Благие намерения

Мин, конечно, задница. Сам во всем виноват. И язык у него за зубами не держится. И чувство самосохранения напрочь отсутствует – что позволяет ему пилить Лухана с завидным профессионализмом, просачиваясь сквозь череп в его устричные мозги в попытке донести идею: так больше нельзя. Нельзя ходить по кухне полуголым в одних шортах, доставать из холодильника (холодный же, заболеет, сука, а лечиться не любит, как запечный сверчок) апельсиновый сок и пить, почесывая пузо. Нельзя приходить домой, изображать не то готовку ужина, не то репетировать ядерный взрыв в холодильнике, а потом забираться в кресло и истреблять свои долбанные сигареты. Нельзя, даже в шутку нельзя хвастаться тем, сколько он однажды не мылся (о боже, это был стыд, который Мин не скоро забудет), и как из-за этого воняло. Именно поэтому Мин и не устает – нет, не гундеть – а направлять протухшие мозги Лухана в правильном направлении, замечая, что при должном старании он мог бы получать больше, одеваться лучше, завести интересы, попутешествовать, наконец. Ну да, надо признаться, иногда он слишком усердствует… и вряд ли стоило высказываться перед Сехуном и его завезенным (ага, в том самом чемодане с презервативами) из Китая парнем Тао, которые таращились и выпучивали глаза на поток обвинений, лившихся, как они считали, из скромного и стеснительного Мина, а потом еще и ругаться всю дорогу домой… Зато теперь он знает, как трахаются взбешенные хомячки, но не об этом речь.
Последним, что не следовало делать и чего не перенесла нежная расслабленная психика Лухана – флирт с парнем на грозном блестящем байке (ну да, Мин же обаяшка, и разговаривали они с ним о шоколадках, а не о том, о чем подумал Лухан), который предложил Мину покататься (вот уж на что Мин соглашаться не собирался, но Лухану знать необязательно), похлопывая по блестящему рулю, а вечно когда не нужно Крадущийся Олень (или Затаившийся Олень – кому как нравится, собственно) все слышал и старательно делал вид, что ему как до звезды, на кого там Мин пускает слюни.
- Хочешь, вообще вон иди догони его, я тебя не держу, - вырвалось у него, наконец, когда мечтательное выражение на лице Мина побило все рекорды тупости и распрощалось с насущным, уносясь в облака.
- А? Чего? – Мин на самом деле не любил, когда плачут олени, но догоняться его заставил мерзкий характер.
- Парень тот на Хонде! Ты же его облизывать был готов!
- Совсем что ли дурак? – Мин еще как помнил, что нападение является лучшей защитой. А потом мечтательно закатил глаза. – Ты видел, какой у него байк? М-м-м…
От хлопающих ушей Лухана приятно веяло ночным бризом.
- Парни с такими блестящими штуками – это так эротично… - как бы невзначай поделился своими фетишами с небом Мин, зашагав домой.

И вот колеса судьбы завертелись, отвечая его мольбам (ну или затраханный Олень дошел до точки кипения), и поздним вечером в понедельник оглохший к разумным доводам Лухан поволок его на улицу рассматривать его приобретение. Нет, Мин был реалистом, он не думал, что у подъезда будет припаркован Ягуар или даже та же самая Хонда, но при виде этого ржавого корытца с побитой эмблемой Тойоты на носу ему было очень затруднительно не оскорбить чувства возросшего сразу до небес в своем ЧСВ Лухана диким, остервенелым, психоделическим ржачем. К вящему разочарованию Лухана Мин только похлопал его по плечу и поинтересовался:
- А где деньги взял? – развернувшись обратно и потопав к лифту.
