, а его ноготь торчал в полу отращённой частью.

- А ещё раз пяткой постучи.

Раздались три удара.

- Да действительно заколодило серьёзно! Дай ка я попробую тебя вышибить, родная моя!

Мама встала слева от дочки. Ноготь большого пальцы правой ступни мамы вжался в кожу пятки дочери. Четыре отращённых ногтя родительницы вонзились в половые доски. Мама задоблила правой пяткой. Буханья наполнило дом. Дочка сказала:

- Только сама смотри не вклинься.

- Не бойся, не вклинюсь!

Стучанья сменялось молотьбой. Пятка работала то медленно, то быстро. Раздавалось глухое баханье вперемешку с матом. Наконец мама произнесла:

- Серьёзно тебя вколодило.

Она вышибла четырьмя ударами пятки свои ногти и ушла в сени. Дочка начала опять молотить пяткой, в надежде что ноготь большого пальцы левой ступни всё же не выдержит напора и вышибиться сам. У стены стоял шифоньер, солнце светило сквозь задёрнутые плотные шторы зелёного цвета. Мама вернулась из сеней с киянкой и стамеской. Она приставила лезвие к полу возле ногтя и застучала по ручке. Щепочки начали выскакивать, а роговая розовая матёрая пахучая пластина стала виднеться всё больше и больше. Дочка затянула гласную: - «Ааааааааа!» раздался громкий и оглушительный щелчок. Большой палец разогнулся. Дочка вскочила и бешено заорала. Руки и ноги задвигались. Рот зараскрывался. Зазвучал страшный Ор. Глаза вот – вот из орбит выскочат. Мама, глядя на дочку, завопила и кинулась в ванную за верёвкой. Началась беготня по дому. Дрожали кружки. выгибались доски. Запах стоял сырный. Мама несколько раз ловила дочку, но та вырывалась. Мама орала:

- Вот стерва изворотливая!

Мама загнала дочку в ванную. Загремели вёдра, залялякали тазы, посыпались флакончики. Затем наступила тишина. Дочка лежала связанная на полу. Тело выгибалось. А с уст слетали крики и ругань. Мама гладила дочку и приговаривала:

- Успокойся, успокойся!

Журчала вода в унитазе. Пахло мылом и шампунями. Капала изредка вода из крана. Когда же попа обвязанная верёвками перестала приподниматься от пола, а связки - клокотать, мама развязала дочку, и они сели на диван.

Они обложили себя кучей педикюрных инструментов и пузырьков с лаком разных цветов. А затем целых два часа пилили, шлифовали, лачили. Комната превратилась в педикюрный салон. Мама покрыла ногти красный лаком, а дочка синим. Ногти приобрели прямоугольный вид и стали чуть короче. После чего мама предложила спеть ту же самую песню. Дочка ответила согласием. Всё прошло замечательно без срывов и заклиниваний.

- Ну, вот, - сказала мама, - теперь можно и в клубе перед всеми выступить. И улыбнулась дочке.

А на другой день вечером в деревянном двухэтажном здании раздались аплодисменты. Затем все подростки и мужчины у себя дома дёргали шкурки, вспоминая, как мама с дочкой пели, вонзившись в деревянную сцену отращёнными налаченными ногтями ступней. Некоторые после этого стали фут фетишистами, а мама с дочкой приступили к разучиванию очередной песни и снова дом наполнился визгами, криками и беготнёй. Опять срывы пошли. Что же это такое. Мама, держись, мама держись. Ааааааааа! И семь мужиков под их забором задёргали сосиски. А вокруг красота. Зеленеют травы, птички чирикают. Стрекочут кузнечики и дует лёгкий тёплый бриз.

«сырность»

Внимание, произведение только для фут фетишистов. Если вы не фут фетишист, читать строго воспрещается во избежание рвотных рефлексов.

