Глава 18. Бак последовал за Стивом в его кабинет.

Бак последовал за Стивом в его кабинет.

– Ты слышал об этих экстремистах у Стены Плача? – спросил Стив.

– Как будто это меня сейчас интересует, – ответил Бак. – Да, я видел, но я не хочу заниматься ими. Так в чем дело?

– Теперь этот кабинет будет твоим, Бак, а Мардж будет твоей секретаршей.

– Ты не должен считать, что я займу этот пост. Во-первых, без тебя дело просто не пойдет. Из всего штата ты здесь единственный здравомыслящий человек.

– За исключением тебя?

– В особенности имея в виду меня. Тебе следует объяснить Бейли, что поставив меня на твое место, он получит там бочонок с порохом.

– Не мое, а твое место!

– Так ты думаешь, что я соглашусь?

– Я прошу тебя согласиться. Мне не приходит в голову никто другой, да и у Бейли нет других кандидатов.

– Он получит какого угодно кандидата, если только объявит конкурс. Кто, кроме меня, не захочет занять этот пост?

– Если это такой лакомый кусочек, почему ты не хочешь его получить?

– У меня такое чувство, будто я буду сидеть в твоем кресле.

– Закажи себе собственное.

– Я понимаю тебя, Стив. Но без тебя все пойдет не так. Этот пост не для меня.

– Посмотри на это вот с какой стороны, Бак. Если ты не примешь этот пост, тебя не будут спрашивать, кого назначить новым боссом. С кем бы ты хотел работать из нынешнего штата?

– Разумеется, с тобой.

– Поздно. Я завтра уже ухожу. Ты бы хотел работать, например, с Хуаном?

– Ты же не станешь рекомендовать его!

– Я не буду рекомендовать никого, кроме тебя. Если ты не согласишься, тебе придется полагаться только на самого себя. Если ты откажешься, все кончится тем, что тебе придется работать на человека, который тебя терпеть не может. Как ты думаешь, много ли интересных заданий достанется тебе?

– Если меня станут зажимать, я могу пригрозить, что уйду в " 2айл" или куда-нибудь еще. Бейли этого не допустит.

– Ты отказываешься от повышения, когда тебе его предлагают. Это не самый лучший шаг в карьере.

– Я хочу просто писать.

– Признайся, не приходили ли иногда тебе в голову мысли, что ты мог бы справиться с делом лучше меня?

– Бывало и так.

– Так вот, у тебя есть шанс.

– Бейли никогда не согласится на то, чтобы я подбирал для себя лучших сотрудников.

– Поставь это условием своего согласия. Если его это не устроит, это будет его решение, а не твое.

Этот аргумент поколебал Бака. Впервые он допустил для себя возможность занять должность ответственного редактора.

– И все-таки, Стив, мне трудно поверить, что ты уходишь для того, чтобы стать пресс-секретарем, даже Николае Карпатиу.

– Ты представляешь, какими ресурсами он располагает, Бак?

– Не очень.

– За ним – море власти, море могущества, влияния, денег. Это позволит ему занять высокое положение в мире с такой скоростью, что у всех закружатся головы.

– Послушай, что ты говоришь! Ты все-таки журналист!

– Я знаю, что я говорю, Бак. Я не думаю так ни о ком другом – ни о президенте Соединенных Штатов, ни о генеральном секретаре ООН.

– Ты считаешь, что он станет выше них?

– Мир готов принять Карпатиу, Бак. Ты был там в понедельник, ты все видел, ты все слышал. Ты видел кого-нибудь, кто был бы подобен ему?

– Нет.

– И никогда больше не увидишь. По моему мнению, Румыния слишком мала для него. Ему и Европа мала. Даже ООН – не тот масштаб.

– Так что же, Стив, он станет царем мира? Стив рассмеялся.

– Такого титула нет, да он бы ему и не подошел. Самое главное, что он не сознает своего величия. Он не стремится играть эти роли. Они достаются ему благодаря его интеллекту, его силе, его страсти.

– Но ты, конечно, знаешь, что за ним стоит Стонагал?

– Знаю. Но благодаря харизме его влияние скоро превысит влияние Стонагала. Стонагал – человек закулисный, массы никогда не пойдут за ним. Когда Николае придет к власти, он станет выше Стонагала.

– Думаешь?

– Это случится гораздо раньше, чем мы с тобой можем представить, Бак.

– Разумеется, за исключением тебя!

