Мертвые не воскресают

Мы начинаем ценить то, что имеем только тогда, когда это теряем. Мы стараемся спешить только в том случае, если когда часы начинают отбивать последние удары уходящей минуты. Ни для кого не секрет, что время утешает и лечит. Время преподает уроки, бежит сквозь пальцы и утекает, оставив после себя лишь следы в виде бесформенных шрамов. У Ордена много шрамов. Давно затянувшиеся порезы на теле истории, зарубцевавшиеся страшными белесыми прожилками. Они почти незаметны, но останутся с ним навсегда, до самого конца. Орден Тайного Пламени существовал практически с самого начала мира, когда человечество только готовилось вступить в свои права, когда земля была ещё молодой, когда Солнце только вышло из рук Создателя. То было прекрасное время расцвета культуры и науки, о которой тысячелетия вперед будут ходить легенды и мифы.

То было время правления Алтуина Радужного, первого из Владык Ордена, прославившегося на многие годы вперед своей сверхъестественной мудростью. Он стал тем образцом, на который равнялись многие поколения Служителей многие годы спустя, переосмысливающие поступки Алтуина и пытающиеся понять скрытые смысла его изречений, записанных и переписанных не один десяток раз. «Подумай, что, если ты способен управлять им? Что, если время в твоих руках? Станешь ли ты мириться с тем, что для тебя уготовила судьба, или же сделаешь все, чтобы изменить свое будущее?».

Он был способен на многое, говорили, что Алтуину подвластны ветры, огни, воды и даже земная твердь. Но никто не мог найти подтверждений, ибо повторить подвиги Первого Правителя не удалось никому. Время Могущества эльфийской крови ушло, а чудеса обмельчали. Больше не двигались горы, не плясали воды, не метался по полям магический огонь, а ветер уже не был таким смертоносным.

И когда находился кто-то, кто вздыхал о своей судьбе, о своем бессилии, в сравнении с титаном древности, всегда появлялся и тот, кто говорил: «Неужели ты не понимаешь, что именно в твоем сердце находятся силы, способные изменить мир вокруг?»

… Мне кажется, справедливо было бы сказать, что она отличается от других. Вряд ли внешне. Волосы у нее обычные: темные, как у большинства человеческих девушек, населяющих серые, разношерстные города и деревеньки. Глаза широкие, Ронодор даже не пытался приукрасить их цвет, сказав мистическое слово - «шоколадные». Карие, ну, может радужка слегка отдает медью, как казалось хоббиту, однако заметить это смогут только близкие люди, которые при разговоре с ней не отводят взгляда вниз, вправо, влево, да куда угодно. Каноквэн любил Ируилас той самой любовью маленького ребенка. Она была эльфийкой, но не замкнутой и чопорной, как многие перворожденные, иными словами, полурослик мог её понять, встать вровень, как ему нередко казалось по юношеской наивности.

У Ронодора было множество кумиров, его поэтичная натура того требовала. И во внешней простоте Верховного Магистра Ируилас он находил что-то особенное, что-то, что недоступно другим, даже ему самому. Он частенько вспоминал свои первые задания, проваленные и выполненные с блеском, вспоминал, как ему приходилось просиживать часы на жестком стуле в кабинете Ируилас и переписывать указанные рукописные тексты, потому что все остальные Магистры отмахивались от него, и только Меларен с радостью принимала у себя провинившегося юного Хранителя, которому ещё было далеко до совершеннолетия.

Позднее Ронодор перестал видеться с ней, время стало неспокойным и Верховного Магистра часто отправляли «на передовую», как было принято говорить. Каноквэн боялся этого слова, потому что когда-то один близкий ему человек (точнее хоббит) уже был отправлен туда… Он не вернулся. И никого это не заботило, кроме Ронодора, не спавшего ночами. Но потом полурослик свыкся с мыслью, что таков ход вещей, таков Орден, и что если понадобится – он сам отправится «на передовую» и пропадет, коли того пожелают Магистры.

Хоббит стоял на крылечке «Гарцующего Пони». День. Пасмурно и дождливо. С утра льет как из ведра, не переставая. Промозгло и сыро. Ронодор не любил такую погоду, в его родных краях, в Шире, холодные летние дожди были редкостью, а осень частенько была теплой, точно сам Создатель благоволил хоббитам.