Но Мин недооценил коварства появившегося у него врага, лет двадцать назад спущенного со сборочного конвейера завода Тойота: Лухан неделю истратил, чтобы перекрасить ее, замазать ржавчину, еще неделю угробил на чистку салона и замену чехлов. Потом была тонировка окон, прикручивание каких-то тризлоебучих пафосных фар, установка динамиков… Мин, каждый раз проходя мимо «ржавой красотки» (которая стала выглядеть довольно прилично, к чести Лухана надо заметить), только ухмылялся: это дырявое ведро? Способно конкурировать с ним за внимание Лухана? Пф-ф-ф-ф, не смешите, не о чем беспокоиться…
Лухан с головой ушел в проблемы своего новоприобретенного железного детища. Читайте правильно: «с головой». Это в принципе было сложно представить, но… Факт.
Поэтому ничего удивительного нет в том, что Мин в конце концов соскучился. Когда свет был погашен и Лухан уютно сопел под боком, Мину захотелось… Ну в общем захотелось. Он приподнялся на руках и нежно поцеловал Лухана, который заворочался и протянул:
- М-м-м…
Глаза открывать Лухан, видимо, не собирался, поэтому Мин стащил с него одеяло и залез сверху, уперевшись руками возле плеч и коленями по бокам, не переставая целовать.
- М-м-м… - повторилось, и Лухан наощупь (его глаза просто не открывались от усталости) нашел выпуклость между ног нависающего над ним тела, пару раз провел по ней туда-сюда, сжал и… - Завтра моей крошке надо колодки поменять…
За сим он за плечи снял с себя фыркающего, как хомяк, Мина:
- Твоей кому-кому? - и бросил его рядом с собой, наматывая на него одеяло, так чтобы он не дергался больше.
- Машинке моей. Спи.
Что? «Моей крошке»?
Мин рвал и метал.

Вырисовавшееся положение вещей Мина однозначно не удовлетворяло. Еще не хватало того, чтобы он начал сравнивать великолепного себя (нет, он серьезно не считал себя чем-то «о, боже, вау», но задыхающийся над ним Лухан ночами все еще не уставал ему повторять, что «его детка просто супер») с кучей ржавого железа, стоящего во дворе на парковке. Еще чего. Как же. Ждите…
Не-е-е-е-е-т.
Ведь он же лучше, да? Ведь он же для Лухана роднее, ближе, дороже, да?
Ну все, ебнулся окончательно.
Он ревнует к машине.
Он просто блядски ревнует к машине.
Это… очередной пиздец!
Мин оторвался от зеркала, с которым разговаривал, натянул любимые зеленые бриджи, закрыл дверь и спустился вниз. Лухан стоял, наклонившись над капотом, и Мин незаметно для него забрался внутрь, на пассажирское сиденье, принявшись разглядывать приборную панель, заботливо вылизанную Луханем полировкой, блок магнитолы, мигавший зелеными огоньками – радио едва слышно звучало откуда-то сзади.
Мин вздохнул.
- Вау, - Лухан удивился, захлопнув капот и заметив Мина. – Ты чего здесь?
Мин вздохнул еще раз и не нашел, что ответить.
- Чего случилось-то? – Лухан тоже забрался внутрь, захлопнул дверь и уставился на Мина. – Чего молчишь?
Мин вздохнул в третий раз.
- Ты… это… меня любишь? – наконец, пролепетал он.
- М-м-м… - протянул Лухан. – С последнего раза, когда я говорил тебе это за ужином, - он выделил слово, - ничего вроде не изменилось.
- А ее больше, чем меня? – Мин обреченно ткнул пальцем куда-то в руль, готовый услышать «да» в ответ.
Но Лухан уставился на него, как на идиота (местоимение «ее» ему особенно доставило), а потом заржал:
- Это тебя так беспокоит?
От луханевского смеха Мин вспомнил, что где-то у него в пыли должна валяться его попранная гордость, вздернул нос, повозился на кресле и ответил:
- Вот еще.
Лухан хмыкнул и повернул ключ.
- Ну вот и чудно.
