ГЛАВА 16. Десять грузовых машин промчались по береговому шоссе мимо Нагарии, последнего еврейского населенного пункта в Северной Галилее

Десять грузовых машин промчались по береговому шоссе мимо Нагарии, последнего еврейского населенного пункта в Северной Галилее, и заехали в такую местность, куда не отваживался до сих пор забираться ни один еврей. Тысячи арабских глаз пристально следили за колонной, взбиравшейся по горной дороге на границе с Ливаном вверх к стене Тагарта.

Наконец колонна остановилась. Прибывшие выставили часовых и быстро разгрузили машины. Грузовики еще засветло поехали назад, к Нагарии. Сотня молодых людей осталась у подножия кишевших бандитами гор, рядом с дюжиной враждебных арабских деревень.

Они наскоро построили ограду и стали ждать ночи. Наутро всю страну облетела весть: «Евреи двинулись в горы!» Хадж Эмин эль-Хусейни в Бейруте кипел от гнева. Это был открытый вызов. Он поклялся бородой пророка, что не успокоится, пока не сбросит их в море.

В продолжение нескольких дней отряд работал до изнеможения, укрепляя лагерь. На четвертую ночь нападение состоялось.

Около тысячи арабских стрелков обрушили на лагерь шквал огня с вершины горы. Обстрел длился около пяти часов. В этом бою арабы впервые использовали артиллерию. Ари и его люди прятались в окопах и ждали атаки.

И вот она началась. Арабы поползли по-пластунски, держа ножи в зубах. И вдруг…

Пять мощных прожекторов вспыхнули из-за ограды и осветили всю местность. Все стало видно как на ладони. Евреи открыли огонь, от первого же залпа погибли шестьдесят арабов.

Атакующие в замешательстве остановились. Ари вывел половину отряда из-за ограды и ринулся в контратаку. Арабы, захваченные врасплох, гибли десятками. Те, кто остался в живых, бежали.

Целую неделю арабы не возобновляли атак. Как ни старались муфтий и Кавуки, а заставить их пойти еще раз на приступ не удалось.

В первом ночном бою отряд Хаганы потерял трех парней и одну девушку. Среди погибших был и командир отряда. Заменить его пришлось Ари Бен Канаану.

Каждый день отряд продвигался на несколько метров вверх по горе, укрепляя свои позиции и дожидаясь ночи. Арабы неотступно следили за ними с вершины горы, но напасть ни разу не посмели. К концу недели Ари покинул первый лагерь и занял позицию примерно на полпути к вершине.

Первое поражение не выходило у арабов из памяти. Они возобновили нападения, но избегали прямой атаки и довольствовались тем, что обстреливали лагерь с большого расстояния.

Видя их нерешительность, Ари взял инициативу в свои руки. К концу второй недели на рассвете он бросился в атаку. Выждав, пока арабы устанут от ночных бдений и потеряют бдительность, он с отрядом из двадцати пяти мужчин и десяти женщин напал на сонных противников и сбросил их с вершины. Пока арабы приходили в себя и собирались для контратаки, евреи успели окопаться. Ари потерял пятерых убитыми, но удержал позицию.

Он построил наблюдательный пункт на макушке горы, откуда открывался вид на всю местность. Евреи лихорадочно работали не покладая рук и превратили позицию в настоящую крепость.

Муфтий обезумел от ярости. Он сместил командиров и собрал новый отряд в тысячу воинов. Однако, попав под огонь Хаганы, бандиты бежали.

С тех пор арабы не отваживались больше на прямую атаку. Но они отнюдь не собирались оставлять пришельцев в покое и непрерывно обстреливали их. Отряд был совершенно отрезан от ишува. Все припасы и даже воду приходилось доставлять через вражескую территорию на машинах.

Но, несмотря на трудности, Гамишмар выстоял. Внутри заграждения поселенцы построили несколько хижин и тут же начали прокладывать дорогу в долину.

Ночные патрули, дежурившие вдоль стены Тагарта, перехватывали диверсантов и поставщиков оружия. Лазейка муфтия в Палестину была наглухо закрыта.

