Глава 1. Неяркое освещение каюты позволяло расслабиться, насколько это возможно в нынешней обстановке

Неяркое освещение каюты позволяло расслабиться, насколько это возможно в нынешней обстановке. Я подошла к иллюминатору, немного постояла возле него, глядя на звезды. Космическое исследовательское судно проплывало в тишине вакуума мимо глыб, летящих в противоположном направлении.

На душе кошки скребли. Обернулась и посмотрела на солдата возле двери. Зеленоглазый, плечистый, невысокого роста, с темно-русыми кудрями. Волосы короткие и они вились в мелкий барашек. Конвой. Придется с этим смириться. Шагу не могла ступить без сопровождающего. Пару недель буду под неусыпным контролем, словно преступница.

Лужин ушел час назад, оставив меня в замешательстве. Вся переданная им история – ушат холодной воды. И предположить не могла, что двухлетняя командировка, это прикрытие для реализации глобальных планов небольшой группки людей. Они хотели переиграть всех, в том числе и время. Гонялись за ним, устраивали ловушки. Я стала участницей заговора. Меня сумели приручить амбициями, возможностями, сказкой о том, что наука вечна… Дура…

Вздохнув, прошла к постели, взяла Дневник и потрогала его обложку. Шершавая, совсем непохожая на ту, что мне изначально понравилась. В магазине приглянулась в глянцевом переплете с красивым пейзажем. Но потом я изменила решение и взяла вот эту, с космическим кораблем, бороздящим просторы вселенной. Может это был знак свыше?

Я улыбнулась собственным мыслям и подойдя к койке плюхнулась на неё спиной, прижав к груди заветную тетрадь. Могла поклясться, что выбирая тетрадь, не предполагала чем это всё обернется. Может это и стало отправной точкой к тем событиям, что сейчас происходили? Не будь этого дневника, я сейчас занималась наукой на Земле. Виделась с мамой, отцом. Возможно, и другие события потекли иначе. Кто знает…

Однажды я увидела девушку, как две капли воды похожую на меня. Она переходила улицу в неположенном месте, и я обратила на нее внимание. Робот-полицейский остановил незнакомку, чтобы выдать справку о нарушении. Девушка была точной копией меня, вплоть до треснувшего каблука ботинка. Она слушала робота, глядя не на него, а на магазинчик с названием «Реплика». Шатенка получила справку и заспешила внутрь, а я последовала за ней, перейдя улицу по тому же самому пути. Робот и меня остановил, а я боялась выпустить незнакомку из вида. Получив справку, вошла в магазинчик и поискала взглядом девушку. Увы, не нашла, зато купила тетрадь и ручку. Не знаю, зачем я это сделала, но принеся покупку домой убрала на дальнюю полку в гардеробной.

Через полгода довелось приступить к учебе в школе-интернате для углубленного изучения отдельных предметов. В частности, меня интересовало всё, что связано с роботостроением. Именно эта любовь к науке заставила обратить внимание на меня одного из членов отборочной комиссии. Ему попалась схема придуманного мною аппарата. Я про это ничего не знала, и потому была крайне удивлена, что пришел вызов в середине учебного года.

Отец долго сопротивлялся решению, не хотел, чтобы я уезжала из дома. Зима, новый год… Но маме удалось его уговорить. После дня рождения, который отметили незадолго до боя Курантов, и поздравлений с пятнадцатилетием отбыла по назначению. Так я и оказалась в заведении за высоким забором и кучей умников ничем не уступающих мне. Разбирая вещи в отведенной для меня комнате, наткнулась на тетрадь с космическим кораблём на обложке. Я тогда сильно удивилась, но убрав на полку, тут же забыла о ней.

С Марком Светловым мы познакомились на одной из лекций. Сели рядом, улыбнулись друг другу. Он был старше меня, выпускник. Светлые волосы, голубые глаза и мягкая искренняя улыбка Марка покорили моё воображение не меньше Теории относительности Энштейна. Марк проникся ответной симпатией, и мы стали общаться.

Специализация, выбранная Марком – математика, нравилась и мне. Я любила обсуждать с ним различные теорий. Горела рядом, плавилась от удовольствия, когда его взгляд замирал на моих губах, во время очередного спора. Конечно, модель дальнейшего развития событий просчитана еще до нас и мы не стали прогрессивной парой, втоптавшей в небытие человеческие отношения, идущей собственным путём. Однажды зимним вечером случился поцелуй, что вполне логично.

