Пойдем посидим на кухне», – предложила мама.

" Надо кое-что спланировать. Мы сделаем из тебя младшего научного сотрудника, изучающего поведение.

«Младшего кого?» – переспросила Энни. Она никогда не слышала таких слов, но они звучали внушительно и солидно.

«Ученого-психолога, – уточнила мама. – Ученый – это очень и очень важная персона, которая изучает разные вещи. Его интересуют, как работают люди, почему они поступают так, а не иначе, и что, например, надо сделать, чтобы они так не поступали, если что-то плохо».

«Это интересно, – сказала Энни. Она начинала убеждаться, что быть таким младшим научным сотрудником не только солидно, но и полезно. – С чего нужно начинать?» – спросила она.

«Помнишь, когда наш Черныш был маленьким щеночком и нам приходилось приучать его не делать свои естественные собачьи дела дома?»

«Да, помню», – ответила Энни.

«Мы знали, что обычно щенки освобождают желудок сразу после еды. Поэтому, покормив его, мы за ним следили, а когда становилось ясно, что он собирается это сделать, мы сразу летели с ним во двор и после окончания его „процедуры“ щедро похлопывали его по спине и приговаривали: „Вот какая умная, хорошая собачка у нас“. Скоро он научился делать свои собачьи дела не дома, а во дворе».

«Я это хорошо помню. По отношению к Чернышу вы с папой были учеными-психологами».

«Ты совершенно права, – ответила мама. – Он делал то, что нам не нравилось, и поэтому мы придумали способ изменить его поведение».

«Это интересно, – сказала Энни. – Я никогда раньше не думала, что такое возможно».

" У нас как ученых, занимающихся вопросами поведения, были и другие способы отучить собаку отправлять свои естественные потребности дома. Мы, например, могли подождать, когда Черныш закончит свои собачьи дела, а потом отшлепать его и выставить за дверь – «прохладиться».

«А если существует несколько способов, как вы решаете, какой именно нужно выбрать?» – спросила Энни.

«Настоящий психолог должен попробовать каждый метод по очереди, чтобы убедиться, какой из них самый эффективный, а затем применить его в дрессировке. Мы могли бы так сделать и в случае с нашим Чернышом, но первый метод был настолько хорош, что нам не потрсбов; игась пробовать другие».

«Ну, а с чего же мне начать дрессировать и перевоспитывать Мэри?» – спросила Энни. Она начинала горячиться.

«Давай-ка присядем для начала и обдумаем несколько разных способов воздействия на Мэри. Тогда ты как ученый сможешь испытать их на практике и убедиться, какой из них наиболее эффективный».

«О, это, похоже, будет интересное занятие», – сказала Энни.

«Начнем с того, – сказала мама, – что мы знаем один способ, который не дает результатов».

«Какой?» – спросила Энни с удивлением.

«А ты подумай», – ответила мама с улыбкой.

Энни подумала несколько мгновений, и ее лицо вдруг озарила догадка.

" Я знаю, – сказала она. – Это – то, что я делаю сейчас. Этот способ не действует, потому что Мэри продолжает меня дразнить. Он не изменил ее поведения¹".

«Правильно, – сказала мама. – Я вижу, из тебя получится отличный ученый-исследователь».

«Исследователь? – удивилась Энни, а потом засмеялась. – Ты хочешь сказать, что мою проблему можно исследовать?»

«Да».

«Я стану великим исследователем», – сказала Энни. Она уже предвкушала, как это здорово у нее получится.

«Ну, хорошо, – сказала мама. – Приступим». Она взяла лист бумаги и разлиновала его на три колонки. Над первой колонкой она написала: «Что сделала Мэри». Над второй – «Что сделала Энни». А над третьей – «Что произошло». «Теперь, – сказала она, – давай напишем, что мы уже знаем».

В первой колонке, под словами «Что сделала Мэри», мама написала: «Мэри дразнила Энни». Дойдя до второй со словами «Что сделала Энни», она спросила Энни: «Что мы здесь напишем?»