Почти все воины пришли в отряд Хаганы из кибуцев и мошавов. Они привыкли возделывать землю и поэтому взялись за нее и в Гамишмаре. Ведь в конце концов они пришли сюда, чтобы создать кибуц. Но горное земледелие оказалось нелегким занятием. А тут еще воды не хватало, так что надеяться оставалось только на дождь. Тем не менее они принялись за дело столь же энергично, как за осушение болота в Ездрелонской долине. На склонах возникли террасы, и у поселенческого общества были затребованы средства на приобретение инвентаря.

Национальный совет и Хагана были в восторге от успехов молодежи из Гамишмара и решили в дальнейшем строить часть поселений на стратегически важных участках.

Вскоре еще один отряд отправился создавать село на таком же беспокойном месте. Он целиком состоял из верующих евреев. Они проникли в глубь долины Бет-Шеан, построили кибуц на стыке трансиорданской и сирийской границ и назвали его Тират-Цви — Крепость рабби Цви. Кибуц расположился посреди арабских городов и сел, население которых не скрывало враждебности к евреям. Муфтий пытался устроить так, чтобы поселенцев прогнали. Но хотя это были верующие, они мало напоминали безответных старцев из священных городов. Как и в Гамишмаре, арабы не смогли выжить евреев из Тират-Цви.

Он спал в своей палатке.

— Ари, вставай! Скорее! — разбудил его кто-то.

Он сбросил одеяло, схватил винтовку и помчался вниз к южным полям, где строили террасы под виноградник. Там собрался весь кибуц. Все замерли, когда Ари подошел ближе. Он пробился сквозь толпу и посмотрел на землю. Земля была запятнана кровью. Тут же валялись клочья голубой блузки. Кровавый след вел вверх на гору. Ари смотрел в лицо то одному, то другому. Все молчали.

— Дафна, — прошептал он.

Два дня спустя труп Дафны подбросили в окрестностях лагеря. Уши, нос, руки были отрублены. Глаза — выколоты. Тело носило следы бесчеловечных издевательств.

Никто не видел слез в глазах Ари, не слышал от него жалоб. После убийства Дафны он исчезал время от времени на несколько часов и возвращался смертельно бледный. Он сдерживал свои чувства, ни разу не выказал ни ненависти, ни даже гнева и больше не произносил ее имя вслух. Ари принял трагедию точно так же, как принимал подобные несчастья весь ишув. Арабские деревни в окрестностях Гамишмара со страхом ждали кары, но ее не было.

Евреи удержались в Гамишмаре, Тират-Цви и других стратегических поселениях. Новая тактика тормозила диверсионную деятельность муфтия, но полностью остановить ее не могла.

В эту неразбериху вмешался майор английской разведки Мальколм, командированный в Иерусалим, как только муфтий поднял бунт. Это был одинокий волк — всегда неряшливо одетый, не любящий формальностей и церемоний и откровенно презирающий офицерские традиции. Свое мнение Мальколм выражал открыто, а порой и резко. Целые дни он проводил в глубоких размышлениях, частенько забывая побриться и причесаться. Желание уединиться наступало неожиданно и в самое неподходящее время — случалось, даже во время официальных смотров, которые он ненавидел и считал напрасной тратой времени. Язык у Мальколма был острый как бритва и постоянно шокировал непривычных собеседников. Это был своевольный человек, офицеры смотрели на него как на чудака.

Высокий и худой, с костлявым лицом, он чуть-чуть прихрамывал и был как раз таким, каким истинно британский офицер быть не должен.

Когда Мальколм прибыл в Палестину, он сочувствовал арабам — среди английских офицеров это было модно. Но симпатии длились недолго. Прошло некоторое время, и майор стал истовым сионистом.

Как и большинство христиан, поддерживающих сионизм, он превосходил решительностью и фанатизмом самих евреев. Каждую свободную минуту Мальколм проводил за чтением Библии на иврите, которому выучился сам, и пришел к выводу, что в планы Бога входило воскрешение евреев как нации. Он тщательно изучал библейские военные походы, тактику Иисуса Навина, Давида и в особенности Гедеона. Наконец майор уверовал в то, что само Провидение направило его в Палестину. Господь избрал его, П. П. Мальколма, для того, чтобы он повел детей Израилевых к их благородной цели.