Мы находились в моей комнате и разговаривали о новом задании, что поручили нам профессора. Форточка была открыта и ветер, что влетал, в помещение, слегка шевелил отросшие волосы Марка. Я куталась в теплую кофту и любовалась парнем.

Неожиданно он подался вперед и его губы накрыли мои. Я обняла его и прижалась всем телом. Тогда же и произошел наш первый сексуальный опыт.

До окончания интерната и до его поступления в институт мы встречались, планировали оставаться вместе и двигаться по жизни рука об руку. Но кое-что произошло, и об этом я узнала последней.

Майский вечер плакал мелким дождем, отчего погода за окном казалась мерзкой. Несколько предшествовавших солнечных дней вселяли надежду на скорое наступление лета. И вот всё пошло насмарку. Я сидела за столом возле окна в своей комнате и билась над очередным доказательством теоремы. Расчет не выстраивался, и я то и дело отвлекалась на бисеринки дождинок на стекле.

Дверь в комнату распахнулась, и на пороге появился Марк. Он вымок до нитки. С волос и одежды капала вода. Взглянув на него, я улыбнулась, подбежала, повисла на шее и принялась целовать. Сердце бешено колотилось, но не от любовной агонии. Это было предчувствие, которое пыталась заглушить привычной лаской. Возможно, я просто хотела оттянуть время и узнать о предстоящих переменах позже, насколько это возможно.

Марк гладил моё тело, неистово и страстно целовал, а потом подхватил на руки, отнёс на кровать. Он быстро стянул с себя свитер лег на меня сверху. Я задыхалась от страсти, целовала его шею, покусывала ухо.

- Я люблю тебя, - прошептал Марк, а я остановилась и посмотрела на него. – Я люблю тебя, но хочу, чтобы ты не зацикливалась на этом.

- Как же так… Я… Я тоже люблю тебя.

Слова дались легко, и я поцеловала его в губы, но Марк очень быстро отстранился, прошептал:

- У меня есть теперь работа и нам нужно расстаться.

Казалось, меня облили холодной водой. Я вгляделась в лицо любимого и спросила:

- Это разве логично?

- Не всё поддается логике. Я люблю тебя, и нам нужно расстаться. Моя будущая работа не предполагает любовных приключений. Прости. Мне лучше уйти.

- Но где такая работа?

- С завтрашнего дня я на службе у государства. Конкретнее – федеральная служба.

Я закрыла глаза, пытаясь собраться с мыслями. Контракт с государством… Как это произошло? Почему он раньше не говорил, что собирался работать на ФСБ.

- Но…

Я не договорила, Марк перебил меня:

- Запомни одно, любимая: старайся быть менее талантливой. Гениальность – страшный враг для спокойной жизни.

- Как?

Вопрос прозвучал усечено и глупо, но это всё на что хватило моих сил. Конечно, я хотела понять, почему на него обратили внимание?

- Моя курсовая работа произвела впечатление не только на профессоров нашего интерната. Множественность, математические выкладки, помнишь? Оказывается, это интересно правительству.

- Да-а, - только и смогла выдохнуть я.

Мы любили друг друга в ту ночь, стараясь насладиться отпущенным нам временем. Под утро, Марк ушел, и увидеться мы смогли только на прощальной пирушке. Ребята подтрунивали над нами, а мы словно слиплись и не могли оторваться, зная наперед, что это последний день, когда мы вместе.

Через три месяца мне пришло электронное письмо от родителей Марка, в котором говорилось о его смерти. Подробности не сообщались, но в конце стояла приписка: «В последнем своем письме наш сын просил вам напомнить о вашем последнем разговоре».

Именно в тот день, я сделала в Дневнике первую запись. Я рассказывала о Максиме Король и Юлии Снеговой. Отчего-то не оставила для вымышленного человека имени моей первой любви. Мало того, я полностью описала другого, абсолютно непохожего Марка парня. Но моё спасение было в том, что я совершенно не помнила об этом.

Однажды вечером меня разбудил мужчина в форменной одежде медицинской службы. Помню, я открыла глаза и спросила:

- Вы кто такой?

- Врач, - спокойно отозвался гость. - Пришел по вызову.

Он был среднего роста, с буйной седовласой шевелюрой и мясистым носом.

- Мне не нужен врач, - сев в постели бросила я.

