Что мы знаем о Китае.

Вторым кандидатом на эталон для России является Китай. Площадь Китая более 9, 5 миллионов кв. км. Основные статьи экспорта — сырая нефть, текстиль, зерновые культуры, каменный уголь, консервы, чай, рыбные продукты, шелк-сырец. Располагает богатыми природными ресурсами, в том числе месторождениями каменного угля, нефти, железа и вольфрама, а также строевым лесом и источниками электроэнергии. Население Китая с избытком обеспечивает страну рабочей силой, однако по мере его увеличения требуются все большие затраты на развитие сфер обслуживания, здравоохранения и образования.

Китай — это большая загадка. Сколько действительно китайцев проживает в КНР? Согласно официальной информации — примерно один миллиард двести миллионов человек, и пика роста населения ждут к 2030 году, когда китайцев станет 1, 6 млрд. человек. Однако большинство западных аналитических центров уже сейчас оценивает количество китайского населения выше, вплоть до 2, 2 млрд. человек, а чаще всего фигурирует цифра в 1, 6 млрд. Западные аналитики полагают, что китайское правительство не желает пугать мир реальным количеством своих подданных и афишировать свои неудачи в политике сдерживания естественного прироста.

Чтобы прокормить такое огромное население, приходится возделывать каждый клочок пахотной земли. В речных долинах Восточного Китая выросли крупные индустриальные города. Менее населены северные и западные районы страны, занятые бесплодными пустынями и высокими горами. Деревенские жители занимаются главным образом земледелием, используя традиционные методы труда, и выращивают рис на террасированных полях.

Мы не будем подробно разбирать китайский образ жизни. Вполне достаточно отметить только некоторые моменты, делающие для нас невозможным следование по его пути. Но это не значит, что нам совершенно нечего у них позаимствовать.

Начало экономической реформы относится к концу 1978 года, когда 3-й пленум ЦК КПК 11-го созыва объявил о проведении в жизнь политики «реформы и открытости». Реформа не затронула социалистического строя, а лишь высокоцентрализованную плановую экономическую систему, допуская в нее некоторые элементы рынка. В структуре собственности общественная ее форма, включающая общенародную и коллективную, продолжает занимать господствующее место, частная же, в том числе с иностранным участием, имеет лишь дополнительный статус.

Можно ли вообще сравнивать предреформенные условия в наших странах? Социально-экономическая структура китайского общества действительно была близка к советской, однако не 1980-х годов, а периода НЭПа. Соотношение городского и сельского населения, структура ВНП и занятости, уровень грамотности, система социального обеспечения населения и, соответственно, корреспондирующий со всем этим среднедушевой ВНП и бюджетная нагрузка на экономику (доля бюджета в ВНП) в СССР 1920–1930-х годов и в КНР 1980–1990-х годов в значительной мере совпадают. Не вдаваясь здесь в более подробное рассмотрение этого вопроса, отметим лишь, что китайская трансформация является свидетельством принципиальной возможности «мягкой» индустриализации нэповской России.

Реформа в Китае началась с сельского хозяйства. Народную коммуну на селе заменили семейным подрядом и единой коллективной собственностью. Практически все 800 млн. крестьян получили право на свободное сельскохозяйственное производство. Была отменена система госзаготовок, освобождены цены на большинство видов сельскохозяйственной продукции. КНР остается преимущественно аграрной страной — в 1994 году 58 % работающих были заняты в сельском хозяйстве.

Деревня стала источником колоссальных финансовых и человеческих ресурсов для промышленного подъема. Жестко контролируя закупочные цены на большинство видов сельскохозяйственной продукции, государство ежегодно выкачивало из деревни до 80 млрд. юаней.

Кстати, мало кто знает, что там собирается в год три урожая. Правда, рис собирают только один раз в году, но зато в то время, когда у нас зима, они выращивают капусту. Не будь этого, там бы не было такого населения.

