Квартиры

Он чувствовал себя потерявшимся, но, наверно, это чувство свойственно всем людям. Поколение запуганных собственными тенями, задроченных, недееспособных, озлобленных, заблудившихся. Только животные не теряются. Им негде теряться. У них в головах нет этой хреновой машины ЧЕЛОВЕЧЕНОСТИ, ничего такого. В этом все дело. Комплексы, пороки, эмоции, секс, дружба, любовь – все только подталкивает тебя к краю. Любой повод сгодиться, чтобы почувствовать себя скверно.

Но стоит оставить в покое интеллект. Все имеет свои истоки, всегда надо смотреть в корень. Это Спайдер[1] выучил хорошо. Бить в сердце, искать сердцевину. Все похучилось еще в раю.

Когда Адам и Ева были единственными представителями человечества, и это и было раем, потому что они были одни, а это святость для всех влюбленных. Никаких других ебаных человечков. Проблемы всегда приходят с другими людьми. Это Спайдер тоже знал на отлично. Оставьте в покое.

Но это уже потом. Возвращаясь же назад, первые люди едят яблоко. Спйдер ненавидел яблоки. Конечно, яблоко могло быть метафорой, да и, раскинув мозгами, можно найти святую книгу получше, чем библия.

Плохо, конечно. В этом и суть проблемы: добро и зло. К этому бегут все метафизические потоки, и в них плещутся эти тонущие философы, окруженные трупами Ницше, Каната, Эпиктета, Гетте и прочих, – выйти за пределы добра и зла. Суть поступков в самих поступках. Благо одного – проклятие другого. Извечная тема войн и вообще всех конфликтов, различность во взглядах. Проблема.

Вот я: хороший человек или плохой? И кого это ебет, чтобы почувствовать себя хорошо? Надо быть проще.

Например, звери – за гранью добра и зла.

Он проиграл, едва родился.

Мир вокруг подчинялся весне. Под тусклым небом цвела грязь, белизна уходила, обнажалось замусоренная и уродливая земля. Что же он сумел сделать, что мог сделать, кем он был? В этом безобразном перерождающемся мире он был Спайдером Риком, но наедине с собой он оставался никем. Переполненный сплошными утратами, разжиревшая каракатица на лице безбожности. Пустота, затерянная в глубоких тенях рощи сознания.

Мир продолжал вращение. Все крутилось, движимое лунными и менструальными циклами, настоящее безумие, спрятанное в коробку восьмичасового рабочего дня, забитых машинами дорог, закусочных, магазинов одежды, церквей, телевидения и газет.

Спайдер тоже возвращался привычным путем через все эти вещи, но они превратились в мешанину бессмысленного хлама. Вероятно, они всегда были такими, но он потерялся. Перестал понимать.

Войдя в привычный подъезд, стал подниматься по лестнице. Остановившись на ТРИНАДЦАТОМ этаже, открыл дверь. В прихожей темно. Из гостиной долетали странные звуки: охи, стоны, тени движений. Щелкнул замок.

Он был ужасно одинок в своей темной квартире, но сейчас в глубине поселились какие-то звуки. Чужеродные и враждебные.

В центре комнаты двое незнакомых мужчин распинали между хуев какую-то женщину. Все обнаженные, потные, молодые. Задницы мужчин двигались, толкая поставленную на корточки женщину словно стол для пинбола. Спайдер стал в проеме, привалившись к косяку и скрестив руки на груди. В темноте комнаты эта картина казалась чем-то нереальным, словно сон. Лица, о которых он даже не подозревал. Что они делают в его квартире?

Один из мужчин направлял женщину в задницу, другой ставил в рот. Спайдер достал сигарету и закурил, ожидая, – его никто не замечал. Совокупляющиеся были прямо перед носом, но в тоже время так далеко, словно попал на кинопленку давно отснятого порнофильма. Этим ребятам было здесь самое место.

Троица сменила позицию. Спайдер курил. Может, они покажут что-нибудь поинтереснее ебли? Но сигарета истлела, а они по-прежнему не обращали на него внимания. Может, я уже не существую, подумал он.

Оставив троицу, Спайдер прошел на кухню, открыл холодильник и достал три пива. Вернувшись в комнату, вскрыл и принялся пить, наблюдая за оргией. Никто по-прежнему не обращал на него внимания. Груди женщины прыгали, жадные руки грубо сминали их. Срывали с губ стоны, словно лепестки роз.

Спайдер не чувствовал возбуждения. Был ли он одним из этих мужчин? Был ли обоими сразу? Всеми трахающимися сейчас? Одним из трахающихся? Он чувствовал себя чужим здесь. Словно вошел не в свой дом, в чужую квартиру, к незнакомым людям.

