Без судьбы

Братья Стояловы

Тихая южная ночь, казалось бы, вот-вот усну. Но не столь внезапно кто-то монотонно постучал в мою дверь. Кто это может быть? Да и странно, почему не звонят? Я посмотрел на часы, второй час ночи. Подхожу к двери, в глазке темно и не было видно лица из-за того, что на лестничной площадке плохое освещение.

- Кто там?

- Это я, Валлемоно де Лонгхорн!

Валлемоно де Лонгхорн? Сразу вспомнилось какое-то рогатое животное

- Прошу, - сказал я, открывая дверь, ночному гостю?

- Спасибо, - в комнату вошло человекоподобное - существо, моего роста, на задних ногах, одетый в длинное, чёрное пальто и черную, широкополую шляпу, которая покрывала его большие рога, и зразу же почему-то прозвучала какофония, что меня не сильно удивило, он же Валлемоно де Лонгхорн.

- Чаю?

- В пакетиках? - Снимая шляпу, поинтересовался Валлемоно де Лонгхорн.

- Есть в пакетиках, есть листовой. Заварить листовой?

- Листовой, - встряхнув ушами, ответил мой гость, только не заваривать, мне так пожевать.

- Проходи на кухню. Ничего, что я на ты?

- Нормально, - цокая копытами по паркету, ответил мой гость, - табуретка крепкая? Сесть можно?

- Можно, должна выдержать. Вы случайно не из ангельской иерархии, второе: ниже властей и выше собственно ангелов?

- Спросил я с улыбкой на лице.

- Нет! - Сардонически ответил он.

Табуретка скрипнула под его массивным телом, но, действительно, выдержала. Я достал пачку крупно листового чая, немного подумал, достал глубокую тарелку и высыпал туда всю пачку, после чего поставил её на стол перед гостем. Валлемоно де Лонгхорн сразу зажевал чай. Я поставил чайник на плиту, достал чашку и пакетик, после чего сел за стол. Валлемоно де Лонгхорн покосился на меня большим чёрным глазом.

- Почему ты меня впустил?

Меня, почему-то совсем не удивляло, что он разговаривает.

- А почему ты пришёл? - В свою очередь спросил я.

- Сегодня твоя очередь...

- Очередь чего? - Образно выражусь, мои мысли проскакивали мимо меня.

- Выбирать судьбу, и рационализировать жизнь. - Проглотив очередную порцию чая, ответил Валлемоно де Лонгхорн.

- Вот так сразу? Но это, же противоречит здравому смыслу.

Я некоторые минуты испытывал оцепенелость.

- Зачем сразу? Можешь подумать, впереди вся ночь. - Он сделал маленькую паузу и сказал. - И что это такое здравый смысл, ничего!

- Из чего выбирать?

- Из чего хочешь, но часы твои будут идти назад, время - это четвертое измерение. Мгновенный куб не может существовать. Тот куб, который мы видим, есть не что иное, как соответствующее текущему моменту времени сечение некоторого " фиксированного и неизменного" четырехмерного куба, обладающего длинной, шириной, высотой и продолжительностью. Время ничем не отличается от любого из трех пространственных измерений, кроме того, что любое сознание движется во времени.

Вот я могу взглянуть на какого-нибудь человека извне пространственного - времени, и я вижу одновременно прошлое, настоящее и будущее любого человека кому пришел и тот, кто дал согласия. Так же, как в трехмерном пространстве я единым взглядом охватываю все части волнистой линии, проведенной на бумажной ленте пером самописца, повторяющего одномерные пространственные движения уровня ртути в барометре. - Валлемоно де Лонгхорн совсем по-человечески пожал плечами, - я не буду тебя озадачивать! Скажу яснее! У тебя есть возможность, если конечно захочешь, полностью переписать свою судьбу сам, можешь взять, судьбу знаменитых людей, хочешь, определи только ключевые моменты. В общем выбирай.

- Значит, как я решу, так и будет. Но ведь она оборвется?

- Да! Воссоединится с жизнью и разумом окружающей нас природы.

- Но и земная природа не вечна!

- Она воссоединится с иными жизнями и Разумной Вселенной.

- А какая гарантия, что все именно так?

- Никакой. Каждому приходится обдумывать и выбирать.

- Но ведь это полнейший произвол!

- Таково одно из проявлений свободы человека.

- Какой же окончательный вывод?

- Никакого. Будет наш личный опыт. Подождем. Поживем! Каждому дарована та жизнь и то бессмертие, которое он достоин.

- Так все-таки во что верить?

- В жизнь. В смерть. В бессмертие.

- А за это ты возьмешь мою душу?

- Зачем? - Удивился он.

- Но, как же, такая возможность, и бесплатно?

- Понимаешь, - Валлемоно де Лонгхорн с сожалением отодвинул от себя тарелку с чаем и повернулся ко мне, отчего табуретка жалобно скрипнула, - есть люди, у которых всё предопределенно, а есть такие, у которых судьба - чистый лист, вот к таким я прихожу. Считай, я исправляю ошибки природы.

Засвистел чайник, я налил себе кипятка в чашку.

- Скажи, а те, кто тебя не пускал, что было с ними?

- Ничего не было, они оставались на том уровне, на котором я к ним пришёл, и они ничего не могли изменить до конца жизни, даже если и хотели.

- Понятно. Тебе как, в письменной или устной форме, предоставить проект моей судьбы? - Улыбнулся я.

- Лучше в письменном виде. Так ошибок меньше, - на полной серьёзности ответил Валлемоно де Лонгхорн.

- Понятно, - внезапно на меня нашло озарение. - Ты торопишься?

- В принципе, нет, - покосился он на меня своим большим глазом.

- Но если напишешь сейчас, будет здорово. Я сразу к себе, а тут, у вас, у людей, для меня неуютно.

- Договорились, я сейчас. Табуретка жалобно скрипнула, когда я с неё стартовал.

Вбежав в комнату, я вырвал из принтера белоснежный лист. И на нем написал то, что подсчитал для себя значительное важное.

Когда вышел в коридор, Лонгхорн был уже в шляпе.

- Уже, - удивился он. - А чего так мало, - поинтересовался он, взяв сложенный вчетверо лист. Не боишься? Что пойдёт не так, как рассчитываешь?

- Не боюсь, там все четко написано.

- Лапидарность использовал, но как хочешь. Но, все мне пора на геокорону! No passaran!

Валлемоно де Лонгхорн спрятал листок в карман и вышел. Я закрыл за ним дверь. Зайдя на кухню, я бессильно опустился на табуретку. Что будет дальше, я не знал, этого не знал даже Валлемоно де Лонгхорн. Тайну будущего хранили два слова на чистом листе бумаги:

БЕЗ СУДЬБЫ...

История, без конца...

«Шоу мертвецов»

Максим Стоялов и Светлана Стоялова

В далеком будущем мир во многом изменился. Одна из глобальных перемен это поражение вирусом человечества, из-за которого люди становились зомби.

Человечество постепенно побороло этот вирус, но зомби все равно остались, произошла серьезная деградация в обществе. Вследствие чего появилась популярная передача называемая «Шоу мертвецов» где таких мутированных людей обсмеивали, они были как животные в зоопарке.

Также люди покорили многие планеты космоса, сооружая здания и внедряя свои технологии. На Земле цивилизованные города были обведены защитными стенками, за ней пожиратели, а за порядком следили специально разработанные киборги.

***********************

Нашего главного персонажа зовут Саймон, это зрелый мужчина сорока лет, статного телосложения, с отличной дикцией и манерой общения. Вот уж семь лет от существования проекта «Шоу мертвецов» он занимался его продюсированием и раскруткой, можно сказать поднял на ноги и помог создать это шоу. Вот только для чего и что это принесло, Саймон часто задумывался и жалел обо всем. Как теперь ему казалось, не все меряется деньгами, есть человечность.

