Василий Шибанов

Князь Курбский от царского гнева бежал,

С ним Васька Шибанов, стремянный.

Дороден был князь. Конь измученный пал.

Как быть среди ночи туманной?

Но рабскую верность Шибанов храня,

Свого отдает воеводе коня:

" Скачи, князь, до вражьего стану,

Авось я пешой не отстану".

И князь доскакал. Под литовским шатром

Опальный сидит воевода,

Стоят в изумленье литовцы кругом,

Без шапок толпятся у входа,

Всяк русскому витязю честь воздает;

Недаром дивится литовский народ,

И ходят их головы кругом:

" Князь Курбский нам сделался другом".

Но князя не радует новая честь,

Исполнен он желчи и злобы;

Готовится Курбский царю перечесть

Души оскорбленной зазнобы:

" Что долго в себе я таю и ношу,

То все я пространно к царю напишу,

Скажу напрямик, без изгиба,

За все его ласки спасибо".

И пишет боярин всю ночь напролет,

Перо его местию дышит,

Прочтет, улыбнется, и снова прочтет,

И снова без отдыха пишет,

И злыми словами язвит он царя,

И вот уж, когда занялася заря,

Поспело ему на отраду

Послание, полное яду.

Но кто ж дерзновенные князя слова

Отвезть Иоанну возьмется?

Кому не люба на плечах голова,

Чье сердце в груди не сожмется?

Невольно сомненья на князя нашли...

Вдруг входит Шибанов в поту и в пыли:

" Князь, служба моя не нужна ли?

Вишь, наши меня не догнали! "

И в радости князь посылает раба,

Торопит его в нетерпенье:

" Ты телом здоров, и душа не слаба,

А вот и рубли в награжденье! "

Шибанов в ответ господину: " Добро!

Тебе здесь нужнее твое серебро,

А я передам и за муки

Письмо твое в царские руки".

Звон медный несется, гудит над Москвой;

Царь в смирной одежде трезвонит;

Зовет ли обратно он прежний покой

Иль совесть навеки хоронит?

Но часто и мерно он в колокол бьет,

И звону внимает московский народ,

И молится, полный боязни,

Чтоб день миновался без казни.

В ответ властелину гудят терема,

Звонит с ним и Вяземский лютый,

Звонит всей опрични кромешная тьма,

И Васька Грязной, и Малюта,

И тут же, гордяся своею красой,

С девичьей улыбкой, с змеиной душой,

Любимец звонит Иоаннов,

Отверженный богом Басманов.

Царь кончил; на жезл опираясь, идет,

И с ним всех окольных собранье.

Вдруг едет гонец, раздвигает народ,

Над шапкою держит посланье.

И спрянул с коня он поспешно долой,

К царю Иоанну подходит пешой

И молвит ему, не бледнея:

" От Курбского князя Андрея! "

И очи царя загорелися вдруг:

" Ко мне? От злодея лихого?

Читайте же, дьяки, читайте мне вслух

Посланье от слова до слова!

Подай сюда грамоту, дерзкий гонец! "

И в ногу Шибанова острый конец

Жезла своего он вонзает,

Налег на костыль - и внимает:

" Царю, прославляему древле от всех,

Но тонущу в сквернах обильных!

Ответствуй, безумный, каких ради грех

Побил еси добрых и сильных?

Ответствуй, не ими ль, средь тяжкой войны,

Без счета твердыни врагов сражены?

Не их ли ты мужеством славен?

И кто им бысть верностью равен?

Безумный! Иль мнишись бессмертнее нас,

В небытную ересь прельщенный?

Внимай же! Приидет возмездия час,

Писанием нам предреченный,

И аз, иже кровь в непрестанных боях

За тя, аки воду, лиях и лиях,

С тобой пред судьею предстану! "

Так Курбский писал к Иоанну.

Шибанов молчал. Из пронзенной ноги

Кровь алым струилася током,

И царь на спокойное око слуги

Взирал испытующим оком.

Стоял неподвижно опричников ряд;

Был мрачен владыки загадочный взгляд,

Как будто исполнен печали;

И все в ожиданье молчали.

И молвил так царь: " Да, боярин твой прав,

И нет уж мне жизни отрадной,

Кровь добрых и сильных ногами поправ,

Я пес недостойный и смрадный!

Гонец, ты не раб, но товарищ и друг,

И много, знать, верных у Курбского слуг,

Что выдал тебя за бесценок!

Ступай же с Малютой в застенок! "

Пытают и мучат гонца палачи,

Друг к другу приходят на смену:

" Товарищей Курбского ты уличи,

Открой их собачью измену! "

И царь вопрошает: " Ну что же гонец?

Назвал ли он вора друзей наконец? "

" Царь, слово его все едино:

Он славит свого господина! "

День меркнет, приходит ночная пора,

Скрыпят у застенка ворота,

Заплечные входят опять мастера,

Опять зачалася работа.

" Ну, что же, назвал ли злодеев гонец? "

" Царь, близок ему уж приходит конец,

Но слово его все едино,

Он славит свого господина:

" О князь, ты, который предать меня мог

За сладостный миг укоризны,

О князь, я молю, да простит тебе бог

Измену твою пред отчизной!

Услышь меня, боже, в предсмертный мой час,

Язык мой немеет, и взор мой угас,

Но в сердце любовь и прощенье,

Помилуй мои прегрешенья!

Услышь меня, боже, в предсмертный мой час,

Прости моего господина!

Язык мой немеет, и взор мой угас,

Но слово мое все едино:

За грозного, боже, царя я молюсь,

За нашу святую, великую Русь,

И твердо жду смерти желанной! "

Так умер Шибанов, стремянный.