Главная страница Случайная страница КАТЕГОРИИ: АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника |
Реформация и ее значение
В религиоведческой литературе Реформация чаще всего трактуется как эпоха рождения протестантских исповеданий, как их бурная и смутная предыстория. Между тем действительные культурные и социально-исторические результаты реформационного процесса куда более внушительны. Реформация не резюмируется в протестантизме. Это несомненно даже с чисто конфессиональной точки зрения. Реформация индуцирует существенные новообразования внутри католической церкви (ярчайший тому пример — педагогика иезуитов). Но дело не только в этом. Еще существеннее, что Реформация, как в своем исходном пункте, так и в своих итогах, вообще выводит за пределы религиозно-теологических задач. В оболочке ожесточенных споров о таинствах, догматах и символах веры совершилось преобразование нравственных и социальных ориентации, — пожалуй, самое решительное за всю многовековую историю христианско-католической Европы. Первым из европейских мыслителей это увидел Гегель. В ряде ранних его произведений, а также в соответствующих разделах «Философии истории» содержатся достаточно определенные указания на то, что корни новой рациональности, нового самосознания, нового отношения к труду и обогащению, отличающих Западную Европу XVIII-XIX столетий, надо искать в реформационном процессе. Спекулятивная догадка Гегеля превратилась в проработанную гипотезу и получила серьезное документальное подтверждение в немецких историко-культурных исследованиях конца IX - начала XX вв. Э. Трельч продемонстрировал существенную роль реформаторской теологии в становлении концепта автономной моральности, неизвестного традиционным обществам Запада и Востока. Г. Йеллинек показал, что великая идея прав человека и гражданина выковывалась в горниле Реформации и последовавшей за нею борьбы за веротерпимость. М. Вебер увидел в протестантской мирской аскезе фермент разложения традиционной натурально-хозяйственной парадигмы, важнейший фактор становления новой, предпринимательской этики (в его терминологии — " духа капитализма"), а затем и самой рентабельной экономики. В русской философии значение Реформации как жестокого, драматичного и вместе с тем духовно-продуктивного общецивилизационного преобразования раньше всех разглядел П.Я. Чаадаев. В его «Первом философическом письме» говорится: " Пускай поверхностная философия сколько угодно шумит по поводу религиозных костров, зажженных нетерпимостью, — что касается нас, мы можем только завидовать судьбе народов, которые в этом столкновении убеждений, в этих кровавых схватках в защиту истины создали себе мир понятий, какого мы не можем себе даже и представить, а не то, что перенестись туда телом и душою, как мы на это притязаем". Отечественная литература о Реформации, появившаяся в XIX в., скудна и тенденциозна, что в немалой степени объяснялось установками официальной православной идеологии. Оригинальная позиция Чаадаева получает признание и развитие лишь в философско-исторических рассуждениях представителей русского неолиберализма (у П.И. Новгородцева, Н.Н. Алексеева, С.Л. Франка). Но особо значимым следует признать подход, отстаивавшийся С.Н. Булгаковым. В одной из известнейших его публикаций мы находим следующее программное заявление: " Каково бы ни было наше отношение к реформационной догматике и вообще к протестантизму, но нельзя отрицать, что реформация вызвала огромный религиозный подъем во всем западном мире, не исключая и той его части, которая осталась верна католицизму, но тоже была принуждена обновиться для борьбы с врагами. Новая личность европейского человека, в этом смысле, родилась в реформации (и это происхождение ее наложило на нее свой отпечаток), политическая свобода, свобода совести, права человека и гражданина были также провозглашены реформацией (в Англии); новейшими исследованиями выясняется также значение протестантизма, особенно в реформатстве, кальвинизме и пуританизме, и для хозяйственного развития, при выработке индивидуальностей, пригодных стать руководителями развивавшегося народного хозяйства. В протестантизме же преимущественно развивалась и новейшая наука, и особенно философия. И все это развитие шло со строгой исторической преемственностью и постепенностью, без трещин и обвалов". С.Н. Булгаков печется не просто об устранении пробела в отечественных исследованиях истории западноевропейской культуры. Пристальное внимание к реформационном). процессу рассматривается им как существенная компонента в назревшей переориентации русской историософской мысли: " Наша интеллигенция в своем западничестве не пошла дальше внешнего усвоения новейших политических и социальных идей Запада, причем приняла их в связи с наиболее крайними и резкими формами философии просветительства". Для нее совершенно не видна " роль " мрачной" эпохи средневековья, всей реформационной эпохи с ее огромными духовными приобретениями, все развитие научной и философской мысли помимо крайнего просветительства". Проникновение в тайну Реформации — это, по мнению Булгакова, стратегическое направление борьбы " за более углубленное, исторически сознательное западничество". Эпоха Возрождения и Реформации более любых других отвечает понятию диалектического опыта духа. На первый взгляд, дух — начало просветленное и ни в каких метаморфозах, ни в каких вразумляющих испытаниях истории не нуждается. В действительности это не так. Дух в форме разума, сопряженного с эстетическим и нравственным чувством, впадает в иллюзию антропоморфизма и титанизма. Дух как вера, утверждающая себя на Писании, приходит к конфликту толкований, а затем — к конфессиональной нетерпимости, которая в конце XVI - начале XVII века превращается в настоящее цивилизационное бедствие. Неудивительно, что в этот период новой универсальной установкой западноевропейской философии делается скептицизм. Образованные и мыслящие представители разных вероисповеданий сходятся на формуле " сомнение против самомнения", имея в виду как амбиции умозрительного познания, так и амбиции самой веры. Не соблазняясь утопией единомыслия, философия упорно работает над предпосылками согласия и терпимого сосуществования многообразных духовных миров. В центре ее внимания оказывается прояснение элементарных (пусть немногих, но зато уж общезначимых) очевидностей восприятия и суждения, совести и ума.
|