Машина завелась, Лухан, игнорируя вопросительный взгляд Мина, развернул ее, выезжая с парковки. Их бюджетная многоэтажка была на краю города, всего в паре кварталов от реки. Лухан повернул на мост, а потом спустился с него влево, остановившись на старом пустом пляже.
- Ревнуешь? – спросил он прямо, развернувшись к Мину.
- Ну ты же просто пропадаешь с ней все время, - опустив глаза ответил Мин. Ему было неимоверно стыдно, но в конце концов, он же прав.
- Ты даже не представляешь, как мне приятно это слышать, - заявил Лухан, потянув Мина к себе за руку.
Мин едва не свалился, попытавшись перешагнуть через рычаг, и только крепко державшие его руки помогли ему оказаться не носом в коврик, а на коленях у Лухана.
- Тесно как-то, - заявил он, ткнувшись спиной в руль.
- А ты не дергайся, - усмехнулся Лухан, притягивая его к себе, чтобы поцеловать.
Мин повозился на чужих коленях, пристраиваясь поудобнее. Целоваться было неудобно, поэтому Лухан быстро перебрался с губ на то, что было доступнее и прямо перед носом – на шею Мина. А Мин просто балдел, чувствуя поцелуи на шее и руки на спине, пробравшиеся под футболку и нежно гладящие кожу. Вечерний ветер остужал тепло прикосновений, и Лухан притиснул Мина еще ближе, выдавив из него задушенное «Ох». Лухану просто сносило крышу от того, какой шелковистой и прохладной из-за ветра была кожа под его пальцами, и он хотел еще, хотел больше голых плеч, обнаженного живота, тонких ребер.
- Снимай, - он раздраженно дернул футболку Мина.
И это «снимай» было нихрена не просьбой.
Мин послушно взялся за подол футболки и потянул вверх, запутался в локтях, ткнувшись в низкий потолок салона, и слегка удивился, когда нетерпеливый Лухан, которому надоело ждать, принялся помогать, сдергивая несчастную ткань с рук, так что швы затрещали. Лухан выбросил футболку на соседнее сиденье и с нездоровым блеском в глазах провел руками по ребрам, наклоняя Мина назад, к рулю, а потом накрыл ладонями соски, сжимая пальцами:
- Как я их люблю, - честно поделился ощущениями с Мином.
- Как будто я не знал, - отозвался Мин, прикрывая глаза.
Ощущение того, что это маленькое, нежное, розовое можно было мять в ладонях, и Мин от этого принимался постанывать, душа звук где-то в глотке, запускало в Лухане неслабые термоядерные реакции.
- Но это не мешало тебе меня ревновать, - заметил он, снова выпрямляя Мина. А потом добавил выразительно: – К машине.
Мин фыркнул, а потом простонал: Лухан втянул его сосок, посасывая, прихватил напрягшийся кончик зубами, послав по телу судорогу. Мин снова завозился в кольце обвивших его рук, зарывшись пальцами в волосы Лухана.
Лухан знал, всегда знал, что это работает: Мин никогда не признавался, что ему до помутнения сознания нравится, когда Лухан делал это с его сосками – нежно мучил посасываниями, прикусывал и полизывал напрягшиеся темные кружочки. Мин считал ниже своего достоинства просить об этом. В конце концов, как это должно было звучать? «Пососи их»? Но когда Лухан долго не играл с ним таким образом, его тело просто зверело… И вот теперь он сходил с ума, приподнимаясь на луханевских коленях, позволяя, подставляясь под его губы, постанывая в ответ на ехидный взгляд и ойкая от щипков, когда Лухан выкручивал темные ореолы, сжав пальцами:
- Больно же, придурок.
- Если бы тебе еще это не нравилось, - хмыкнул Лухан, погладив по животу и неосторожно забравшись под резинку бриджей, задев напрягшееся внутри.
У Мина тоже был свой козырь, и он решил отомстить, вжавшись тем самым напрягшимся внутри в живот Лухана и заставив его откинуться на подголовник.
- Что ты?.. – промычал Лухан, машинально придерживая Мина за бока.
