Денница и месяц

Была у троих Сварожичей возлюбленная сестра – Денница, Утренняя Звезда. На исходе ночи, когда кони Солнца брали разбег и взвивались с восточного берега Океана, она всегда горела дольше других звёзд, приветствуя славного брата. Она первая проглядывала меж туч, когда стихала ночная гроза. А пришло время, сыскался деве-звезде справный жених – молодой Месяц.

Стал он гулять об руку с Денницей в утреннем небе, стал поезживать вместе с Даждьбогом на солнечной колеснице, а потом начал один смотреть вниз по ночам, покуда Даждьбог светил Исподней Стране.

– Только к Железным Горам близко не подъезжай, – строго наказал ему брат девы-звезды. – Странные Боги там поселились: со мной ласковы, с тобою – как ещё знать!

Ибо сыновья Неба не раз уже крепко задумывались, не те ли два скрюченные существа, поселившие в Нижнем Мире снег и мороз, оказались причиной злочестия в Людях. А Чернобог и Морана словно учуяли: радушнее некуда принимали троих могучих Сварожичей, когда те их навещали…

Молодой Месяц дал слово Даждьбогу и долго держал его, но один раз всё-таки не совладал с любопытством. Направил белых быков, возивших его колесницу, к Железным Горам. Мог ли он знать, что оттуда за ним давно уже зорко следили жадные очи!

Медленно проплывали внизу отточенные вершины, облитые молочным светом Месяца, языки снежников, бездонные пропасти и ущелья, окутанные непроглядной тьмой. Спустился Месяц пониже, ещё и нагнулся, высматривая: где-то здесь, сказывали ему, был тот знаменитый лаз в Нижний Мир, которым прошли некогда Даждьбог и Перун…

И внезапно из глубочайшей расщелины взвилось какое-то грязное покрывало, опутало склонившийся Месяц, помрачило его серебряную красоту! Забился он в испуге, но не стали слушаться ни руки, ни ноги, хотел звать на выручку – ан и голоса нет. Не простой – колдовской была та грязная пелена, а метнула её злая Морана, давно заприметившая красивого молодца, чужого любимого жениха…

Не дождалась милого Утренняя Звезда, кинулась за помощью к братьям. Переглянулись Сварожичи… и во весь скок пустили коней к Железным Горам. Сразу догадались, что виною всему было запретное любопытство.

Знакомым путём устремились Даждьбог и Перун в бездонную пропасть… а Люди, сидевшие по лесам, только видели, как гневно-алое Солнце садилось в чёрную, трепещущую молниями тучу, окутавшую ледяные вершины.

Глубоко под землёй нашли братья пещеру, всю выложенную сверкающей медью. Прошли, не оглядываясь. Вступили в другую, серебряную, усеянную дорогими камнями. И здесь никого. А третья пещера горела жарким золотом, и тут остановились Сварожичи. Увидели стол, весь залитый красным мёдом из опрокинутых кубков, заваленный поломанными, надкусанными пирогами, обглоданными косточками. Только-только отбушевал за тем столом разгульный, хмельной пир, разошлись гости, кого и под руки увели. Один Чернобог смотрел на братьев пустыми глазами, утопив в луже браги усы.

– Где Месяц? – грозно спросил хозяин огненного щита.

– Вот… свадебку справили, – икнул тёмный Бог, да и повалился под стол. Стали братья оглядываться и приметили низенькую дверь в уголке. Потянули – но дверь, знать, была заложена изнутри засовом. В четыре могучих руки выломали её Боги… и увидели Месяц, бесстыдно храпящий на ложе, а рядом – нисколько не испуганную Морану.

Умела коварная ведьма прикинуться ненаглядной красою: личико белей молока, губы что маки, волосы – небо ночное, только звёзд не видать. И лишь глаза, как две дыры. Глаза не обманывают, в них смотрит душа.

– Так-то ты любишь невесту, верный жених! – полыхнул Даждьбог небывалым огнём, схватив Месяц за плечи и встряхивая, чтобы проснулся. – Вставай, ответ будешь держать! Как Деннице в очи посмотришь?

– А ну её, гордую, – неверным языком пробормотал Месяц и потянулся обнять снова Морану. – Подумаешь, невеста. Как любил, так и разлюблю, а вас обоих знать вовсе не знаю!

