С отцом.

• Безусловно, потеря отца для ребенка - боль­шая травма, современные исследования дают на этот вопрос вполне ясный ответ. В то же время шансы принципиально благополучного преодоления развода заключаются в ослабле­нии не менее травмирующих конфликтов между родителями. (Это, кстати, основная причина, почему столь часто выражаемые требования, чтобы родители, вопреки неудачному парт­нерству, «во имя детей» оставались вместе, аб­солютно неприемлемы с психологической точки зрения!)

• Из клинической практики мы знаем, что к са­мым большим нагрузкам развода относятся конфликты лояльности, возникающие после развода, которые обычно возрастают с возрас­танием интенсивности конфликтов между ро­дителями.

• Наконец следует указать на то, что именно невыносимость этих конфликтов лояльности нередко и приводит к тому, что ребенок сам об­рывает отношения с отцом. Значит ли это, что и на этот вопрос невозмож­но ответить теоретически?

Строго говоря, невозмож­но! Собственно, с психоаналитической точки зрения, я склонен предпочесть достаточно добрые отношения ребенка с обоими родителями относительному спо­койствию внешних условий жизни. И это - теорети­чески и прагматически.

• Возможное спокойствие, достигнутое выпа­дением из семейных отношений отца, очень часто бывает обманчивым. В этом случае кон­фликт может перебазироваться на отношения матери и ребенка. Тогда о «спокойствии» не может быть и речи, о чем многие одинокие матери великолепно знают из своего печаль­ного опыта.

Или же спокойствие оказывается купленным ценой массивных вытеснений у ребенка, что непременно скажется потом, в переходном возрасте и в его взрослой жиз­ни. Вытеснения, как мы уже знаем, повыша­ют опасность невротических нарушений и больших душевных страданий.

• Способность ребенка к преодолению кон­фликтов лояльности — без необходимости прибегать к патогенным способам их преодо­ления — увеличивается с возрастом. Отсутст­вие же или потеря отца хотя и остаются созна­тельными, но, тем не менее, в бессознательном это образует пожизненную проблему, которая приобретает особенное звучание в тех фазах жизни ребенка, когда речь идет о приобрете­нии личной автономии (пубертат, адолесцент-ный возраст).

* Можно сказать следующее (и это, вероятно, важнейший аргумент): до тех пор пока двое ссорятся, существует надежда, что отноше­ния еще можно каким-то образом наладить, подвигнув родителей к кооперации, что (сно­ва) открыло бы ребенку благоприятные воз­можности развития. Если же отец просто исчез, то здесь уже ничего невозможно пред­принять.

Наконец, я позволю себе — со всей методичес­кой и теоретической осторожностью — заявить следу­ющее: если подробное эмпирическое исследование докажет, что совместное право на воспитание дейст­вительно открывает для ребенка возможность сохра­нения после развода обоих родителей (чего все же можно ожидать), то введение его в закон можно счи­тать необходимым и срочным мероприятием.

Во вся­ком случае если при этом в качестве основной задачи будут рассматриваться интересы развития ребенка. Но одним только введением закона можно достичь не­многого. Шансы, гарантированные законом, должны быть поддержаны сопутствующими мероприятиями.

Сюда относится защита дальнейших отношений ре­бенка с отцом путем консультации родителей, а также другие мероприятия закона, которые помогли бы за­щитить право ребенка на отношения с обоими роди­телями, пусть даже это противоречит личным потреб­ностям отца и матери.

«Переменное право на воспитание» и «модель гнезда»

Вначале мне хочется сделать несколько заме­чаний по поводу особенной формы совместного пра­ва на воспитание, а именно переменного права на вос­питание, когда ребенок какое-то время живет у отца и какое-то — у матери; а также коснуться так называ­емой «модели гнезда», когда дети остаются на одном месте, чаще всего в родительской квартире, а отец и мать живут с ними попеременно.

В общем, я ничего не имею против альтерна­тивных решений. Однако хотя и существуют иссле­дования (в США), которые говорят об удовлетво­ренности родителей такой моделью, но, насколько мне известно, воздействие этой системы на детей исследовано не было. Думаю, для последних это все же не так хорошо: даже если дети и чувствуют себя любимыми обоими родителями, прежде всего им необходимо чувство дома^т.

Недавно мне пришлось иметь дело с одним таким случаем, когда трехлетняя девочка вынуждена была (каждые три дня) «путеше­ствовать» между матерью, отцом и бабушкой. Реаги­ровала она на это большим упрямством, проявляв­шемся прежде всего в нежелании одеваться, что может говорить о нежелании «уходить прочь».