Голова раскалывалось, а глаза, словно песком забросали. Я потерла их, но это не помогло. Кожу лица щипало, когда я потерла её ладонями.

Мужчина ничего не ответил, достал небольшой планшет из кармана и включил его на видеозапись, отдал мне. На экране я увидела девушку с грязными растрепанными волосами, покрасневшими глазами, бледным лицом. Она склонилась над столом и что-то писала в тетрадь. Я узнала себя, но не могла поверить в то, что я так выглядела.

Запись была сделана сбоку и не заметить, что снимали, крайне трудно. Ужас! Ничего такого не помнила.

Камера приблизила моё лицо. Губы искусаны, на скуле кровоподтёк. Я не реагировала даже когда обошли стол, за которым я сидела, и фронтально приблизили камеру к самому лицу. Я выглядела сумасшедшей, погруженной в себя, отрешенной от этого мира.

- Кто меня так?

- Комендант, - пояснил мужчина, принимая из моих рук планшет и пряча его в кармане.

- За что?

- Я как раз для разъяснений и пришел. Меня зовут Сергей Янович.

Мы долго беседовали с ним, а точнее, говорил он, а мне оставалось слушать. Оказывается я не выходила из комнаты довольно долго. Комендант общежития, мужчина средних лет с большой лысиной на голове, пытался говорить со мной, но я писала дневник, не обращая ни на кого внимания.

Только после того, как у меня попробовали забрать тетрадь, я проявила агрессию. Вскочила и бросилась на коменданта. Я попыталась вонзить стержень ручки ему в шею. Он успел перехватить руку и заломить ее мне за спину. Я согнулась, вскрикнув от боли, а потом стала кричать на него.

- Не прерывай меня, иначе не успею. Я должна написать это. У меня не так мало времени. Вы все придурки. Я должна закончить! Еще день! У меня есть только день. Я смогу потом найти его. Я не потеряю...

Комендант отпустил меня, и я бросилась к столу, продолжила писать в тетради. Мужчина закрыл меня снаружи, написал рапорт и пригласили врача-психиатра.

- Что вы писали? – спросил доктор.

- Я не помню, - честно созналась я. – Мне кажется, я спала и всё это слышать от вас крайне странно.

Я подошла к столу. На нем лежала тетрадь. Я полистала её, заглянула в конец.

Ночь была прекрасна. Звезды осыпали черный полог небосклона как брильянтовая крошка и сверкали. Я очень любила это время года, середину августа, за то, что могла наблюдать такую россыпь каждый год, и она не переставала меня радовать. Эх, как же умирать не охота в такую красивую ночь! Сделала шажок.

«Сейчас всё кончится», ― подбадривала я себя. ― «Много времени это не займет».

Упасть с десятого этажа и остаться в живых, это нонсенс. Мне не будет больно. Только шажок, а там вступят в исполнение приговора законы физики.

― Я сделаю это сразу после тебя, ― услышала я голос сзади.

Вздрогнула и обернулась. Максим, он стоял в дверях и смотрел на меня решительным взглядом.

― Не смей, выйди, ― бросила я.

— Почему? — приближаясь ко мне, спросил Король. — Мне жить тогда станет не зачем.

— Нет, ты не должен… Я… Я не хочу в психушку и не хочу мешать тебе. Ты… жалеешь меня и я… я… не могу.

— Ты не права. Я тебя не жалею, я тебя люблю. И если ты слезешь с этого подоконника, обещаю, что ты пожалеешь о своем решении покончить с жизнью. Ты нужна мне, и ты вовсе не больна. Я объясню, если захочешь.

— Но у меня проблемы с головой, — шмыгнула носом я.

— Нет у тебя проблем, и если ты хорошенько подумаешь и вспомнишь все, что было с нами, то поймешь это. А я помогу. Слезай, пожалей мою жизнь, пожалуйста».

Почерк мой, но я не помнила, как написала всё это. Похоже, смерть Марка, вызвала помутнение рассудка.

С Дневником в руках, я повернулась к врачу и спросила:

- Разве человек может в шоковом состоянии или в состоянии тихого помешательства написать нечто подобное? Это вполне полноценный рассказ о любви двух людей.

- Это мне как раз и любопытно, - произнес доктор. - Случаются временные помешательства, и от этого никто не застрахован, но… я читал дневник, пока вы спали. Там совершенно понятный и стройный текст. Когда вы это создавали, то осознавали, что делаете. С вашим нападением на коменданта это никак не вяжется.