Рассовав неоткрытые банки по карманам, Спайдер поднялся и вышел. Закрыл дверь. Сделал последний глоток из банки и уставился на дверь. Моя ли эта квартира? Он не был уверен. Совсем.

Может, я пришел в совсем чужой дом в совершенно чужом городе в совершенно чужую квартиру? Но он всегда возвращался этим путем, что вел к этому дому – это было просто как пять. Спайдер попытался вспомнить путь к квартире, количество пролетов, дверь, обстановку. Все стало таким нереальным. Он понял, что окончательно заблудился, совершенно потерялся.

Но ключ подходил. Ключ от его квартиры. Поставив пустую банку перед дверью, Спайдер подошел к двери напротив и вставил ключ. Повернул. Дверь открылась. В какой-то момент жизнь превратилась в абсурдный сон. Достав сигарету, закурил.

Наверно, ЭТО моя квартира, подумал он и вошел. Внутри было темно. И тихо. Спайдер закрыл дверь. Стало чудовищно одиноко. Он вдруг понял, что совершенно не знает, что должно ждать его там, что ждет в квартире, какой она была, и что собирается в ней происходить.

Столько лет возвращаться к себе домой, чтобы в какой-то миг осознать, что совершенно не представляешь, что должно ждать за дверью, какой именно твой дом, какими вещами и событиями наполнен. Что представляет из себя твоя жизнь и ты сам. И ничего неизвестно, все абсолютно потеряно, хвататься не за что.

Спайдер сбросил ботинки и стал обходить комнаты, одну за другой. Пустые, бедно обставленные, они не вызывали отторжения. Он вполне мог жить здесь, просто забыл об этом. Такое возможно?

Была ли у него жена? Любовница? Друзья? Кошка? Родители? Или это была абсолютная обитель одиночества? Может, в этом все дело: он просто спятил, сошел с ума от одиночества и потому не в силах воспринимать все адекватно? Уверенности не осталось ни в чем.

Ни в вещах, ни в событиях прошлого, ни в настоящем, ни в себе, ни даже в том, жив он еще или давно уже мертв? Наверно, такой всегда была жизнь: пустая, оголенная, безбожная. Как бетонная комната с голыми стенами, с которой сорвали обои, вынесли всю мебель, и картины, и книги, и радио, тесная тюрьма мыслей.

Всюду был тошный запах затхлого воздуха. Спайдер почувствовал себя плохо. Привалившись к стене, глубоко затянулся, прочищая сознание. В последней комнате воняло отвратительно. На кровати разлагался недельный труп.

Тощий старик, накрытый одеялом и смотрящий в пустоту потолка. Мертвее мертвого. Тишина стала омерзительной. Вонь мертвятины копилась в горле, почему-то в руках. Кровь пульсировала в голове, как готовый рвануть вулкан.

Спайдер затянулся. Старик на кровати был ему не знаком. Мог ли он не помнить своего отца или деда? Он прошел мимо кровати, открыл окно, швырнул в форточку окурок и вышел из комнаты, плотно прикрыв дверь.

Прошелся по всему дому, открывая окна. Ветер хлынул внутрь, разгоняя затхлость. И это место, где я жил? Спайдер присел на кровать и снова закурил. Впрочем, это место не хуже и не лучше, чем любое другое. Особенно для потерявшегося.

Вытянувшись во весь рост, накрылся курткой и открыл еще одно пиво. За стенкой разлагался труп, квартира наполнялась холодом и свежестью. Он вдруг почувствовал себя в каком-то окружении, осаде, словно в стеклянном бастионе, а вокруг только туман. Туман скрывал весь мир, пряча людей и вещи, пряча врагов и ненавистников, скрывая богов за пеленой хмурых туч. Он подумал позвонить в Скотланд-Ярд и сообщить жандармам, что в его квартире за стенкой труп, но это было им совсем не нужно.

Холодный ветер врывался потоками. Жизнь становилась совсем неуютной. А была ли она, если он пришел к подобному? Насколько же сильно нужно было потеряться? Утратить себя? И есть ли пределы у подобного?

Спайдер подумал, что, наверно, это все же не его квартира. Возможно, это даже не моя жизнь. Может, никогда я и не жил своей жизнью, никогда ничего своего и не было, и сам я был совсем не свой. И никогда я не жил. Ничего, ничего настоящего.

Все тонуло во тьме. Спайдер допил пиво и закутался в куртку. Пронизывающий дом сквозняком ветер был невероятно холодным. И ничего теплого, ничего родного, все чужое. Так и уснул.

Снов не было, а если и были, то утратили даже малейшее значение. Сама жизнь стала подобием сна, но сомневаться в реальности происходящего не приходилось. Спайдер открыл глаза, весь сотрясаясь от холода. Он лежал в незнакомой комнате, под незнакомым потолком, пронизанной ледяными ветрами, словно голая пустошь. За окном занимался новый день. Труп за стенкой разложился еще сильнее, и даже под этими ледяными ветрами, до него доходил слабый аромат гнили. Голова чуть гудела.