Каноквэн курил трубку. Маленькую, гнутую, сделанную в одном из скучных походов на Юг, в ходе которого обнаружились старинные сокровища Артэдайна, вынесенные из княжества и брошенные посреди южных холмов в одной из пещер. Ронодора никогда не заботило, как выполнен узор, какие письмена нанесены на медальон, где сделана та или иная монета. Все что ему пригождалось в жизни – знать, что вещь дорогая или дешевая. На этом знания металлов и техники обработки у него заканчивались. Но все вышесказанное никак не относилось к остальным участникам похода. Магистры подолгу разглядывали в увеличительное стекло каждый камушек, о чем-то шептались и перекладывали реликвии из одного мешочка в другой, от чего на третий день у менестреля окончательно и бесповоротно возникла ненависть ко всему, что связано с арнорскими драгоценностями.

Дождь барабанил по черепице «Гарцующего Пони». Этот монотонный звук ничуть не раздражал Ронодора, наоборот, он с любопытством вслушивался в симфонию воды, затягиваясь трубочным зельем. Каноквэн любил проводить время здесь, на этом самом месте, на крылечке таверны, стоя справа от лесенки, приставленной к прочному каменному возвышению, иногда служившему не только проходной, но и малюсенькой сценой для выступления. Он сам нередко играл на лютне по вечерам, собирая небольшие кучки горожан. Дохода от этого много не было, но на денек хватало.

Ронодор с усилием втянул душистый дым и тут же закашлялся от попавшей в горло табачной требухи.

- Хех! Поосторожнее, друг мой! –

Человек похлопал хоббита по спине и улыбнулся, - высокий светловолосый красавец с недлинной бородкой, про которых говорят «самый сок».

- Треоверд, тебя учили стучать? – возмущенно, всё ещё со сбитым дыханием прокряхтел хоббит, согнувшись.

- Только по голове!

Улыбка на лице роханца стала ещё шире. Рохан – страна коневодов, расположенная далеко на Юго-Востоке от Бри, известная своими богатырями и богатырскими конями, лучшими во всем Средиземье было не найти.

- Я тебе по голове сейчас надаю… Лучше бы пил тихонько себе эль рядом со своей Милиэн и не мешал мне страдать, - фыркнул бард, вздернув нос.

- Э-эх, - громко выдохнул Треоверд, усаживаясь на ступени. – Она и так считает меня алкоголиком, даже кинула сегодня кружкой.

- Кружка. Хах! Ты не видел Джез в ярости. Там кружки, скалки, всё что только можно идёт в ход, - усмехнулся полурослик, поднимая глаза к небу. У любого поэта должна быть муза, светлый образ, навеки отпечатавшийся в голове. Для Ронодора этим образом стала Джезерит, которую хоббит полюбил с первого взгляда.

Каноквэн прикрыл глаза и улыбнулся. Джезерит. Он старался не думать о ней, потому что каждая всплывающая в сознании картинка вызывала в нем бурю эмоций, мешающую Хранителю в его деле. Поэтому он напоминал себе одну простую истину – Джез в Ост-Мауре, с ней всё хорошо.

О, нет. Поздно… Снова перед глазами она кружится в чудесном танце, словно принцесса, поднимая и опуская тонкие, нежные ручки, вальсируя по Главному Залу Ост-Маура. Снова пахнет луговыми цветами, снова горят во тьме её обеспокоенные глаза, снова она теребит его, раненого, за куртку и вытаскивает буквально с того света. А он только улыбается, глядя на её розовые щечки и спадающие волнистые волосы.

Джезерит стала его маленькой Вселенной, она была причина по которой Ронодор ещё не умер от передозировки алкоголем, не погиб в какой-то канаве из-за неудавшейся дуэли, назначенной по глупости, не покончил с собой от неутолимой скорби за потерянного брата и убитых друзей. Джезерит…

- Эй, Рон! Очнись! Эй! Ты здесь?! –

Хоббит удивленно посмотрел на Треоверда, готовящегося дать ему оплеуху.

- Что?

- Ты чуть не свалился со ступенек, - констатировал роханец, ткнув пальцем на деревянную лестницу. – Мне кажется, этот город дурно на тебя влияет.