…Вот когда в самый первый раз страшно прозвучал раскат Перунова грома! Взвилась золотая секира – да и рассекла надвое изменника-жениха…

Злая Морана схватилась было за левую половину, где сердце, поволокла, – братья-Боги не дали, отняли. Не сладко пришлось бы и ей, но успели они с Чернобогом обернуться двумя змеями и юркнуть в трещину железного камня – ни солнечному лучу, ни молнии не достать. Положили Сварожичи тело ясного Месяца в колесницу, увезли домой.

Денница едва не упала с неба от горя, увидев, что с ним приключилось. А когда опамятовалась, стала просить у отца живой и мёртвой воды. Все знают: мёртвая вода сращивает разъятые члены, изгоняет порчу и сглаз, убивает злой яд, впитавшийся в плоть. И только потом живой воде достоит смыть мёртвую, вернуть жизнь, приманить душу назад. Вот и Месяц скоро начал потягиваться и тереть глаза, оживая:

– Как же крепко спал я, Денница! Ой, а что мне приснилось – будто я не в небе, будто бреду в снегу по колено, среди каких-то острых камней… Да куда ты?

Утренняя Звезда вдруг горько заплакала и кинулась из дому. Хотел Месяц бежать вслед за невестой, но Сварог, Отец-Бог, его удержал:

– Ещё бы долго ты спал, молодец, если бы не её любовь к тебе, недостойному. Припомни-ка, что было с тобою, с кем весёлые пиры пировал! Ты умер, а не заснул, потому что мои сыновья тебя наказали. И умер во зле, и твоя душа отправилась уже зимовать в Исподней Стране, не умея взлететь. Так и с другими будет отныне, кто платит злом за добро!

…Одни говорят, Денница и Месяц до сих пор всё в ссоре, но другим кажется, что они помирились – и то, бывают же они вместе на небосклоне. Правда, Месяц так и не смог отмыть с лица пятен, причинённых грязным покрывалом Мораны и её поцелуями. Он теперь далеко не столь яркий и ясный, как прежде, и вид у него, если хорошо приглядеться, испуганный и печальный. Но главное – с тех самых пор начал он, раскроенный секирой Перуна, уменьшаться на небосводе и совсем пропадать, потом снова расти. Так отозвалась ему давняя измена, давний сором. Люди верят, что истончившийся, старый Месяц надеется умереть и снова родиться – чистым, как прежде, обрести полноту лика и не терять её больше. Но не может. Вот почему про начавший убывать Месяц так и говорят – перекрой. Вот почему новорожденное дитя непременно показывают растущему Месяцу, чтобы справно росло, и новый дом начинают строить при молодом Месяце, а не при ветхом, когда видно, что его надежда опять не сбылась. А вот лес для постройки рубить лучше всего в новолуние, чтобы не велась гниль, чтобы не ел его червь.

…Злая Морана и беззаконный Чернобог ещё немало времени хоронились во мраке сырых пещер, не смея высунуться на свет, сбросить змеиные чешуи. Поняли, что светлые Боги умеют быть грозными, умеют наказывать.

А Перуну, уже созывавшему гостей на желанный свадебный пир с молодой Богиней Весны, пришлось надолго всё отложить. Ведь он залил кровью священную золотую секиру, осквернил, оскорбил её видом Землю и Небо. Оставил Перун замаранную колесницу, выпряг крылатых коней, пешком пришёл в кузницу Кия, давнего друга. И целый год махал молотом, не разговаривая почти ни с кем, не вкушая общей еды. Вот так пришлось ему очищать себя от скверны убийства, хоть Месяц и возвратился к живым. Смерть получает власть над пролившими кровь, хотя бы даже свою. Подле них истончается грань между мирами умерших и живых, клубится невидимый водоворот – затянет, если не оберечься! Вот почему боязливые дети со всех ног разбегаются от поранившегося в игре и только твердят – мы не видели, не знаем, мы тут ни при чём. И воины, вернувшиеся из похода, подолгу не смеют сесть в доме за стол, обнять жён, пойти в святилище молиться Богам. Убивший – нечист. Он висит между мирами, и нужно много омовений в бане и долгий пост, прежде чем живые возмогут опять считать его своим.