Первые сопротивления лошади. Способы борьбы с ними

Садясь в первый раз на лошадь, нельзя быть уверенным, что она сразу пойдет вперед. Надо заранее знать, чего мож­но ожидать от лошади, знать, что борьба с ней неминуема, и быть готовым к этой борьбе. Сев в седло, надо сесть в него крепко и сидеть из-под себя. Корпус надо держать назад и шенкеля не отпускать от лошади (то есть держать ноги бли­же к лошади). Если лошадь прыгнет, то есть поднимется на всех четырех ногах, то надо поднять ей голову вверх и силь­но подать ее вперед шенкелями. Когда лошадь дает прыжок вперед и голова ее при этом стоит высоко, то толчок, кото­рый испытывает всадник, не выбивает его сильно из седла. (Козлы, то есть прыжки на месте, представляют самое силь­ное сопротивление лошади. Если не сдвинуть лошадь впе­ред и дать ей бить на месте, не усидит никакой ездок.) Он непременно вылетит из седла, если разрешит лошади коз­лить, даст ей возможность опустить голову вниз между пе­редними ногами, горбить спину и прыгать на одном месте. Так как в то время, когда лошадь козлит, подать ее вперед почти невозможно, то надо стараться трензелем свернуть ее в сторону. Если лошадь берет привычку козлить, то свора­чивать ее в сторону надо в тот момент, когда она начинает приостанавливаться и тянуть голову вниз. Сворачивать в этом случае в одну и ту же сторону не следует, так как лошадь может обратить это в еще один прием сопротив­ления.

У всякой лошади один бок более развит, чем другой, по­этому на один бок она поворачивает легче, чем на другой. Так как, когда лошадь козлит, главный вопрос заключается в том, чтобы свернуть ее, то, если она не уступает на один бок, надо сворачивать ее на другой. При всяких других об­стоятельствах всадник должен поворачивать лошадь не в ту сторону, на которую ей удобнее, а в какую желает он. Если позволить лошади хотя бы один раз свернуть, куда ей взду­мается, то она станет закидываться ежеминутно.

Козлит лошадь только для того, чтобы сбить всадника, поэтому если он удержится при первой ее попытке и не упа­дет, то этим он сделает большой шаг вперед на пути укро­щения лошади.

Когда лошадь в первый раз идет под всадником, не сле­дует требовать от нее поворотов. Для того чтобы повернуть лошадь, надо натянуть один из поводьев, то есть осадить лошадь в одну сторону, отчего она может или дать ланса­ду, или стать на дыбы. Готовясь стать на дыбы, лошадь со­бирается, поджимает зад под себя. Надо уловить этот момент и сильным ударом шпор столкнуть ее вперед. Тол­чок будет беспорядочен, но делать нечего, главное, надо не допустить лошадь утвердиться на заду. Если момент про­пущен, то удар шпор увеличит подъем на дыбы и обратит его в свечку.