- И что теперь?

- Для начала, мы с вами поработаем. Попробуем разобраться.

- Доктор, но я не помню, как писала это. Вы понимаете? Как это можно объяснить?

- В мире много необъяснимого, - улыбнулся врач и снова снял и одел очки. – Назовем это провалом в памяти. Но помощь вам требуется.

В конце разговора он прописал мне пилюли и предложил полежать недолго в больнице. Я согласилась, и это стало отправной точкой для моей новой жизни без Марка.

После выписки, я отправилась на неделю к родителям. Тихий провинциальный городок встретил меня осоенними прохладными сумерками. Я сошла с хирта, который наняла специально для полета домой и натянула легкую куртку. Высадиться могла у самого дома, там достаточно места, для габаритного транспорта, но я решила прогуляться по родным улицам. Не знаю, откуда вдруг возникла эта тяга, никогда не вспоминала городишко, пока училась в интернате.

Расплатившись с водителем наличными, я закинула на плечо лямку небольшого рюкзака и пошла в сторону центра. Всего в паре домов от него, располагался дом моих родителей.

Идя пустынными улочками, я вглядывалась в темные силуэты домов, едва подсвеченные уличными фонарями. Мне захотелось увидеть родителей. Я прихватила с собой рукопись, тот самый залог странного срыва, что случился со мной. Мне казалось, если тетрадь отправится на свое место в гардероб в самый дальний угол, то в моей жизни всё наладиться.

Я постучала в дверь родного дома и дождалась, пока система безопасности отсканирует сетчатку глаза. Когда дверь распахнулась, и я переступила порог, то увидела спускающуюся по лестнице со второго этажа маму. Она была растрепана и на бегу запахивала халат. В ее глазах была радость и слёзы. Следом за ней из родительской спальни выбежал отец. Мама кинулась ко мне на шею и крепко обняла. Вскоре, к нам присоединился папа.

Мы так и стояли в небольшом холле, заставленном старыми вещами, и боялись отстраниться. Но сделать это пришлось, и мама проводила меня на кухню, усадила за стол и стала хлопотать. Я любовалась ею. Она всё также хороша, грациозна, пусть и предстала передо мной после сна. Карие глаза, прямой нос, приятный овал лица, волосы с рыжинкой. Я похожа на нее внешне, только мне никогда не удастся стать заботливой женой и любящей матерью.

- Твоя комната готова, и ждет тебя, - улыбнулась мама, и поставила чашку с чаем на стол передо мной.

Папа сел рядом и обнял меня за плечи. Взгляд озабоченный, испуганный. Короткие пепельные волосы стояли дыбом после сна, а пухлые губы плотно сжаты. Я невольно улыбнулась ему. И дело вовсе не в том, что я хотела разрядить напряжение, возникшее между нами, а затем, что знала, почему он так вел себя. Наверное, боялся спросить что-то лишнее.

В этом мои родные – все расспросы потом. М-да-а… Мне повезло, но объясниться придется. О проблемах со здоровьем учеников сразу сообщают их родителям. Так требуется по закону. Вероятно, и та запись, что показал мне психиатр, предназначалась для них.

Я выпила чай, съела пару печенюшек из вазочки, что поставила на стол мама и отправилась спать. Усталость вдруг навалилась на меня, и я не смогла бы сказать ни одного слова. Все вопросы решила оставить на потом. Предстояло объясняться на болезненную для меня тему. Рана в сердце открыта, кровоточила и чтобы обнажить ее перед близкими требовались силы.

Моя комната осталась такой же милой. Простота и уют исходил от каждого предмета в ней, и это виделось счастьем. Я почувствовала себя воином, вернувшимся домой из похода, где его любили и ждали.

Спала я на удивление хорошо и когда спустилась в кухню, часы показывали полдень. Мама накормила меня завтраком и сообщила, что отец уехал на работу. Она осторожно попыталась узнать, почему приехала и призналась, что была в курсе моего психологического срыва.

- Мам, я тут кое-что хочу оставить, - улыбнулась я. – Ничего особенного, просто тетрадка с моими мыслями. Точнее… Это то, что я писала во время помешательства… Мне было очень плохо. Не отдавай ее никому… Никому кроме парня, что однажды за ней приедет.