Это утро было решающим для Саймона и подходящим для столь важного разговора с Дэвидом Маккенели создателем передачи «Шоу мертвецов»:

- Здравствуйте, я пришел к вам по очень важному вопросу, - сказал Саймон с некоторой надеждой в глазах.

- Да слушаю, излагайте, чем смогу, тем помогу.

- Меня давно волнует этот вопрос. Почему все так! Чем мы лучше этих зомби! Мы намного хуже, раз высмеиваем их! Это явная деградация нашего общества! – в глазах его была уже не надежда, а больше жажда справедливости.

- Что вы этим хотите сказать мне? – сказал Дэвид с некоторой озлобленностью в голосе.

- Я хочу сказать, что надо закрыть эту передачу. Не к чему хорошему все это не приведет.

- Глупец, я не могу так просто закрыть ее! Это деньги, много денег, людям нравиться! Они получают удовольствие, смотря на таких страшил, а мы денежки!

- Но ведь это не хорошо, аморально, издеваться над ними, у них тоже есть чувства. А, вы выходит хуже! Вы хотите, что бы люди потеряли человечность?

- Люди радуются, потешаются! Что в этом плохого? Какие чувства? Если вы их выпустите, они готовы вам руку оторвать и съесть заживо!

- Тогда их лучше убить, чем эксплуатировать таким способом, они, когда то тоже были людьми! Вы еще спрашиваете, что плохого в этом?

Не хотите идти на компромисс! Напрасно! Держитесь! Я сделаю все возможное, что бы уничтожить этот проект!

- Хм… вы решили мне угрожать! Посмотрим, как вы лично запоете, когда окажетесь с ними в одной клетке!

- Что?

- То, что слышали!

Маккенели позвал киборгов, которые вмиг проникли в кабинет, связали руки Саймона и мгновенно ввели ему в вену непонятную смесь, после которой он чувствовал, что ему становиться все хуже и хуже, постепенно он вовсе потерял сознание. Последнее что он успел услышать злобный смех мистера Маккенели и его слова:

- Пожалел тварей, сам станешь тварью!

*********************

Саймон проснулся в клетке, которая была заполнена зомби. Удивляло его то, что они стояли, не обращая на него ни какого внимания, будто он был один из них, и вовсе не желали нападать. Саймона повергло сильное удивление, а в мыслях его было:

«Почему они не нападают на меня, я же человек, что за странная, нехарактерная для них реакция!»

Проходя вдоль клетки, на стене он увидел зеркало, и решил взглянуть в него. То, что он увидел, его повергло в шоковое состояние. Замес-то него отображался страшный монстр. В этот момент Саймон начал понимать, что с ним происходит. К большому сожалению, он был уже не человеком, а Зомби, ему теперь стало понятно то, что смесь, попавшая ему в организм, было не что иное как кровь одного из зараженных.

Прошло пару часов и мыслей становилось все больше, он начинал осознавать, все свое превосходство, что он может управлять зомби и быть их лидером. Его удивляло то, что у него до сих пор оставалось сознание. Прошли еще около пяти часов, и в его голове созрела мысль, а вместе с ней и воспоминания что в его кармане до сих пор лежит карта ключ от всех дверей. Теперь вся ситуация была в его руках и Саймон незамедлительно отворил дверь клетки с помощью карты и все зомби идя за ним вырвались наружу. Важно было добраться до центрального процессора. С наличием армии зомби, все это сделать не составляло ни какого труда. По пути к процессору мертвецы съедали всех на своем пути, что повлекло защиту со стороны киборгов. Силы были не равны, киборги были намного сильнее. Они уничтожали их, с большим трудом Саймон со своей армией зомби,

все- таки добрался до пункта назначения. Армия зомби окружила помещение программистов, и Саймон заставил главного программиста перепрограммировать всех киборгов на их защиту.

**************************

Через каких-то пару часов город был уже объят зомби, уничтожено было почти все население и армия пополнялась. Саймон постепенно терял человеческий разум и начал осознавать, что он сделал не то, что хотел, понимая, что Маккенели все- таки сделал его монстром. Вернувшись в его офис, Саймон стоя возле окна проговаривал:

- Маккенели я убью тебя…

С окна он увидел, что он садиться в машину. Саймон в порыве агрессии и злобы разбил стекло окна, и выпрыгнул, вниз приземлившись на крышу автомобиля. Жажда мести одолевала его, в порыве гнева он незамедлительно пробил крышу автомобиля рукой и с триумфальной улыбкой оторвал ему голову.

*******************************

Зомби и киборги во главе Саймона вышли в свет и начали крушить все и всех на своем пути. Главный их пункт назначения космических корабль. До него были немалые преграды выстроившихся колон людей воинов, каждый напавший вмиг погибал, пытаясь нанести, хоть малейший урон, а зомби становилось все больше. Армия зомби взорвала стенку, открыв вход для миллиона пожирателей.

Саймон вместе с мертвецами и киборгами все- таки добрался до космического корабля, он триумфально сказал:

- Следующий пункт назначения Марс. Посмотрим, кто кого! Мы уничтожим и искореним проект «Шоу мертвецов» и на этой планете!

В потоке мимолетных лиц

На дворе был летний июньский день. Не смотря на то, что близился вечер, солнце продолжало висеть на небе высоко в эфирном зените. И, следовательно, продолжало, греть горожан своими невидимыми лучами.

Действие происходило в одном из кинотеатров Москвы, который и посетили наши главные персонажи Артур и Анна. Наша парочка через некоторое время уже скользила выцветшими взглядами на обширный вестибюль. На его стенах висели бронзовые бра. В тяжелых рамах на резных панелях красовались потемневшие от времени портреты отцов нации, по лицам давно ушедших, но не забытых киноактеров, но если не скромничать, то мегаактеров: Василий Шукшин, Евгений Леонов, Владимир Высоцкий, Любовь Орлова, Юрий Никулин, Андрей Миронов, Анатолий Папанов, Леонид Быков, Надежда Румянцева и все они улыбались, им своими застывшими улыбками.

Наступил вечер. Далеко в небе горят многочисленные звезды: Арктур, Капелла, Орион, Сириус, Кастор, Поллукс, Альтаир, Алголь, Альдебаран и все они похожи на крохотные льдинки. Артур бежал, расталкивая прохожих по улице, словно за ним кто-то гнался. Он остановился перед лотком цветов, купил у продавщицы букет роз и подбежал, к машине судорожно доставая ключ из кармана, открыл дверцу машины, в этот момент замигали все фары, и раздался, вой сирены, проходящие, мимо прохожие оборачивались, странно смотрели на него. Артур столкнулся с некоторыми из прохожих взглядами, но продолжал вставлять ключ.

- Всё, сработало! - Радостно воскликнул Артур и аккуратно положил букет цветов и обручальное кольцо в машину, закрывая, дверцу Артур судорожно вздохнул и поплелся в кинотеатр, он дошел до дверей и там встретился со своей девушкой.

- Артур ты пропустил фильм, куда ты уходил? – С волнением спросила Анна.

- Та так ходил, подышать свежим воздухом. – Нелепо оправдался Артур.

- Ну ладно. - Со вздохом сказала Анна. – И они вместе, медленным шагом направились к машине. Анна держала его под руку и льнула к нему, как кошка. Мех ее шубки, был пушистым и приятным на ощупь. Серьги в ушах девушки покачивались торжественно и чинно. Артур по-особенному посмотрел на нее, ему захотелось ее поцеловать, но вместо этого он сказал комплимент:

- Ты прекрасна! Моя Афродита. - девушка в ответ ему лишь смутилась.