Лансадой называется прыжок лошади вперед, при котором перед ее стоит выше зада. Как всякий прыжок вперед, ланса­да не особенно сильно выбивает из седла. Надо отдать повод, корпус подать назад, лошадь держать в шенкелях. Лошадь поднимается на дыбы на задних ногах и стоит на них, иногда почти вертикально (свечка). Эта привычка лошади очень опасна, так как она может опрокинуться. В молодости моей, когда лошадь делала подо мной свечку, я обхватывал руками ее шею, голо­ву свою поворачивал так, что голова лошади приходилась у моего левого плеча. Впоследствии я понял все неудобство этого приема. Когда лошадь опускается, всадник лежит у нее на переду, поводья распущены, лошадь предоставлена самой себе и может, опустившись на землю, мгновенно дать задом и сбросить ездока или, вскинув головой снизу вверх, ушибить ему лицо или грудь. Теперь я поступаю следующим образом: поводья разбираю в обе руки и левой рукой вместе с поводь­ями захватываю клочок гривы посередине шеи. Когда лошадь поднимается, я подаю корпус сильно вперед и, сгибая в лок­те, убираю левую руку назад. Когда лошадь опускает перед, я отталкиваюсь от ее шеи левой рукой и выпрямляю локоть. При каждой новой свечке делаю одно и то же. Если лошадь, опустившись на землю, лягнет, то рука служит мне упором; если лошадь круто закинется, та же рука служит мне поддер­жкой в седле. При том способе держаться, который я предла­гаю, нельзя затянуть поводьями лошадь, отчего главным образом и происходят несчастные случаи. Вообще держаться на лошади, когда она делает свечки, трудно, но думаю, что, прибегая к моему способу, можно усидеть на лошади, сколь­ко бы она ни била. Когда лошадь делает свечки, приходится думать только о том, как бы не упасть с нее. Думаю, что на­рочно, из одного чувства самосохранения, лошадь никогда не опрокидывается. Лошадь падает назад (чаще на бок) оттого, что, поднявшись мгновенно на задние ноги, она этим быст­рым движением откидывает всадника назад и теряет равно­весие. Лошадь на дыбах представляет собой стрелку весов в равновесии; одна чашка перетянула — пошла за ней и стрел­ка. Очевидно, если всадник всей своей тяжестью наляжет на плечи лошади, она должна опуститься на перед. Опрокиды­ваются во что бы то ни стало только колерные лошади, или одержимые головокружением. Подверженные таким припадкам лошади бросаются иногда и в стену лбом, но так как та­кие лошади, как и сумасшедшие люди, ни к какой работе годны быть не могут, то и говорить о них нечего. Некоторым наездникам и мне самому приходилось ездить лошадей, ко­торые казались колерными, но на самом деле были только злы и вспыльчивы, глаза их мгновенно наливались кровью. Браться за таких лошадей можно, только зная свое дело и, главное, не труся. Некоторых лошадей, одержимых в слабой степени оглумом, можно иногда и выездить. У меня был ве­ликолепный ганноверский конь Gaulois, которого считали подверженным оглуму. Я выездил его и долго ездил на нем высшей школой. Иногда, впрочем, на него нападали припад­ки неподвижности. (На всех лошадей, которым приписыва­ют оглум, неподвижность нападает обыкновенно в то время, когда они заупрямятся.) Меня удивляет, что авторы по искус­ству езды обыкновенно не говорят ни слова о борьбе с лоша­дью, которую приходится выдерживать берейтору во время выездки. Читая разные сочинения, можно подумать, что ав­тору приходится лежать на розах, и стоит только применить предлагаемую методу, как послушание лошади обеспечено. По-моему, лучше заранее приготовить тех, кому предстоит иметь дело с выездкой, ко всем препятствиям, которые им непременно придется преодолевать. Неопытный ездок, встре­тив у лошади неожиданное сопротивление, может стать в ту­пик. Всем наездникам, и хорошим наездникам, которых я знал и видел, приходилось бороться с лошадьми, а Боше до­ставалось от лошадей больше, чем другим. Боше, правда, больше других и требовал от лошади.

Искусство наездника и заключается в том, чтобы он мог, во-первых, выбрать разумную методу и уяснить себе ее при­емы, во-вторых, умело применяя эти приемы к делу, развя­зать и развить сырую лошадь, и, в-третьих, в борьбе с нею всегда оставаться победителем. Лошадь противится (более или менее открыто) только до тех пор, пока выездка ее не закончена, а закончить выездку нельзя, не осилив предварительно лошади в более или менее сильных схватках с ней. От первой борьбы человека с лошадью зависит исход выездки. Неопытный ездок может каким-либо требованием вызвать лошадь на сопротивление, но если он не сумеет продолжить требования до конца и подчинить себе лошадь, то она тотчас сообразит, что сила на ее стороне. После такого исхода борь­бы лошадь будет непременно пускать в ход те приемы упрям­ства, которые ей удались и благодаря которым за ней оста­лось последнее слово. При таком отношении друг к другу лошади и ездока ему надо отложить намерение выездить ее.