Договорить ему не дали: маленький юркий язычок скользнул по губам. А потом еще раз. И еще. Не позволяя поймать себя, не позволяя поцеловать по-нормальному, он зверски возбуждал, проходясь между губ, так развратно и невинно одновременно. Мин тоже хорошо знал, что любит Лухан. И эти полизывания в губы почему-то особенно сильно действовали на него, превращая чуть ли не в неврастеника.
Лухан решил, что спорить с этим любителем издеваться над ним смысла нет, и просто позволял делать со своими губами все, что Мину захочется, принявшись за его задницу, которая соблазнительно торчала в преступной близости от его свободных рук. Тело Мина вообще сводило его с ума… особенно эти милые невинные сосочки… И еще эта попа, круглая, как полная луна, мягкая, как одеяло, и нежная, так что хотелось укусить. Лухан вдохновенно ощупывал круглые половинки, поглаживая ладонями, пока Мин насиловал его рот, гладил ровные умилительно мягкие бедра… И когда решил, что хватит, потянул за резинку, обнажая любимые ягодицы, но Мин вверху задергался.
- Подожди…
- Что?
- В заднем кармане…
Лухан полез, куда послали, и двумя пальцами вытащил из кармана серебристый квадратик.
- Я вот смотрю, кто-то подготовился, да?
- Заткнись, - ответил смущенный Мин, закрыв мерзкий рот поцелуем.
Лухан все-таки стянул с Мина бриджи, открыв любимые бледные ягодицы ветру, и приподнялся сам, позволяя стащить и свои штаны.
- Ну давай, герой, - Лухан щелкнул упаковкой Мина по носу, - твоя же штучка.
- Можно подумать, я этого не делал, - проворчал Мин, забирая презерватив.
- С таким лицом – точно нет, - уточнил Лухан. – Я бы запомнил.
Когда на достоинстве Лухана гордо красовался силиконовый продукт, Лухан хмыкнул:
- И что дальше?
- Откуда я знаю, - взвился Мин.
- Кто из нас ревновал? – спросил Лухан.
- Ну я, - упавшим голосом признал Мин.
- Тогда… ваше ревнивое сиятельство во благо сиятельной попки не откажется?.. – Лухан коснулся пальцами губ Мина, и тот, бросив на Лухана взгляд «я тебе припомню», взял их в рот.
Лухан не был такой уж сволочью и не собирался заставлять Мина чувствовать себя шлюхой… разве что в воспитательных целях. Поэтому он обнял Мина, заставив привстать:
- Иди ко мне, детка.
Мин давно не обижался на эту слащавую, издевательскую «детку». Уж лучше она, уж лучше тролль Лухан, где-то под своей тролльской рожей на самом деле ласковый и заботливый, чем без слов – пальцы в задницу. Кстати о пальцах…
Это пиздец. Это рытье в нем сухих пальцев, копошение, которому все в нем сопротивляется. Мин не строил из себя девочку и не собирался казаться жертвой, но неприятные ощущения заставили его завертеться в руках Лухана. Лухан сжал его крепче, переложил руку на член и стал успокаивающе гладить.
- Хороший мой, Мин, расслабься…
Член-то точно расслабился. Мин вздохнул, хватанув воздуха побольше, и попытался сосредоточиться на томительном ощущении пальцев Лухана, поглаживающих кончик. Лухан растер выступившую смазку по пальцам и, пользуясь тем, что Мин слегка разомлел, засунул, наконец, в него столько, сколько было положено, принявшись растягивать и шепча какие-то пошлые нежности Мину на ухо.
Когда Мину самому стало мало пальцев, и то, как будет больно, по сравнению с этим фактом волновать перестало, он прошептал:
- Хватит уже, - и впился губами в Лухана. Это уже становится каким-то парадоксом: когда он целует так, он будто переселяется в другую реальность, и все, абсолютно все становится проще.