Мощный поток переселяющихся из деревни бывших крестьян в значительной степени обеспечил китайские предприятия привлекательной для инвесторов дешевой рабочей силой. Количество работающих в городах с 1978-го по 1998 год возросло почти на 300 млн. человек.

Четыре города — Шэньчжэнь, Чжухай, Сямынь, Шаньтоу — были объявлены специальными экономическими зонами. Вслед за ними 14 приморских городов, четыре региона в устьях рек Янцзы и Чжуцзян, юго-восточная часть провинции Фуцзянь, регион в районе Бахайского залива стали открытыми экономическими зонами. На острове Хай-нань создана одноименная новая провинция, а сам он стал специальной экономической зоной. Все эти города и районы должны были привлечь иностранный капитал и технологии. Но первоначальные надежды на массированный приток передовой технологии в свободные экономические зоны не оправдались — этому препятствовали ограничения западных стран на поставку в Китай современной технической продукции.

Китайцы все же получают технику среднемирового уровня, на порядок лучше отечественной, но чаще всего с помощью зарубежных фирм хуацяо (китайцев эмигрантов). При этом, вопреки ожиданиям, что зоны превратятся в связующее звено между национальной промышленностью и иностранной технологией, их индустриальное развитие пока опирается в основном на импорт компонентов производства, от оборудования до сырья. Иностранные инвесторы не торопятся создавать в Китае производства с законченным циклом, а выносят в зоны отдельные трудоемкие звенья производственного процесса с целью последующего проталкивания продукции на китайский рынок.

Проблемой остается низкая квалификация китайской рабочей силы и низкий уровень производительности труда, который значительно уменьшает преимущество дешевизны рабочей силы.

Реформу высшего образования осуществляет Госсовет через подчиненные ему ведомства (в настоящее время 70 % из 2200 вузов находятся в компетенции минобраза КНР, остальные являются ведомственными). Допускается в принципе учреждение частных вузов. Образование платное, кроме студентов из малоимущих семей.

Интересно, кстати, что о ценности для России китайского опыта говорят представители противоположных экономических взглядов. А это уже само по себе подозрительно. Это показывает, что каждый собирается обосновать свои идеи, не утруждаясь разбором, что и почему там работает так или иначе, и можно ли это перенести к нам.

Сторонники жесткого государственного регулирования подчеркивают, что именно ведущая роль государства помогла Китаю добиться столь впечатляющих результатов. А правые экономисты находят, что экономические реформы, проводимые в коммунистическом Китае, являются, как ни странно, практическим воплощением некоторых идей либерализма. По их мнению, залогом успеха китайских реформ был относительно низкий, по сравнению с Россией, уровень социальных обязательств государства перед населением, позволявший провести минимизацию расходов.

Да, до недавнего времени система социальной защиты в Китае существовала в основном на уровне государственных предприятий. Именно они произвели 83, 2 % всех социальных расходов в Китае в 1998 году. Только сейчас ставится вопрос о предоставлении социальных гарантий самим государством. Но не надо забывать, что в Китае, на большей части его территории, зимой без отопления не замерзнешь, а общинное устройство общества и культ предков позволяет не бояться за стариков и детей.

За годы реформы образовалась многоукладная экономика. Госпредприятия дают 48, 3 % промышленной продукции, коллективные 38, 2 %), частные, в том числе с иностранным участием, 13, 5 %. На долю государственной торговли приходится 41, 3 %) общего розничного оборота, коллективной — 27, 9 %, частной — 30, 8 %.

Государство действует в соответствии с принципом «держать в руках большие предприятия, отпустить маленькие».

Доля видов промышленной продукции, производство которых регулируется государственными директивными планами, снизилась с 95 % в 1978 году до 5 % в настоящее время. Удельный вес товаров, ценами которых непосредственно управляет государство, в розничном товарообороте упал с 95 до 6 %. Помимо рынка товаров начали создаваться рынки капиталов, машин и оборудования, рабочей силы, других необходимых для производства элементов.