– Да, именно так я и думаю. Ты знаешь, у меня хорошая интуиция. Мы являемся свидетелями прихода к власти великого человека, может быть, самого великого в истории. И я хочу участвовать в этом.

– А что ты думаешь о моей интуиции, Стив? Стив поджал губы.

– Кроме твоих статей и репортажей, больше всего я завидую твоей интуиции.

– Тогда успокойся. Нутром я чувствую то же, что и ты. Если исключить, что я в принципе не могу быть чьим-либо пресс-секретарем, я почти завидую тебе. Тебе предоставляется уникальная возможность насладиться этим новым поворотом в твоей жизни.

Стив улыбнулся.

– Мы всегда будем в контакте. У тебя всегда будет доступ ко мне и к Николае.

– Я не могу желать большего.

Мардж прервала их разговор телефонным звонком. – Стив, включите свой телевизор! Впрочем, я не знаю, чей он теперь.

Стив улыбнулся Баку и включил телевизор. Си-эн-эн вело прямой репортаж из Иерусалима, где на проповедников у Стены Плача пытались напасть двое. Репортаж вел Дэн Беннет.

" Продолжается зловещее и опасное противостояние тем, кого многие уже прозвали здесь еретическими пророками, известными под именами Моше и Эли, говорил Бемнет. – Мы знаем эти имена только благодаря тому, что так они обращаются друг ко другу. Мы не смогли найти никого, кому известно о них хоть что-нибудь. Нам неизвестны ни их фамилии, ни откуда они пришли; мы ничего не знаем ни об их семьях, ни о друзьях. Они часами говорят по очереди – если угодно, проповедуют – утверждая, что Иисус Христос – это мессия. Они все время повторгют, что происходившие на прошлой неделе исчезновения, в том числе и в Израиле, свидетельствует о том, что Христос восхитил Свою Церковь.

Кто-то ехидно заметил: почему они сами не исчезли, если так хорошо все понимают. Тот, кто называется Мойше, ответил, я цитирую: " Вы не знаете, откуда мы пришли и куда мы идем". Его собрат Эли добавил, цитирую:

" В доме Отца моего много обителей" – явная цитата из Нового Завета, принадлежащая Христу^.

Стив и Бак обменялись взглядами.

" Проповедники, большую часть дня окруженные фанатиками, несколько минут назад подверглись нападению двоих людей лет двадцати пяти. Смотрите видеозапись этих событий. Вы можете различить нападавших в конце толпы, сейчас они прокладывают путь вперед. На обоих – длинные одеяния с капюшоном, их лица скрыты под бородами. Сейчас вы видите, как они, выступая из толпы, готовят оружие. У одного из них – автомат " Узи", а у другого – сделанный из штыка нож. Тот, у которого нож, бросается первым и наносит удар Моше, произносящему в это время речь. Стоящий позади него Эли сразу же падает на колени, обратив лицо к небу. Моше замолчал и только смотрит на человека, который как будто спотыкается. У него подгибаются ноги. Человек с автоматом направляет его на проповедников и спускает курок. Однако звуков стрельбы не слышно, похоже на то, что автомат заело, стреляющий падает на своего партнера, и оба оказываются на земле.

Толпа зевак попятилась назад, некоторые бегут в поисках убежища, однако они внимательно наблюдают за нашими передвижениями. Похоже на то, что человек с автоматом упал из-за собственной неловкости. Как мы уже говорили, оба нападавших лежат в ногах проповедников, которые продолжают свою проповедь. Рассвирепевшие зеваки требуют поддержать нападавших. Моше говорит по-еврейски. Давайте послушаем – мы дадим это в нашем переводе: " Люди Сиона, поднимите своих мертвецов! Уберите этих шакалов, которые не имеют над нами власти! " Несколько человек из толпы пытаются приблизиться. Израильские солдаты собираются у подходов к Стене. Фанатики прогончют их. Эли продолжает говорить: " Вы, которые помогаете падшим, находитесь в безопасности лишь до тех пор, пока не выступаете против помазанных Всевышним! " – провозгласил он, имея в виду себя и своего товарища. Поверженные противники перевернулись на спину. В ужасе толпа продолжает кричать, слышны звуки рыданий. " Смерть! Смерть обоим! " кричат люди.