- Анна!.. – сказал Артур, - только после паузы, он продолжил, - будь моей женой!..

И надел на ее палец кольцо, девушка расплылась в улыбке. Без колебаний она согласилась, и они нежно поцеловались.

- Поехали в ресторан.- Предложил Артур.

- Давай. - Согласилась Анна.

- Подожди, у меня сигареты кончились, пойду куплю. - Вышел из машины, оглянувшись по сторонам, увидел на другой стороне дороги ларек, и решил перейти дорогу.

Позже девушка тоже вышла из машины. Артур заметил ее на противоположной стороне дороги, и, глядя на нее, побежал к ней и в то же мгновение послышался визг тормозов, и в тот час его сбила машина…

- О, Господи! - произнесла Анна от овладевшего чувство ужаса, она стояла, как громом пораженная, все ее тело тряслось мелкой, безостановочной дрожью, будто она была заражена электричеством.

Непрерывно помотала головой, с надеждой, что все происходящее только снится. Но, опомнившись, загнала свои страхи в дальний закоулок сознания. Подбежала к нему и крепче прижала окровавленное тело Артура к себе, и трепетно шептала ему слова любви:

- Артур... любимый все будет хорошо... посмотри на меня!!! Не, умирай... не, умирай, слышишь!!! - Начала укачивать как ребенка в колыбели. Трепещущими устами начала целовать в волосы, не переставая его качать со словами:

- Не уходи... не уходи... я не смогу без тебя!!!

«Вот она, смерть!» – Пронеслось в сознание Артура.

– Умирать так, умирать!..» и эта мысль словно преобразила его, и влила в него до сих пор неведомую ему силу, которую он даже не подозревал в себе. Глаза заволокло кровавым туманом, и он слабо стонал от боли, но смог в этот считанный час ей ответить:

– Я люблю тебя!!! – И умер в объятиях своей возлюбленной Анны, а вокруг царило оживленное столпотворения зевак, которые застыли с перекошенными лицами, и когда внедрились в ситуацию, то ледяным потоком побледнели. Ужас и удивление написаны на их лицах при этом моменте любви и смерти...

" В потоке мимолетных лиц" Артур попытался открыть веки, но ничего не получилось. Веки его не слушались, да и тело его словно парило в воздухе, опоры под собой Артур не чувствовал провалы, как будто засыпал и просыпался вновь. Когда он снова почувствовал, что немного приходит в себя, то неимоверным усилием воли заставил веки приподняться. То, что Артур увидел в следующий момент, было нечто, что ранее не имело место в его опыте. Он находился в каком-то плотном тумане, не видел своего туловища ниже грудной клетки, да и опоры под ногами абсолютно никакой не было. Артур просто висел в этом тумане. Ему удалось повернуть голову немного в сторону. Он услышал слабый щелчок в районе своёй макушки, голова стала немного тяжелой, при этом почувствовал теплоту, разливающуюся по телу.

Голос Артура прозвучал чуть слышно, но ему самому показалась, что он кричит:

– Где моя девушка сейчас, я смогу ее увидеть? - Послышался голос, могучий, громогласный, звучащий невесть откуда ледяной надменностью:

- Твоя девушка жива, но на земле время течёт иначе, и прошло много времени. Тебе есть выбор быть с ней или реинкарнация в новую жизнь с новой семьей, которою я предоставлю выбрать тебе самому. Не торопись с выбором, у тебя есть шанс все тщательно обдумать.

- Артур ты ж хотел сигареты купить, иди! Я, подожду…

Артур после не большой паузы спокойно проговорил:

- Да нет, я тут решил с этого момента я бросаю курить… лучше давай в ресторан!..

- Хорошо милый поехали…

- Все-таки любовь на порядок выше!..

Максим Стоялов, Денис Стоялов (Мелитополь, Украина) 2 апрель 2008 года.

УЛОВКИ ВЕЛЬЗЕВУЛА И РАННИЙ НЕИЗДАННЫЙ РОМАН «АНУБИС»

