Какие роли мы играем?

Есть такая древнейшая игра в поддавки: побеждает тот, кто сдаст больше шашек. Есть игра в подкидного дурака. Есть покер. Есть футбол. Есть шахматы. Есть дочки‑ матери. Есть в куклы. В войну. В солдатиков. В мушкетеров. Кто во что, но играли все, потому что очень хотелось хоть изредка почувствовать себя героем или позволить себе расслабиться до состояния «дурака».

Конечно, кому охота быть дураком? Но с другой стороны, все понимают, что лучше быть дураком в карточной игре, чем в жизни. Хотя вся соль игры и участия в ней все‑ таки сводится к стремлению выиграть.

Или сыграть героя. Какого‑ нибудь принца на белом коне, который освободит прекрасную принцессу. Хотя я вспоминаю свои школьные годы и готов признать, что одной из моих любимейших – была роль овчарки по кличке Пират. Уже не очень помню, что я именно делал в образе этой овчарки, но кажется, ухаживал за подругой – красоткой колли по имени Лесси (роль колли играла самая, на мой взгляд, красивая девочка нашего класса Оля, и, конечно, я был рад хоть в виде грозного Пирата пошептать ей что‑ нибудь вольное). А однажды я привел домой друга, и мы играли в зоопарк: в частности, разогрев суп с курицей, поставили тарелки на пол и хлебали языками, подхватывая куски курицы зубами. Нашему восторгу не было предела, но мама не одобрила и, кажется, даже отчитала. Мне до сих пор обидно, что мой детский порыв не оценили.

Все это – лишь игра. Но я четко знал даже тогда, что воображать себя, например, злодеем – не хочу. В фильме «Баллада о доблестном рыцаре Айвенго» есть роскошная песня Владимира Высоцкого:

Средь оплывших свечей и вечерних молитв,

Средь военных трофеев и мирных костров,

Жили книжные дети, не знавшие битв,

Изнывая от детских своих катастроф.

Детям вечно досаден их возраст и быт,

И дрались мы до ссадин, до смертных обид,

Но одежды латали нам матери в срок,

Мы же книги глотали, пьянея от строк.

Липли волосы нам на вспотевшие лбы,

И сосало под ложечкой сладко от фраз.

И кружил наши головы запах борьбы,

Со страниц пожелтевших слетая на нас.

И пытались постичь мы, не знавшие войн,

За воинственный крик принимавшие вой,

Тайну слова, приказ, положенье границ,

Смысл атаки и лязг боевых колесниц.

А в кипящих котлах прежних войн и смут

Столько пищи для маленьких наших мозгов,

Мы на роли предателей, трусов, иуд

В детских играх своих назначали врагов.

И злодея слезам не давали остыть,

И пpекpаснейших дам обещали любить.

И друзей успокоив, и ближних любя,

Мы на роли героев вводили себя.

Только в грезы нельзя насовсем убежать,

Краткий бег у забав, столько поля вокруг.

Постараться ладони у мертвых разжать

И оружье принять из натруженных рук.

Испытай, завладев еще теплым мечом,

И доспехи надев, что почем, что почем?!

Испытай, кто ты – трус иль избранник судьбы,

И попробуй на вкус настоящей борьбы.

И когда рядом рухнет израненный друг

И над первой потерей ты взвоешь, скорбя,

И когда ты без кожи останешься вдруг,

Оттого, что убили его, не тебя.

Ты поймешь, что узнал, отличил, отыскал,

По оскалу забрал – это смерти оскал,

Ложь и зло, погляди, как их лица грубы,

И всегда позади воронье и гробы.

Если путь пpоpубая отцовским мечом,

Ты соленые слезы на ус намотал,

Если в жарком бою испытал, что почем,

Значит, нужные книги ты в детстве читал.

Если мяса с ножа ты не ел ни куска,

Если руки сложа, наблюдал свысока,

И в борьбу не вступил с подлецом, палачом,

Значит, в жизни ты был ни при чем, ни при чем.

Хотелось быть смелым и благородным. Безупречным. Совершенным. С возрастом я понял, что у меня было счастливое детство, я ведь действительно учился играть только положительных героев.