Поднявшись, Спайдер долго пил воду на кухне, потом долго отливал. Хозяев квартиры не появилось, да и не могло наверно, ведь он и был этим хозяином, хоть все это было не его. Он был здесь чужаком. Но его ключ открыл эту дверь.

Спайдер вернулся на кухню и открыл холодильник. Все продукты давно испортились и превратились в такие же гниющие трупы, как старик за стенкой. Спайдер закурил, выпил еще стакан воды и покинул квартиру.

На лестничной площадке он почувствовал себя распятым между адом и раем, небесами и бездной. Лестница тянулась бесконечной связующей нитью, предлагая вечный спуск или вечный подъем. Шахта лифта пустовала.

Под дверью напротив стояла пустая банка пива. На том же месте. Спайдер пнул банку. Она полетела по лестнице, отталкиваясь от стен и ступенек, грохотом руша священный покой этого места.

Спайдер вставил ключ в замок и повернул. Дверь легко открылась, и он вошел. Тишину заливал мягкий свет утра. Заглядывая во все комнаты, Спайдер обошел квартиру. В одной на кровати спала вчерашняя женщина, безмятежная, беззащитная и красивая. Двоица мужчин исчезла.

Он смотрел на нее некоторое время, и воспоминания в темноте еще жили в мозгу, единственные воспоминания этого места. Спайдер тихонько закрыл дверь и прошел на кухню. Продукты в холодильнике были свежие. Стояла полупустая бутылка вина. Достав бутылку, три помидорины, кусок сыра, хлеб, мясо и кетчуп, неторопливо позавтракал. Закурил.

Большие часы на стене отсчитывали минуты жизни. Вездесущие, неотступно следили за вращением мира, такая же чушь. Мягкий свет падал на вещи, на руку с сигаретой, окутывал странным сиянием. Казалось, тишина завладела всем миром. Неподвижность и опустошенность, и за стенами дома по-прежнему не было людей, не было и самого мира.

Спайдер попытался вспомнить: был ли он раньше на своем месте? Но, казалось, он всегда жил чужой жизнью, находился не там, где должен был, и делал совсем не то, сам не осознавая. Даже заходя дважды в одну квартиру, как сейчас, даже раз за разом.

Время неумолимо бежало: еще одна ловушка. Время ничего не значило, но эти умники все же расписали движение мира по нему. Нужно идти на работу. Он выглянул в окно. Свет утра был слишком яркий, чтоб разобрать, что снаружи.

Спайдер вернулся в комнату с женщиной. Белые волосы разметались по подушке. Она была красива. Она была кем-то, и в то же время никем. И он стал кем-то и никем. Просто женщина и просто мужчина. Они могли приходиться друг другу кем угодно.

Он подошел и сдернул одеяло. Женщина слабо шевельнулась. Белья на ней не было. Полные груди чуть напрягались при дыхании, ноги подрагивали. Запутавшаяся в липкой паутине мушка была абсолютно беззащитна под жадным взглядом паука.

Он бросился на нее, стащив штаны, и вошел. Женщина закричала и проснулась. Он не стал зажимать ей рот. Они были словно одни на тысячи километров, одни на всем белом свете. В голове мелькали картины из вчерашнего полумрака, и Спайдер почувствовал ярость.

Словно те двое мужчин были всеми мужчинами, а он – всеми оставшимися мужчинами, а она – всеми женщинами. Ярость душила его, и он пронизывал ее мощными толчками, причиняя боль.

Внезапно стало спокойно. Женщина размякла, боль исчезла, пришла горячая влажность. Спайдер едва не отпрянул. Она смотрела на него. Это ничего не значило. Он чувствовал себя мужем, а не насильником.

Он был потерянным, и все было потерянным, и неважно, что за женщина будет под ним. Жена, любовница, любовь, ненависть или жертва. Она застонала.

-Боже! – извлекли губы женщины.

Спайдер вдруг остро почувствовал отсутствие бога. Пустоту, там, где он должен быть. Огромную, разъедающую все дыру, куда исчезали молитвы, и все мысли. И как бы кто не старался, все так и будет отвратительным и ничтожным. Бог покинул это проклятое место. А он чувствовал себя потерянным. Бог был не причем.

Волна затопила сознание, тела задвигались быстрее, как в лихорадке, и все мысли вынесло мощной струей спермы, растекшейся у нее по влагалищу. Спайдер скатился и откинул голову, тяжело дыша.

Она может убить меня сейчас, – подумал. – Даже должна убить.