Похоже, теперь они хотят, чтобы в дело вмешались солдаты. Для них освобождают проход. Солдаты, естественно, хорошо вооружены. Мы не знаем, попытаются ли они арестовать чужестранцев. Как мы уже видели, проповедники не нападали на тех, которые лежат сейчас поверженными на земле, они даже не оборонялись. Снова говорит Моше: " Уберите своих мертвецов, но не приближайтесь к нам, говорит Всевышний Бог! " Он произнес эти слова так громко и властно, что солдаты повиновались и унесли этих людей. Мы будем сообщать вам все, что нам станет известно о тех двоих, которые совершили попытку нападения на проповедников здесь, у Стены Плача в Иерусалиме. Сейчас проповедники провозглашают: " Иисус из Назарета, родившийся в Вифлееме, Царь евреев, избранный правитель всех наро-оов1" Дэн Беннет для Си-эн-эн из Израиля".

Во время телепередачи в кабинет Стива вошли Мардж и еще несколько сотрудников.

– Разве этот не поразительно? – сказал кто-то. – Два безумца!

– Кого вы имеете в виду, – спросил Бак. – Проповедники, кем бы они ни были, предупреждали их.

– Так что же все-таки там происходит? – спросил кто-то.

– Все, что я могу сказать, – вступил Бак, – так это то, что происходящее там не поддается никакому объяснению. Стив поднял брови.

– Если вы верите в непорочное зачатие, для вас это истина на все века. Бак встал.

– Мне нужно в аэропорт " Кеннеди", – сказал он.

– Что там у тебя за дело?

– Ты не забыл, что в моем распоряжении двадцать четыре часа?

– Не дотягивай до конца срока. Если ты дашь согласие слишком быстро, ты будешь выглядеть торопыгой; если затянешь – покажешься нерешительным.

Бак понимал, что Стив прав. Он уже решил принять сделанное ему предложение, чтобы обезопасить себя от других претендентов. Он не хотел, чтобы мысли об этом преследовали его весь день. Бак был рад, что его немного отвлечет встреча с Хетти Дерхем. Сейчас у него была одна забота: сумеет ли он ее узнать, ведь их единственная встреча произошла в таких драматических обстоятельствах.

Рейфорд и Хлоя прибыли в Нью-Йорк сразу после полудня и отправились прямо в клуб " Панкон", чтобы подождать там Хетти.

– Я думаю, она не появится, – сказала Хлоя.

– Почему?

– Потому что если бы я была на ее месте, я бы не пришла.

– Но ты не она, слава Богу.

– Не принижай ее, папа. Почему ты считаешь, что ты стал лучше?

Рейфорд чувствовал себя отвратительно. Почему он должен думать о Хетти плохо только потому, что временами она казалась ему непонятной. Когда он испытывал к ней чисто физическое влечение, это его совсем не беспокоило. И только потому, что она была груба с ним по телефону и не ответила согласием на его приглашение встретиться сегодня, она не должна стать для него менее интересной, менее достойной.

– Я не стал лучше, – признался он. – Но почему бы ты не пришла, если бы была на ее месте?

– Потому что мне было бы понятно, что у тебя на уме. Ты собираешься сказать ей, что у тебя уже нет прежних чувств к ней, что теперь ты хочешь позаботиться о ее бессмертной душе.

– Ты слишком упрощаешь.

– Потому что ты хочешь показать, будто заботишься о ее душе, а она подумает, что по-прежнему интересует тебя как человек.

– В том-то и дело, Хлоя, что она никогда не интересовала меня как человек.

– Но она-то этого не знает. Поскольку ты был таким осторожным и деликатным, она считала, что ты лучше большинства мужчин, которые действовали бы более прямолинейно и сразу стали бы приставать к ней. Я думаю, что она чувствует неловкость из-за мамы. Возможно, она понимает, что ты сейчас не в состоянии завязать новые отношения. Но нельзя дать ей почувствовать, что сейчас ей дают отставку, и это происходит по ее вине.

– Но это так и есть.

– Нет, папа. Она была доступна. Может быть, ты и не был готов к более близким отношениям, но подавал знаки как будто это так. Тогда это создавало впечатление честной игры.

Он покачал головой.

– Может быть, поэтому я и вел себя плохо в этой игре.

– Ну что ж, я рада за маму.

– Значит, ты думаешь, мне не следует очень уж ее отталкивать или переходить к разговорам о Боге?

– Да ты ее уже оттолкнул, папочка! Она уже прекрасно поняла, что ты собираешься ей сказать, и ты подтвердил это! Вот поэтому я и говорю, что она не придет. Она ужасно обижена.