Мальколм изъездил всю Палестину в ветхом драндулете, который купил по случаю, а места, где не было дорог, прошагал, как цапля, на своих длинных ногах; побывал на полях всех библейских битв, пытаясь реконструировать происходившие там события. Евреи и арабы изумленно глазели на это странное существо, которое плелось вдоль проселочных дорог и во все горло распевало псалмы, ничего не замечая вокруг.

Непонятно было, почему англичане терпят в рядах вооруженных сил такого олуха. Но генерал Чарльз, командующий британскими войсками в Палестине, считал Мальколма особым талантом, которому позволительно опрокидывать общепринятые нормы. Мальколм высмеивал британские боевые уставы, зло издевался над их тактикой и считал половину расходов на армию напрасным разбазариванием средств. Никому не удавалось одолеть его в споре.

Однажды вечером в окрестностях Яд-Эля в машине майора лопнули сразу две шины. Он вылез из машины и поплелся, прихрамывая, в село. Не успел он подойти к границе села, как перед ним выросли часовые. Он улыбнулся и махнул рукой.

— Молодцы, ребята! А теперь будьте добры отвести меня к Бараку Бен Канаану.

Вскоре Мальколм шагал взад-вперед по гостиной Барака. Битый час он читал хозяину лекцию о величии сионизма и предназначении еврейской нации.

— Я в восторге от ваших солдат, — говорил Мальколм. — Еврейский воин — самый толковый из всех, так как он живет и борется ради высоких идеалов. Все происходящее в этой стране касается его непосредственно. Все напоминает ему славное библейское прошлое. Ваша Хагана, вероятно, самая передовая, образованная и в то же время самая идеалистическая воинская организация в мире. Возьмите британского солдата, — продолжал майор. — Он упорный вояка, и это хорошо. Он дисциплинирован, и это тоже хорошо, но это все. Он болван: слишком много пьет и частенько ведет себя как свинья. Я приехал к вам, Бен Канаан, потому что хочу взяться за вашу Хагану и сделать из нее действительно первоклассную организацию. Такой отличный материал мне еще ни разу не попадался.

Барак раскрыл от изумления рот.

Мальколм посмотрел в окно на дождевальные установки, вертящиеся на полях, на Абу-Йешу, угнездившуюся под крепостью Эсфири, входящую в систему укреплений Тагарта.

— Вот посмотрите на это сооружение. Вы его называете фортом Эсфири, а я — дурости. Арабы преспокойно могут обойти его кругом. Нет, что ни говорите, англичане никогда ничему не научатся. — Мальколм принялся напевать псалом, слова он произносил подлинные, древнееврейские. — Я выучил наизусть все псалмы до сто двадцать шестого. Они прекрасны.

— Майор Мальколм, — сказал наконец Барак, — извините, но я так и не понял цель вашего визита.

— Все знают, что Барак Бен Канаан справедлив и слов на ветер не бросает. Хотя большинство евреев любят поболтать. В моей еврейской армии им не придется говорить лишнего. Говорить буду я.

— Я уже убедился, что вы любите поговорить.

— Гм, — буркнул Мальколм, продолжая смотреть в окно на цветущие поля Яд-Эля. Внезапно он обернулся, и в его глазах засверкал тот блеск, который Барак часто видел в глазах своего брата Акивы. — Драться! — воскликнул Мальколм. — Вот что надо делать! Драться! Еврейская нация — дитя Провидения, Бен Канаан, Провидения!

— Я не меньше вашего убежден в будущем моего отечества. И вряд ли нуждаюсь, чтобы мне об этом напоминали.

— Нет, вы нуждаетесь, вы все нуждаетесь, иначе вы не сидели бы взаперти в своих селах. Мы должны подняться и наказать этих бандитов. Если какой-нибудь араб выходит из кофейни и стреляет по кибуцу с расстояния в целый километр, он считает себя героем. Пора подвергнуть этих кровавых язычников испытанию. Древних евреев, вот кого мне надо… древнееврейских воинов. Устройте мне немедленно встречу с Авиданом. Англичане слишком тупы, чтобы понять меня.

Мальколм покинул Яд-Эль так же внезапно, как и появился. Горланя псалом, он вышел из села, оставив Барака в сильном недоумении. Потеребив некоторое время бороду, Барак все же позвонил Авидану. Говорили они на идише, на случай, если кто-нибудь подслушает.

— Кто он, этот майор? — спросил Барак. — Он вторгся ко мне, словно Мессия и начал расхваливать сионизм.

