Глава 1. Самолёт падает

" " Самолёт падает... О Боже! Мы все умрём! Бедные дети! " - тело сковал ужас, и судорожно вцепившись в подлокотники кресла, я не могу заставить себя двинуться. Вокруг хаос - все кричат и плачут, и тут я замечаю девочку лет пяти. " Маленький ангелочек" - проносится в голове. Белокурые волосы, розовые щёчки, серые глаза в обрамлении густых черных ресниц - картинка, а не ребёнок. Она тоже испугана, только в отличие от остальных не кричит, а внимательно смотрит на меня. Внутри что-то переворачивается, и ужас отходит на задний план. Вместо этого я чувствую желание прижать к себе этого ребёнка.

Отстегнув ремень, я пытаюсь сделать к ней шаг, потом второй, третий, но каждое движение даётся с огромным трудом, и я уже боюсь, что не успею обнять её до того, как самолёт упадёт, и мы умрём. Изо всех сил я стараюсь двигаться быстрее и наконец, оказываюсь возле ребёнка. Прижав её к себе, я испытываю какое-то незнакомое и странное чувство. Такое впечатление, что я держу в объятиях кого-то очень дорогого и родного.

Девочка заглядывает мне в глаза и произносит:

-Мама, за что ты убила их и меня?

Неожиданно наступает тишина и все, кто находится в самолёте, перестают метаться по салону и кричать, а разворачиваются и с интересом смотрят на меня, в ожидании ответа. В их взгляде нет осуждения, и от этого становится ещё хуже. " Я не желала вашей смерти! " - хочется закричать мне, но ничего не выходит, и всё что я могу, это нечленораздельно мычать. Наконец-то с трудом я выдавливаю из себя: " Я не желала этого! Простите! " ", - и просыпаюсь от собственного крика.

" О Боже! Это когда-нибудь закончится? ". Сев в кровати я приложила дрожащие руки к сердцу, пытаясь унять сердцебиение. По шее и спине струился холодный пот, и я чувствую, что майка мокрая, а кожа до отвращения липкая.

Часы показывают половину пятого утра и, уняв дрожь в теле, я кое-как спустила ноги с кровати. " Надо в душ! ".

Это кошмар мучает меня уже год, и есть только один способ избавиться от того могильного холода, который я испытываю, просыпаясь - это принять обжигающе горячий душ. Каждый шаг даётся с трудом, прямо как во сне и, оказавшись в ванной комнате я, сняв майку с трусиками, включаю горячую воду.

Горячие струи бьют по телу, но я ощущаю только жжение и боль, а хочется тепла, и только через пару минут тело начинает согреваться, и противная мелкая дрожь начинает проходить.

" Так, сейчас выпью две чашки кофе, а потом пойду к Хану" - вытираясь полотенцем, я пытаюсь стряхнуть с себя остатки сна и настроиться на реальность.

Обернувшись полотенцем, я вышла на кухню и, включив кофемашину, подошла к окну. Дом располагался в долине и из окна открывался потрясающий вид на окружающие горы, и текущую недалеко речку. Проснувшись после кошмара и глядя на спокойствие, которое царит вокруг, я хоть чуть-чуть расслаблялась, хотя с каждым днём всё труднее было это сделать. " Сколько можно меня мучить? Ведь, по идее, чем чаще видишь один и тот же кошмар, чем меньше страха он должен вызывать, почему же у меня всё наоборот? Почему с каждым днём становится только хуже и такое ощущение, что произойдёт что-то ужасное... Или не ужасное? " - я прислушалась, пытаясь понять свои ощущения.

Всё больше в душе росла уверенность, что впереди меня ждёт что-то, что перевернёт мою жизнь. " Тоже мне ведьма, пишущая судьбы других! В своей сначала надо было разобраться, а потом лезть в другие жизни! Говорила же бабушка, что нужно научиться управлять своей жизнью, а потом только пользоваться даром и вершить судьбы других".

Раздался сигнал кофемашины, что кофе готово и я, взяв чашку, вернулась к окну. Сделав первый глоток, и почувствовав, как оно стало согревать меня изнутри, я начала расслабляться.

" Но, что сделано, уже не переделаешь. Теперь всю жизнь придётся жить со своими ошибками! " - в очередной раз сказала я себе.

Выпив первую чашку, я сделала вторую и не спеша выпив её, пошла в спальню. Был только один способ побороть отвратительное настроение после кошмара, и каждое утро я свято придерживалась этого ритуала - душ, кофе, а потом бешеная скачка на Хане, а если стояла зима - то езда на снегоходе.

Но больше я любила лето, потому что снегоход бездушная железяка, а мой Хан - великолепный чёрный конь, и когда мы неслись по долине, я чувствовала себя частью этого потрясающего животного и все мысли, и угрызения совести меня покидали.

Подойдя к зеркалу, я посмотрела на себя и поморщилась. Мне исполнился двадцать один год, но чем дальше, тем больше я чувствовала себя дряхлой старухой. На внешности это никак не отражалось, если не считать того, что в волосах всё больше появлялось седины, но от природы я являлась блондинкой с волосами цвета спелой пшеницы, и седина не бросалась в глаза, если не присматриваться. В остальном же я была, наверное, классической красавицей. Правильные черты лица, густые ресницы, серые глаза, пухлые губы, загоревшая кожа, в общем, внешность куклы Барби. С фигурой тоже всё было в порядке, и когда-то я очень кичилась своей внешностью, но год назад очнулась и теперь видела в зеркале не внешнюю красоту, а внутренне уродство. " Ирония судьбы - блондинки всегда вызывают ассоциации с чистыми и наивными существами, и природа меня сделала именно такой, но ведь внутри душа у меня чернее сажи" - думала я, расчёсывая волосы.

