Функции философии.

Теперь нам необходимо рассмотреть функции философии. На этот счет существует много точек зрения. Одна из крайностей здесь – утверждение, что философия совершенно бесполезна для науки. Это обвинение основывается на сравнении строгости знания естественных наук и неопределенности знания философского. Обвинители философии указывают на неопределенность и расплывчатость философских концепций, на их умозрительный характер, на невозможность строгого доказательства такого рода суждений. В этих обвинениях много справедливого. Действительно, зазор между фактическим материалом, поставляемым частными науками, с одной стороны, и абстрактными философскими суждениями, с другой стороны, столь велик, что в итоге трудно привести в прямое соответствие фактам философские суждения. Чем длиннее путь от фактов к теоретической интерпретации этих фактов, тем легче на этом пути стать жертвой ошибки, заблуждения или субъективного произвола. Все так. Но эта реальная проблема – еще не повод для устранения философии. Просто, философия в своем развертывании должна учитывать это обстоятельство.

Философия действительно выполняет весьма важные функции. И устранение ее с поля науки с неизбежностью создаст ту нелепую ситуацию, когда частным наукам придется заниматься ее работой – а они не приспособлены к этому. Более того, если они возьмутся за это дело, то они с неизбежностью сами превратятся в умозрительную и расплывчатую философию. В итоге, вместо легальной «хорошей» философии мы получим философию «плохую» и нелегальную. «Нелегальность» здесь дурна тем, что, существуя «незаконно», такая философия не сможет продуманно и рефлексивно шлифовать свои методы и свои результаты.

Различные авторы приводят различное количество функций философии. Я не буду заниматься буквоедством и укажу лишь три основные функции философии как науки.

Функция создания категориального (понятийного) аппарата науки. В своей деятельности ученые используют множество общенаучных понятий (категорий). Например, такие понятия как: пространство, время, движение, свойство, качество, явление, сущность, целое, часть, система и т.д. Но каждая наука задает этим категориям свой смысл, определяемый спецификой своего предмета. Лишь философия в лице онтологии способна исследовать их как общенаучные понятия, как категории – наиболее общие характеристики бытия. Частные же науки используют эти разработки и опираются на них.

Методологическая функция. Отчасти она близка первой функции философии. Философия в лице гносеологии и эпистемологии исследует общие проблемы, характеристики и категории познания. Ученые в своей работе используют такие понятия как истина, заблуждение, доказательство, опровержение, теория, эмпирическая база, интерпретация и т.д. Очевидно, что ни одна частная наука не исследует эти категории специально. Физика исследует физическую реальность; биология – живую природу; история – историю и т.д. Ни одна из частных наук не исследует вопрос, что есть истина, или, что есть теория. Они заимствуют эти понятия у философской теории познания.

Более того, гносеология и эпистемология исследуют сущность познания, его проблемы и «ловушки». В науке часто результаты сильно зависят от того или иного представления о характере научного познания. Частнонаучные исследования довольно часто попадают в эти эпистемологические «ловушки». Соответствующие исследования позволяют их избежать.

В качестве примера укажу на то обстоятельство, что добрая доля нынешних суждений социальных наук может быть эпистемологически дисквалифицирована и удалена. Философы Нового времени убедительно продемонстрировали, что характер наших суждений определяется не только предметом нашего исследования, но и структурами, имеющимися внутри познающего субъекта. Подлинно объективное знание может возникнуть лишь при изучении, учете и нейтрализации искажающего влияния этих структур. Это направление в эпистемологии получило блестящее развитие в XX столетии. Но, к сожалению, многие социальные теоретики не знакомы с ним. Тем хуже для них.

Например, множество российских социальных теоретиков объясняют перипетии исторической судьбы России враждебностью внешнего мира. Многие из них склоняются даже к «теории заговоров». Эти люди оказываются подобны представителям одного известного, малого, но очень талантливого народа – «что видят, то и поют». Им и в голову не приходит для начала исследовать содержимое собственного сознания на предмет предрассудков и установок, внушенных общей культурной и политической ситуацией. А такое исследование оказалось бы весьма полезным. Поводом к такому исследованию может оказаться утверждение Ивана Грозного, сделанное им в переписке с Андреем Курбским: «Что бы плохое ни случилось с нами – все это из-за германцев». В итоге мы видим, что из столетия в столетие эта формула воспроизводится вновь и вновь с той лишь разницей, что всякий раз в нее вставляются различные «вредители» - французы, англичане, американцы.