Цены на большинство видов продукции стали свободными. Так, по потребительским товарам доля рыночных цен достигла 90 %, средствам производства 80 %, сельскохозяйственным продуктам — 85 %. Преобразованы налоговая, банковская, валютная и инвестиционная системы. Введены налоги на добавленную стоимость, единый подоходный налог для предприятии, система распределения налогов между центральным правительством и местными администрациями. На долю центра при этом приходится большая часть налоговых поступлений.

Самое, на наш взгляд, важное заключается в том, что правительство Китая озабочено не соответствием своей экономике неким «моделям», а условиями жизни своего народа. Для оценки реформы используются критерии Дэн Сяопина: преобразования можно считать удавшимися, если они способствовали развитию производительных сил, усилению мощи страны, повышению уровня жизни населения. Исходя из этих критериев, китайскую реформу можно оценить как успешную.

В 1978–1995 годах среднегодовой прирост ВВП составлял 9 %, при этом в 1991–1995-м — 11 %. Эти показатели значительно опережают средний мировой уровень.

В середине 1990-х годов КНР — третья в мире держава по объему годового объема ВНП (исходя из паритета покупательной способности национальных валют). По прогнозам, уже к 2005 году Китай по этому показателю сравняется с США. Нарастающие объемы внешнеторгового оборота при ежегодном росте экспорта в 16–17 %) в 1990-х годах прочно поставили Китай в число крупнейших экспортеров мира (в начале второй десятки).

Доход китайского крестьянина увеличился с 134 юаней в 1978 году до 1578 юаней в 1995 году, заработная плата рабочего возросла с 615 до 3893 юаней. Реальные (с учетом повышения цен) среднегодовые темпы роста доходов крестьян в этот период составили 7 %, рабочих — 5 %). Остаточная сумма вкладов на счетах населения повысилась с 21 млрд. юаней в 1978 году до 3000 млрд. юаней в 1995 году, т. е. в 142 раза. Правительство через политику распределения и налоговые рычаги регулирует личные доходы для предотвращения социального расслоения общества.

Китай по-прежнему беднее России, но тенденции в изменении уровня жизни китайцев и россиян прямо противоположны: ВВП на душу населения в КНР с 1978-го по 1994 год увеличился с 1000 до 2510 долларов, а в России только с 1990-го по 1994 год он упал с 6440 до 4610 долларов.

По такому важнейшему показателю состояния экономики, как иностранные инвестиции, Китай на порядок. обогнал Россию. Но что это за инвестиции? Китай в отличие от России — это вовсе не экономика с открытыми границами. Поэтому западный капитал считает для себя большим счастьем проникнуть на этот огромный рынок, хотя бы в виде капиталов. Кстати, следует отметить продуманность этой политики Китая. И у нас в период индустриализации привлекался иностранный капитал. И, при наличии огромного количества рабочих рук, привлеченный капитал способствует быстрому рывку вперед. Также надо помнить, что значительную долю (по некоторым оценкам от 60 до 80 %) иностранных инвестиций в КНР обеспечила многомиллионная китайская диаспора — еще один источник роста, которого нет у России.

Китай на протяжении уже двух десятилетий демонстрирует всему миру быстрый и устойчивый подъем своей экономики. Но здесь нужно учитывать вот что. Китайский рынок — это более миллиарда потребителей, а значит, что все преимущества массового производства здесь проявляются в полную силу. Это если работать только на внутренний рынок. А они работают еще и на внешний!

Сейчас КНР превращается во всемирную перерабатывающую фабрику, все больше транснациональных корпораций размещают здесь свои производства. Инвесторов привлекает перспектива освоения колоссального китайского внутреннего рынка и возможность благодаря низкой зарплате работников удешевить свою продукцию. Почему они это делают в Китае, тем, кто читал книгу А. П. Паршева, объяснять не надо.