Но женщина не двигалась, слабая и обессиленная. Не важно, кем она была, в ком нашла свое отражение, она не убила его, и в этом была ее роль. Он почувствовал тошноту и пошел ванную.

Загудела вода. Спайдер подмылся, вытерся. Слабость не отступала. Схватившись за умывальник, он смотрел в зеркало. Кто отражался в стекле – не понимал. И никогда не понять. Спайдер закурил.

Может, Бог вышел за сигаретами? Он подумал обо всех людях, что не курили: они были прощенными и невежами. Обо всех, кто бросил, и получил счастье, но перестал жить. Он не знал никого из них и ничего о них. Он думал о несуществующих людях. Словно все, кто был сейчас на земле, с кем он когда-либо сталкивался, стали призрачными тенями. Он был совсем один.

Спайдер сунул сигарету под воду, застегнулся и вышел. ТРИНАДЦАТЬ этажей вниз и свет солнца в глаза. Вокруг был мир, мир, и это не значило ничего. Ходили люди, пели птицы, гудели машины, листались газеты. Он загрузился в автобус.

Спайдер думал: может, это поможет в чем-то разобраться, все, что происходит вокруг. Но все было каким-то картонным. И сами люди, и работа, и их разговоры, и доходящие новости, и их жизни, и то, чем они жили, тоже было картонным. Чувство потерянности лишь усугубилось.

Входя в подъезд, он подумал, что у него совсем нет дома. У каждого есть дом – какой-никакой, а у него – ни кусочка святой земли. Лестница уходила далеко вверх. Спайдер начал подъем. Казалось, эта лестница бесконечна. И сама эта вавилонская башня вздымается к небесам, и в ней собрались все-все люди, все люди на земле живут в одном доме, этой гигантской разросшейся башне. Он поднялся на ВОСЕМНАДЦАТЫЙ этаж и открыл дверь.

Чистая квартира, полная радостных запахов, тепла и уюта, встретила его, угнетенного. Маленький ангелочек, тарабаня ножками, вылетел навстречу, сияя улыбкой. Спайдер подхватил его и закружил. Они засмеялись. С кухни выглянула женщина в фартуке и улыбнулась. Он помахал и ей рукой.

Она улыбнулась. Они были немыми. Он вспомнил, как утром выеб ту беловолосую спящую красавицу. Но все равно улыбался и радовался вместе с ними.

Все было как в далекой неправильной сказке. Они сели есть, в окружении улыбок и тепла, и женщина налила ему пива. Он был благодарен. Помог убрать со стола и помыть посуду.

Спайдер вышел на балкон и закурил. Город казался смутным и далеким, как на картинке, словно все было придумано. Он думал, что уж эту семью бог не должен был оставить, но в это верилось с трудом. Где же настоящий муж, тот, кто всегда приходит сюда? Тот, чье место он занял? Есть ли он? Спайдер не знал.

Он вдруг понял, что плачет. С ВОСЕМНАДЦАТОГО этажа лететь вниз не долго. Он вернулся в квартиру.

Мланький ангелочек вился вокруг. Они начали играть. Женщина подошла и с улыбкой смотрела на них, потом включилась в игру.

Падал вечер. Спайдер смотрел на женщину и думал, что ему придется разделить с ней ложе. Она была красива. Он будет трахать ее, а милая дочка тихо сопеть за стенкой.

Спайдер показал, что выйдет купить сигарет. Закрыв за собой дверь, привалился к ней спиной и спрятал лицо в ладонях. Он не знал, его ли это дом, его ли счастье. Он был потерян.

Лестничная площадка была пустой и невероятно чистой. Словно никто не жил здесь, никто никогда не ходил. Спайдер начал подниматься. Но знал, что может идти хоть вечность, и не достигнет верха. Шахта лифта пуста. Он закурил.

Никого не было – но людей было слишком много. Слишком много чужих жизней – слишком мало своей. Слишком много пустоты, и слишком много попыток заполнить ее. Но все остается просто картоном.

Все было тем же. Он думал ночевать на лавочках в парке, но это было бессмысленно. Как небольшая отсрочка, щелчок предохранителя, перед выстрелом. Он потерялся так сильно, что бесполезно было даже искать смерть.

Не осталось сил подниматься. Спайдер открыл дверь и вошел. В тишине звонил телефон. Он снял трубку.

-Рик! Хэлло, Рик!

-Да.

-Как поживаешь, старина?

-Да так же.

-Все киснешь в одиночку?

-Что-то вроде.

-Жди нас! Сейчас мы зайдем к тебе! Купим пива, вина, устроим вечеринку.

-Ладно.

-Жди!

Он повесил трубку. Знал, что никто не придет.

Найдя в доме кровать, Спайдер лег спать. Закурил. Не оставалось иного выбора, кроме как проснуться завтра.

[1] Spider – паук (англ.)