«Не знаю, но когда Мэри меня дразнила, я расстраивалась и начинала плакать».

И мама вписала слова: «Энни расстраивалась и плакала».

«Ну, – спросила она, – а что происходило после того, как ты расстраивалась и плакала?»

«Мэри продолжала дразниться», – ответила Энни.

И мама написала в третьей колонке: «Мэри продолжала дразниться».

«Так, – сказала она. – Давай подумаем, что еще ты могла бы предпринять».

Энни подумала. «Я могла бы притвориться, что мне все было безразлично, и не обращать никакого внимания на то, что она говорила».

«Неплохой вариант», – сказала мама. Она взяла другой лист бумаги и написала на нем: «Что надо сделать», а под этим заголовком: «1. Притвориться, что не замечаешь».

«Что еще ты могла бы сделать?» – спросила она.

«Я могла бы притвориться, что мне все это было смешно, и рассмеяться», – ответила Энни.

«Да», – согласилась мама и написала эти слова под номером.

" Я могла бы скорчить рожицу ей, – сказала Энни. – И это будет номер ".

«Правильно», – сказала мама и внесла это в список.

«Я могла бы подразнить ее в ответ, – продолжала Энни. Она так и фонтанировала все новыми и новыми идеями. – Я могла бы сказать ей, что она ведет себя глупо, и потребовать, чтобы она прекратила свои штучки».

«Это можно поставить под номерами 4 и 5», – согласилась мама.

«Я могла бы ей сказать, что мне не нравится, когда меня дразнят и спросить ее, почему она так поступает».

«Прекрасно, – похвалила ее мама. – У нас получилось всего шесть вариантов того, что ты могла бы сделать».

Энни была удивлена – оказывается, сколько существовало выходов из ее ситуации.

" Теперь, – сказала мама, – нам нужно выработать последовательность, в которой мы их испробуем.

«А почему бы нам не придерживаться порядка, в котором я их придумала», – спросила Энни.

«Хорошо», – согласилась мама.

«Начнем?» – спросила Энни. Ей не терпелось заняться этим интересным делом.

«Значит так, – сказала мама. – Возьми с собой в школу небольшую записную книжку и каждый раз, когда Мэри начинает тебя дразнить, делай в ней пометку. И повторяй это ежедневно в течение двух недель. Тогда мы узнаем, сколько раз в день, в среднем, дразнит тебя Мэри. Две недели – значит десять школьных дней. А если на какой-то день падает праздник или Мэри пропустит уроки по какой-нибудь причине, добавь дополнительный день, чтобы довести общее количество дней до десяти».

«Кажется, это нетрудно, – сказала Энни. – Я начну с завтрашнего дня».

Через две недели она показала маме свою записную книжку.

«Вот, посмотри, – сказала она. – За десять дней у меня получилось двадцать пометок в записной книжке».

«Хорошая работа», – поощрила ее мама.

«Получается, что в среднем Мэри дразнит тебя два раза в день».

«Но что интересно, – сказала Энни задумчиво, – я сейчас так занята своей научно-исследовательской работой, что всякие штучки Мэри уже не действуют на меня, как раньше».

«Да, это действительно интересно, – сказала мама. – Давай посмотрим в твою записную книжку».

Энни показала книжку. «Я оставила место для каждого дня, – сказала она, – и отметила, сколько раз Мэри дразнила меня каждый день».

«Посмотри на разницу между первой и второй неделями», – сказала мама.

Энни посмотрела. «Забавно, – удивилась она, – в течение второй недели Мэри дразнила меня меньше».

«Давай помозгуем, – сказала мама. – Ты сказала, что штучки Мэри уже не действовали на тебя так, как прежде. Может быть, как раз то, что ты перестала так реагировать на них, и меняет ее поведение?»

«Ты, конечно, права», – сказала Энни. Немного подумав, она добавила: «Если то, что я не реагирую и не расстраиваюсь, меняет поведение Мэри, может быть, оно изменится еще больше, если я не будут обращать на ее вредные штучки никакого внимания вообще? Может быть, попробовать с завтрашнего дня?»