– Да, очень.

– Тогда почему ты думаешь, что она воспримет твои идеи насчет прыжка в небеса?

– Вовсе не прыжок! Но, по крайней мере, это должно свидетельствовать о том, что я отношусь к ней уважительно?

Хлоя поднялась и взяла лимонад. Она вернулась, села рядом и положила руку на плечо отца:

– Я не хочу выглядеть всезнайкой, – сказала она, – ты вдвое старше меня, но разреши уж мне объяснить, что думают женщины, особенно такие, как Хетти, ладно?

– Я весь внимание.

– Она выросла в религиозной семье?

– Думаю, что нет.

– Ты никогда об этом не спрашивал? А она никогда об этом не говорила?

– Да оба мы как-то не задумывались над этим.

– А ты никогда не жаловался ей на одержимость мамы, как ты иногда жаловался мне?

– Если подумать, то да, бывало. Пожалуй, я использовал это, чтобы показать, что у нас с твоей матерью неважные отношения.

– А Хетти говорила тебе что-нибудь о том, как она относится к Богу?

Рейфорд попытался вспомнить.

– А знаешь, кажется, что она что-то говорила, что-то в поддержку, а может быть, даже и с симпатией о твоей маме.

– В этом есть смысл. Даже если у нее и было намерение встать между вами, она пыталась убедить себя в том, что это не она вбила клин между тобой и мамой, а ты сам.

– Как это?

– Я говорю все это предположительно. Я это к тому, что тебе не следует ожидать, чтобы человек, который даже не получил церковного воспитания, придет в восторг от разговоров о небесах, Боге и тому подобных вещах. Мне трудно говорить об этом, ведь я люблю тебя и знаю, что для тебя это самое важное в жизни. Ты не должен предполагать, что представляешь для нее сейчас интерес, особенно если это оказывается чем-то вроде утешительного приза.

– Приза за что?

– За потерю твоего увлечения.

– Но теперь мое отношение к ней более чистое, более искреннее!

– Это для тебя. А для нее это гораздо менее привлекательно, чем обладание человеком, который ее любит и живет для нее.

– Но именно это даст ей Бог.

– Для тебя это звучит как реальное благо. Но увергю тебя, папа, это совсем не то, что она хотела бы услышать от тебя сейчас.

– Так что же делать, если она все-таки появится? Мне не следует говорить с ней об этом?

– Я не знаю. Если она придет, это может означать, что она по-прежнему надеется, что у нее еще есть шансы. А на самом деле они еще имеются?

– Нет!

– Тогда тебе следует дать ей это понять. Но не делай этого слишком явно. И не пытайся при этом убеждать ее…

– Перестань говорить о моей вере, как будто я навязываю ее людям.

– Прости. Просто я пытаюсь увидеть, как это будет воспринято ею.

Теперь Рейфорд уже совершенно не представлял, что сказать Хетти, что ему с ней делать? В его душу проник наконец-то страх, что дочь права, и вместе с тем он получил намек на то, происходит в душе Хлои. Брюс Барнс как-то сказал ему, что большинство людей не видят и не слышат истину до тех пор, пока сами не обретут ее. Тогда им становится понятно все, что происходит в мире. Каким же образом ему убеждать людей? Этот вопрос отчетливо встал перед ним.

Бак около одиннадцати вошел в клуб, Хетти поспешила ему навстречу. Его надежды тотчас рассеялись, как только она открыла рот:

– Так есть возможность увидеться с Карпатиу?

После того как Бак пообещал было представить ее Николае, он ничего не сделал для этого. Теперь, наслушавшись восторгов Стива о величии Карпатиу, он подумал, что просить его о возможности представить ему одну из поклонниц неуместно. Он позвонил Розенцвейгу:

– Док, это, конечно, ерунда, и вы можете отказать, потому что он страшно занят. Я знаю, что у него масса дел, поэтому ему не обязательно принимать эту девушку.

– Это девушка?

– Ну, молодая женщина. Она стюардесса.

– Вы хотите, чтобы он принял стюардессу? Бак не знал, что сказать. Реакция была именно такой,

какой он опасался. Мучаясь переживаниями, он услышал,

как Розенцвейг вызывает Карпатиу.

– Док, не надо, не зовите его! – решился наконец Бак. Но Розенцвейг вернулся к телефону и изрек:

– Николае сказал, что ваши друзья – это его друзья. У него есть несколько минут, но только несколько. Давайте прямо сейчас.