- Не годится! Ну, ей Богу не годится! - мягко высказался Голицын. – Так дальше нельзя.
Скромная улыбка Курбатова заплясала на его бледном, лице.
- Что тут смешного! – сказал Голицын.
Курбатов тупо застыл, раскрыв рот.
- Ну что вы уставились? – рассердился Голицын.
В кабинете редактора воцарилась оглушительная тишина.
- Чтобы к понедельнику прочитали Великих Мастеров слова. А то, небось, всякой фантастикой упиваетесь. Нашему изданию нужны романы с классическим сюжетом. А не очередной шаблон фантастического боевика. Любой графоман и прочий любитель фантастики из Интернета легко напишет это… - А вы, как ни как профессионал, примитивно говоря собаку, съели на этом деле.
- Я наизусть выучу мастеров! - восторженно сказал Феликс.
- Хорошо! Думаю, мы с вами сработаемся. Дерзайте! Это не легкий труд…
Писатель Феликс Курбатов вышел с редакции довольным и слегка расстроенным. До вечера прогуливался, по улице в поисках творческого вдохновенья на новый роман. Но его мысли, если образно выражаться, проскакивали мимо. Снег хрустел под его ногами, так что складывалось впечатление, что он шагает по вафлям. Где-то играла минорная музыка, а на кронах акациях каркали вороны, словно кому-то отрадно пророчили клеймо кретина, Феликс даже спросил себя: - «не меня ли?». И вспомнил что за прошедшие дни, явных глупостей не свершал, вздохнул с надеждой, что и в дальнейшем не совершит. Так или иначе, он долго скитался в поисках творческого вдохновенья. Но к сожаленью результат поисков был нулевой и Курбатов с душевной грустью поплелся домой.
А багровое солнце уже было низко, и на улице незаметно подкрадывалась густая вечерняя мгла. Небо темнело, делалось бархатным. Студеная зимняя пора только что началась, а снега уже много. Куда ни кинешь взгляд – сугробы и сугробы. Высокие, ослепительно сверкающие, они бросаются в глаза, заставляя людей, невольно щурится, и хмурить брови.
В полутемной комнате писателя только светящийся монитор освещал его сущность. «Для романа необходимы две вещи: название и сюжет. Все остальное – это просто кропотливая работа». Размышлял Курбатов.
- Хм… писатель - жонглер слов, но я даже не знаю, что писать?! От чего начинать?! Да и еще грусть внимает меня изнутри. – Бормотал он себе под нос. Столь внезапно почувствовал, что сзади кто-то стоит, и он испугался. Но страх отступил, когда ему стало ясно, что за ним стоит Вельзевул.
Люцифер появился невесть откуда, потряс писателя не меньше, чем, если бы сейчас в комнату ворвался маньяк из американского ужастика «Пятница 13» – в черном балахоне, с хоккейной маской на лице и оглушительно ревущей бензопилой в руках. Вельзевул был первым и высшим из серафимов, самое любимое творение Бога. Свет Божества отражался в нем, как в зеркале. Само имя его (Lucifer) значит «светоносный». Все другие блаженные духи – эти прекраснейшие создания Божий – были ниже его.
И вот он, самый близкий к Богу и любимый Им, не видя никого из ангелов лучше себя, был увлечен самомнением, и, прельщенный величием и красотой своих ограниченных совершенств существа сотворенного, окрыленный своей могучей силой. Предался гордости, которая, родившись в его сердце, все более росла и усиливалась, развиваемая и возжигаемая жаркими порывами самомнения. Он возмутил других ангелов, которые покорились ему, пошел против Бога и объявил войну Ему. Верные ангелы, которые не были единомышленны с Денницей, укрепились в своей преданности Богу. Они, торжествуя смирением, отделились от Денницы и покорившихся ему ангелов, с ужасом отвергнув их.
Мятежники сделались из ангелов света ангелами тьмы, стали изрыгать хулу и проклятия на Бога. Ненависть к Нему загорелась в их сердцах, гнев охватил и стал жечь их.
Гонимые правосудием Божьим и истиной Творца Бога, они, терзаемые яростью, как молния, извергались с неба, подобно звездам, падающим в беспредельное пространство вселенной.
Денница, стал Вельзевулом, и так проникся и облекся гордостью, что она срослась с его существом. Он не хотел и не захочет, покаяться, и смириться перед Богом. Гордость и сопротивление – его жизнь.
Вельзевул льстиво подошел Курбатову и спросил:
- Как вам вечер?! Феликс Модестович!
- Нормально!.. – ответил Феликс, и повернулся к нему лицом. Перед ним стоял, мужчина высокий, пропорционально сложенный, с широченными плечами и грудью, хорошим загаром лица и одетый в твидовый костюм, это говорило, о том, что он знает, в моде толк - это вызывала у писателя уважения к своему незваному гостю.
- Вы писатель?
- Да…
- Славно!
- А кто вы? – спросил притворно Курбатов.
- Не лукавьте Феликс Модестович! Вы знаете, кто я!
Курбатов сдержанно задал вопрос:
- Тогда зачем вы пришли ко мне?!
- Вы слышали историю про Анубиса?
- Что-то слышал…
- Анубис – сын Осириса и Нефтиды, сын сияющего и блистательного Бога и земной непритязательной женщины. Он рос в условиях, когда его отец был убит Сетом, а его мать отказалась от Анубиса, спрятав сына в болотах Нила, дабы ее муж Сет не обрушил свой гнев на ребенка Осириса.
- Подождите! Что это значит?
- Это значит то, что я вам рассказываю ваш будущий роман Анубис, который ранний неизданный!
- Не понимаю… - ошеломлено произнес Курбатов.
- А что тут понимать! Я вам предоставляю идею.
- А взамен? – подозрительно спросил Курбатов.
- С начало дослушаете!
- Ладно.
- Так вот! Затем он был пригрет Исидой, богиней любви и света. Но вместе с Исидой он жил не во дворце. Он разделил с ней скитания и поиски добра, необходимость скитаться и таиться – все это развило в Анубисе душу, чуткую к чужим страданиям.
Божественные идеи Осириса: справедливость, порядок, жизнь ради людей, высокие благородные помыслы и самоотдача – породили в сыне Нефтиды энергии борца.
- Получается Анубис – борец со злом! Так вы зло, и предоставляете мне эту занятную идею? – Феликс не понимал, к чему он клонит, но сама идея про Анубиса ему понравилась.
- Анубис тонко чувствует присутствие зла (то есть энергию Сета) в душах людей. Его цель - помочь людям изгнать зло из своих мыслей, чувств. Анубис хорошо знает, что если сердца людей наполнятся светом, то тьма правления Сета растает и вновь настанет эпоха Осириса, эпоха порядка и справедливости.
- Интересно…
- Тогда Феликс Модестович слушайте, что я хочу взамен за идею! Чтобы вы вначале своей книге написали стихотворенье.
«Стихотворенье?!.. Странно». - Подумал он про себя. – Но им обуяло желания использовать эту идею и, не задавая новые вопросы, он согласился, Вельзевул протянул небольшой листок со своим стихотвореньем. Писатель взял, и Вельзевул, словно некий волшебник за считанные часы исчез, как и появился.
Курбатов сутками, сидел у компьютера и упоено писал роман «Анубис», он даже сопоставил себе задачу писать и только писать ведь редактор дал ему срок только до понедельника и, дописав последнее слово, он выполнил просьбу Вельзевула и в начале написал его стихотворенье.
Это была его ошибка, потому - что это стихотворенье было заклинание убийства Анубиса и зарождения Сета, всемирного зла.
И теперь все люди увидели многочисленную ватагу охотников. С большеглазыми гончими… и скакали охотники на черных лошадях. И насадной лай гончих, был слышен повсюду. Заслышав эти жуткие звуки, люди бросались ничком на землю, чтобы не видеть ужасных существ, потому, что эти существа испокон веков томились в преддверии ада, но отныне они странствуют по миру со страшными воющими собаками и непременно собирают Вельзевулу души тех, кто прочитывал стихотворенье.
Преступник, желающий заполучить себе то, что ему по праву не принадлежит, - это Сет. Человек «без определенного места жительства» (бомж), предпочитающий случайные деньги и битую физиономию, только бы не «вкалывать», - это тоже Сет.

На отштукатуренной стене полуразрушенного здания виднелась граффито-надпись «земле и истории несвойственно как птице Феникс возрождаться из пепла». Авторство надписи принадлежало, вполне возможно, некому юмористу, который кажется, оставил свое чувство юмора в другом пиджаке. Правда, не исключено, что человек, написавший эти слова, знал, что они соответствуют истине. В антиутопическом мире царит хаос, и, следовательно, мир потерпел кардинальное изменение, с приобретением сходства картин Адского Брейгеля (Прозвище нидерландского художника Петера Брегейля-младшего 1564-1637 написавшего ряд картин, где изображается ад).
Тягучей безрадостной чередой шли дни. Феликс Модестович неприкаянно те более бессмысленно слонялся по миру, где властвует зло и с ним люди, которые вопреки всему не хотят, видит ватагу охотников, дабы не привлечь их внимания они тихо молят Бога к спасению. Да! Он и сам сдавленным голосом ради всего святого, просит у Всевышнего прощения:
- В глухих твердынях заточенья.
В самом болоте будничных лет.
Все обмануло, кроме вдохновенья,
Ко мне слетали священные виденья.
За старым и новым место схождения.
Отведал я долгие мученья и страданья,
Когда горела на небе луна немая.
Средь звезд услады не обитанья.…

О Боже!!! Если Ты не наважденье.
Одно лишь вокруг забвенья – забвенье
Ты Боже сулишь мне многое, но неужели.
Не в силах дать мне мощи и долголетья.…

О проклятие! К чему мне долголетье?
Дай лучше миру благополучия.
Лишь это успокоит на мгновенье
Мое со дня рождения душевное рвенье.
Лучшее основание в битье изобилья.
Но буду, надеется, что после схождения
Смерти, не буду скитаться в смятение.
Хоть я и облечен земною перстью.
Но надеюсь, я буду парящий в поднебесье,
Тебе воздавать хвалу вовеки!..

Смерть – это финал оперы, последняя сцена драмы.

Н.Н.Страхов " Мир как целое"

СМЕРТЬ ДЕСЯТЫХ ШАГАХ

Братья Стояловы

1.

Темная южная ночь тихо таяла. Бледнели и гасли звезды. Приближалось апрельское субботнее утро. Небо сплошь синее, а далеко на горизонте поднимались огромные темные облака. И друг с другом сжимались воедино. Потемневший, временем, дом стоял на отшибе городского района. И мало чем отличался от таких же убогих, во множестве и беспорядке теснящихся вдоль кривых, плохо мощеных улиц. Из него вышли, двое худощавых, не высокого роста парней. Братьям по двадцать лет именуемые Михей и Семен. С детства они не разлей вода. В школе учились вместе после школы, так же вмести, благополучно поступили и закончили консерваторию. К сожалению, их пения и умение играть на аккордеоне никого не интересовала. И поэтому им приходилось давать " концерты" в электричках, вокзалах и других для них «хлебных» местах большого города. Они могли, где-то устроится работать и до конца своей жизни быть в роли трудящегося, но они этого не хотели, им хотелось заниматься любимым делом и на этом зарабатывать деньги, если даже это будет для них унизительно.