Теперь я стала ненавидеть зеркала, а вернее боятся их, поэтому в доме держала только одно зеркало и, расчесавшись, и сделав пробор, я отошла от него. Заплетая сначала одну косичку, а потом вторую, я скользила взглядом по своей комнате.

Этот дом я нашла случайно и, приехав сюда поняла, что это именно то, что я ищу. Он, конечно, сильно отличался от моей московской квартиры, но это наоборот радовало. В Москве у меня имелись роскошные апартаменты с евро ремонтом и всевозможными удобствами, этот же дом был небольшим - всего две комнаты. Основное пространство занимала комната, которая совмещала в себе и холл, и зал и кухню, а второй - являлась моя спальня. Основная комната была просторной, потому что из мебели там стоял только письменный стол, диван, два кресла, а в углу телевизор, который я редко смотрела. Во второй половине комнаты, отделённая стойкой, располагалась кухня, оснащённая по последнему слову техники. Но это скорее была не дань моде, а необходимость, потому что за тем же хлебом не хотелось ездить в посёлок, да и ручками я не любила делать салаты, или варить самостоятельно кофе. В спальни же стояла большая кровать, шкаф с одеждой, небольшой журнальный столик и книжный шкаф. Всё было отделано деревом, и за счёт этого дом давал ощущение уюта и тепла. Несмотря на то, что он располагался далеко от посёлков, предыдущий хозяин позаботился и об электричестве, и о подаче воды, поэтому основные удобства, в виде туалета и душа у меня имелись, а большего мне и не требовалось. Единственное, что я ещё поставила - это ветряк и купила генератор, потому что пару раз надолго оставшись зимой без света, поняла, что совсем отрываться от цивилизации не хочу.

Прожив здесь уже почти год, я иногда вспоминала московскую жизнь, и каждый раз морщилась от омерзения.

В отличие от моей бабушки, которая тоже обладала даром писать судьбы, я, после её смерти, из своего дара сделала бизнес. Бабуля всегда очень осторожно выбирала людей, которым помогала, я же никогда особо над этим не задумывалась и главным показателем для меня являлись деньги. Моими услугами пользовались только очень богатые люди, и я брала с них немало денег, за счёт чего уже к двадцати годам имела очень солидные денежные накопления.

Мама умерла, рожая меня, и я росла окружённая любовью бабули. Она же и рассказала мне про дар, которым владели все женщины в нашей семье. Она была мягкой, доброй женщиной, и пока была жива, я ещё хоть как-то сдерживала свои наклонности, но когда в восемнадцать лет я осталась одна, то пустилась во все тяжкие.

Бросив институт, я сосредоточилась на своём даре и уже через полтора года купила шикарную квартиру. Деньги лились рекой, потому что мои услуги стоили очень дорого, а где есть деньги, найдётся и куча друзей-прилипал, которые готовы с тобой дружить и петь дифирамбы, за то, что ты оплачиваешь походы в клубы и всевозможные развлечения.

Сейчас меня пробирала дрожь, когда я вспоминала, как вела себя. Чем богаче я становилась, и чем больше понимала, что имею власть над людьми, тем высокомернее вела себя. Единственное на что у меня хватило ума - это не рассказывать дражайшим друзьям, откуда у меня такие деньги, и не показываться на глаза своим клиентам. В лицо меня знал только один человек, мой посредник, но и перед ним я всегда появлялась в чёрном парике, и однажды столкнувшись в клубе, он даже не узнал меня.

Два года я жила во всей этой грязи - вечеринки, дискотеки, клубы, меняющие партнёры, готовые угождать во всём псевдо друзья. Но, однажды, проснувшись в обед после очередной вечеринки, на которой отмечала ещё одну успешно прописанную судьбу и, увидев по телевизору результаты своего труда, я возненавидела себя, за то, что сделала.

Что конкретно заставило меня реально посмотреть на плоды своего труда, я до сих пор не понимала, но отчётливо запомнила момент, с которого всё началось - одна женщина, сломленная горем потери, тихо осела перед камерой, получив инфаркт, и врачи не смогли её спасти. Тогда я прозрела.

Закрывшись в квартире, я пила девять дней, пытаясь заглушить голос совести, но всё вокруг напоминало о том, что именно так, принося горе и боль, я зарабатывала свои деньги.

В конце концов, я приняла решение бросить всё и уехать туда, где меня никто не знает, и где смогу начать жизнь с чистого листа, не пользуясь больше своим даром.

Правда, посредник всё же навязал мне ещё одного клиента полгода назад, и я пошла мужчине навстречу, когда убедилась, что никто от этого не пострадает, но сразу после этого сменила номер телефона, чтобы больше меня не беспокоили.

Но, одно дело оборвать все связи, и совсем другое дело попытаться забыть о том, что сделала. Память страшная вещь и от неё никуда не деться. Кошмар не давал ни на секунду забыть о том, что я сделала.

По телу прошла дрожь, и я одёрнула себя: " Хватит воспоминаний! Быстро одевайся! ".

Натянув футболку, и надев штаны, я повязала бандану на голову и пошла к дверям. Надев на ноги тяжёлые ботинки и взяв плеер, и солнцезащитные очки, я открыла дверь, и улыбнулась ласковым лучам солнца. " Свобода! Только я, природа и Хан! ".