Путешествие героя

В мифах многих культур содержится тема, которую мифолог Джозеф Кэмпбелл назвал «путешествием героя». Герой мучительно переживает отделенность от мира, в одиночку отправляется, чтобы встретиться с таинственными силами, и наконец, возвращается со славой, принося с собой обретенное им знание[96]. Древние греки выразили свою благодарность за блага огня в мифе о Прометее: Прометей отправился на небеса, украл у богов секрет огня и подарил его людям. В Индии Гаутама Будда отказался от удобств своей жизни принца, чтобы совершить путешествие героя, которое привело его к просветлению[97]. Он вернулся, чтобы учить истинам Восьмеричного Пути. Моисей, герой Израиля, искал своего Бога на Горе Синай, получил Десять Заповедей и вернулся с ними, чтобы объединить свой народ. В каждом случае воссоединение рождало учение объединения — новый способ проявления духа в опыте обыденной жизни.

Я вижу, как миф о путешествии героя снова разыгрывается в научных поисках природы реальности. Однако индивидуальный героизм прежних дней уступил место коллективному героизму. Многие неизвестные ученые проложили героический путь через каждую из трех стадий мифа.

Картезианское разделение ума и материи было исторически необходимо для того, чтобы наука могла свободно идти своим путем, не будучи скованной теологией. Было необходимо изучать бессознательную материю без теологического предубеждения, чтобы обретать понимание механики и взаимодействий, формирующих всю материю, включая живую и сознательную. Потребовалось почти четыре столетия, чтобы достичь сегодняшнего относительного овладения этими физическими силами.

На этом пути разделения было много поворотных пунктов и много героев. Декарт поднял паруса, и очень скоро Галилей, Кеплер и Ньютон стали рулевыми корабля героев. Дарвин и Фрейд завершили разделение, распространив законы механики на область живого и сознательного, и сотни ученых-матросов поддерживали это разделение.

В двадцатом веке паруса корабля героев стал надувать свежий ветер, дующий в другом направлении. Планк открыл квант действия, Гейзенберг и Шредингер открыли квантовую механику, и, вместе взятые, эти открытия навсегда изменили прежний материалистический, сепаратистский курс. По словам Бертрана Рассела, в двадцатом веке материя стала выглядеть менее материальной, а ум — менее ментальным. Все было готово к наведению моста через разделявший их четырех-вековой разрыв: началось возвращение героя.

Прометей принес огонь, Будда принес Восьмеричный Путь. Каждое возвращение приводило к революции в динамике общества, к подлинной смене парадигмы[98]. Сегодня мы видим в интерпретации и усвоении квантовой механики в рамках идеалистической науки потенциальную способность к изменению парадигмы, подобную той, которой обладали огонь Прометея и благородные истины Будды.

Мифология — это история игры сознания. Если вы отказываетесь исследовать сознание, если вы не отвергаете идею сознания, как эпифеномена, то миф может пройти мимо вас. Сейчас происходит кульминация самого универсального из всех мифов — возвращение героя, но ясно видеть это могут лишь немногие. Такая слепота побудила Мэрилин Фергюсон окрестить развивающуюся смену парадигмы «заговором Водолея», но это самый открытый заговор из всех, что когда-либо знала история.

От наследия сепаратистов прошлого — дуализма ума-тела и сознания-материи — нельзя избавиться путем утверждения монизма, основанного на материальном реализме, что склонны делать многие ученые, исследующие ум. Как подчеркивал канадский нейрохирург Уайлдер Пенфилд, «Объявление этих двух вещей [ума и тела] одним и тем же не делает их таковым». Конечно, не делает. При необдуманном принятии монистической точки зрения старые расколы просто заменяются новыми — коль скоро эта точка зрения внутренне противоречива и не принимает во внимание правомерные заботы идеалистов (о том, как включить в нашу модель реальности все три элемента — тело, ум и сознание).

Описанная здесь парадигма основывается на подлинно объединяющих идеях, которые учитывают интересы как идеалистического, так и материалистического лагерей. Эти идеи рассматриваются не только в теориях квантовой физики, но и в экспериментальных исследованиях когнитивной психологии и нейрофизиологии.

Предстоит еще очень большая работа. Даже хотя новая точка зрения дает непротиворечивую интерпретацию квантовой механики и разрешает парадоксы ума-тела, необходимо ответить на массу вопросов, прежде чем сможет появиться согласованная картина. Если сознание — это ткань мира, то как найти новые лабораторные эксперименты для подтверждения этой идеи? Это лишь один из вопросов, пока остающихся без ответа.

Исследуемые здесь идеи новой идеалистической науки, основывающейся на примате сознания, — идеи, вырастающие из усилий, направленных на объединение науки и идеалистической философии, — заслуживают вашей личной и серьезной оценки. Если эта оценка побудит вас к исследованию сознания, к началу вашего собственного путешествия героя, ведущего к преобразованию, значит, моя работа не напрасна.

На протяжении столетий мы отдавали дань уважения объективности науки, но в собственной жизни лелеяли субъективность и религию. Мы позволяли своим жизням становиться набором дихотомий. Можем ли мы теперь просить науку объединить наш образ жизни и революционизировать наши религии? Можем ли мы требовать, чтобы нашим субъективным переживаниям и духовной философии было дозволено расширять нашу науку?

«Когда-нибудь, — говорил философ-иезуит Тейяр де Шарден, — после того как мы подчиним себе ветра, волны, приливы и тяготение, мы должны будем покорить... энергии любви. Тогда, во второй раз в истории мира, человек откроет огонь». Мы уже подчинили себе ветра, волны, приливы и тяготение (ну ладно — почти). Можем ли мы начать укрощать энергии любви?

Можем ли мы осознавать свой полный потенциал — объединенный доступ к своей классической и квантовой самости? Можем ли мы позволять своим жизням становиться выражением вечной неожиданности бесконечного Бытия? Да, можем.