Стартовав с 32-го места в дореформенном 1978 году, Китай сумел за годы реформ в 15 раз увеличить объем внешней торговли с 20, 6 до 325 млрд. долларов — ив 1998 году вошел в десятку ведущих торговых держав мира. Наибольшую конкурентоспособность на мировом рынке имеют, как правило, трудоемкие производства с относительно низкой добавленной стоимостью, а в экспорте технически сложных и капиталоемких изделий с высокой добавленной стоимостью китайская продукция пока значительно менее конкурентоспособна.

Но происходил и неуклонный рост внешней задолженности Китая. К концу 1996 года общий объем внешнего долга страны достиг 116 млрд. долларов. Ежегодные выплаты по долгам составляют, по разным оценкам, от 10 до 20 млрд. долларов. Впрочем, положение в этой области в ближайшее время не представляется опасным, если принять во внимание благоприятную структуру долга и значительный рост валютных резервов, с 21, 2 млрд. долларов (1993) до 105 млрд. к концу 1999 года.

Столь быстрый рост инвалютных запасов объясняется, с одной стороны, централизацией валютных поступлений в руках государства, с другой — внушительными достижениями КНР в привлечении иностранного капитала, развитии внешней торговли и туризма, а также девальвацией юаня с введением в начале 1994 года единого плавающего регулируемого курса. Введена обязательная продажа валютной выручки банкам китайскими предприятиями и организациями.

Правда, анализируя показатели китайской экономики, надо иметь в виду, что имеются сомнения в достоверности официальной китайской статистики. Слишком велики несовпадения роста ВВП и увеличения энергопотребления. Получается, что ВВП растет гораздо быстрее, чем потребление энергоресурсов. Такая картина была бы понятна при повышении эффективности капиталовложений, но этого нет. А также соперничество местных властей привело к несбалансированному развитию многих отраслей промышленности: нередко создавались дублирующие друг друга предприятия. В результате до 30 % созданных в Китае за последние 20 лет промышленных мощностей бездействуют, так как их продукция не востребована рынком.

В целом же можно выделить некоторые основные принципы проводимых в Китае реформ. Это большое количество сельского населения, которое можно постепенно переводить в промышленных рабочих. Аграрная реформа как первый этап преобразований. Далее, сохранение накопленного в дореформенный период промышленного потенциала и основной структуры государства и идеологии. И, наконец, параллельное развитие разных форм собственности.

Нетрудно заметить, что из этих принципов первые два уже нереализуемы в российских условиях — избранный у нас вариант реформ привел к тому, что новая экономика развивается фактически на обломках старой, а после многократных модернизаций сельского хозяйства там нет ни трудовых резервов, ни богатств, которые можно было бы капитализировать. Наоборот, сегодня требуется особое внимание этой отрасли, и по капиталовложениям, и по увеличению ее численности.

Поэтому не просто ошибочны, но и вредны сложившиеся стереотипы о том, что две огромные страны проводят масштабные реформы, направленные на переход от планового хозяйства к рыночной экономике. И если в Китае происходит «экономическое чудо», что же надо делать нам, чтобы оно состоялось и у нас? Кто-то пошутил: «Переехать в Китай и нанять китайцев».

Кстати, новые либералы — советники президента по экономике — пугают нас, что если не удастся добиться быстрого и устойчивого роста, то через пятнадцать лет Россия по объемам своего ВВП будет уступать одной из китайских провинций, Гуандуну. Этим «специалистам» давно бы надо понять, что важно не абсолютное значение ВВП, а доля ВВП, приходящаяся на одного человека. Наши численности не сравнимы.

И вообще, призывы учиться у «великого восточного соседа» или у США есть выражение не широты взглядов, а элементарной безграмотности.

Экономическое развитие наших двух стран идет сейчас по весьма далеким друг от друга путям, и причиной этого служат не отдельные решения тех или иных лидеров, а глубокие культурные и цивилизационные различия между Россией и Китаем. Правда, неприемлемость для нас многих составляющих китайского пути еще не довод в пользу вывода, что «российский путь», то есть те экономические реформы, которые проводятся у нас с начала 1990-х годов, был хорошим и правильным.