Вслед за ними появилась у порога на инвалидной коляске их мать Линда Павловна, инвалид второй группы.

Это апрельское субботнее утро Линде Павловне напомнил тот день, когда она еще не нуждалась в коляске, когда её муж Геннадий умер, и тогда она осталась c двумя сыновьями и со всеми трудностями жизни.

Бывает такой момент в жизни, когда человек пьет, как говорят в народе по «страшному» и этот некий момент затягивается на долгие годы до самом смерти. Пока человек (примитивно выражусь) не «врубится», что он подобен отныне на героев-неудачников деградирующих в фильме, который постоянно балансирует на гране. И этот человек муж Линды Павловны Геннадий уже как ясно он был подверженный самому распространенному недугу – алкоголизму. Вы наверно спросите, почему он подвержен недугу-алкоголизму? Я вам же и отвечу. Геннадий из числа тех, кто отчаянно воевал в Афганистане. Он всегда шел напролом, как заговоренный, даже бывало такое, что свои в полку сторонились – мол, бешеный.

Потом же «духи» то есть душманы в новогоднюю ночь 89-ого года интернационалистам устроили «мясорубку» многие полегли, а некоторых оставшиеся в живых стали инвалидами Геннадий не исключение осколок вражеского снаряда, контузил его, а потом демобилизация на родину. Где он познакомился с Линдой Павловной, которая в дальнейшем стала, его женой и со временем у них родился первый сын Михей, а через год родился второй сын Семен. Но головные боли воскрешали в Геннадии вспоминания о «мясорубки» и за этого он с семьей не мог познать семейную идиллию. И он спился. Когда пьянство перерастало в многодневный запой, Линда Павловна отводила, его в наркологическую клинику наивно размышляя, что оттуда он вернется, и будет вести трезвый образ жизни и честно трудится дабы усердно помочь им.

Геннадия регулярно попадавшего на лечение раза три, четыре в год, в наркологическую клинику знали все – от врачей до санитарок. Но он все равно пил месяцами, начав с водки, а когда деньги стали заканчиваться, перешел на жидкость для мытья ванной. А эта штука – фактически яд из-за содержания в ней нашатырного спирта. Его очередной раз Линда Павловна доставила в наркологическую клинику, чтобы вывести из затянувшегося запоя. Геннадия колотило, он невнятно жаловался на плохое самочувствие. И не удивительно – от такой-то «диеты»…

Первым делом ему поставили капельницу. Геннадию явно стало легче. А потом его снова «скрутило», да так, что пришлось отправить в реанимацию. Геннадий в бреду, все время упоминал Богородицу. Линда Павловна не стерпела, вбежала реанимацию, не смотря на замечания санитарки, что вход воспрещен. Её мгновенно овладело чувство ужаса, стояла, как громом пораженная, все её тело тряслось мелкой, безостановочной дрожью, будто она была заражена электричеством.

Водка – это большое зло, большое порой непоправимое горе – с грустью заметила Линда Павловна и непрерывно помотала головой, с надеждой, что все происходящее только снится. Но, опомнившись, загнала свои страхи в дальний закоулок сознания. И прижала голову Геннадия к груди, целовала его, шептала ему слова любви:

- Гена... любимый все будет хорошо... посмотри на меня!!! - Лихорадочно подняла, его голову прижала крепче к себе:

- Не, умирай... не, умирай, слышишь...

- Начала укачивать как ребенка в колыбели. Прижала, сильнее целуя волосы, не переставая, его качать и продолжая его целовать со словами:

- Не уходи... не уходи... я не смогу без тебя!!!

- Вот она, неизбежная смерть! Безысходность! Умирать так, умирать! – Осознано произнес Геннадий. Для него смерть является естественным и неизбежным к тому же необратимым сном, в ночи вечности, что-то вроде понятия, называемого словом " навсегда".

– Его глаза заволокло туманом. И он ей ответил:

– Я люблю тебя Линда...

Санитары отвели Линду Павловну в коридор, а врачи, которые сорок минут бились за его жизнь, но безысходно госпожа неизбежная смерть появилась, столь внезапно около вечера и Геннадия не стало.

Линда Павловна с тех пор живет одна с детьми. Некоторое время работала на хлебозаводе, но недолго с появлением денежного кризиса автоматически попала в список сокращенных работников и как очевидно, на другую работу не принимали. Возьмет долг у соседа, и купит все необходимые продукты и сварить борщ, которые сыновья принимались сразу улепетывать за считанные часы, а сама у окна терзает себя классическими вопросами:

- «Почему?.. все так случается?.. в чем причина?.. судьбе или жизни?.. почему все так?..»

И некое душевное эхо дословно повторяла её классические вопросы, которые так и остались безответными в её подсознание. Может быть, так и лучше решила Линда Павловна с мыслью, что добытые ответы, плодят новые мучительные вопросы. И тайная, гнетущая грусть, которая незаметно, но постепенно овладела ею, изнутри вовне души словно сжалась, клещами и днем за днем сжимается, крепче сковывая сердце Линды Павловны, что последовательно толкнула её на суицид и на вокзале она сбросилась под поезд как героиня Льва Толстого, Анна Каренина.

Она думала, что уже на том свете, но когда раскрыла, глаза и увидела доктора, то поняла, суицид не удался.

Смерть – дань которые все платят, но не Линда Павловна. Пока видно не суждено ей идти на вечный покой. Пришло, ей на ум и много дней подряд преследовала неотступно: жизнь – это не роман, где можно что-то пропустить, пролистать, не читая, и не сочинение на заданную тему, где можно что-то вычеркнуть, подтереть резинкой, исправить. Нет, все остается, все остается. А жизнь, как слово, - слаще и горче всего. Или как твердил каждодневно её покойный муж Геннадий что «жизнь наша – свирепая грязная торговка». Даже невидимое, не узнанное никем, не примеченное, оно сидит в тебе и вонзается в тебя, как колючка. Много колючек. Не вырвешь.

Судьба. Есть она, конечно, существует. Поставили клеймо и приказали: носи! Что ж, будешь носить, другого выбора нет. Если клеймо несмываемое – будешь носить и молчать и тешиться, лишь тем, что никто клейма не видит и не увидит.

Вывод был сделан, и вывод этот сразу примирил её самой собой, но, примирив, как бы лишил частицы той деловитой сосредоточенности суицида.

Она решила, что больше не будет пытаться покончить собой. Ради своих сыновей, взяла себя под контроль, и после выписки больницы её поставили на вторую инвалидность и каждый месяц ей начисляли пенсию, на которую она помогла своим сыновьям Михею и Семену помочь поступить и благополучно закончить консерваторию.

Линда Павловна не стала продолжать в подсознании будоражить вспоминания о прошлом. Она с сердечным любованием смотрела на своих сыновей, которые скрылись за поворотом проулка.

2.

Только разноцветные граффито-узоры приукрашали серые стены вокзала, но их сразу принялись, отмывать дворники в оранжевых фуфайках, для которых эти граффито-узоры являлись как гвозди, возникающих посреди отполированного паркетного пола. При этом один из дворников презрительно, сквозь зубы начинал ворчать:

- Этакие паршивцы!!! Ах, попадутся, мне эти Айвазовские… руки ей Богу оторву.

Когда он совсем доходил до нервного предела, то такого крику наделает, что пользы ни на грош такой ругатель – сил нет. Только и наслушается толпа зевак от него редкого срамословья что «уши вянуть».