На кухне горит свет. Тут довольно тепло и уютно, а за окнами во дворе темно и белеет снежное покрывало. Живут в селе, в частном доме 32 летняя мама Изольда и семилетняя дочка Ульяна. Внешность у них более похожа на армянскую, хотя по национальности они русские. Но, чего только не сделает матушка природа, чтобы разнообразить этот до безобразия скучный серый мир. У дочки такие ласты, что выглядят даже немного нелепо. Вот ещё один миллиметр в длину и ступни станут до смешного – большими. Но всё же природа не глупа и такого не допустила. Да, девочка с большими ступнями, но не настолько, чтобы тыкать в неё пальцем и дразнит «Йети». Ноги длинные, как у страуса и мускулистые, словно у балерины. Бёдра выглядят, как задние ляжки у коровы. Грудь у неё обычная плоская детская. Лобок лысый, как колено и пухлый как сдобный пирог. Волосы тёмные с двумя косичками по бокам. Девочка любит носить всякие платьица, но сейчас на ней ничего нет. Она абсолютно голая, как перед баней. Если взглянуть на маму, то понятно в кого дочка такая. Орлиный нос и суровый взгляд из – под изломленных бровей выдают в ней женщину строгую. Груди как две репы четвёртого размера. Лобок выбрит и настолько большой, что выглядит как то даже нелепо. Сплошь одна гладкость. Даже точек волосяных нет, даже пушка не имеется. Ноги мощные и бугрятся мускулами. А ступни такие большие, что для Изольды всякий раз мучение обувь покупать. Всё мало. Поэтому она часто носит мужские кроссовки или ботинки. Вот так вот они выглядят. Далее действо развернулось по такому сценарию. Мама встала в балетную позиции. Пятки соединила, носки развела. Ступни у мамы большие и мощные, как два ЗИЛа 131 и тёплые, словно два сырных пирога. А её дочка встала впереди. Тоже соединила пятки, развела носки. У неё ступни чуть поменьше маминых и выглядят, как два мега уазика. А их ступни так воняют, так смердят, как четыре куска французского сыра. Из – за этого мама с дочкой стыдятся ездить на автобусах. Помниться летом поехали. Так автобус после них полчаса стоял на остановке с открытыми дверями. А теперь представьте, как пахнет в их доме. Этим сырным ножным запахом пропиталось буквально каждая вещь. А если я скажу, что и сырники и другую еду они тоже готовят ногами, то тут уж у любого наступит рвотный рефлекс, даже у того, кто считает себя закоренелым фут фетишистом. Дочка согнула пальцы ног и вонзилась ногтями в пол. Затем раскрыла рот под орлиным носом и гнусаво затянула гласную «А» так долго, насколько позволила ей вместимость лёгких. Надо пару слов сказать о ногтях ступней мамы и дочки. Они большие крупные отращённые и продолговатые. Нет. Не имеют они лака. Природный вид сохраняют роговые пластинки. Кутикулы над ногтями округлые, словно брови приподнятые в испуге. И до того эти ногти пахучие и вонючие, что если мама или девочка дотронуться хотя бы одним ногтем до какой либо вещи, то вонять эта вещь будет долго. И ничем этот запах не удалишь, пока сам не выветриться через несколько лет. И вот этими ногтями они вонзились сейчас в деревянный пол. Мама заговорила таким же гнусавым голосом под гнусавое тянучее «А» дочки:

- Сыр босыр пересыр сырный сыр пересыр босыр подсырники гасырники надсырники.

Её бормотание было похоже на заклинание.

Сыр босыр пересыр! – продолжала мама.

Дочка загнусавила ещё сильнее и на октаву выше.

Мама прогнусавила дочке:

- Смотри не сорвись! – и продолжила гнусавую мантру.