Незадачливый теоретик воскликнет: «Все верно! Из столетия в столетие недоброжелатели нам гадят, поскольку завидуют нам и зарятся на наше добро». Еще более незадачливый теоретик (как правило, укрепленный научными степенями) объяснит эту агрессивность тем, что мы хорошие, а они плохие; а, как известно, плохие люди не любят хороших. Но для более умудренного, в том числе и философией, теоретика это утверждение Ивана Грозного - прекрасный повод для того, чтобы исследовать следующую проблему: убежденность в роковой роли зарубежья в истории России – это хорошо обоснованный фактами теоретический вывод, или бессознательное озвучивание социальной программы, существующей столетиями? Очевидно, что второй путь в этой дилемме предлагает сложнейшие и весьма болезненные для национального самосознания исследования в области российской ментальности, в то время, как первый путь есть путь бесконечного пережевывания «истин» и формул, которые в классическом виде прекрасно являет сознание простого человека, обитающего на коммунальной кухне.

Надеюсь, этим примером я смог продемонстрировать важность и ценность гносеологии и эпистемологии. Методология, разрабатываемая этими дисциплинами, позволяет снять множество простых проблем в науке^[6] (а, значит, сэкономить массу времени и сил ученого) и обнаружить множество очень сложных проблем.

Мировоззренческая функция. Философия как наука пытается создать общую картину мироздания. Такая картина позволила бы нам лучше ориентироваться в мире и более точно определить место и роль той или иной частной науки, того или иного явления, того или иного человеческого дела. Таким образом, философия неизбежно создает различные модели мировоззрений. Мировоззрения пытаются сформировать и другие сферы культуры – например, религия. Но занимаясь этим, они не могут обойтись без философии и всякий раз прибегают к ее помощи.

Мировоззрение – очень важная вещь. Оно определяет нашу судьбу. А судьба – это вещь, которую трудно назвать абстрактной и маловажной, поскольку каждый предельно вовлечен в нее. В этом отношении, такая отдаленная от жизни большинства людей вещь как философия, оказывается чрезвычайно важной для этого большинства. Просто большинство не знает и не замечает этого влияния, поскольку оно осуществляется опосредованно.

Если человек не замечает что-то, то это еще не означает, что это «что-то» является пустяком. Люди средневековой Европы не замечали благотворности личной и общественной гигиены. Они не мылись десятилетиями и опорожняли содержимое ночных ваз на улицу, прямо под окна своих домов. Современный же человек тратит достаточно много времени на личную гигиену. По времени она занимает не меньше пяти-десяти процентов нашего времени. Современный человек достиг того уровня цивилизованности, когда он понимает важность этих усилий. Интеллектуальная, духовная, психологическая «гигиена» не менее важна. Но современный человек все еще достаточно дик и невежественен, чтобы понять это. В итоге, интеллектуально и психологически он так же «грязен», как грязен телесно человек Средневековья.

Причем, чем интеллектуально сложнее организован человек, тем более он нуждается в интеллектуальной и психологической «гигиене». За непонимание или за незнание этого многие творческие люди расплачиваются алкоголизмом, наркоманией, депрессиями, самоубийствами.

Несколько утрируя, механизм влияния философии на жизнь обыкновенного человека можно описать следующим образом.

Сначала философ, уединившись в стенах своего кабинета, творит определенную картину мира. В печатном виде она становится доступной небольшому кругу высоколобых интеллектуалов. Если картина мира оказывается востребована, то интеллектуалы доносят ее до более широкого круга посредством интеллектуальных текстов или посредством интеллектуальных произведений искусства. Если более широкий круг принимает эту картину мира, то она реализуется в произведениях массового искусства и текстах масс-медиа. Затем эта картина мира становится совокупностью расхожих истин и очевидных суждений. Апофеозом же принятия определенной философии является тот момент, когда учителя и родители с важным видом сообщают эти сокровенные и, вместе с тем, очевидные истины ученикам и детям. Причем делают они это с таким пафосом и апломбом, как если бы эти истины были начертаны огненными буквами на небе, и лишь слепой не способен заметить их.