А на перроне большой узловой станции в самом конце платформы, царило неимоверное оживление серой массы, Михей с аккордеоном в руках и Семен, наблюдают на станционные постройки и на составы, которые разбегались по разным путям. И вот они дождались электрички и вместе с сотнями суетливых людей вошли в электричку, которая через пару минут уже тронулась по рельсам, мерно лязгая железом о железо, приглушая шум, звон и грохот огромного города. Михей, продвигаясь по составу, и одновременно играет, на аккордеоне, а Семен собирает деньги и поет песню «Троллейбус» своего кумира Виктора Цоя – (русского рока легенда).

На них моментально обратили внимания люди, которые только, что вели оживленную беседу, прислушавшись к песне, они грустно, по-чеховски улыбнулись.

- Мое место слева и я должен там сесть

Не пойму, почему мне так холодно здесь

Я не знаком с соседом хоть мы вместе уж год

И мы тонем, хотя каждый знает, где брод

И каждый с надеждой глядит в потолок

Троллейбуса, который идет на восток

Все люди братья мы – седьмая вода

И мы едем, не знаю, зачем и куда

Мой сосед не может он хочет уйти

Но не может уйти он не знает пути.

И вот мы гадаем – какой может быть прок

В троллейбусе, который идет на восток

В кабине нет шофера, но троллейбус идет

И мотор заржавел, но мы едем вперед

Мы сидим, не дыша, смотрим туда

Где на долю секунды показалась звезда

Мы молчим, но мы знаем – нам в этом помог

Троллейбус, который идет на восток…

3.

Допел он последние строки, начал петь другие песни кумира, так весь день они неприкаянно слонялись, по электричке от начала до конца даже толком не успевали перекусить. Но, вот наступил вечер, солнце закатилось, и лучи больше не золотили края немногочисленных облаков, сквозь которые струился тускнеющий свет. Небо затянулось густыми, тяжелыми облаками, делались темно-бархатным, что предвещало темную ночь. В воздухе чувствовалось легкое движение; это был не настоящий ветер, а тихие и влажные дуновения, которые по временам усиливались, вздымая меленькие вихри песчаной пыли. А и с тяжелого и мрачного неба, неустанно сыпались еле видимые глазом капельки дождя.

На честно заработанные деньги Михей и Семен купили продукты и направились домой, где их ждала волнующая в ожидание мать. Они шли, по улицам, которые почти замолкли, от сей денной суеты. А мокрые уже тополя вдоль дороги, которые от освещения уличных фонарей блестели, и складывалось такое впечатление, что покрашены лаком. А светофор, якобы моргал только для них своим данным трех цветьем: красный, желтый, и последний зеленый как бы разрешал им доходить домой. Но не тут-то было, Михей и Семен увидели, что, двоя парней, напали на женщину, они сразу без колебания заступились за нее и разогнали негодяев, женщина трепетным голосом поблагодарила своих спасителей, и, опасаясь, новое нападение, ушла, тщетно озираясь по сторонам.

А уже через пару минут отморозки, вернулись с толпой вероломных сынков матери-анархии, в которой было больше пятнадцать дородных парнищей которые не откуда не возьмись, появились из темноты как черты из табакерки. Явно, так и есть черты в человеческом обличье якобы Дьявол, торжественно выслал самых ловких, из своих подручных, для того чтобы подстерегать человека и расставлять ему коварные ловушки.

Михей и Семен отказались от мысли стремглав броситься наутек. Они сориентировались, и сжали, крепко кулаки принялись беспощадно и люто обороняться вне равной баталии. Засчитанные часы глухо забухали кулаки; Михей бил, молча, сразу согнулась спина, темная кровь потекла из ноздри - он вдруг попытался схватить массивную руку, бившую его по лицу. Но он не смог этого сделать. Михея кто-то ножом с широким и острым, как бритва, лезвием, с огромной рукояткой почти таким же увесистым, как небольшой топорик подло сподобил, в спину и его тело несколько секунд внезапно и как-то неестественно постояло неподвижно, а затем, как поваленное дерево, грохнулось о землю. Семен от уведенного ужаса закричал, но в доле секунды крики утихли, оттого, что удар той, же самим фатальным ножом по самую рукоять вонзился ему в грудь, углубляясь в мякоть сердцевины. И Семен намертво рухнул ничком на землю рядом с братом. А отморозки, смеясь дребезжащим смехом, скрылись в неизвестном направлении густой, вязкой тьмы.

А в то время Линда Павловна в ожидании сыновей сидела на инвалидной коляске. И тщательно вглядывалась, в окно на неугомонный дождь, который уже не просто льется, - а настырно, хлещет, словно на небе кто-то вдруг невзначай опрокинул, огромную бочку с водой и при этом монотонно стучит по крышам домов, словно некий тамбурбжи - (барабанщик).

Линду Павловну томило предчувствие неминуемой беды. Она всячески избегала так или иначе толковать мучившее её предчувствие, и захотела заглушить его светлыми мечтами, но неожиданно Линда Павловна услышала оглушительный крик, который длился не более одной минуты. Проливной дождь не стал помехой ей узнать голос родного сына.

- О Господи! Это же Семен!

- Воскликнула Линда Павловна и несколько раз повторяла, себе под нос, но уже нечленораздельно. Предчувствие неминуемой беды уже начало одолевать её сильней. Линда Павловна, три раза покрестившись, выехала на коляске из дома, но в спешке свалилась с нее, и ей пришлось продвигаться ползком по грязной земле. Потекли слезы, по бледним щекам Линды Павловны, когда её взору предстала удручающая картина. И она немедленно обхватила своими дрожащими руками бездыханные тела сыновей. Для Линды Павловны все вокруг померкло, стало чужим.

Судьба опять ударила, её явственно бы кости затрещали, да только от этого удара она жалобно выла, сильно и пронзительно как волчица потерявших волчат и ради всех святых, умоляла Всевышнего вернуть сыновей взамен на свою душу. И она увидела смерть – врага всего живого стояло десятых шагах от нее неподвижно, но прибытье кареты скорой помощи немедленно удалилась неведомо, куда прихватив своей губительной обточенной косою души её сыновей. А в ответ на её молву только небо продолжало, точить неиссякаемые слезы, словно сама Мать-природа оплакивает бездыханных сыновей обреченных на вечный покой…

4.

Её сыновей без явных церемоний похоронили за городом на новом кладбище. Вы спросите, что они оставили после себя? А я вам отвечу, оставили они самое дорогое самое святое маму или как они её называли мамочка, которая тоже их взаимно любила и продолжает любить и это чувство не померкнет, не смотря, что она отныне во власти одиночества. Но само чрезвычайно печально, что продолжают жить вероломные сынки матери-анархии, не знающих никаких границ, лишенные даже зачаточных представлений о справедливости, чести, легко идущие на пролитие крови, убийства сыновей Линде Павловны. И к сожаленью к крайнему сожаленью по час текущего времени их так и не нашли! Не надо сомневаться, что они не «маячат» по городским улицам в поисках новой жертвы…

У Линды Павловны как выяснилось, не было больше родственников не близких не дальних и её отправили в дом инвалидов, где она проживет последние закаты и рассветы своей отрадной жизни…

Продезинфицированные белые стены, которая словно облиты, сметаной. Санитары в белой полотняной униформе толкают коляски с инвалидами по удручающим голым коридорам – обычная прогулка так сказать «Аллея инвалидных колясок». Но Линда Павловна отказывалась от такой прогулки она сидела на инвалидной коляске и как в тот роковой день вглядывалась, в окно, на улицу, где лишь властвует вой ветра, словно с ней оплакивает её сыновей средь хаотичных бетонных конструкций и при этом, нарушая гробовую тишину. Линда Павловна, словно вою ветра, попевая колыбельные песни, которые она пела своим сыновьям, когда они были еще маленькими. В тягучей мелодии и голосе ощущалось плач и надрывная тоска.