2.4. ПРАВДА О ЧИЛИЙСКОМ «ЭКОНОМИЧЕСКОМ ЧУДЕ»

Сейчас среди «демократов» хорошим тоном считается восхищаться пиночетовскими временами в Чили. Они высказываются за просвещенного диктатора, противореча своим прежним взглядам о свободе без границ. Президент-полковник, в их устах, так и просится на роль «русского Пиночета». То тут, то там услышишь разговоры, что чилийская модель — это то, что надо России.

Написаны многие тома апологетической литературы, в которой реформы в Чили представлены как огромный успех. В 1982 году Милтон Фридман восторженно восхвалял генерала Пиночета за то, что он «принципиально поддерживал экономику, полностью ориентированную на свободный рынок». Чили — по мнению Фридмана — экономическое чудо.

Так ли это? Судите сами.

Чили имеет население всего 15 миллионов человек. Пять из них живут в столице страны Сантьяго. Главный экспортный товар — медь, долгое время привлекавшая внимание Соединенных Штатов. К 1960-м годам американские фирмы вложили так много в чилийскую добывающую промышленность, что фактически владели большей частью медных залежей.

В 1970 году, в результате вполне демократических выборов, президентом стал марксист Сальвадор Альенде. В ходе всеобъемлющих социалистических реформ он национализировал не только медные рудники, но также и банки, и другую собственность, принадлежавшую иностранцам. Эти действия, вместе с широким перераспределением земли по плану аграрной реформы, вызвали отторжение в чилийских и американских деловых кругах. Более того, Альенде был однозначно классифицирован как «личный враг Америки». Как теперь документально подтверждено, организацией оппозиции режиму Альенде занялось ЦРУ. Была спровоцирована широкая «забастовочная кампания», «народные волнения». А в сентябре 1973 года ЦРУ помогло генералу Пиночету устроить военный переворот, в ходе которого Альенде погиб.

Новое правительство первым делом начало приватизацию предприятия, которые Альенде национализировал, и демонтаж прочих «социалистических» проектов. Но все это делалось крайне сумбурно, так как собственного экономического плана у Пиночета не было. В результате к 1975 году инфляция достигла 341 %. При этом диктатором была полностью подавлена политическая оппозиция и профсоюзы и установлен режим террора с широкомасштабными нарушениями гражданских прав.

На этом фоне и появились группа экономистов, состоящая из тридцати чилийцев. Они изучали экономику в университете Чикаго, а затем, обучаясь в аспирантуре, стали фанатичными последователями Милтона Фридмана (классика теории «свободного, саморегулирующегося рынка»). К концу 1974-го члены этой группы достигли высоких постов в пиночетовской администрации, и было торжественно провозглашено, что отныне политический курс будет определяться не лозунгами и не «порочной демократией», но беспристрастной наукой.

Благодаря Пиночету Чикагская экономическая школа получила в Чили фантастический шанс: взять в свои руки и создать экономику на базе исключительно их собственных политических и экономических представлений. В почти лабораторных условиях, продолжавшихся 16 лет (1974–1989), команда правительственных экономистов — выпускников Чикагского университета — реализовывала свой план. Он включал в себя массивную дерегуляцию рынка и либерализацию внешней торговли, резкое сокращение денежной массы и правительственных расходов, сворачивание профсоюзов, приватизацию социальных программ и полное переписывание законов и Конституции. На время проведения реформ про демократию было забыто напрочь.

После сокращения денежной массы и правительственных расходов действительно снизилась инфляция, но безработица выросла с 9, 1 до 18, 7 % за год — цифра, сравнимая с Великой депрессией в США. Производство упало на 12, 9 %. Это была самая сильная депрессия в Чили с 30-х годов. А режим расправлялся с потенциальными лидерами оппозиции, так что препятствий для продолжения реформ не возникло.