Бак и Хетти поспешно отправились к " Плаза" на такси. Бак чувствовал себя чрезвычайно неловко и ожидал еще худшего. Какой бы ни была его репутация у Карпатиу и Розенцвейга как международного журналиста, теперь он навсегда ее испортил. Теперь на него будут смотреть как на прилипалу, который будет приводить к Карпатиу всякого рода поклонниц.

Бак не скрывал своего неудовольствия, в лифте он раздраженно буркнул:

– У него в самом деле всего секунда времени, так что нам не следует там задерживаться.

Хетти пристально посмотрела на него:

– Я умею общаться с VIP, – сказала она. – Мне приходится часто обслуживать их во время полетов.

– Не сомневаюсь.

– Если я доставлчю вам беспокойство…

– Вовсе нет, Хетти.

– Если вы считаете, что я не умею вести себя…

– Извините, но я должен думать о его расписании.

– Но теперь нас включили в его график? Он вздохнул:

– Наверное, да.

" Ну почему, почему я все время ухитряюсь впутаться в какую-нибудь такую историю? " – думал Бак.

В холле Хетти остановилась у зеркала и поправила макияж. Телохранитель открыл дверь, приветствовал Бака и осмотрел Хетти с головы до ног. Она не обратила на него внимания, разыскивая взглядом Карпатиу. Доктор Розенцвейг вышел из кабинета.

– Камерон, – обратился он к Баку, – пожалуйста, на одну минуту

Бак извинился перед Хетти, которая явно была недовольна. Розенцвейг отвел его в сторону:

– Он спрашивает, не могли бы вы прежде зайти к нему один?

" Начинается, – подумал Бак, посмотрев на Хетти с извинениями и приподняв палец в знак того, что он будет недолго, – Карпатиу намылит мне шею за растрату его времени".

Карпатиу стоял перед телевизором, наблюдая репортаж Си-эн-эн и скрестив руки на груди под подбородком. Он мельком посмотрел на Бака и пригласил его войти. Бак закрыл за собой дверь с ощущением, что его вызвали к высокому начальнику. Николае не сказал о Хетти ни слова.

– Вы видели, что происходит в Иерусалиме? – спросил он.

Бак ответил утвердительно.

– Это самое странное, что мне когда-либо приходилось видеть.

– Не для меня, – ответил Бак.

– Нет?

– Я был в Тель-Авиве во время нападения нордландцев.

Карпатиу продолжал смотреть на экран, где Си-эн-эн давало повторы сцен нападения на проповедников и падение нападавших.

– Да, – пробормотал он. – Наверно, это было что-то подобное. Что-то совершенно необъяснимое. Разрыв сердца, говорят.

– Простите?

– Нападавшие умерли от разрыва сердца.

– Я не слышал об этом.

– Да. И " Узи" не заело – автомат в прекрасном состоянии.

Казалось, что Карпатиу был ошеломлен увиденным. Продолжая наблюдать, он сказал:

– Меня интересует ваше мнение о моем выборе пресс-секретаря.

– Я был поражен.

– Я думал, что именно такое впечатление это произведет на вас. Но посмотрите: проповедники ни разу не прикоснулись ни к одному из них. В чем дело? Они были напуганы до смерти, так что ли?

Вопрос был риторическим. Бак не стал отвечать.

– Н-да, – произнес Карпатиу.

Это были самые нечленораздельные звуки, которые Бак от него слышал.

– Действительно странно. Так что нет сомнения, что Планк справится с работой, вы согласны?

– Конечно. Но я думаю, вы понимаете, какой удар нанесли по " Уикли"

– А я думаю, что укрепил позиции журнала. Как заполучить человека, которого хочешь назначить на более высокую должность?

Бак пожал плечами, испытав облегчение от того, что Карпатиу, наконец, отвернулся от телевизора.

– Я начинаю чувствовать себя похожим на Джонатана Стонагала, который переставляет людей с места на место. Он рассмеялся. Бак был рад тому, что тот начал шутить.

– А вы слышали о том, что случилось с Эриком Миллером? – спросил Бак.

– А, это ваш друг из " Сиборд мансли". Нет, а что?

– Он утонул прошлой ночью. Карпатиу выглядел ошеломленным:

– Не говорите! Ужасно!

– Послушайте, мистер Карпатиу…

– Пожалуйста, Бак! Зовите меня просто Николае!

