Полемика вокруг ЛСД

Более четверти века прошло с тех пор, как швейцарский химик Альберт Хофман случайно обнаружил мощные психоактивные свойства диэтиламида d-лизергиновой кислоты, более известной как ЛСД-25 [17]. Вскоре это вещество стало объектом противоречивых суждений, которые со временем достигли беспрецедентных масштабов. Представляется полезным начать дискуссию об ЛСД с краткого обзора ее истории.

Открытие свойств ЛСД стало сенсацией в научных кругах и явилось стимулом для исследований в ряде других дисциплин. Многие ранние статьи указывали на сходство вызванного ЛСД состояния «экспериментального», или «смоделированного», психоза и спонтанно возникающих психозов, особенно шизофрении. Возможность моделирования симптомов шизофрении у психически здоровых людей в лабораторных условиях и проведение сложных тестов и исследований до, в течение и после переживания «смоделированного психоза» дают, казалось, желанный ключ к пониманию наиболее таинственного заболевания в психиатрии. Как препарат, обеспечивающий краткое обратимое вхождение в мир шизофреника, ЛСД рекомендовалась в качестве не имеющего себе равных инструмента для обучения психиатров, психологов, студентов медицинских вузов и персонала психиатрических лечебниц. В этом контексте неоднократно утверждалось, что даже одно ЛСД-переживание может значительно увеличить способность испытуемого понять мир психотика, подойти к нему с большим пониманием и более эффективно проводить его лечение.

Противоречия в отношении ЛСД начали возникать, когда концепция «смоделированного психоза» подверглась серьезной критике со стороны многих феноменологически и психоаналитически ориентированных психиатров и в итоге была отвергнута многими клиническими исследователями. Выяснилось, что, вопреки некоторому поверхностному сходству, имеют место фундаментальные различия этих двух состояний. Надежда на то, что исследование с помощью ЛСД приведет в результате к простому тестируемому разрешению загадки шизофрении, постепенно угасла и в конце концов сошла на нет.

Многочисленные статьи указывали на присущий ЛСД невообразимый терапевтический потенциал, чем вскоре затмили «психотомиметический» акцент (моделирование психоза) в изучении ЛСД. Согласно многим клиническим исследованиям, оказалось, что психотерапия с помощью ЛСД позволяет значительно сократить время выздоровления. Кроме того, терапевтический эффект отмечался у различных категорий пациентов, которых считали практически неизлечимыми или нереагирующими на обычное лечение, например, таких, как хронические алкоголики, наркоманы, криминальные психопаты с сексуальными отклонениями и острые невротики. Эти утверждения не остались незамеченными. Многие клиницисты, зная, как трудно изменить глубоко укоренившиеся психопатологические симптомы, не говоря уже о личностной структуре, отнеслись с подозрением к драматическим изменениям у пациентов, происходившим в течение недель или дней. Критики этих сообщений указывали на отсутствие контрольных исследований, демонстрирующих полезность ЛСД-психотерапии. Но подобные же возражения возникли в это время и в отношении психоанализа и других видов широко распространенной и практикуемой без применения препаратов психотерапии. Большая часть критики касалась главным образом методологии, и ни один из скептиков не ставил под вопрос безопасность этого подхода. Опубликованная в этой связи в 1960 году статья Сиднея Коуэна указывала на то, что риск, связанный с ответственным и профессиональным использованием ЛСД, для здоровых людей был минимальным [2]. Он несколько увеличивался при приеме ЛСД психически больными, но в общем ЛСД-психотерапия оказалась намного безопаснее многих других обычно используемых в психиатрической терапии процедур, таких, как электрошок, лечение инсулиновой комой и психохирургия. В целом же в начале 60-х годов казалось, что ЛСД занимает прочное положение в психиатрии как важный инструмент для проведения фундаментальных исследований, терапевтических экспериментов и психиатрического обучения.

Кроме того, были по крайней мере две области, в которых использование ЛСД открывало новые перспективы и предоставляло интересные возможности. Многие принимавшие ЛСД испытывали во время сеансов необычные эстетические переживания и интуитивное проникновение в природу творческого процесса. У них зачастую развивалось новое понимание искусства, особенно современных движений в искусстве. У художников, скульпторов и музыкантов под влиянием ЛСД обнаруживались редкие способности. Они создавали очень интересные и необычные для их манеры исполнения работы. Стало очевидным, что эксперименты с ЛСД найдут важное применение в психологии и психопатологии искусства.

