Вступление. Парижский сплин. Стихотворения в прозе

Шарль Бодлер

Парижский сплин. Стихотворения в прозе

Вступление

Арсену Уссе

Дорогой друг, посылаю вам небольшое произведение, о котором несправедливо было бы сказать, что у него нет ни головы, ни хвоста, потому что любая часть его может служить для остальных попеременно и тем и другим. Посудите сами, какие поразительные возможности предоставляет такая сочетаемость нам всем — и вам, и мне, и читателю. Мы можем прерывать по собственному желанию: я — свои мечты, вы — разбор рукописи, читатель — чтение; ибо я не опутываю своенравной воли последнего нескончаемой нитью затянутой интриги. Удалите любой отрезок — и две половинки этой извилистой фантазии без труда соединятся друг с другом. Разбейте ее на множество частей — и вы увидите, что все они способны существовать по отдельности. В надежде на то, что некоторые из этих фрагментов окажутся достаточно живыми, чтобы понравиться вам и развлечь вас, я осмеливаюсь посвятить вам всю змею целиком.

Я также должен сделать вам одно признание. Когда я перелистывал по меньшей мере в двадцатый раз знаменитого «Гаспара из тьмы» Алоизиуса Бертрана (книга, известная вам, мне и нескольким нашим друзьям, не имеет ли законного права называться знаменитой?), мне пришла мысль создать нечто подобное, применив к описанию современной жизни, точнее, современной жизни в ее наиболее абстрактной форме, прием, который он применил к изображению жизни старинной, столь поразительно живописной.

Кто из нас не мечтает, в наше честолюбивое время, создать чудо стихотворной прозы, музыкальной без ритма и рифмы, достаточно гибкой и неровной, чтобы приспособиться к лирическим порывам души, к поворотам фантазии, к метаниям совести?

Из частых прогулок по большим городам, из наблюдений за бесчисленными людскими отношениями и возникает этот неотступный идеал. Вы и сами, дорогой друг, не пытались ли передать в песне пронзительный крик Стекольщика и выразить в лирической прозе все удручающее настроение, которое возносится в этом крике до самых крыш, сквозь самый густой туман, застилающий улицу?

Но, по правде говоря, боюсь, что моя страсть к воссозданию не принесла мне удачи. Как только я принялся за работу, я заметил, что не только остаюсь весьма далек от моего таинственного и блистательного образца, но и создаю нечто (если можно так это назвать) странным образом отличное от его творения, — случай, который кого угодно, кроме меня, несомненно, заставил бы возгордиться, но в душе того, кто полагает величайшим счастьем для поэта исполнить в точности свой замысел, рождает лишь глубокое смирение.

Искренне вам признательный,

Ш.Б.