– Я не уверен, удобно ли это. Я хочу извиниться за то, что привел к вам эту девушку Она всего лишь стюардесса и…

– Ни про кого нельзя говорить " всего лишь", – сказал Карпатиу и взял Бака за руку- Все люди равноправны, независимо от их положения.

Карпатиу повел Бака к дверям, настаивая на том, чтобы знакомство состоялось. Хетти держалась подобающе и сдержанно. Она только прыснула, когда Карпатиу расцеловал ее в обе щеки. Он попросил ее рассказать о себе, о семье, о работе. Баку пришло в голову, не прошел ли он у Карнеги курс, как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей.

– Камерон, – шепотом сказал Розенцвейг, – к телефону. Бак подошел к телефону в соседней комнате. Это была Мардж.

– Я так и думала, что вы здесь, – сказала она. – Тут звонит Каролина Миллер, жена Эрика. Она совершенно потрясена и очень хочет переговорить с вами.

– Я не могу позвонить ей отсюда, Мардж.

– Возвращайтесь скорее.

– А в чем дело?

– Не имею представления, но в ее голосе звучало отчаяние. Вот номер ее телефона.

Когда Бак вернулся, Карпатиу уже прощался с Хетти и целовал ей руку.

– Я очарован, – сказал он. – Спасибо вам, мистер Уильямс. Мисс Дерхем, мне будет приятно, если мы еще встретимся с вами.

Когда Бак провожал ее, он почувствовал, что она чуть ли не в обмороке.

– Прекрасный человек! – сказал он.

– Он дал мне свой телефон! – сказала она, почти взвизгнув от радости.

– Свой телефон?

Хетти показала ему визитную карточку, которую дал ей Карпатиу. Там был указан его титул президента республики Румыния, но в адресе, как этого можно было бы ожидать, вообще не указывался Бухарест. Там были указаны отель " Плаза", номер апартаментов, номер телефона и все. Бак вдруг лишился дара речи. Карпатиу написал карандашом еще один номер телефона, не в отеле, а какой-то другой телефон в Нью-Йорке. Бак запомнил его.

– Мы могли бы пообедать в клубе " Панкон", – сказала Хетти. – Вообще-то мне не очень хочется встречаться с этим пилотом, но я горю желанием похвастаться встречей с Карпатиу.

– А теперь Николае, так? – вставил Бак, все еще не оправившийся от потрясения от увиденного на визитной карточке Карпатиу- Хотите, чтобы вас кто-то приревновал?

– Что-то вроде этого, – сказала она.

– Вы разрешите мне отлучиться на секунду? – спросил он. – Мне нужно позвонить. А потом мы отправимся.

Хетти осталась ожидать в вестибюле, а Бак прошел за угол и набрал номер Каролины Миллер. Ее голос звучал так жутко, что можно было почувствовать, что она прорыдала несколько часов и вообще не спала. Как это и было на самом деле.

– О, мистер Уильямс, я благодарю вас за звонок.

– Мэм, я разделяю вашу скорбь по поводу постигшей вас утраты. Я…

– А вы помните, что мы встречались?

– Извините, нет. Напомните мне, миссис Миллер.

– На президентской яхте два года тому назад.

– Да, конечно, простите меня.

– Я просто не хотела, чтобы вы думали, будто мы никогда не встречались. Мой муж позвонил мне вчера перед посадкой на паром. Он сказал, что отслеживал большую сенсацию в " Плаза" и встретил там вас.

– Да.

– Он как-то сумбурно рассказал мне, что вы чуть ли не подрались или что-то в этом духе из-за интервью с этим румыном, который выступал на…

– Вообще-то, да. Но, мэм, это не было чем-то серьезным. Просто небольшие разногласия. Никакой ожесточенности.

– Я так и поняла. Но это был мой последний разговор с ним, и это сводит меня с ума. Вы помните, что вчера вечером было холодно?

– Да, как мне помнится, было прохладно, – сказал Бак, удивляясь, как резко она сменила тему.

– Было холодно, сэр. Слишком холодно для того, чтобы стоять на борту парома, не так ли?

– Да, мэм.

– И даже если он вдруг решил подняться наверх, он прекрасно плавал. В университете он был чемпионом.

– При всем уважении, мэм, это все-таки было – сколько? – тридцать лет назад?

– Но он и сейчас был хорошим пловцом, поверьте мне, я это знаю.