Идеализация? Несомненно. К тому же при полном отсутствии жизненного опыта. Найти в игре в мушкетеров исполнителя на роль Рошфора в пятом классе – невозможно! Он же плохой, бесчестный, он обижает, а дайте мне сыграть д´ Артаньяна, который всем плохим парням накостыляет по шее! Других мотивов вообще не существовало в сознании: либо предатель, либо честный герой. Где нам было думать о ролях, масках и собственной выгоде.

С возрастом стало увлекательнее. Появилось такое модное направление, как романтизация зла. Это когда преступник обладает бесконечным обаянием, которое притягивает, манит и подчас кружит голову. Наивные девчачьи восторги, когда злодей цедит сквозь зубы колкости, грубоват и брутален. Похоже, многие девушки готовы бросить к ногам злодея честь. Нет бы, как вышеупомянутая Маша Петрова, беречь ее для магната. Потому что с возрастом снова меняются приоритеты.

Это как в анекдоте.

Дамочка с третьего этажа выглядывает и видит: по улице идет какой‑ то мужчина. Дамочка так кокетливо ему и говорит:

– Мужчина, мужчина, я вас боюсь!

– Почему? – недоумевает удивленный прохожий.

– А вы меня сейчас изнасилуете.

Хохот:

– Интересно, как это? Я мимо иду, а вы на третьем этаже.

– А я к вам сейчас спущусь, – щебечет дамочка.

Мы уходим от себя? Скорее, хотим посмотреть на себя в кривое зеркало. Я утром бреюсь, чищу зубы, надеваю галстук, шарф, пальто. Толкаю кого‑ то в метро. А этот кто–то кричит мне в спину: «А еще шляпу надел!». Шляпу я не ношу, но понимаю, что крикнувший имеет в виду имидж интеллигентного хама, который носит очки и шляпу. Образ сам по себе может измениться, стоит не надеть шляпу – и я уже понимаю, что внутренне стал другим, а чей‑ то окрик – это не более, чем окрик, и мне до него нет дела. Главное ведь – не кто и как кричит, а мое отношение к тому, как я себя чувствую в момент этого замечания о шляпе.

А может быть, это действительно философия «человека играющего»? Стремительно скользя сквозь толпу, просто знать, что ты можешь быть разным, изменчивым, потрясающим, творцом, удачливым, умным и нужным? Демонстрируя себя настоящего, но при этом понимая, что относятся люди к нам как к привычному стереотипу, маске, игрушке, кукле. И мы только тогда сможем добиться иного взгляда, когда научимся избавляться от тех особенностей, которые свойственны маске, надетой на нас другими.

Давайте возьмем для примера какой‑ нибудь стереотип. Вас когда‑ нибудь называли хорошим человеком? Может быть, даже часто? Именно таким вас считают ваши многочисленные друзья и приятели? Извините, но, на мой взгляд, стереотип «хороший человек» похож на выстрел в висок.

Хороший? Да, я дивный парень! Я классный! Я умный! Я добрый! У меня дома коллекция морских свинок! У меня сын отличник!

«А, хороший человек…», – тянете сквозь зубы и мрачно замолкаете, думая о чем‑ то своем.

А вот человек, способный принимать жизнь и общение, как игровой процесс, никогда не сдастся. Он продемонстрирует свою коллекцию свинок. Покажет всем своего сына‑ отличника. А в довершении всего пройдется на руках, потому что нет на свет ничего страшнее, чем заурядность.

Я однажды получил такую характеристику. Назвали меня «хорошим человеком», а я в ответ:

– Знаете, я зоофил.

Глаза вытаращила. Я поясняю:

– Люблю, знаете, с попугайчиками целоваться, а еще мне нравится, когда они меня за соски пощипывают.

Вам рассказать о силе эффекта? Подозреваю, что вы сами догадываетесь. Но больше никто не посмел меня наградить стереотипным знаком человеческого качества. Мне никогда не нравилась психология ОТК. Я годен лишь тогда, когда сам готов сообщить об этом – прежде всего, самому себе. Мне никогда не нравилось, что фраза «а еще шляпу надел» – может полететь мне в спину только потому, что я играю соло, а не массовку.

Итак, четвертый закон игровой реальности звучит: если ты готовишься исполнить соло, то будь готов к тому, что массовка может не признать за тобой это право.