- Хорошо, дочка, - вздохнула мама, подошла и крепко обняла, поцеловала в макушку.

Объяснение вышло вполне логичным. Не желала, чтобы что-то напоминало о возникших у меня проблемах. Кому приятно натыкаться на подтверждение бессилия, боли, переживаний? Уверена, мама так и решила. Её взгляд ласкал моё лицо, а я наслаждалась этим. Мама пыталась отыскать следы переживаний, что привели меня к помешательству, чтобы не спрашивать и тем самым не ранить еще сильнее. Ей хотелось догадаться самой. Надо ей помочь.

- Мам, всё в порядке, - попробовала улыбнуться я, но на глазах выступили предательские слёзы.

- Ш-шш, моя милая, всё хорошо.

Я уткнулась лбом в мамино плечо. Родительница обняла меня одной рукой, а второй стала гладить по голове. Этот жест был такой знакомый, такой родной, что я заревела в полную силу. Когда успокоилась, решилась объясниться:

- Я встретила молодого человека в интернате, - вертя кружку с остывшим чаем в руках сказала я. – Мы полюбили друг друга, хотели быть вместе. Он устроился на работу и… погиб.

- Девочка моя, - прошептала мама и снова притянула меня к себе.

Она гладила меня по спине как в детстве и шептала на ушко ласковые слова. Я чувствовала себя защищенной в её руках, и хотелось бросить всё и остаться в родительском доме. Но я понимала, что сойду с ума от тоски по Марку. А интернат давал возможность погрузиться в мечту, заниматься любимым делом. Я должна вернуться.

Дома я пробыла примерно с неделю. Мне удалось прочитать собственную писанину и она меня удивила. Более рассудочного текста трудно себе представить. Странно, что я не помнила произошедшего со мной. Но, вероятно, это и стало тем самым странным состоянием, которое именовали шоком.

Каникулы пошли на пользу, и когда я вернулась в интернат, погрузилась полностью в учебу. Признаться честно, огромное количество свалившейся в те дни на меня работы стало лекарством.

Психиатр навещал меня примерно год, а потом перестал это делать. Он написал рапорт о стабильности моего душевного здоровья и отдал руководству. Напоследок между нами состоялся необычный разговор. Мужчина пожелал мне однажды продолжить литературные бдения.

- Так проще решать проблемы, когда говоришь о них кому-то или записываешь.

- Почему? – удивилась я.

- Пока ты пытаешься донести свои мысли до невидимого собеседника, выразить их, наиболее точно подобрав слова, ты найдешь решение и обретешь покой.

- Значит, не зря тогда я писала в тетради?

- Это спасло тебя от помешательства, - улыбнулся доктор. – Заведи особое правило, делай записи. Все будет в полном порядке.

Дневник продолжать я не стала и предпочла при случае сойти с ума. Горе пережить слишком тяжело и зачем возвращаться в этот мир, к его уродливости, пустоте, неадекватности, если собственный, рожденный воспаленным мозгом куда интереснее. Но вслух я этого никогда не произносила, на всякий случай.

Я закончила интернат досрочно. Такому положению дел способствовало желание общаться только с книгами, цифрами, расчетами. Но я не чувствовала себя одинокой, скорее я просто забыла, что когда-то таковой не была.

Передо мной открылась перспектива поступления на интересующий меня факультет роботостроения в университет. Про мои успехи профессора оказалось наслышаны. Меня не мучили на экзаменах, а зачислили на курс сразу. Но и тут сработало правило погружения в учебу и полное игнорирование бытовых проблем. Я переходила с курса на курс, показывая хорошие результаты и стремясь к цели, что вдруг возникла в моей голове. Хотела попасть в тот же эшелон, что и Марк. Мне казалось, я буду ближе к нему. Глупая идея гоняться за призраками, но мне она нравилась.

Мне исполнилось двадцать шесть, и я преподавала в университете. Ко мне на курс определили новичка. На дворе стоял ноябрь, а парня направили в сформировавшуюся группу. План занятий расписан, я проводила подготовку студентов к предстоящим лабораторным испытаниям, и тут вдруг навязали ученика. Пошла разбираться к руководству.

Пока топала по коридорам университета, обдумывала с чего начать разговор. Внутри разгоралась ярость и, открывая дверь кабинета, готова была ринуться в бой.

— О! Юлия, — приветливо улыбнулся ректор, вставая из кресла. — Вас уже пригласили. Оперативно.