- Наверное ты прав, Трео. А может… А может я просто слишком много выпил вчера, - улыбнулся полурослик, сунув трубку во внутренний карман. - Так или иначе, давай вернемся обратно в «Пони». Что-то сегодня чересчур холодно, не находишь?

- Я ещё посижу, - махнул рукой воин, расправляя замявшийся край сапога. – Ты иди, иди. Только не говори этой чокнутой, где я.

Ронодор усмехнулся и потянул дверь за ручку. Изнутри вырвался порыв теплого, затхлого воздуха, который был всяко лучше уличного мороза, кроме того уже начинало пахнуть чем-то вкусненьким. Скорее всего этим «чем-то» была готовящаяся курочка.

***

Вирнис почувствовала учащенные удары сердца и что-то, похожее на страх.

- Кто он? – переспросил сидящий в кресле толстопуз, похожий чем-то на пухлого индюка с лысиной на голове.

Последовала короткая пауза, что принято в цивилизованном обществе, после которой раздался не совсем тот ответ, который Мэр города ожидал.

- Как невежливо, господин Медовокс. Вас не учили хорошим манерам? –

Раздавшийся голос завибрировал на той самой тональности, которую можно было бы охарактеризовать как «сладко-противная».

Вирнис робко посмотрела на своего спутника. В большой комнате с высоченным потолком стояли ряды столов, скамейки, подгнившие книжные шкафы с запыленными книгами, которые никто здесь не читал, ну и, разумеется, ветхий старый трон с резными вепрями на изголовье. Толстопузик прищурился подался вперед.

- А не обнаглели ли вы, мсье? - фыркнул Медовокс, от чего обвисшие щеки его коротко дрогнули подобно желе.

- Я пришел сюда не из особого желания побеседовать с вами, господин управляющий городом. Я пришел сюда, чтобы сделать вам предложение, от которого отказываться было глупо.

- Да? И что ты, хламина, можешь мне предложить? –

- Решение всех проблем, господин мэр, - протяжно проговорил незнакомец из-под глубокого капюшона.

- Панацея от всех болезней? Что, правда? – толстопузик разразился громким смехом, от чего ножки кресла опасно задрожали. – Очередной шарлатан. Проваливай отсюда! -

- Ты борешься за лучшее будущее этого медленно загнивающего города. Но в пухленьких пальцах уже нет той хваткости, чтобы держать в узде весь этот преступный мир. Я предлагаю избавиться от него. Раз и навсегда.

- Хорошо. Счастлив, что предоставился такой шанс, - сдался мэр, положив руки на подлокотники. - Только с чего бы мне доверять тебе, незнакомец. Ты даже не назвал своего имени, а уже хочешь «бороться за лучшее будущее».

Медовокс улыбнулся, но глаза его оставались безжизненно замасленными.

- У нас здесь перебывало множество амбициозных стражей порядка, но такой красавицы еще не было, - мэр перевел взгляд на молчащую Вирнис, представляющую из себя обмотанную фиолетовым покрывалом хворостинку.

Его покрытые красными точками щеки никак не гармонировали с курткой невероятного красно-коричневого цвета

- Ну так, что? Покажи мне, правосудие. И тогда я поразмыслю над твоим предложением, - хитро подмигнул Медовокс, только было не слишком понятно, кому он адресовал свои слова.

- Дайте мне своё перо, господин мэр.

- Не понял? –

- Дайте мне своё перо, - повторил человек в серо-черном балахоне.

Медовокс странно посмотрел на него, но все же решил выполнить просьбу и вытащил из-под кипы свитков гусие перо с дешевым бронзовым ободком.

- А зачем оно вам? -

- Мне оно незачем, - незнакомец поднял голову, складки капюшона распрямились, а тряпица собралась на затылке. – Оно нужно вам.

Глаза Медовокса округлились, рефлекторно он дернулся, но что-то ограничило его возможность прекрасно навернуться со стула спиной. Мэр завороженно смотрел прямо перед собой, на своего собеседника, сжав в руке перо в болезненном спазме.

- А теперь пишите, Медовокс. Пишите то, что я вам скажу. Хотя нет. Зачем же мне что-то говорить. Вы и так всё прекрасно знаете.

Толстопузик мог поклясться, что ничего не знал, но к собственному изумлению его рука стала сама собой, буква за буквой выписывать изящные завиточки букв.