— Мы слышали о нем, — ответил Авидан. — Сказать правду, мы просто не знаем, что думать об этом чудаке.

— Доверять ему можно?

— Не знаю.

Майор Мальколм стал проводить все свободное время среди евреев. Не прошло и нескольких месяцев, как его знал весь ишув. Он при каждом удобном случае называл британских офицеров тупицами и болванами, но начальство относилось к нему как к безобидному дурачку. «Наш полоумный», — называли его смеясь.

Через полгода после визита к Бараку Мальколм явился в кабинет Бен Гуриона в здании национального совета в Иерусалиме, даже не договорившись предварительно о встрече.

— Бен Гурион, вы безнадежный дурак, — съязвил он. — Тратите все свое время на то, чтобы уговаривать врагов, а для друга у вас нет и свободных пяти минут.

После чего повернулся на каблуках и вышел.

…Затем Мальколм отправился к генералу Чарльзу и предложил использовать еврейские отряды для борьбы с арабами. Хотя Чарльз, как и почти все члены его штаба, был настроен проарабски, он не мог не видеть, что муфтий выставляет англичан в смешном свете. Генерал решил не мешать Мальколму.

Вскоре знакомый всей Палестине драндулет замаячил на подступах к Гамишмару. Часовые привели майора на гору к Ари. Рослый командир отряда изумленно уставился на тощего англичанина.

Мальколм хлопнул его по плечу.

— Вы мне нравитесь, — сказал он. — Слушайтесь меня во всем, выполняйте все мои приказы, и я сделаю из вас первоклассного солдата. А теперь покажите мне лагерь и все ваши укрепления.

Ари был ошеломлен. Англичане держались подальше от Гамишмара и делали вид, что ничего не знают о его патрулях. Еще ни разу они не появлялись здесь.

— Где твоя палатка, сынок? — спросил Мальколм.

В палатке он растянулся на койке и погрузился в размышления.

— Вы для чего, собственно, приехали? — спросил Ари.

— Дай-ка мне карту, сынок, — ответил Мальколм, не обращая внимания на вопрос.

Ари протянул карту. Мальколм приподнялся и почесал небритый подбородок.

— Где тут у арабов главная база?

Ари показал небольшое село, расположенное в Ливане на расстоянии километров пятнадцати от границы.

— Сегодня ночью мы ее уничтожим, — спокойно произнес Мальколм.

В эту ночь небольшой отряд из восьми мужчин и двух женщин перешел ливанскую границу. Командовал ими сам Мальколм. Бойцы были поражены выносливостью и быстротой, с которыми этот хилый на вид англичанин преодолевал подъемы и завалы. Он ни разу не остановился, чтобы передохнуть или сориентироваться. Перед выходом кто-то из бойцов чихнул. Мальколм немедленно забраковал его и предупредил, что нещадно изобьет каждого, кто отстанет хотя бы на шаг. В пути он напевал псалмы и говорил бойцам о благородстве их миссии.

Когда они приблизились к цели, Мальколм отправился на разведку и вернулся через полчаса.

— Как я и надеялся, они не расставили часовых. Смотрите, что мы сделаем.

Он быстро набросал схему села, пометив на ней хижины, где, по его мнению, находились арабские террористы.

— Трое пойдут со мной в деревню. Мы откроем огонь с близкого расстояния и забросаем их гранатами. Когда они бросятся бежать, мы загоним их вот сюда, на окраину села, где вы, Ари, устроите засаду. Хорошо бы только взять парочку живыми. Здесь у них, вероятно, хватает складов с оружием.

— Это безумный план. Ничего не получится, — сказал Ари.

— В таком случае пошли назад в Палестину, — коротко ответил англичанин.

Это был первый и последний раз, когда Ари подверг сомнению решение Мальколма. С англичанином было бесполезно спорить.

— Не смейте критиковать меня, молодой человек, — сказал он.

План Мальколма был выполнен в точности. Хижины забросали гранатами и открыли огонь из винтовок. Как Мальколм и предвидел, поднялась паника. Он хладнокровно погнал контрабандистов туда, где засел Ари. Вся операция длилась не больше десяти минут.

К майору подвели двух пленных.

— Где оружие? — спросил он одного из них по-арабски.

Араб пожал плечами.