Лухан пытался быть осторожным. Пытался двигаться осторожно, но… Начать, наверно, надо с того, что в его положении он вообще двигаться не мог. Поэтому ему пришлось чмокнуть Мина в губы, схватиться за его бедра и хрипло выговорить:
- Я не могу. Давай сам.
Мин уже было все до лампочки, и он просто начал двигаться, держась за плечи Лухана. А Лухан любил, когда Мин делал это сам. Да, ему не хватало темпа, но Мин опускался с какой-то непередаваемой чувственностью, и Лухан ощущал… все. Он мог бы, наверно, написать нехилый трактат по анатомии одного определенного места, в подробностях рассказав, как, что и насколько растягивается, когда Мин начинает двигать бедрами куда-то по кругу, какие звезды и какого формата рассыпаются перед глазами, когда Мин отклоняется, и член задевает заднюю стенку. А еще он может в деталях, которые сделают честь его памяти, описать каждую мышцу на шее Мина, которая напрягается, когда он медленно погружается внутрь, с какой частотой поднимается живот Мина от тяжелого дыхания, как беспомощно сжимаются пальчики на футболке, когда Лухан берет его член в руку и начинает поглаживать большим пальцем. И что уж точно не для печатных страниц – это его собственные ощущения от прикосновения к этому члену. Лухану, наверно, пора на прием к тому доктору, который по шизофреникам, но Лухан просто доходит до ручки от мыслей, что достоинство Мина… он бы назвал его pretty, серьезно. Кожа на нем такая же нежная, как на Мине, даже нежнее, чем на бедрах. Его размер – это как маленький Мин, такой же хорошенький и милый, и длина и форма только сильнее заставляют хотеть ласкать, обнимать и никуда никогда не отпускать.
Лухан выныривает из волн своих шизофренических мыслей на поверхность, когда предмет его любовательных размышлений пачкает его руку, и Лухану приходится еще пару раз толкнуться в обессилевшего Мина, чтобы догнать его состояние.
Лухан, придерживая Мина, тянется к бардачку за салфетками, но не успевает закрыть вовремя.
- Эй-эй-эй, - говорит Мин, вслед за ним наклоняясь к открытому ящику. – Это что?
Мин вытягивает из бардачка ленту презервативов, вслед за которыми появляется и тюбик со смазкой.
- И как это понимать? Это все, похоже, не для меня предназначается? – тут же заводится он.
- Я же уже говорил, что люблю, когда ты ревнуешь? – вздыхает Лухан.
- Нет, какого хрена, ты объясни, - не унимается Мин, - я просто знать хочу, с кем ты тут трахаешься и зачем тебе вообще эта машина?
- Бля-я-ядь, - тянет Лухан. – Ну вот будто по мне не заметно, что я люблю только тебя. Что у меня ни на кого больше НЕ СТОИТ. Не хочу я никого, кроме тебя, ревнивый ты засранец. Давно бы надо было такого поганца, как ты, бросить, так нет же, я как дурак даже машину купил, чтобы ты успокоился. И это дерьмо я туда положил, чтобы на выходных за город съездить, - Лухан устало вздыхает. – Неужели не веришь?
- Верю, - как-то смущенно признается Мин, обнимая Лухана за шею. – Только… мог бы сказать, что у тебя смазка есть.
- Но кто-то же хотел экстремального секса, нет?
- Я его получил, - смеется Мин. – Давай домой?

Когда они поднимаются в квартиру, Мин торопливо снимает кеды:
- Я в душ. У меня все чешется, - и почти успевает залететь в ванную, когда его хватает Лухан.
- Э, не-е-ет… У меня от твоего экстремального секса все болит, мне срочно нужно на кровать.
- Ну иди первым, - обиженно надувает губы Мин.
Целовать надутые губы – любимое развлечение Лухана.
- Ты не понял, - затаскивая Мина в ванную. – Кровать мне нужна, чтобы никакого больше экстрима. А в душе ты мне спинку потрешь… ревнивец.