— Я пришла сама, Геннадий Львович, и хочу поговорить.

Ректор, пожилой мужчина с благородной сединой в волосах, приблизился ко мне, и аккуратно взяв за локоток, ввел в комнату. Я отпустила ручку двери, последовала за руководителем.

— Юлия, я хотел вас видеть по важному делу, — начал ученый. — Но сначала разрешите представить вам Ила Брайтона.

Ректор указал рукой в угол кабинета. В кресле сидел мужчина. Я не заметила его сразу, эмоции били через край. Незнакомец поднялся и подошел к нам. Пегие волосы, небольшого размера глаза, худощавое лицо с выступающими скулами. Не понравился он мне с первого взгляда.

— Рад знакомству, — улыбнулся Ил и протянул руку.

Пришлось пожать сухую ладонь и ответить стандартным приветствием.

— Присаживайтесь, Юлия, — предложил ректор, и я прошла к столу, который использовался для переговоров.

Мужчины уселись напротив, что немного обескуражило. Ректор давал понять, что он за всякую идею, предложенную Брайтоном, и мне предстояло выслушать и согласиться. Вероятно, ассигнования настолько велики, что руководитель не смел перечить и намерен взять в разработку любые проекты. Так часто случалось: частные компании, государственные, не имело значения, со всеми университет расположен сотрудничать. Главное — оплата. Хотя, на эти деньги ректор проводил конкурсы среди подростков и приглашал обучаться талантливых ребят на бесплатной основе.

Наступать на горло собственному «я» всем трудно, и я не исключение. Чувствовала, что придется забросить опыты и расчеты и заниматься заказом. Едва не скрипнула зубами от такого положения дел. Мне осталось лишь сохранять хладнокровие, пока мне будут излагать принятые решения.

— Юлия… Разрешите вас так называть? — начал Ил, а я кивнула.

— Так вот, Юлия, я ознакомился с вашими работами по применению энергии тел, и мне ваша точка зрения симпатична.

Не могла смотреть ему в глаза, неприятный тип. Ощущение, что видишь не себя в отражении его радужек, а жертву. Дело не в личной хищности Брайтона, или представления его таким, а безнадежности, что должна возникнуть в душе после того, как он выскажется.

Я отвела взор от мужчины и сосредоточилась на рассматривании уже знакомого интерьера кабинета. Столько раз в нем бывала, что знала наизусть. Причем в течение многих лет вещи в нем не менялись и занимали определенные места. Побываешь в этой комнате и поверишь, что есть в мире нечто постоянное.

Ректор весьма педантичен, и его раздражала любая перестановка. Он никому не позволял нарушать порядок, даже роботам-уборщикам. Если говорят, что твой кабинет, это твой внутренний мир, то руководителю университета следовало позавидовать. Такая упорядоченность и простота – редкость в наше время.

Мой взгляд скользил по гладким стенам бежевого цвета, картинам в рамках шоколадного оттенка. Лет тридцать назад снова вошли в моду оригинальные снимки, напечатанные на коритовой бумаге. Их вешали в домах и офисах на всеобщее обозрение. Состав корита помогал передавать подлинность цвета вещей, запечатленных на фотографиях. Такое своеобразное окно в застывший мир. В случае с ректором его мир замер во время песчаной бури. Песчинки роились, группировались, создавая разно-колерную массу. Необычные переходы цвета от буро-серой крошки, увеличенной многократно, до, будто вытканных тончайших полотен желто-серых и буро-красных тонов.

В углу притулился робот помощник, а возле окна стоял огромный прозрачный стол с массивным креслом возле него. Бо′ льшая сторона стола загнута вверх и на ней отражался список текущих задач ректора. Читать слева направо затруднительно, но я смогла: «Сирена. Брайтон. Двенадцать часов». В углу загиба была изображена синусоида и мелкие формулы вокруг нее. Вероятно, ректор работал над чем-то, когда пришел Брайтон, или Ил демонстрировал что-то, рассказывая о предстоящем заказе.

— Спасибо, — положив руку на прозрачный стол для переговоров, произнесла я.

— Я представляю Федеральную службу, отдел по космическим разработкам. Кратко расскажу, чем занимается мой отдел, и потом перейду к сути моего предложения к вам.

— Значит, будет предложение? — едва сдержала ухмылку на лице.