Функция рефлексии культуры. Эта функция присуща всем видам философии. Да и не только философии. Этим занимается и религия, и искусство, и т.д. Но философия делает это наиболее глубоко и осмысленно (насколько это возможно). Философию часто называют «зеркалом культуры», поскольку в ней зачастую отражается квинтэссенция соответствующей культурной эпохи. Философия всегда очень точно отражает сущность процессов, осуществляющихся в культуре, но она не всегда осознает то, что отражает.

В этом отношении, весьма ярким примером может быть философия Фридриха Ницше. Основные произведения Ницше были опубликованы в 70 – 80-е годы XIX века. Сначала они породили шок. Затем шок у молодой части публики сменился бурным энтузиазмом и принятием. В конце XIX века ницшеанцы расплодились во множестве. Современников это крайне изумляло, поскольку дух ницшеанства находился в непримиримом противоречии с духом господствовавшей тогда культуры. Европа XIX века напоминала хорошо ухоженный и окультуренный садик. Двадцать пять лет революционных и наполеоновских войн отбили у европейцев охоту к всеобщей войне. Развитие капитализма, породившее технологический и научный взрыв, представляло будущее в весьма радужном свете. Общей верой являлась вера в прогресс. Романы Жюля Верна являются прекрасным образцом тех иллюзий, которые лелеяли разум европейцев того времени. В этих романах мы видим мир Европы бодро марширующим по пути прогресса науки, техники и нравственности. Если здесь и появляются злодеи, то их фигуры оказываются плоскими и почти нереальными – еще одно усилие цивилизации, и эта тень зла исчезнет навсегда.

XIX век – это время ренессанса религии. Впервые грамотность распространяется среди широких масс так, что теперь люди могут узнать о Слове Божьем не из уст полуграмотного священника, а непосредственно прочитав Святое Писание. Кроме того, все то же распространение образования способствует развитию рефлексивных навыков людей. Эти навыки позволяют им более точно, более последовательно сопоставлять Закон Божий со своей жизнью и пытаться преобразовывать ее в соответствии с этим законом.^[7] В итоге, европейское общество XIX века твердо и сознательно верит в Бога и старается всеми силами являть пример хорошего христианства. XIX век – век благотворительности и филантропических обществ.

Европеец XIX века разумен, организован, порядочен и сдержан. Корсеты носят как мужчины, так и женщины. Их духовная жизнь также схвачена корсетом разумности, порядочности и сдержанности. Даже сексуальность не возмущает упорядоченный мир европейца. Сексуальность подавлена и изгнана. Правда, она при этом никуда не делась – теневая, неофициальная, тайная и порочная сторона жизни в XIX веке имеет чудовищные размеры. Но эту сторону жизни стараются не замечать, хотя почти все в ней участвуют.

И вот посреди этого царства прогресса, разумности и христианского морализма вдруг появляется философ Ницше, который демонстративно и громогласно отрицает господствующие ценности. Если господствующая культура воспевает разум, то Ницше смеется над ним и отдает пальму первенства порыву, страсти, инстинкту. Если культура требует любить ближнего, то Ницше требует подавить ближнего, ибо выживают сильнейшие, и это хорошо! Если господствующая культура грезит о цивилизованном человеке, то Ницше воспевает приход человека-зверя, господство «белокурой бестии». На фоне XIX века Ницше смотрится очень странно – маргинал и сумасшедший. Но сегодня, оглядываясь на прошлое, мы видим, что Ницше одним из первых почувствовал те «тектонические» подвижки культуры, которые в XX веке обернулись полной катастрофой цивилизации XIX века. Цивилизованный и хорошо ухоженный садик Европы оказался разрушен в XX веке мировыми войнами, тоталитарными революциями, геноцидом и террором.

Таким образом, философия является прекрасным «зеркалом культуры». Зачастую, философы первыми чувствуют или видят те тенденции культуры, которые оказываются скрыты для большинства современников.