- Прекрасно, господин мэр, прекрасно. Ещё чуть-чуть и я вас отпущу, - сладко-хриплый голос был мелодичен и прекрасен. На секунду в агонирующем сознании Медовокса промелькнула мысль, что он бы слушал этого человека днями и ночами.

- Вот-вот. Уже всё. Вы почти дописали, мой друг…. Идеально. –

Жало пера остановилось, поставив точку в конце предложения. Человек в балахоне протянул руку и взял лист бумаги. Градоправитель дрожал с ног до головы. Его больное воображение рисовало ему стоящую впереди Смерть – скелета в саване и с косой, хотя последней видно не было.

- Итак, господин мэр. Давайте посмотрим на ваше признание… На днях вы убили четверых детей, изнасиловали их и выбросили в сточную канаву. Их тела обнаружили почти обескровленными, подъеденными крысами. Вы старались это всячески скрыть, но что-то не позволяло вам жить с подобным ярмом. Домогаясь до чужой молодой плоти, вы совсем обезумели, позабыв о последствиях. И теперь вас мучает совесть. Скажите мне, господи Медовокс, разве совесть это плата за такой проступок? –

Человек в черном опустил глаза, глянув на ровные строчки свеженаписанной записки с выведенной подписью ниже.

Градоначальник раскрыл рот, чтобы закричать, но не успел. Только краткий вздох вырвался из его рта. Голова Медовокса упала на письменный стол, стукнувшись лбом о столешницу, а из надрезанной шеи забилась вытекающая неровным потоком алая кровь.

Человек в балахоне оторвался от листа бумаги и одобрительно посмотрел на девушку рядом, качнув головой.

- Как нельзя вовремя, Вирнис. Изумительно точно. Бесподобно! –

С обагренного клинка упали несколько капель красной жидкости, так напоминающей густое вино. Эльфийка закрыла лицо ладонью, но не сдвинулась с места, сжимая в дрожащей руке рукоятку вострого стилета.

- Правосудие торжествует, господин Мэр. Пускай вы не совершали этого, но вы уж точно не безгрешны.

Вершитель подставил под кровавый поток приготовленный золотой кубок и замолчал, наблюдая как постепенно чаша наполняется драгоценной кровью, кровью ещё живого человека, нашедшего свой не вполне счастливый конец.

- Ах, я кое-что забыл… Было бы совершенно неправильно лишать вас последнего желания. Можете звать меня Прокуратор, дорогой друг, - склонившись над почтимертвецом, прошептал человек в балахоне, точно раскрыв какую-то сокровенную тайну.

Вряд ли он слышит. В последние секунды сознание человека кричит так истошно, что заглушает все остальное. От этого стынет кровь в жилах. Хуже самой смерти, только несколько мгновений до ее наступления.

- Зачем? Зачем это всё? –

- Порой, чтобы закончить одно дело, нужно сперва завершить множество других, Вирнис.

На несколько минут устанавливается страшная тишина, тяжелая, будто все вокруг вымерло.

- Люди… Они весьма догадливы, но совершенно беззащитны перед машиной, что они создали собственными руками. И только став частью этой машины, возможно в конечном итоге прийти к её полному контролю. Всё уже началось… Мэр-самоубийца, замученные дети. Город будет стоять на ушах, но ровно столько, сколько нужно.

Прокуратор аккуратно положил чистосердечное признание насильника-убийцы ему под голову, вызволил из сжатого кулака перо, на острие которого замерла одиночная капелька крови, вложил в руку нож, сперва промоченный в красной бесформенной лужице.

- Правосудие – это ключ, который приведет нас к победе, Вирнис. Главное правильно этот ключ использовать.

Эльфийку передернуло, она бесцельно бродила взглядом по залу, забитому всяким барахлом, но теперь она тревожно повернула голову и опасливо глянула в сторону двери, откуда доносился слабый голос, уловить который мог только острый слух перворожденного.

- Кто-то идет.

- Замечательно. Твои способности в очередной раз не дали нам попасться, мой дорогая.