— Конечно, — простодушно улыбнулся Брайтон. — Так я продолжу? Нам удалось зафиксировать устойчивый сигнал с одной из планет в дальнем секторе. Снарядили робота и зонд для проверки сигнала и сбора данных. Я передам вам все измерения, собранные за всё время, для ознакомления.

— Зачем? — удивилась я. — Не имею отношение к космосу и…

— Дослушайте, — перебил меня Ил. — Робот в течение долгих лет передавал измерения и продолжает это делать. На планете обнаружено отчетливое излучение инфракрасной энергии. Спектр его не соответствует существующим на земле материалам. Оно необычного свойства и представляет интерес для науки. Не буду скрывать, что поначалу направление наших исследований лежало в узкой области. Оборонная промышленность требует новых разработок. Данные, передаваемые роботом и зондом, устраивают по многим узкоспециализированным моментам. К тому же были обнаружены некоторые ископаемые, превосходящие земные по характеристикам применения. Их использование будет требовать меньше затрат и повысит коэффициент полезного действия. Но устойчивые показатели излучения интересны куда больше инопланетной руды. Я знаком с вашими разработками и хочу предложить вам создать прибор для исследования инфракрасного излучения.

— Вы хотите, чтобы я полетела на неисследованную планету?

— Не совсем так. Нам удалось собрать образцы и переправить ближе к Солнечной системе. К сожалению, завести на орбиту Земли не представляется возможным по соображениям безопасности. Мы предполагаем, заняться исследованием в космосе. Пока решили подготовить военных, что отправятся с экспедицией в составе группы ученых. Они должны понимать, с чем имеют дело, разбираться на хорошем уровне в обстановке. Все собранные приборами данные будут передаваться на Землю для обработки. Последним, предположительно, займетесь вы и еще несколько ученых, чьи разработки и соображения лежат в той же плоскости, что и ваши.

— Вояки не должны будут навредить, а заодно и начнут шпионить за учеными, — закончила за Брайтона я.

— Космос и планеты дилетантов не признают, — задумчиво произнес Ил. — Нужно, чтобы люди, которые однажды высадятся на той планете, были подготовлены и могли защитить интересы государства и спасти жизни исследователям.

Мне нечего было ответить. В университете много грамотных специалистов, но именно мои расчеты заинтересовали. Можно сказать, удастся совместить приятное с полезным и заняться собственными изысканиями за государственный счет. Такой шанс выпадал раз в жизни, стало быть, мне повезло. К тому же разрешалось привлекать специалистов и обучать лаборантов. Смущало, что придется натаскивать военных, но игра стоила свеч.

Я посмотрела на ректора, и тот отвел взгляд. Что-то тут не так. Ему так неприятно, что придется этим заниматься или на то имелись другие причины? В любом случае, мне все равно, что нравилось или не нравилось руководителю, ядро – мои разработки, а они востребованы.

— Хорошо. Когда смогу познакомиться с теми, кто начнет подготовку к экспедиции?

Ил вышел из кабинета, а затем вошел с молодым солдатом. На вид не больше двадцати.

— Знакомьтесь, Юлия, ваш новый студент ― Максим Король.

Брайтон сделал мне подарок, который не просила, но не буду лукавить, надеялась однажды получить. Мой труд заметили, он перешел из разряда гипотетических теорий на уровень практики, и это большое достижение, для меня как для ученого.

Спустя год я вплотную сотрудничала с отделом Ила и проводила в нем больше времени, чем дома или университете. В течение пары лет Брайтон подсылал ко мне на курс новых солдат, и я обучала их. На третий год при отделе открыли лабораторию, которую я возглавила и привлекла к работе в ней семерых студентов, включая Максима.

С Максимом Королем, студентом-воякой, я стала встречаться от случая к случаю. Не планировала ничего серьезного. Я горела наукой, жила своими опытами, находками, новыми возможностями, часть из которых заслуга Ила Брайтона.

Брайтон почти сразу, как начала работать с ним, намекнул, что возглавлю лабораторию в одном из научных федеральных центров. Тогда мне казалось, мечта сбылась и смогу заниматься наукой, и подготовила список ученых, которых желала видеть в своей команде. Тут Брайтон показал, кто на самом деле заведует лабораторией и набрал в команду людей по своему разумению. Пришлось согласиться, куда мне деваться, ведь ради науки можно и потерпеть. Вот тогда и началась череда томных взглядов со стороны Максима и приглашений отужинать.