С 1976 года началось, и по 1981 год совершалось то, что было названо «экономическим чудом». В это время экономика росла на 6, 6 % в год. Были отменены почти все ограничения на прямые инвестиции из-за рубежа. Иностранные инвестиции и займы лавиной хлынули в Чили. Только займы с 1977 по 1981 годы увеличились в три раза.

В чем же секрет этого относительного, кратковременного, но все же успеха? Чтобы ответить на этот вопрос, важно не забывать одно железное правило: чем глубже депрессия, тем больше последующий рост. Зачастую рост всего лишь возвращает экономику туда, где она была раньше. Возможно, самый явный пример этого — уже упомянутая Великая депрессия в США. В 1936 году экономический рост там достиг удивительной величины в 14 % — лучшая цифра в мирное время за всю историю США! Но экономика лишь «отвоевала» обратно предыдущее падение. То же самое можно сказать и об американском подъеме «времен Рейгана», после спада 1980–1982 годов.

Механизм этого роста очень прост. В момент депрессии миллионы рабочих теряют работу, заводы простаивают. Во время подъема уволенные рабочие возвращаются на пустые заводы и возникает видимость роста. Такой рост достижим сравнительно быстро и легко. Но после того, как все рабочие возвратились на работу, дальнейший рост подразумевает строительство новых заводов и рождение новых рабочих. И только с этого момента можно всерьез говорить о росте. У «неолибералов» же с этого момента всегда начинается очередной спад.

В Чили был именно такой, можно сказать, классический случай. По параметрам экономического роста с 1975 по 1980 годы страна оказалась в Латинской Америке на втором месте с конца. Хуже было только в Аргентине. А самое поразительное, что даже иллюзорное «экономическое чудо» явило миру фиктивный экономический рост. С 1977 по 1981 годы 80 % этого роста пришлось на непроизводительные сектора экономики, вроде маркетинга и финансовых услуг. Велика была в «росте» и доля доходов международных валютных спекулянтов, привлеченных в Чили невероятно высокими процентными ставками — в 1977 году они составляли 51 % и были самыми высокими в мире.

Поэтому не удивительно, что международная депрессия 1982 года ударила по Чили особенно сильно. Потоки иностранного капитала сократились, а в это время пришла пора выплачивать космические проценты по займам, сделанным в предыдущие годы. К 1983 году экономика Чили лежала в руинах. Безработица в некоторый момент достигла 34, 6 %, промышленное производство сократилось на 28 %. Крупнейшие финансовые группы страны разорялись, и только массированная помощь со стороны государства не дала им разрушиться полностью. Пока экономика процветала, рентабельные фирмы переходили в частные руки, когда же эти фирмы обанкротились, затраты на их спасение пришлось нести обществу в целом. В обоих случаях выиграли богатые…

В 1984 году после получения кабальных займов МВФ чилийская экономика начала поправляться. Снова был зарегистрирован исключительно быстрый рост, в среднем 7, 7 % в год. Но, как и в предыдущем цикле, рост был по большей части фиктивным. В 1989 году ВНП на душу населения все еще оставался на 6, 1 % меньше, чем в 1981-м.

В 1988 году, в момент наибольшей стабильности чилийской экономики, правительство сочло возможным, наконец, выполнить требование своей собственной свеженаписанной Конституции: устроить референдум, подтверждающий президентские полномочия генерала Пиночета на следующие восемь лет. И Пиночет их с треском проиграл. Устроенные на следующий год выборы привели к тому, что президентом стал Патрисио Айлвин, умеренный кандидат от христианско-демократической партии.

Сейчас Мировой банк и МВФ ставят Чили в пример всему «третьему миру». Нетрудно догадаться почему, если вспомнить размер государственного долга Чили этим организациям и размер ежегодно выплачиваемых процентов. Вообще разорение, долги, неравенство и эксплуатация — это то, что МВФ и Мировой банк разносят по всему «третьему миру» наиболее успешно.