Человек в балахоне взял со стола наполненный кубок и сошел с деревянного помоста, прижав драгоценную реликвию к себе. Бордовая тень, а за ней и серая фигура вынырнули через боковую дверь, а уже через секунду внутрь зала ворвалась стража, обеспокоенная собравшейся на улице толпе, требующей уменьшения налогов. Правда теперь им уже вряд ли мог кто-либо помочь…

Обернувшись, Вирнис видит как носятся вокруг Ратуши туда-сюда охваченные паникой часовые, как гудит народ, заподозривший неладное, как по мостовой течет кровь, смешанная с дождем, стекающая с подола мантии Прокуратора, идущего впереди… Вирнис закрывает глаза.

***

- Это решительно выходит за рамки…

- Да, - в очередной раз согласился воитель, балансирующий на задних ножках дубового стула.

Звякнула цепочка.

- Вам не кажется это странным, нет?

Повсюду поблескивал разлитый эль, от чего гостиная наполнялась кисловатым, гнусным запахом. Причина по которой напиток оказался за пределами дозволенного была проста до невозможности. Ронодор в очередной раз поссорился с местным музыкантом, за что и получил хорошую шишку на лбу от встречи со стенкой хмельного бочонка.

- Все как всегда, если не считать парочки зверских убийств… Но ведь так же всегда было, разве нет? – поинтересовался Треоверд, сложивший руки в замок за затылком.

- Бри никогда не отличался спокойствием, что правда, то правда, - кивнул головой эльф, сидящий на противоположном конце стола. Мандорас выглядел уставшим.

- Ну вот, - тихо вымолвила Милиэн, глядя на входную дверь, за которой она следила с тех пор, как кучка Хранителей уселась за стол и их разговор перестал быть приватным в широком смысле этого слова.

Треоверд натянуло улыбнулся, но ничего не сказал.

- Были разные случаи, но тут уже совсем ничего непонятно, согласитесь. Дети! Найдены останки четырех детей! Это не просто зверство!

- Рон, мы же были там. Медовокс оказался сумасшедшим. Он даже зачем-то предсмертную записку оставил! – покачала головой девушка, аккуратно вращающая острие стрелы на подушечке пальца. – Маньяк-убийца сам покончил с собой, не выдержав.

- Хорошо, - сдался полурослик, ударив пустой жестяной кружке по столу. – Но почему от этого не легче? Почему?

- Гладко, - коротко донеслось с другой стороны стола.

Хранители одновременно повернули головы и любопытно уставились на Мандораса, который даже растерялся от такого обилия внимания.

- Все прошло слишком гладко. И письмо, и нож, - пожал плечами эльф, ковыряющий вилкой листья капусты у себя в тарелке.

- Я уже не говорю о том, что парень умудрился сам себе перерезать горло! – закончил за Мандораса Треоверд, чьи сапоги, положенные на стол, сияли чистотой и новизной, точно были куплены только вчера на базаре. – Не встречал подобных случаев, честно говоря.

- Пора кончать с этой работой по сбору костей. Мы опять влезли не в то дело, - подытожил полурослик, проведя рукой по лбу.

- Абсолютно согласен! - возле Милиэн на приставной табуреточке сидел ещё один хоббит, вида более статного, нежели его сородич-менестрель, да и должность у того была чуть более важная.

- Магистр Андэфаст, осматривая труп вы не заметили что-то… Необычное? – Милиэн не без интереса провела острием стрелы по ладони, наблюдая за остающимся розовым следом.

Андэфаст был поглощен перелистыванием страниц своего походного дневника настолько, что не сразу понял, кому адресован вопрос.

- Разрез почти что ровный, сделан быстрым движнием… Выше выступающего бугра. Ничего особенного. Сразу видно, что любитель, - наконец отозвался Магистр, перелистнув очередную пожелтевшую страничку, которую целом занимала большая зарисовка какого-то приспособления.

- За одну ночь мэр учинил три убийства, а потом покончил с собой на вторые сутки. Это бред какой-то… Зачем ему убивать и двух девочек и молодого пацана, чтобы… Ну это. В один и тот же день. Ну вы поняли, - спросил роханец, уставившись на Ронодора.

- Они потеряли чертовски много крови, - констатировал приглушенным голосом Мандорас, не отрываясь от листьев капусты.

- Ну не кровососом же был этот толстяк! –

- Бри подняли с ног на голову, осматривая каждый закоулок, каждую щелочку. Больше тел не было найдено. Ну, судя по отчетам стражи, - важно заявил Каноквэн, пробежавшись глазами по увесистой широкоформатной книги, которую он еле удерживал в руках. – Пьяницы, куртизанки, бродяги. Но ни одного трупа, заметьте!