Пока мама и дочка гнусавят, а это может растянуться на час, расскажу о том, как они сырники готовят. Они их делают не очень часто, но раз в неделю это точно. Начинается всё с того, что мама приносит молоко и выливает в кастрюлю. Затем чуть подогревает, чтобы было не холодное и ставит на пол. После чего встаёт поочерёдно с дочкой в эту кастрюлю. Минут пять сама постоит, минут пять дочка. И так раз семь. А потом скажет: «Ладно, хватит, а то совсем в сыр превратиться». И убирает, а через несколько минут, кастрюля, как по волшебству полным полна вонючего ножного творога. Мама берёт вторую кастрюлю, перекладывает туда немного творога и ставит на пол. Зовёт дочку. та приходит, садиться на табуретку и ставит ноги в кастрюлю. Мама вводит яйца, муку, песок, соль, а дочка месит ногами, от чего сырники получаются ещё сырнее и пахучее. Тут же на сырники сбегаются мужики. Дело в том, что всякий кто попробует эти сырники будет со стояком ходить несколько часов. За этими сырниками даже из города приезжали, лечились от импотенции. Те, кто попробовал, рассказывали, что есть их настоящая кулинарная пытка. Запах и вкус ног, но действие посильнее, чем от Виагры. Те, кто имел с этими сырниками дело, знают по опыту, что съедать их надо, пока горячие, так как потом они превращаются в такие жёлтые зрелые сырный лепёшки издающие ножную вонь, что их не только в рот взять невозможно из за жуткого ножного вкуса, к ним ещё и приблизиться становиться нельзя. Только в противогазе. Вот насколько мама с дочкой сырные. Бабушка по соседству попросила как то угостить. Она даже в рот взять не смогла. От одного ножного запаха вырвало.

В каждой семье есть свой сленг. Вот и у них тоже имеется такая своеобразная ножная феня. Балетки они называют сырниками. Босоножки или сандалии босырниками. Переднюю часть ступни, там где пальцы называют нюхачка – вонючка, среднюю часть та, что называется плюсной, называют босынью, а пятку яишкой или яйцом. В зависимости от настроя и её размера. Лодыжку называют выхлопное горлышко. А бёдра называют «яишни- голышни». Мама и дочка эксперты по сырам. Они не известно, откуда знают названия всех сыров и все вкусы и рецептуры. Недаром у мамы свой магазин в селе, где помимо продуктов, там продаётся ещё и сыр, который мама привозит из города на уазике, который почему то называет «Рогач». В нём сыр, пока едет, дозревает от сырного запаха идущего от маминых ступней, который стоит в самом салоне. А ещё они производят сыр ступнями. Мама доит молоко из своих грудей и опускает туда свои ступни. И через несколько дней сыр делается пахучий со вкусом её ног. Но это уже на порядок дороже стоит, а сыр проведённый дочкой стоит ещё дороже. Но любители находятся. Но тот понежнее. Не такой пикантный, как от мамы. Его хорошо класть на бутерброд и есть на завтрак, а мамин сыр это как развлечение для фут фетишистов. Причём не простых фут фетишистов, а экстрималов. Потому что мало кто отважиться попробовать хоть кусочек. Ужасный запах ног, а вкус ещё хуже, словно в рот сама мама засунула пахучую свою ступню.

Мама прогнусавила:

- Включай сырню, да смотри, не ошибись!

Дочка задолбила пятками. Мощные ороговелые. Они опускала и поднимала их поочерёдно. Мама в это время зашлёпала дочку по половому лобку.

Смешалось баханье и шлёпанье. Гнусавое «А». продолжало нестись из носа и рта мамы и дочки. Не знаю почему но эта гнусавость очень сильно подходило к их внешности и сырному запаху. Даже, если записать эту гнусавочку на диктофон и послушать, то в воображении появятся носатые мама и дочка семи лет с крупными пахучими ногтистыми ступнями. Воображение их рисует почему то в белых трусиках. Ну, да. Они бывают и в белых трусиках, но это когда идёт лёгкое подсырнявливание, но сегодня оно серьёзное. Поэтому мама с дочкой, как уже сказано, без трусов.

Лица у мамы и дочки в это время приобрели строгое выражение. Дочка вся была напряжена и занята тем, чтобы не ошибиться. Чтобы правильно и вовремя стукнуть пяткой. Сказать правильное сырное слово. Мама взади беспрестанно контролировала дочку. она заговорила тонким голосом. Все мышцы лица напряглись:

- Бей, бей яишкой, бей. Сыр говори!