Линду Павловну, которая оканчивала школу, утопически мечтая выйти замуж за приличного человека и жить благополучной устроенной жизнью в хорошеньком домике в тенистой зелени, но эту мечту убила смерть, которая убила всех, кого она любила.

Линде Павловне суждено, наверное, судьбою или Богом испить до дна чащу, полную страданий и горя.

5.

Прошло немало лет и «старость от Бога появилась у порога» Линды Павловны и косые лучи солнца упали на её опухшее лицо. Она лежала на кровати, и пребывала в полусне. Её щека подрагивала, взгляд метался по палате. Она прерывисто дышала, измученная борьбой с отупляющей дремотой за ускользающее сознание. Она уже начала сдаваться, медленно погружаясь в забытье, в холодную, скорбную пустоту забвенья, когда чья-то рука дотронулась до её щеки. Легкое поглаживающее прикосновенье пальцев, и оцепенения как не бывало. Знакомый голос негромко произнес:

- Проснись, мама.

Линда Павловна открыла глаза и посмотрела на трех человек, стоявших у края постели. Взгляд их был ласковым, совсем юным и нежным. Дрожь пробежала у нее по спине, перехватила дыханье.

Это были её сыновья Михей и Семен, и муж Геннадий.

Глаза её наполнились горячими слезами, видение стало расплываться. Она так хотела разглядеть их лучше, но боялась сморгнуть слезы, - вдруг они исчезнут?

- Сыночки? Геннадий! – Прошептала она.

Они не отвечали, но она поняла, что это не призраки.

Она ощущала тепло их рук на своей щеке. А в их взгляде, устремленном на нее, светилась любовь.

И тут её точно обухом по голове ударили:

- Нет, этого не может быть! Вы не можете быть здесь. Вы умерли.

Они кивнули, и ответили высоким звонким голосом:

- Мы знаем. Это сон.

Они жадно всматривались в лица друг друга. В это мгновение предчувствие ужаса и боли, никогда не покидавшие Линду Павловну куда-то отступили. Все страдания забылись, душу переполнила любовь к ним – чистая, всепоглощающая любовь, которую она испытывала только к ним. Ей хотелось протянуть руку и дотронуться до них, но руки её налились свинцовой тяжестью.

- Обнимите меня, - прошептала она.

Они обняли ее. И её недержание слезы катились по щекам, по их теплим рукам, которые прижимали её лицо.

Они снова заговорили, медленно, нежно:

- Мы пришли за тобой теперь мы никогда не расстанемся…

И на утро санитарка обнаружила, Линду Павловну мертвой с блаженным взглядом, который устремлен в окно на багровое солнце, которая является издавна покорным светилом плодородной земли, где каждодневно неимоверно плетутся от колыбели до могилы сотни, тысячу, миллион судеб…

Линда Павловна со своей семьей попали в иной-мир, где все живут, как лучше кому жить, где каждому – полная воля, вольная воля. В этом мире царят красота и гармония. Их дома стоят среди нив, лугов, садов и рощ; эти дома великолепнее дворцов, и каждый дом – это громадный зимний сад. Трудолюбивые жители этого мира даже горы одели садами. Труд стал потребностью в нем люди, находят радость. Людей отличает высокая духовность: они занимаются ваянием, слушают прекрасную музыку, прекрасно танцуют, тонко чувствуют красоту. Этот прекрасный, утопический мир называется раем.

Сон

Константин ехал в аэропорт на такси. Шофер, молча, вел машину. Вдруг - резкий скрежет, и на лобовом стекле появляется кровь. Константин вышел из машины, но путь преградила неизвестно откуда появившаяся стена. Он прикоснулся к ней руками, и в стене появились ворота, за которыми оказалась площадь с разбегающимися в разные стороны маленькими узкими улочками. Константин пошел по одной из них. Прислонившись к стене дома, сидел старец с полузакрытыми глазами. Приблизившись, Константин почтительно поздоровался с ним. Старик поднял голову, воинственно выставив вперед бороду. В его поблекших глазах светилась боль, а губы зашевелились, но голоса слышно не было.

- Я ничего не слышу! - сказал Константин, и сердце его сковала жалость.

- Или я оглох, или вы безголосый. Нет, слышу же я свои слова, значит, не глухой. Выходит, вы безголосый. Что я могу для вас сделать?

Старик достал из-за пазухи перо и начертил на песке слова: «Ты мертв!» Константин в ужасе поднял голову, но старик исчез. На том месте, где он сидел секунду назад, стоял гроб, а вокруг него - родные и друзья

Константина в трауре. Подойдя ближе, он увидел, что в гробу в черном костюме лежит он. Не веря своим глазам, Константин продолжал уверять себя, что жив, судьба к нему благосклонна - исполнилась заветная мечта: он принят в консерваторию. А если он мертв, то это же конец всему... По его телу пробежала дрожь, дыхание замерло, сердце билось с такой силой, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Неужели все его старания и труд напрасны? Константин опустился на колени и крикнул:

- Этого не может быть!!!

На его крик никто не обернулся - его не слышали, как и он только что не слышал старика. Константин понял, что мечты, надежды и чаяния - все в прошлом. Друзья скоро забудут его, забудет и учитель, прочивший ему большое будущее, потому что теперь будущего у него нет... Сердце сжалось тоскливо, душа заныла...

И в этот жуткий момент Константин проснулся. Его жена Света склонилась над ним, дотрагивалась до его лба и тихо говорила:

- Проснись, Костя! Что тебе такое снится? - она села рядом. - Плохой сон видел?

- Да так... - нехотя протянул Константин.

- Ну, расскажи, - попросила Света.

Он отнекивался, а она просила, и он все-таки рассказал ей свой сон.

- Костя, тебе не кажется это странным? - задумчиво спросила Света. -

Такси... Старик...

- Ой, не смеши! - буркнул он.

- Тебе же на самом деле нужно ехать в Москву, в консерваторию!

Константин не верил снам и прочей подобной чепухе, поэтому через пару минуту жуткие ощущения, испытанные им совсем недавно, уже не воспринимались серьезно.

- Света, собери мои чемоданы! - крикнул он из ванной. - И хватит болтать ерунду!

- Зря ты так! Бывают вещие сны, - серьезно сказала жена, прислонившись к дверному косяку ванной комнаты и наблюдая, как Константин чистит зубы.

- Света! - он с раздражением прополоскал рот. - И как ты веришь во всю эту чепуху? Сны - это фантастический фейерверк, вспыхивающий в ночи и исчезающий с пробуждением. И во снах бывают неожиданные взлеты, и хроматическая гамма пианиссимо до верхнего ми! - сказал Константин, выходя из ванной.

- Ох, Костя, ты - закоренелый материалист. И к тому же скептик.

- Я верю только в то, что доказано наукой. А сны... У нормальных людей куда ночь - туда и сон, а вот если человек слышит голоса, видит чертей, фантомов, он просто не вполне, - Константин постучал пальцем по виску. - Отсюда и рождаются суеверия в той или иной форме, мании и прочие безумия искаженной реальности. Такие вещи лечатся, правда, с трудом, но все равно проявляются в самой маленькой комнатке непонятных миров под название «сны».

Света не стала спорить и, тяжело вздохнув, стала собирать мужа в дорогу.

За хлопотами разговоры о странном сне забылись. За Константином приехало такси. Он поцеловал жену и сказал как можно беспечнее:

- Пока, дорогая! Все будет хорошо! Не переживай.

- Пока! - грустно улыбнулась Света.

Водитель сложил вещи в багажник и обратился к пассажиру:

- Ну что, поехали?

Константин высунул голову в окно машины, махнул жене рукой и крикнул:

- Я скоро вернусь! Не скучай!

Такси выехало со двора и помчалось в сторону аэропорта.

