Теория и методология

Иногда критика теории привязанности возникала в ответ не на оригинальные работы Боулби и Эйнсворт, а обращалась на текущее ее состояние и возникающие искажения.

Многие этологи настороженно отнеслись к распространению на человеческое поведение экспериментов, проведенных на животных. В 1960-1970-ые гг ими предлагались альтернативные подходы к выявлению паттернов поведения привязанности, например, удаление на определенную дистанцию от матери на прогулке или собирание мелких предметов (камушков, веточек) для того, чтобы вручить их маме

«Наблюдение за тем, как маленький ребенок ведет себя по отношению к матери в ее присутствие, а особенно в ее отсутствие, может сделать огромный вклад в наше понимание развитие личности» (Bowlby, 1969, p. 3), однако «модель привязанности строится на поведении во время сепарации – краткого стрессового события; более широкое понимание привязанности требует наблюдений за взаимодействием матери и младенца в естественных ситуациях» (Field, 1996, p. 543). Поведение по отношению к объекту привязанности в моменты расставания и воссоединения – недостаточные факторы для описания типа привязанности.

Еще одна проблема заключается в том, что, хотя Боулби и говорил о вторичных объектах привязанности, «описание форм поведения привязанности ограничено теми, которые направлены на первичный объект привязанности (в основном, на мать); однако привязанность к другим лицам может проявляться в поведении совсем иначе» (Field, 1996, p. 544). Например, ребенок может плакать и следовать за уходящей матерью, но из-за разлуки с сиблингом он может просто стать более возбудимым или испытывать проблемы с засыпанием. Также есть вопросы к существованию единственного основного объекта привязанности – ведь у взрослых наблюдаются одинаково сильные привязанности к нескольким близким – например, к ребенку и к супругу.

Рассмотрев эти ограничения теории Дж.Боулби, T. Field предложила собственную модель привязанности (Field, 1996, p. 545): «Экономная модель привязанности должна будет объединить множественные привязанности к разным лицам на разных жизненных этапах. Мы используем психолого-биологическую модель, которая фокусируется на отношениях меду двумя людьми, на том, что они делят друг с другом и что теряют при разлуке. В этой модели привязанность понимается как отношения, которые устанавливаются между двумя или более существами по мере их взаимной подстройки, в которых каждый создает для другого значимую мотивацию для поддержания необходимого уровня активности, а сепарация неизбежно вносит физиологическую и поведенческую дезорганизацию».

Harris (1998) выдвигает ряд возражений к теории привязанности: во-первых, ребенок активно включен не только в диадические отношения, но и в более широкий социум, эмоциональные связи с которым могут быть даже более тесными, например, в расширенной семье. Она также отстаивает идею о более сильном влиянии на ребенка эмоциональных связей со сверстниками.

Должны быть и другие факторы, определяющие специфику отношений привязанности, кроме количества времени, которое родитель и ребенок проводят во взаимодействии. Во-первых, это качество взаимодействия, которое зависит не только от родительского отношения к ребенку, но и от его общего психологического благополучия родителя, в том числе, а также от объективных условий жизни, способствующих или мешающих сосредоточению на ребенке. Vaughn et al. (1979) использовал методику М.Эйнсворт «Ситуация с незнакомцем» для изучения 100 пар «мать-младенец» из малообеспеченных семей в возрасте 12 и 15 месяцев. Также матерям раздавался опросник для оценки уровня стресса, который они испытали в этот период жизни. У 38% детей было зафиксировано изменение надежной привязанности на тревожную, и именно их матери переживали самый сильный стресс. Вторым важным фактором является темперамент самого ребенка.

Неверно сводить понимание привязанности в младенчестве к аналогу вакцинации, который, однажды возникнув, непременно обеспечивает защиту от недугов и благополучное развитие. Главный аргумент против такой трактовки – жесткий детерминизм дальнейшего развития событиями раннего опыта, не подтвержденный большинством современных исследований, и некорректные ссылки на него не-психологов. Так один сенатор США, отстаивая законопроект об увеличении продолжительности отпуска по уходу за ребенком, заявил, что «дети, которые не установят связи с матерью в младенчестве, впоследствии не смогут установить ее с обществом». Подобное высказывание из уст политика содержит в себе, помимо благих намерений, маргинализацию детей, которые не могут похвастаться успешным стартом, - представление о них, как о будущих асоциальных личностях.

Shaffer and Emerson (1964) исследовал неработающих матерей, проводящих весь день с малышом и полностью заботящихся о нем. Все отцы в исследовании работали. Но несмотря на это, только половина детей выражала протест при расставании с матерью. Часть из них были так же сильно привязаны к отцам, старшим сиблингам, бабушкам и дедушкам, причем некоторые – привязаны к отцам сильнее, чем к матерям. Объектами привязанности становились члены семьи, про которых матери говорили, что они «портят» детей, слишком много нося их на руках или играя с ними. Это исследование показало, что основной объект привязанности может не только быть множественным, но и не совпадать с основным лицом, ухаживающим за ребенком.

Национальный институт детского здоровья и развития по заказу правительства США исследовал влияние посещения яслей и детского сада на 1100 детей в возрасте до 3 лет (NICHD, 1997), в том числе и с помощью «ситуации с незнакомцем». Был сделан вывод, что «дети с длительным опытом посещения детских дошкольных учреждений не отличаются от детей, находящихся дома, по интенсивности реакции на разлуку с матерью в «ситуации с незнакомцем». Однако исследование проводилось в семьях среднего класса, что обеспечивало им доступность детских садов с малой наполняемостью и высоким профессиональным уровнем ухода за детьми.

Более того, в лонгитюдном исследовании детей, которые провели первый год жизни в сиротском учреждении, было показано, что отсутствие стабильного объекта привязанности не обязательно оказывает серьезные и неисправимые последствия на развитие детей. Уже в младшем школьном возрасте единственным различием между ними и детьми из благополучных семей была повышенная потребность во внимании учителя (Clarke and Clarke, 1979; Tizard, 1979). Необходимо отметить, что воспитатели в данном учреждении, хоть и не были закреплены за определенными детмьи и постоянно менялись, но прошли специальную психолого-педагогическую подготовку и вступали с детьми в эмоционально насыщенные контакты.

На наш взгляд, возможные нарушения привязанности не должны становиться новым «научным» барьером между детьми-сиротами и обществом как, например, «дурная генетика». Но определяющая роль младенческой привязанности для всей последующей жизни резко возрастает, если мы берем в расчет тяжелые формы материнской (и, шире, психической) депривации, ведущие к соматическим дисф

органической патологии мозга.

…и потеря?