Мальколм наотмашь ударил его по лицу и повторил вопрос. Араб стал клясться и призывать Аллаха в свидетели, что ничего не знает. Мальколм спокойно достал пистолет и выстрелил ему в голову, а потом повернулся ко второму пленному:

— Где спрятано оружие?

Араб тут же указал тайник.

— Надеюсь, вы, сыны и дочери Иудеи, научились кое-чему в эту ночь, — сказал Мальколм. — Утром я объясню вам все подробно. Только вот что: никогда не прибегайте к пыткам. Действовать надо кратчайшим путем.

Весть о рейде Мальколма пронеслась по стране как гром среди ясного неба. Для евреев это стало историческим событием. Впервые они вышли из поселений и предприняли открытую атаку. Многие говорили: давно бы так.

Англичане были огорошены. Большинство требовало, чтобы Мальколма тут же отозвали, но генерал Чарльз придерживался иного мнения. Британские методы борьбы с арабскими террористами были весьма неэффективны, и он чувствовал, что Мальколм гораздо лучше справится с этим.

Для клики эль-Хусейни и фанатиков-мусульман это был чудовищный удар. Ари совершил вместе с Мальколмом десять успешных рейдов в глубь ливанской территории. Банды мародеров, диверсантов и контрабандистов, наемники Кавуки лишились покоя. Нападать на евреев стало опасно: Хагана отвечала беспощадными рейдами. За голову майора Мальколма муфтий назначил премию в тысячу фунтов стерлингов.

Когда Мальколм и его отряд из Гамишмара навели порядок на линии Тагарта, майор разбил штаб в кибуце Эйн-Ор. Он потребовал, чтобы Хагана выделила для него полтораста отборных бойцов, в особенности он настаивал на Ари Бен Канаане, которого очень высоко ценил.

Когда со всего ишува собрались полтораста бойцов, он отправился с ними в поход к горе Гильбоа, где, по преданию, похоронен великий древнееврейский судья и воин Гедеон, которого Мальколм боготворил. У могилы Гедеона он раскрыл Библию и прочитал по-древнееврейски:

— «…И подошел Гедеон и сто человек с ним к стану, в начале средней стражи, и разбудили стражей, и затрубили трубами, и разбили кувшины, которые были в руках их. И затрубили все три отряда трубами, и разбили кувшины, и держали в левой руке своей светильники, а в правой руке трубы, и трубили, и кричали: «меч Господа и Гедеона!» И стоял всякий на своем месте вокруг стана; и стали бегать во всем стане, и кричали, и обратились в бегство» ⁸.

Мальколм закрыл Библию. Он зашагал перед строем, сцепив руки за спиной.

— Гедеон был умный человек, — сказал он. — Он знал, что мадианитяне — невежественные, суеверные люди. Гедеон знал, что может сыграть на их первобытном страхе, что они боятся темноты и что их легко испугать шумом. Гедеон все это знал… Мы тоже знаем.

Никогда арабы не могли угадать, где отряд Мальколма ударит в следующий раз. Способы разведки, которые неплохо служили им до этого, стали бесполезны. Мальколм отправлял три отряда в три разных места и сбивал арабов с толку, проходил мимо какого-нибудь укрытия террористов, будто бы не зная о нем, но тут же поворачивал отряд и молниеносно нападал с тыла. Он отправлял колонну автомашин по шоссе, люди спрыгивали поодиночке и целый день прятались в придорожных канавах, чтобы ночью собраться там, где их никто не ждал.

Мальколму всегда удавалось заставить противника паниковать. Его бойцы поднимали такой оглушительный шум, что казалось — их тысячи.

Ари Бен Канаан стал восторженным учеником чудаковатого англичанина. Он участвовал бок о бок с Малькольмом во множестве рейдов в тылу врага, и ни разу тот не допустил промаха. Казалось, им руководит какая-то высшая сила. Он разработал безошибочную тактику в борьбе с арабами, требовал железной дисциплины, фанатичного, беспрекословного повиновения и — вел отряд от одной победы к другой.

Арабы стали бояться рейдового отряда еще больше, чем клики эль-Хусейни. С горсткой в полтораста человек Мальколм разбил их наголову. «Великая армия освобождения» Кавуки в панике отступила в Ливан. В отчаянии муфтий поджег нефтепровод, идущий из Мосула в Хайфу.