– Что вы хотите этим сказать, миссис Миллер?

– Я не знаю! – воскликнула она, рыдая, – Я просто хотела узнать, не прольете ли вы какой-то свет на все это. Я имею в виду, что он упал с парома и утонул. Это какая-то бессмыслица!

– Я тоже ничего не знаю, мэм. Я хотел бы вам помочь, но ничего не могу сделать.

– Я понимаю, – ответила она, – но я на что-то надеялась.

– Мэм, есть кто-нибудь, кто мог бы о вас позаботиться?

– Да, с этим все в порядке, у меня здесь семья.

– Я буду думать о вас.

– Спасибо.

Бак мог видеть отражение Хетти. Было похоже, что она еще не потеряла терпения. Тогда он позвонил своему знакомому в телефонной компании.

– Алекс! Окажи мне услугу. Если я назову тебе номер, ты сможешь сказать мне, за кем он числится?

– Только если ты никому не скажешь об этом.

– Ну ты же меня знаешь, дружище.

– Диктуй.

Бак назвал номер, который он запомнил. Через несколько секунд Алекс прочитал ему информацию с экрана своего компьютера:

– Нью-Йорк, ООН, кабинет генерального секретаря, персональная линия, минуя секретаря. 0'кей?

– 0'кей, Алекс. Я очень тебе обязан.

Бак был совершенно ошеломлен. Он ничего не мог понять. Он подошел к Хетти. Мне нужна еще минута, вы не возражаете?

– Нет. Хорошо, если мы вернемся к часу. Я не знаю, сколько будет ждать этот пилот. Он приехал с дочерью.

Бак вернулся к телефону, очень довольный тем, что ему не нужно бороться за расположение Хетти ни с Карпатиу, ни с этим пилотом. Он позвонил Стиву. Ответила Мардж, и он коротко бросил ей:

– Слушай, это я. Мне срочно нужен Планк.

– Ладно. Приятного тебе дня, – и соединила его.

– Стив, – сказал он быстро. – Твой босс уже сделал первую ошибку.

– О чем ты говоришь, Бак?

– Как я понял, твое первое задание состоит в том, чтобы объявить о назначении Карпатиу новым генеральным секретарем?

Молчание в трубке.

– Стив, где ты?

– Ты хороший репортер, Бак. Самый лучший. Как ты это узнал?

Бак рассказал ему про визитную карточку.

– Фью! Это не похоже на Николае. Я не думаю, что это оплошность. Должно быть, он сделал это специально.

– Может быть, он думал, что эта Дерхем такая пустышка, что ничего не поймет, – сказал Бак, – или что она не станет показывать мне эту карточку. Но почему он решил, что ей не взбредет в голову прежде времени позвонить по этому телефону и спросить его?

– Если она дотерпит до завтра, Бак, все будет в порядке.

– До завтра?!

– Ты никому не скажешь об этом, ладно? Нас не записывают?

– Стив, ты соображаешь, с кем ты разговариваешь? Ты что, уже работаешь у Карпатиу? Пока что ты – мой босс. Если ты не хочешь, чтобы я давал ход какой-то информации, – просто скажи мне, понятно?

– Хорошо, скажу. Тогда я расскажу тебе еще кое-что. В Ботсване, откуда родом генеральный секретарь Нгумо, большую часть территории занимает пустыня Калахари. Завтра он возвращается туда героем, первым в мире лидером, получившим доступ к израильской формуле удобрений.

– И как же он этого добился?

– Разумеется, благодаря своим выдающимся дипломатическим способностям!

– И при этом предполагается, что в этот звездный в истории Ботсваны час он не сможет одновременно заниматься делами и Ботсваны, и ООН. Правильно, Стив?

– А почему он должен делать это? Если есть кто-то, способный прекрасно его заменить. Мы ведь были в ООН в понедельник, Бак. Станет ли там кто-нибудь возражать?

– Уж конечно не ты.

– Я думаю, все пройдет блестяще.

– Стив, ты станешь прекрасным пресс-секретарем. А я принял решение занять твой прежний пост.

– Это хорошо. Только подожди до завтра, ладно?

– Обещаю. Тогда скажи мне еще одну вещь.

– Если смогу.

– К чему так близко подошел Эрик Миллер? На какой след он напал?

Голос Стива стал глухим, а интонация жесткой.

– Насчет Эрика Миллера мне известно только то, что он слишком близко подошел к перилам парома.