Когда лошадь начинает упрямиться, я обыкновенно сам сильно и грубо, но сознательно обрушиваюсь на нее. Кор­пус назад и как можно ниже опустить руки; чем выше руки, тем выше центр тяжести, тем меньше устойчивости, тем лег­че упасть. (Лошадь сразу должна почувствовать, что имеет дело с более могучей энергией, чем ее собственная.) Шпо­ры даю от всей души, так как нерешительная шпора только щекочет лошадь и побуждает ее продолжать и усиливать приемы упрямства.

Когда лошадь начинает упрямиться, ездок должен изо всех сил напасть на нее, но в то же время отдавать себе отчет во всех ее приемах упрямства и каждому из них давать отпор, расстраивать и разбивать ее намерения. Давать отпор — зна­чит ставить лошадь в положение противное тому, которое ей нужно для отпора всадника, то есть тяжесть переда и зада перемещать обратно тому, как она захочет. Когда мне прихо­дится схватываться с лошадью, я не думаю о правильности приемов, а только о том, чтобы покорить ее во что бы то ни стало. Когда лошадь намечает проявление своеволия, я вызы­ваю ее сам на полное проявление задуманного, бросаю в сто­рону приемы и добиваюсь своего. Но опять скажу — трусить при этом не надо (что, однако, со многими случается). Толь­ко смелость и решительность, ошеломляя лошадь, заставля­ют ее сдаться и покориться. Смелость и решительность, следовательно, обеспечивают всаднику безопасность. Пока лошадь не проявила своевольства во время выезд­ки, выездка еще не кончена и борьба еще впереди, воля лошади еще не подчинена. Если наездник, чувствуя отпор лошади, не вызовет ее сам на полное проявление его, то он только оттянет этим выездку. Чувствовать готовящийся отпор, предвидеть род его, расстроить, не допустить до него лошадь может только тот, кто обладает чутьем. Чутье это необходимо наезднику, тем более что лошадь не все­гда противится бурно и делает при этом только одни бес­порядочные движения. Случается, что в продолжение всей выездки лошадь, не желая исполнить какого-либо требо­вания, упорно делает то, что от нее требовали перед тем. Когда сгибаниями добились гибкости в одну сторону, она вдруг отказывает в том, что вчера делала беспрекословно, то есть не гнется туда, куда сгибалась свободно перед тем. Если такой отказ то в одну, то в другую сторону лошадь проявляет во все время выездки, то надо начинать работу сызнова и вести ее до полного подчинения. Иногда лошадь идет туго галопом с левой ноги; добились укрепить ее на этой ноге, и вдруг она начинает при всяком случае идти галопом слева и отказывается подниматься галопом с правой ноги, на котором она прежде держалась хорошо. В таком случае всякую работу галопом, которую делали с левой ноги, нужно исполнить с правой, чаще менять ноги и больше работать на ту ногу, на которую лошадь неожи­данно выказала большее затруднение в работе. Продолжать работу надо до полной отчетливости исполнения на обе стороны.

Вообще, если лошадь отказывается производить какое-либо движение, а вместо него исполняет другое, то это зна­чит, что последнее движение вызывает у нее меньшее на­пряжение, чем то, которое от нее требуют. Лошадь как бы укрывается за вторым от первого. Ниже будет указано, что иногда лошадь вместо пассажа или пиаффе начинает идти испанским шагом.

Лошадь хитрит до бесконечности, и дело наездника состо­ит в том, чтобы своей энергией, искусством и чутьем рас­страивать ее хитрости, не давать им хода и подчинять ло­шадь своей воле.

Когда лошадь упорствует в исполнении какого-либо дви­жения, постоянно в одну и ту же сторону, то, значит, у нее что-нибудь болит или в строении ее имеется недостаток, мешающий выполнять это движение.