Дочка затвердила гнусово:

- Сыр сыр сыр сыр сыр сыр!

И после каждой их гнусавости появлялось ощущение, что сырный ножной запах усиливается или оттеняется мистическим образом. Но как известно и это замечено многими людьми, что когда все сильно сосредоточены на чём то, происходят ошибки. И чем больше сосредоточенность, тем сильнее ошибка. Вероятнее всего от нервного напряжения и происходят эти ошибки. Сейчас у мамы и дочки было такое напряжение, что казалось, поднеси лампочку, и она засветиться.

и случилось то, что должно было случиться при таком напряжении:

- Ошиблась! - прогнусавила дочка и выдала с мамой вместе жаркую гнусавочку.

Произошло нечто, что было понятно, только двоим на этой планете. Маме Изольде и дочке Ульяне. Человек же со стороны вообще ни чего бы не понял. Потому, что всё было слишком загадочно и непонятно, чтобы постороннему глазу заметить ошибку. Да и сами они были тоже не менее загадочны в словах и поведении. И слух ходит по селу, что они странные. Молчат и улыбаются, растягивая широкие рты под длинными носами. Пошло ужас что твориться. Нет. Для фут фетишистов это было бы в самый раз. Они бы смотрели, дрочили и кончили бы неоднократно, но для мамы с дочкой это было не совсем хорошо. Пальцы заразгибались на ступнях дочки. Ногти завыщёлкивали один за другим. При чём в разгибании и выщёлкивании ногтей из пола не было никакого порядка. Они выскакивали хаотично. Сначала большой палец на правой ступне разогнулся. Затем мизинец на левой. За ним следующий палец на этой же ступне, но третий по счёту от большого пальцы. И пошло поехало. Дочка загнусавила:

- Срываюсь!

Мама прогнусавила в ответ:

- Держись!

Гнусавое двухголосье наполнило дом. Выщёлкивание продолжалось минуты три. Всё это время дочка гнусаво верезжала и кричала. А мама, что творилось с мамой. Она орала матом, хотя в обычной жизни и слова матного не скажет. Ведь по характеру она воспитанная женщина со строгими моральными принципами, а тут, словно рыночная грязная хабалка в неё вселилась. Последний ноготь выскочил из пола. Четвёртый палец на правой ступне разогнулся. И всё это под мат родительницы. Дочка задвигалась, словно балерина. Носки выворотно, руки приподняла и округлила. Гнусавое детское «АААААААА!» снова наполнило дом. Мама закричала:

- Засырнявилооооо! Засырнявилооооо!

Дочка поставила руки на пояс и скрестила голые ноги, развернув носки. Она присела, а её коленки разошлись в стороны. Затем она встала, сделала шаг в бок и снова присела, скрестив ноги. «АААААА!» не прекращало разноситься по дому. Дочка, не прекращая держать руки на поясе, заходила по кухне, оттягивая носки. И при этом она не прекратила кричать и гнусавить на весь дом. А мама же между матными словами тоже вставляла крики. И тогда по дому снова неслось двухголосье. Следом и у мамы начали разгибаться пальцы на ногах, а ногти выщёлкивать. Тут всё, как и в жизни. Одно происшествие тянет за собой другое. Это, как цепная реакция. Пока маму срывало, дочка заскакала по кухне, а затем прискоками выбежала в другую комнату и заскакала по ней. Мама же в это время так голосила и орала, что чуть голос не сорвала. А когда сорвалась, то такую балетную экспрессию выдала, что позавидовала бы любая балерина. Она напористо затанцевала, ставя по балетному ступни, задвигала по балетному руками. Она вбежала на носочках в комнату и затанцевала вместе с дочкой. Комната была похоже на балетный мини класс. Сбоку балетный станок. За станком зеркало.

Мама прогнусавила дочке:

- Подсырник гасырником сырнявь!

- Я не могу, - проголосила Ульяна, - сырник пересырнявило!