— Двадцать тысяч тугодумов-англичан не смогли обеспечить охрану нефтепровода, — возмущался Мальколм. — Наш отряд с этим справится запросто. После каждого повреждения линии мы будем стирать с лица земли ближайшую к этому месту арабскую деревню. Тогда арабы станут кровно заинтересованы в охране нефтепровода и не будут скрывать бандитов. Репрессии… нам придется прибегать к репрессиям, потому что евреев, увы, очень мало…

С тех пор каждый раз, когда арабы предпринимали какие бы то ни было враждебные действия, их немедленно настигал ответный удар: возмездие стало главным принципом еврейской самообороны.

Арабское восстание постепенно затухало и наконец погасло. С самого начала плохо организованное, оно стало в высшей степени разорительной затеей. Арабы Палестины истратили массу средств и потеряли лучших людей. Три года беспорядков и кровопролития привели их на грань банкротства. За эти годы им не только не удалось выжить евреев из Палестины — они даже не смогли помешать созданию пятидесяти новых поселений.

Когда арабское восстание пошло на убыль, Уайтхолл провел на подмандатной территории основательную чистку. Мальколму, сыгравшему решающую роль в усмирении арабов, предписали покинуть Палестину, посчитав, что его отношения с евреями ни к чему хорошему привести не могут. Но обученные им бойцы уже стали ядром, вокруг которого Формировалась великая новая армия.

И вот майор Мальколм в последний раз встал перед отрядом в Эйн-Оре. Бойцы с красными нашивками на синей крестьянской одежде замерли по стойке смирно, у многих на глазах были слезы.

Мальколм сказал:

— Ради истины вы перепоясали себя мечами. С вами Господь!

Он повернулся и быстро зашагал к ожидавшей его машине. Ишув оказал Мальколму высшую честь, какая могла быть оказана нееврею: присвоил ему звание «друга».

После роспуска отряда Ари вернулся в Яд-Эль. Сердцем он все еще пребывал на одиноком холме у ливанской границы, где рядом с двумя десятками юношей и девушек, отдавших жизнь за Гамишмар, покоилась Дафна.

Когда положение стабилизировалось, Таха, скрывавшийся в Яд-Эле в семье Бен Канаана, вернулся в Абу-Йешу, чтобы вступить в должность мухтара. За восемнадцать дней, прожитых в их доме, Таха влюбился в Иордану, которой недавно исполнилось тринадцать лет; влюбляться в маленьких девочек было в обычае арабов. Барак и Сара, надеясь, что влюбленность у парня пройдет, сделали вид, будто ничего не заметили.

Тем временем в Палестину прибыла новая британская администрация во главе с генералом Хэвн-Херстом. Первым ее деянием был арест бойцов рейдового отряда. Их отдали под суд и приговорили к срокам от шести месяцев до пяти лет по обвинению — надо же было додуматься! — в незаконном хранении оружия.

Ари и сотня других парней из Хаганы, сражавшихся в отряде Мальколма, оказались в мрачных застенках тюрьмы в Акко. Эта сырая, с толстыми стенами тюрьма кишела клопами и крысами. Но бойцы Хаганы относились к своему заключению с юмором, заполняли дни издевками над английскими надзирателями и с утра до вечера распевали боевые песни и марши.

Весной 1939 года Ари вышел на волю. Он вернулся в Яд-Эль осунувшийся и бледный.

Сара тихо заплакала, встретив сына. Что он видел в жизни, кроме кнута, винтовки и страданий? Убили Дафну, убили многих его товарищей — до каких же пор это будет продолжаться? Сара дала обет, что больше не отпустит его из Яд-Эля.

Хэвн-Херст правил твердо. Он вел откровенно антиеврейскую политику. Новая следственная комиссия возложила вину за три года кровопролития, организованного иерусалимским муфтием, на еврейских иммигрантов.

Невилл Чемберлен, английский премьер-министр и незадачливый миротворец, потряс мир своим заявлением. В самый канун Второй мировой войны британское правительство опубликовало проарабскую Белую книгу и начисто лишило охваченных паникой немецких евреев возможности эмигрировать в Палестину, запретив им покупать там землю. Мюнхенские «миротворцы», предавшие Испанию и Чехословакию, предали и палестинских евреев.