«Неплохая идея, – согласилась мама. – Но прежде, чем ты это начнешь, тебе полезно будет узнать кое-что еще».

«А что именно?» – поинтересовалась Энни.

«Как ты думаешь: зачем Мэри тебя дразнит?»

Подумав немного, Энни ответила: «Чтобы расстроить или разозлить меня».

«Правильно, – сказала мама. – Часто люди дразнят других потому, что им нравится выводить их из равновесия. Поэтому, если ты расстраиваешься, то Мэри получает то, чего она добивается, и она знает, что поддразнивание на тебя действует».

«Ты хочешь сказать, что Мэри знает: для того, чтобы меня расстроить или разозлить, ей будет достаточно меня только подразнить?»

«Вот именно, – сказала мама. – Вспомни, что делает Черныш, чтобы получить собачий бисквит?»

«Он садится на задние лапы и просит», – ответила Энни.

«Да, – сказала мама, – и потом он его получает».

Энни вспомнила и согласно кивнула головой.

«Как ты думаешь, – спросила мама, – что получилось бы, если бы мы перестали давать бисквиты, когда он просит?»

Подумав немного, Энни ответила: «Он бы перестал просить, потому что знал бы, что ему ничего не выгорит».

«Правильно, – сказала мама. – Аи да ученый!» И после небольшой паузы добавила: «А теперь скажи мне, пожалуйста, что было бы, если бы домогающийся бисквитов Черныш их иногда получал, а иногда – нет?»

Энни снова задумалась. «Мне кажется, – сказала она, – он опять стал бы просить. Потому что если мы будем время от времени давать ему бисквиты, он будет считать, что его приемчик еще работает».

«Совершенно верно, – сказала мама. – Поэтому, когда ты, как ученый, испытываешь свой метод полного игнорирования козней Мэри по отношению к тебе, ты непременно должна применять его всякий раз, когда она начинает тебя дразнить. Иначе она может подумать, что это все еще на тебя действует».

«Это понятно, – сказала Энни. – Я думаю, что это у меня получится».

«Если ты допустишь ошибку, мы будем вынуждены начать все с начала, потому что нам нужно проводить эксперимент в течение десяти дней подряд. Это значит, что в случае неудачи потребуется немного больше времени. Только и всего».

«Это хорошо», – сказала Энни. Ей больше не нужно было бояться ошибок.

«Теперь скажи мне, как ты выглядишь, когда тебя дразнит Мэри?»

«Вот так», – сказала Энни. Она низко опустила голову, сгорбилась, постаралась покраснеть и выглядеть плаксивой.

«Понятно, – сказала мама. – Теперь для того, чтобы показать Мэри, что ее штучки не срабатывают и что ты вовсе не расстраиваешься, нам нужно попрактиковаться вести себя совершенно по-другому».

«Ага, я поняла, – сказала Энни. – То есть, вот так». Она выпрямила плечи и гордо подняла голову.

«Превосходно! – сказала мама. – Давай попрактикуемся: допустим, я – Мэри, и я дразню тебя, а ты постарайся не замечать».

«Хорошо», – охотно согласилась Энни.

Итак, мама Энни стала изображать Мэри. Она по-всякому обзывала Энни, показывала ей язык, а Энни не обращала на нее никакого внимания. Она просто проходила мимо, как будто перед ней стоял шкаф.

«Эта дубина и кривляка Мэри пытается вывести меня из себя, – подумала Энни. – Но этот номер не пройдет: я ведь не кто-нибудь, а ученый-исследователь и вовсе не собираюсь обращать на нее внимание».

«Это просто великолепно! – восхитилась мама. – У тебя это очень здорово получается. – Она обняла Энни. – Теперь ты можешь приступить к делу».

Энни очень волновалась. Она просто не могла дождаться следующего дня.