Вы­яснилось, что это было единственной возможнос­тью избежать войны за ребенка, грозившей разыг­раться между отцом, матерью и бабушкой. Конечно, найти какое-то решение было необходимо, но дан­ный вариант с педагогической и психологической точки зрения не обещал ничего хорошего в отноше-нии развития ребенка, и прежде всего потому, что исключал всякую форму кооперации. Это очень важно — постараться найти решение, приемлемое для всех конфликтующих сторон.

Здесь мне хочется указать еще на одно обстоя­тельство: внешние условия не всегда говорят о внут­ренних отношениях. Нельзя заранее исключить, что ребенок, живущий попеременно то у отца, то у мате­ри, чувствует себя в одном случае дома, а в другом — в гостях.

Это следует учитывать и при регулировании посещений: непрерывность интенсивных внутренних отношений ребенка с отцом зависит не только от то­го, насколько длительны их встречи, но и, прежде всего, от того, как ребенок воспринимает отца, неза­висимо от его присутствия или отсутствия. Вспомним трехлетнюю Корину (раздел 2.4), которая сохраняла необыкновенные внутренние отношения с отцом, живущим заграницей, хотя видела его всего по два-три дня каждые два месяца.

Но ее мать часто говори­ла о нем, в детской висел портрет отца и в разговорах слово «папа» использовалось синонимом для слов «большой» и «синий» (любимый цвет отца) и т. д. Ес­ли же, напротив, на напоминания о существовании отца налагается табу, может случиться, что образ отца сотрется в сознании ребенка, причем доверие его сильно пострадает, даже если он и будет видеть своего папу, как и полагается, каждые две недели.

Что касается «модели гнезда», то я принципи­ально абсолютно против. Конечно, и здесь могут быть единичные исключения. Например, если дело касает­ся старших детей, для самочувствия которых продол­жение существующих отношений (в школе, балетной «Переменное право на воспитание» и «модель гнезда»

Вначале мне хочется сделать несколько заме­чаний по поводу особенной формы совместного пра­ва на воспитание, а именно переменного права на вос­питание, когда ребенок какое-то время живет у отца и какое-то — у матери; а также коснуться так называ­емой «модели гнезда», когда дети остаются на одном месте, чаще всего в родительской квартире, а отец и мать живут с ними попеременно.

В общем, я ничего не имею против альтерна­тивных решений. Однако хотя и существуют иссле­дования (в США), которые говорят об удовлетво­ренности родителей такой моделью, но, насколько мне известно, воздействие этой системы на детей исследовано не было. Думаю, для последних это все же не так хорошо: даже если дети и чувствуют себя любимыми обоими родителями, прежде всего им необходимо чувство дома™.

Недавно мне пришлось иметь дело с одним таким случаем, когда трехлетняя девочка вынуждена была (каждые три дня) «путеше­ствовать» между матерью, отцом и бабушкой. Реаги­ровала она на это большим упрямством, проявляв­шемся прежде всего в нежелании одеваться, что может говорить о нежелании «уходить прочь».

Вы­яснилось, что это было единственной возможнос­тью избежать войны за ребенка, грозившей разыг­раться между отцом, матерью и бабушкой. Конечно, найти какое-то решение было необходимо, но дан­ный вариант с педагогической и психологической точки зрения не обещал ничего хорошего в отношении развития ребенка, и прежде всего потому, что исключал всякую форму кооперации. Это очень важно - постараться найти решение, приемлемое для всех конфликтующих сторон.

Здесь мне хочется указать еще на одно обстоя­тельство: внешние условия не всегда говорят о внут­ренних отношениях.

Нельзя заранее исключить, что ребенок, живущий попеременно то у отца, то у мате­ри, чувствует себя в одном случае дома, а в другом — в гостях. Это следует учитывать и при регулировании посещений: непрерывность интенсивных, внутренних отношений ребенка с отцом зависит не только от то­го, насколько длительны их встречи, но и, прежде всего, от того, как ребенок воспринимает отца, неза­висимо от его присутствия или отсутствия.

Вспомним трехлетнюю Корину (раздел 2.4), которая сохраняла необыкновенные внутренние отношения с отцом, живущим заграницей, хотя видела его всего по два-три дня каждые два месяца. Но ее мать часто говори­ла о нем, в детской висел портрет отца и в разговорах слово «папа» использовалось синонимом для слов «большой» и «синий» (любимый цвет отца) и т. д.

Ес­ли же, напротив, на напоминания о существовании отца налагается табу, может случиться, что образ отца сотрется в сознании ребенка, причем доверие его сильно пострадает, даже если он и будет видеть своего папу, как и полагается, каждые две недели.

Что касается «модели гнезда», то я принципи­ально абсолютно против. Конечно, и здесь могут быть единичные исключения. Например, если дело касает­ся старших детей, для самочувствия которых продол­жение существующих отношений (в школе, балетной группе, спортивных секциях, с близкими друзьями) имеет необыкновенно большое значение.