Мама рявкнула:

- Под юбкой всё сырно – босырно! – это у мамы было такое выражение. И всяк, кто его слышал, глядел на её длинную белую юбку и думал:

- Что же там сырно, что же босырно?

А там такие ляжки, что от вида, аж мандражки.

Мама и дочка продолжали танцевать. Ступни шуршали по деревянному полу. Ороговелые подошвы как наждачки издавали шелестящий звук и смешивались с гнусавыми криками. Это был долгий прокрут. Долгий и сильный, как сама сырность. В этих прокрутах они выражали сущность каждого сорта сыра от обычного Российского до Понт Левека самого пахучего и термоядерного по запаху, но вкусного внутри, если снять заплесневую корочку. Когда прокрут кончился. Мама и дочка легли на кровать, спутали между собой ноги и затянули букву «Ааааааа», загнусавили на весь дом. Рокфоры с пальцами стоят на одеяле, пропахшее ножными запахами. И если о ступнях мамы можно сказать, что у неё сырищи, то у дочки не сырки, а сыры. Уже было упоминание о том, что они громадных размеров, но всё же хочется напомнить ещё раз. Ступни у дочки больших недетских размеров, а у мамы ещё больше. Но ступни спутанных ног стоят на кровати не просто на всю подошву. Они собраны в ножные матёрые пахучие калачи с огромными ногтищами. И снова гнусавые крики несутся по всему дому. А под вечер за просмотром тв. Они сидят с босыми ногами на креслах и выковыривают между пальцев самый что не на есть настоящий пахучий самый сырный ножной сыр, что есть только на планете. Дочка кладёт его в свою тарелку, а мама в свою. И пока он тёплый и податливый, они формируют из него сырные жёлтые шарики. За вечер выходит приличная головка сыра. У дочки чуть поменьше и посветлее, а у мамы побольше и пожелтее. А на другой день обычно приезжает человек на машине. Этот человек не хочет чтобы о нём говорили. Желает оставаться инкогнито. Он покупает у них этот сыр с ног за большие деньги и уезжает. А дома он его ест и бекает, сдерживая рвотные рефлексы. Делает по утрам бутерброды и обожает макароны с этим сыром. Жена правда ругается, что весь холодильник пропах ногами от этого сыра, но он не даёт выбрасывать. А ещё у мамы с дочкой есть в доме сыроварня. Но конечно не промышленная, а простая домашняя. Для неё они отвели даже специальную комнату. В ней ванна, рядом стоят разнообразные приспособления. Стоит маме и дочки искупаться в молоке, как уже через несколько часов оно невероятным образом получается в двухсотлетний вонючий сыр. Поэтому мама с дочкой часто торопятся сформировать из него головки. Конечно, у кого то возникнет вопрос. А не было ли отравлений? Слава богу пока не одной жалобы. Все довольны и платят большие деньги за сыр со ступней и за сырники и за сыр из коровьего молока, превратившегося в оный под воздействием их соблазнительных статных сильных тел. И катаются мама с дочкой как сыры в масле. Так что из почти из любого недостатка можно сделать достоинство. Мама с дочкой распутали ноги и приняли душ. Легли спать они в одну кровать и совершенно голые. А на утро гнусавые крики. Что такое? Оказалось половые лобки ссырнявились. Срослись между собой слоем сыра. Мама с дочкой аккуратно встали и дошли до кухни. Но как они шли. Мама вперёд идёт, а дочка её обнимает спереди и на ней едет, словно приклееная. Донесла мама дочку до кухни. Посадила на стол. Взяла ножик и аккуратно разрезала сырный пласт. И только после этого мама разъединилась с дочкой.

- Видимо, мы с тобой ночью лобком к лобку спали, - предположила мама, - вот такое и призошло.

Дочка напомнила:

- А помнишь, как мы с тобой однажды жопами ссырнявились?

- Не жопами, а ягодицами и анусами, - поправила мама, - выражайся культурнее. Да. Тогда мы с тобой выглядели как сука с кобелём во время течки.

И мама с дочкой засмеялись. А впереди их ждал ещё один такой же день, наполненный сырностью.