На следующее утро, когда Энни пришла в школу, она уже с нетерпением ждала, когда же, наконец, Мэри начнет ее дразнить. Так хотелось продемонстрировать свою уверенность в себе и полное безразличие к тому, что можно было ожидать от «противной стороны». Ждать пришлось довольно долго, но наконец этот момент наступил.

Энни сохраняла олимпийское спокойствие, не удостоив вниманием свою обидчицу.

«До чего же это здорово! – сияя от восторга, сказала она маме, когда вернулась домой из школы. – Это так забавно!»

«Ты молодец! – похвалила ее мама. – Теперь ты настоящий ученый-исследователь».

Энни была на седьмом небе. «Теперь, как только Мэри начнет меня дразнить, – сказала она, – я буду выглядеть уверенной и не буду обращать на нее абсолютно никакого внимания. И буду так делать каждый раз».

«Правильно, – одобрила мама. – Я не могу дождаться, когда это произойдет».

«Я тоже», – с готовностью присоединилась к ней Энни.

Прошло девять дней. Энни подошла к своей маме с очень озабоченным видом.

«У меня проблема, мама, – сказала она. – Я больше не могу не обращать внимания на штучки Мэри».

«Почему же?» – спросила мама озабоченно.

«Потому, что она перестала меня дразнить! – сказала Энни и громко рассмеялась. – Она уже не дразнит меня целых четыре дня!»

«Вот видишь, – сказала мама. – Твое „необращение внимания“ действительно неплохо сработало».

" Да, – согласилась Энни. – Настолько хорошо, что теперь нет надобности прибегать к другим методам. Я просто буду продолжать «не обращать внимания».

«Хорошая мысль, – согласилась мама. – Я очень горжусь своим специалистом-психологом».

«А знаешь что? – сказала Энни, стараясь заинтриговать маму. – Когда я повзрослею, я стану самым старшим ученым-исследователем!»

РАЗВОД

Развод – тема чрезвычайно сложная. Один развод не похож на другой. И тем не менее, если спросить людей, переживших развод, о том, как он повлиял на их жизнь, вы увидите, что многие будут вторить друг другу: «Вот-вот, точно так же было и со мной; я испытывал (испытывала) то же самое».

Совершенно невозможно сочинить «историю про Энни», которая охватила бы все возможные вариации на бракоразводную тему. Посему, вместо этого, я решила ограничиться наброском из информационного материала о разводе и реакции детей на него, чтобы при составлении своей собственной «истории про Энни» вы могли на него опереться.

Известно, что развод становится все более обычным явлением в нашем обществе. И, хотя он несколько утратил свою былую шоковую репутацию, он все же обычно ассоциируется с целым букетом разного рода горестей и бед, которые злая фея или какой-нибудь другой злой дух с гордостью могли бы причислить к «достойнейшим» плодам своих усилий.

Развод связан с невероятным стрессом для всех, кого он так или иначе затрагивает. Люди реагируют на него обилием разнообразных эмоций, таких как чувство гнева, злости, вины, греха, печали, страха, облегчения, неизбывной тоски и т.д. И, хотя для большинства детей развод является серьезной травмой, исследования свидетельствуют, что в конечном итоге он не обязательно приводит их к длительному эмоциональному стрессу или ущербу. В большинстве случаев сам фон, на котором происходит развод, влияет на то, как ребенок приходит в себя после этого болезненного и крайне тяжелого события.

В нижеследующих разделах этой главы я остановлюсь на факторах и моментах, составляющих этот фон.

Как дети реагируют на развод

В течение первого года или года с небольшим после развода или расставания родителей большинство детей проявляют различные признаки стресса. Злость, уныние и растерянность – основные эмоции, которые они обычно испытывают в этот период.