Спустя час в дверь позвонили. В квартиру вошли два милиционера, и старший по званию сообщил Свете, что ее муж погиб в ДТП на центральной магистрали города, всего в нескольких кварталах от их дома.

На улице стоял студеный зимний вечер – канун Нового года. Ленивые крупные хлопья снега бесшумно скользили мимо окон жилых зданий. В их упрямом однообразном полете было что-то умиротворяющее, монотонное, как в голосе бродящей матери укачивающей, ребенка под багровым небом. Женщина одета в грязное, помятое платье, а на ее шее висит табличка, на которой написана крупным шрифтом «МЕНЯ, ОБМАНУЛИ!», (но мы даже не будем рассказывать, как это произошло, потому, что этот рассказ и так чересчур печален). Она тяжело наваристо идет по улице. И на руках она держит своего пятилетнего сына, который грызет корку сухого хлеба, чтобы не умереть с голоду. Но вернемся к его матери. Из-под рваного платка у неё выбивались белокурые волосы. Ей приходилась унижаться, и она останавливалась и просила у людей кусочек хлеба, вместо того чтоб дать кусочек хлеба люди вежливо деликатно сторонились, не желая замечать печального факта.

Некоторые глядели на них в упор с ненавистью и укором при этом читали ей мораль. Давали ей понять, что она некто и недостойна их внимания.

Она радостно поблагодарила женщину, и они стали есть хлеб, но все равно она устала прозябать на ниве нищеты и безвестности.

Неужели их судьба плетется по улицам, где властвуют заядлые эгоисты. Их неспешность и молчаливость – все под стать застывшему вокруг дремотному покою.

Руки у них совсем закоченели.

Ее сын тихо промолвил:

- Мамочка мне холодно…

- Сынок нечего это временно, – сказала она неуверенно.

С кромешной темнотой прихватило морозцем, поднялся ветер, падавший снег стал мелким и жестким. В одном из окон, большая семья наряжала ёлку и им видна, что ёлка высокая и очень нарядная. Вся она была увешана блестящими игрушками и яркими разноцветными картинками, сотни свечей горели на ее зелёных ветках.

- Мама смотри, какая замечательная ёлка.

Через её печальное выражение лица пробилась улыбка.

Когда сын уснул, то она начала себя терзать классическими вопросами:

И некое душевное эхо дословно повторяла её классические вопросы, которые так и остались безответными в ее подсознание. Может быть, так и лучше решила она с мыслью, что добытые ответы, плодят новые мучительные вопросы. И тайная, гнетущая грусть, которая незаметно, но постепенно овладела ею, изнутри вовне души словно сжалась, клещами, постепенно сжимая, крепче сковывая её сердце. И она мысленно подумала про себя.

«Хочется, выбраться изо всех сил, из мест хаоса, анархий, и гнусной ереси, и непременно обрести крылья ангела и со скоростью света улететь туда, где нет ни холода, ни голода, ни страха. Неожиданно из темноты поперёк Млечного Пути ярко чиркнул зелёной – фосфорического света – полоской метеор.
– Звезда упала!.. – быстро приговорила она себе под нос.

Рано утром их нашли за выступом, они были мертвы, их убил убийца по имени холод…

И она со своим сыном в ином мире теперь непременно найдут все счастливое, радостное, что им не удавалось обрести на земле. И будет это счастливое, радостное, в дальнейшем окружать их бесконечно, это для них будет самим важным и будет в них пробуждать звенящий рассвет, смех полуденного солнца, и шепот ночных тополей…

Микросхема барда

Городок спал, залитый лунным светом. После двадцати часов осеннего ливня улицы превратились в море; вода отливала серебром. В каждой луже повторялось изображение луны. На ее четком белом диске едва виднелись неясные очертания мертвых морей.

Профессор Айзек Бард, колоритный старик с прямой осанкой, эйнштейновской гривой седых волос и пронзительными глазами, выглядел весьма импозантно для своего шестидесятилетнего возраста. Он стоял в раздумье на крыльце одноэтажного дома, но после минутного колебания нажал на кнопку звонка. Наконец, за дверью послышался стук отпираемых задвижек. В приоткрывшуюся щель выглянул Донат Финч, друг детства, - в проеме мелькнули его седые волосы и обрадованные глаза.

- Айзек! Друг мой! - Донат, щелкнув цепочкой, распахнул дверь. - Пожаловал ко мне, слава тебе Господи... Сколько лет, сколько зим!

Широко улыбаясь, гость вошел в переднюю, поставил в угол палку с костяным набалдашником, снял с сутулых плеч пальто, потом вытер платком мокрое от дождя лицо.

- Проходи в комнату.

Донат Финч жил на окраине городка. Его домик был порядком замшелым и запущенным: черепичная крыша потемнела от времени, высокая труба не досчитывалась нескольких кирпичей, от каменных стен веяло сыростью.

Комната, в которой Айзек Бард оказался, была темноватой, но очень чистой. Старомодная дубовая мебель создавала ощущение покоя и благополучия. В камине весело полыхал огонь, на стене мерно тикали часы с маятником.

- Айзек, вот, это превосходный малиновый ликер, после которого усталость как рукой снимет.

- Донат, ты же знаешь, я не пью.

- Жаль. Ну ладно, тогда рассказывай, как у тебя дела.

- Дела мои, Донат, масштабные. - С этими словами Айзек что-то достал из внутреннего кармана.

- Что это?!

- Микросхема!

- Я и сам вижу, что микросхема.

- Как известно, микросхема - это тысячи миниатюрных электрических цепей, размещенных на кремниевой пластинке примерно с ноготь. Информация поступает к ней в виде электрических сигналов. Проходя через микросхему, она изменяется, обрабатывается, к ней добавляется новая информация, часть старой отбрасывается. И на выходе мы получаем новый, переработанный блок информации.

- Это все прописные истины. Дальше что?

- Терпение, мой дорогой. Как ты знаешь, начиная с 2012 года всем жителям США, имплантируют в мозг крошечный микрочип, контролирующий поведение индивида. Причина простая - слишком уж много стало психов, любителей пострелять в живых людей в школах и супермаркетах. Ну и угроза терроризма, сам знаешь, постоянно висит в воздухе. Этот чип, защита от идиотов, служит тормозом любых агрессивных проявлений.

- Да, я знаю, и что из того?

- Так вот, моя микросхема с Wi-Max модулем способна по беспроводному каналу, через базовые станции, отключить все индивидуальные чипы, на всей территории США.

- Ну, допустим, а для чего?

- Не догадываешься? Подумай, что будет потом. Искусственно подавляемые в течение десятка лет агрессивные инстинкты людей мгновенно возьмут верх. Накопленная звериная сущность вырвется наружу. Американцы просто уничтожат друг друга.

- Но это, же конец света! - ошеломленно проговорил Донат.

- Нет, не света. Только нации. Если, конечно, это можно назвать нацией. Что это за страна, где 30 процентов белых кормят и поят 70 процентов черных? Увы, мы не стали иконой демократии, как ни старались. Закон последней инстанции у нас один - остаться живым любой ценой, даже перешагнув через труп друга.

- Но это, же наша с тобой страна!

- Извини, Финч, чувство патриотизма - это ненужный рудимент, как аппендикс.

- И совесть - тоже аппендикс? А как же Бог?

- Финч, нам веками внушали, что нет бога кроме денег. Обрати внимание, не где-нибудь, а именно на долларах красуется надпись " In God we trust".

- Так ты хочешь продать эту дьявольскую микросхему? Кому, террористам?

- Да, я продам ее тем, кто хорошо заплатит. К чертям мораль, нравственность и прочие сантименты. Мне уже как-никак шестьдесят лет. Я хочу хоть напоследок насладитьс