- А может быть он продавал их кровь? –

- Андэфаст, я конечно всё понимаю, но это уже абсурд.

- Ну а что? В алхимии, говорят, очень ценится, - напустил на себя глубокомысленный вид полурослик и снова принялся за листание дневника.

- Ему незачем было продавать её. Медовокс и без того был богат, а вот то, что больших луж не образовалось – это факт, - хмыкнула Милиэн.

- Кровоподтеки мог смыть дождь, к тому же в канаве, - скептически заявил Ронодор, хлопнув гроссбухом брийской стражи. - Никто не будет расследовать это дело. «Убили ну и ладно» – таков девиз брийских хранителей правопорядка. Их куда больше беспокоит чистота алебард и степень наполированности носов вепрей у фонтана. –

- В Бри не так много мест, куда можно «слить кровь», - задумчиво проговорил Мандорас, дожевывая малюсенький кусок несвежей капусты. – Я обошел их все сегодня утром. Старушки-знахарки только охают и ахают от одного упоминания о случившемся.

- Не срастается. Дело это не срастается, господа, - забарабанил по столу пальцами Ронодор, слегка покрасневший от умственного напряжения.

- Хорошего мало.

- Хорошего вообще нет.

- Вообще-то есть. Мы всё ещё живы и на нас не напал маньяк-насильник-кровосос, - с легким цинизмом сказал Андэфаст, разминающий затекшие пальцы

- Как сказала бы Джез: «Такое не легкое дело, словно в куче платьев найти себе то самое подходящее, подходящее по цвету и фасону», - усмехнулся бард, созерцающий пустоту на дне жестяной кружки.

- Мы нуждаемся в разгадке…

Повисла звенящая тишина. Взгляды вновь обратились к Мандорасу.

- Мы нуждаемся в разгадке, потому что оставлять это так просто нельзя. Только безумец бы не заметил этих маленьких шрихов. Либо Медовокс связался с кем-то опасным, либо ему «помогли» насильно. Глупо отрицать, что он в этом всем замешан не в одиночку.

- Ман, я напомню тебе, что Орден…

- Нет, Андэфаст. Когда в мире начинают плакать дети, то Орден приходит им на помощь! Потому что нет большего зла для всего мироздания, чем детское кровопролитие! - эльф вскочил на ноги и крикнул так резко, что чуть не перевернул стол, заставив вжаться в спинки кресел всех собравшихся.

Хранители молча переглянулись, хотя сомнений ни у кого не оставалось, что Мандорас безоговорочно прав, что на сей раз Орден не может остаться в стороне, как это бывала в девяти случаях из десяти. Горели города, рушились империи, превращались в пепел целые армии, падали горы, но Орден оставался, переживал их всех только благодаря одному – своей скрытности и закрытости от всего остального, внешнего мира и его проблем.

Треоверд поджал губы и спустил ноги со стола, хлопнув руками по коленям.

- В таком случае, пора бы заняться чем-нибудь полезным.

Роханец последовал примеру эльфа - поднялся, стряхнув с себя хлебные крошки, и расслабленно отправился к стойке трактирщика, запнувшись буквально в двух шагах. Треоверд наклонился и подобрал с пола шелковый бордовый платок, точнее его половину – порванный край раскрыл секрет оброненной вещицы. Воин выпрямился и завертел головой, в поисках хозяйки, но долго искать её не пришлось, так как она стояла прямо перед ним и о чем-то спокойно беседовала с трактирщиком.

Треоверд протянул руку с платком и немногословно сказал:

- Вы потеряли.

Девушка в фиолетовом повернула голову и улыбнулась, глянув на обрывок ткани.

- Спасибо, - коротко ответила она тонким, слегка звенящим, как струна, голосом и тут же отвернулась, забрав платок, возвращаясь к разговору с хозяином таверны, который с нескрываемым любопытством наблюдал всю эту сумбурную сценку.

Недоуменно вскинув брови, потерев локоть, роханец уселся на одно из круглых стульев и заказал себе очередную кружку эля. Положив подбородок на сцепленные в замок руки, он принялся ждать, пока трактирщик оторвется от беседы и выполнит его просьбу.