Дети могут злиться на обоих родителей за то, что они не сохранили семью. Они могут злиться на самих себя за то, что их непослушание привело к разрыву между папой и мамой или за то, что они не предприняли ничего для того, чтобы родители не расстались. Ребенку бывает трудно преодолеть или выразить эту злость. Он может опасаться, что если проявит эту злость в отношении родителя, покинувшего семью, то может быть окончательно отвергнут и лишен возможности посещать этого родителя. Он также может думать, что если будет слишком усердствовать в выражении своей злости по отношению к родителю, с которым он остался, то также может быть отвергнут этим родителем. Он может опасаться интенсивности, накала своей злости, бояться, что если даже частица этой злости выплеснется наружу, это чувство может стать неуправляемым.

Злость, испытываемая по отношению к одному из родителей, может быть переключена на другого, на которого злиться не так опасно. Это обычное дело для нас всех. Вспомните случаи, когда мы изливали злость на старых друзей или родственников, будучи уверены, что они нас не покинут. Разумеется, мы, скорее всего, попридержали бы гнев и злость в отношении новых друзей или менее покладистых родственников, опасаясь, что если мы сделаем какой-то неправильный или опрометчивый шаг, они нам «помашут ручкой».

Иногда детская злость может выплеснуться на школьных друзей и учителей или проявиться в деструктивном, вызывающем поведении. Это так называемый феномен «пинка кошке», выраженный в поведении деловой женщины, вернувшейся домой с работы после разноса, полученного от своего начальника. Она не может пнуть своего начальника, так как немедленно будет уволена, и поэтому срывает злость на ближайшем одушевленном существе – на несчастной кошке.

Печаль, подавленное состояние – практически постоянный спутник развода. Это состояние естественно при такой беде, и детям так же, как и взрослым, приходится проходить этот мучительный этап, связанный с расколом семьи.

Печаль может сочетаться с ощущением своей неадекватности и низкой самооценкой. Ребенок может думать, что он – никчемное, скверное существо и ничего не способен сделать путного.

Порой детская печаль или подавленность может принять форму пассивной самоизоляции. Ребенок может хандрить, утратить всякий интерес к школе, друзьям или к тому, что прежде доставляло ему радость, удовольствие. Иногда эти настроения принимают форму неистовой сверхактивности, как будто он торопится убежать от грустных мыслей.

Ребенок может стать плаксивым, плакать по поводу вещей, которые прежде его абсолютно не расстраивали. Он может снова испытывать страхи и фобии, например боязнь темноты, которую он уже преодолел, или приобрести новые страхи. Он может снова начать страдать энурезом. Он может потребовать дополнительного внимания к себе и воспринимать почти как нетерпимые ежедневные вынужденные разлуки, связанные с посещением школы, и т.д. Могут появиться различные физические симптомы, такие как боли в животе, или возникнуть проблемы, связанные с усидчивостью и способностью сосредоточиваться во время уроков.

В бракоразводной круговерти и неразберихе ребенок обычно чувствует себя заброшенным и забытым. Часто самим родителям бывает трудно совладать со своими собственными, захлестывающими их чувствами, и у них остается мало эмоциональной энергии, которой они могли бы с ним поделиться. Это очень пугает ребенка, который может предпринять отчаянные усилия для того, чтобы получить больше внимания к себе.

Нередко он испытывает смешанные, противоречивые чувства. Он может надеяться, что уход родителя из дома положит конец внутрисемейной неурядице, и в то же время отчаянно желать, чтобы этот родитель остался. Ему трудно заглянуть в будущее и понять и принять необратимость развода. Маленьким детям непросто представить, что будет на следующей неделе, не говоря уже о следующем месяце или годе. Ребенок может растеряться и не понять, что послужило причиной развода и какими будут его новые отношения с родителями. Он может чувствовать себя как бы раздираемым надвое родителями, быть то обозленным и дерзким, то упрашивающим и умоляющим, не зная наверняка, кто же все-таки виноват, если есть виноватые вообще. Его может мучить вопрос: как рассказать обо всем своим друзьям, учителям и другим близким людям, да и стоит ли говорить кому-нибудь об этом. По большому счету он скорее всего будет чувствовать себя ужасно беспомощным. Это, возможно, самое мучительное и ошеломляющее событие в его жизни, и он здесь абсолютно ничего не может поделать.