Уровень жизни рядовых чилийцев катастрофически упал. По всем без исключения параметрам средний рабочий жил в 1989 году хуже, чем в 1970-м. За этот промежуток времени часть национального дохода, приходящаяся на долю рабочих, снизилась с 52, 3 до 30, 7 %. К 1989 году 41, 2 % населения жили ниже черты бедности. И причем треть из них была просто в отчаянном положении. Вокруг Сантьяго и других больших городов выросли трущобы, известные как poblaciones. Жизнь в них поддерживали las comunes, бесплатные суповые кухни. В 1970 году дневной рацион беднейших 40 % населения имел энергетическую ценность 2019 калорий. К 1980 году эта цифра упала до 1751, а к 1990-му еще ниже, до 1629. Кроме того, количество чилийцев, не имеющих адекватного жилья, выросло с 27 % в 1972 году до 40 % в 1988-м.

По неравенству доходов Чили имеет худший показатель на континенте. В 1980 году самые богатые 10 % забирали себе 36, 5 % национального дохода. К 1989 году эта цифра выросла до 46, 8 %. За то же время доля в совокупном доходе нижних 50 % населения уменьшилась с 20, 4 % до 16, 8 %. Высокая безработица неизбежно вызывает общее снижение заработной платы — безработные вынуждены конкурировать за ограниченное количество рабочих мест, и соглашаются даже на зарплату ниже уровня бедности. Именно такую политику поддерживали МВФ и Мировой банк, так как в результате компании стали более рентабельны.

Итак, с 1972 по 1987 годы ВНП на душу населения упал на 6, 4 %. Среднегодовой доход на душу населения в 1973 году был 3600 долларов, а 1993 году стал 3170 долларов. И это — экономическое чудо? Если что и называть в этой истории «чудом», так только легковерность наших отечественных либералов.

Чикагский экономист Рональд Коуз получил Нобелевскую премию за теорему, согласно которой рынок самостоятельно решает проблемы типа экологических. Так вот, опыт Чили — можно сказать, зоны лабораторного эксперимента свободного рынка — заставляет сильно подозревать, что теорема неверна. Сегодня Чили — одна из самых «загрязненных» стран мира.

Два слова о пенсионной системе Чили. Это тем более интересно, что нечто похожее собираются ввести у нас. Автор этой системы Хосе Пинер, когда-то министр труда в правительстве Пиночета, сегодня — один из самых ненавидимых людей в Чили.

Да, чилийская пенсионная система, безусловно, представляется успешной для компаний, извлекающих из нее очень высокий доход. Для трудящихся же Чили их пенсионная система — это катастрофа.

Система создавалась в начале 1980-х годов. Правительство предоставило людям выбор: остаться на государственном попечении, или начать делать вклады в частную программу. Более 90 % граждан переключились на частный план. Однако это было достигнуто угрозами, принуждением и мелкими рекламными выплатами. Многие работодатели просто автоматически переписали своих работников на частную программу. Граждане, весьма нуждающиеся в наличных, получили кратковременную прибавку к жалованью. В то же время расходы тех, кто остался в государственной системе, возросли.

Для получения полной пенсии необходимо делать регулярные вклады, в противном случае пенсии не будет вообще. А согласно САФП, правительственному агентству, регулирующему частные пенсии, в феврале 1995 года 96 % зарегистрированных работников были подписаны на ту или иную частную пенсионную программу, но 43, 4 % из имеющих счета перестали вносить на них деньги. Не исключено, что 60 % не делали новые вклады регулярно. Почему так происходит — нетрудно понять, учитывая растущую в Чили нищету. В итоге пенсий никто и не получает!

Очень показательно также то, что армия и полиция остались при щедрых государственных пенсионных планах. Частные пенсионные планы, видимо, недостаточно хороши для тех, кто правит страной.

Так что Чили может быть нам примером, но примером того, как не надо делать реформы. Конечно, обладая практически безграничным контролем над масс-медия, наши реформаторы могут даже самое оглушительное поражение представить как триумфальную победу. Не верьте им. Они лгут.