Другой областью, в которой использование ЛСД оказалось революционным, явилась психология религии. Было замечено, что некоторые ЛСД-сеансы принимали форму глубоких религиозных или мистических переживаний, похожих на священные писания великих мировых религий и свидетельства святых, пророков и религиозных учителей всех времен. Возможность инициирования таких переживаний химическими средствами привела к интересной, но весьма противоречивой дискуссии вокруг темы «химического», или «мгновенного» мистицизма и духовной ценности этих феноменов. Дебаты ученых-бихевиористов, философов и теологов велись между крайними точками зрения. Многие экспериментаторы полагали, что проведенные на психоделических сеансах наблюдения позволят вынести религиозные феномены из сферы тайного, воспроизвести их в лаборатории, изучить и в конечном итоге объяснить научно. В конце концов, не должно остаться ничего тайного в отношении религии: она должна получить свое объяснение в терминах психологии мозга и биохимии. Некоторые теологи рассматривали ЛСД и другие психоделики как нечто таинственное, а сеансы — как таинства, поскольку с их помощью испытуемый приводится в соприкосновение с трансцендентальной реальностью. Противоположной тенденцией явилось отрицание того, что ЛСД-переживания были подлинными религиозными феноменами, сравнимыми с теми, что нисходят, как «благодать Божья», или же являются результатом дисциплины, отречения, поклонения или аскетизма; в этих рамках явная легкость, с которой эти же феномены могут быть вызваны химическим путем, полностью отрицает их духовную ценность.

В середине 60-х годов, когда ЛСД стала широко доступной на черном рынке, а «уличная кислота» принималась массами молодых людей, экспериментировавших на себе, противоречия вокруг ЛСД вступили в новую фазу. Возникшая ситуация оказалась теперь совсем другой по сравнению с довольно пассивной, но в основном научной и академической атмосферой предыдущих лет. Трезвые, веские аргументы почти полностью уступили место эмоциональным конфликтам между двумя непримиримыми группами. С одной стороны, прозелиты ЛСД провозгласили эру новой религии, мессия которой принял форму химического вещества. Для них ЛСД явилась панацеей для отчаянно больного человечества, предлагающей единственную альтернативу массовому уничтожению в ядерной катастрофе. Рекомендовалось всем без исключения принимать ЛСД настолько часто, насколько это возможно, и при любых обстоятельствах; риск отрицался или недооценивался, а если допускался, то его считали приемлемым в свете конечной цели. С другой стороны, среди публики возникала атмосфера, близкая к массовой истерии. Люди были напуганы этим новым движением и неистово восставали против него. Почти ежедневно жадные до сенсаций журналисты печатали репортажи, переполненные описаниями всевозможных ужасов, вызванных бесконтрольным приемом и самоэкспериментированием: люди «выходили» из окон верхних этажей, пытаясь войти в заходящее солнце, гибли при попытке остановить автомобили своим телом, теряли зрение, часами глядя на солнце, калечили себя, вырезая жир из тела кухонным ножом, убивали любовников, любовниц, тещ или кончали психотическими состояниями в закрытых отделениях государственных психиатрических лечебниц. Такие сообщения создавали представление об ЛСД, как о дьявольском снадобье и давали достаточное основание доя реакции, подобной охоте на ведьм, со стороны родителей, учителей, министров, политических деятелей и полицейских. К несчастью, многие здравомыслящие психиатры-профессионалы до некоторой степени тоже становились сторонниками подобного подхода. И хотя им были доступны отчеты о научных экспериментах с ЛСД, проводившихся в течение 20 лет, они допустили, чтобы их представление об этом препарате формировалось газетными заголовками.

Взаимосвязь между наркотиками и движением «хиппи» и контркультурная революция придали уже существующим проблемам важный социально-политический оттенок. Ситуацию еще более обострили противоречивые отчеты о связи ЛСД с хромосомными и генетическими отклонениями, с лейкемией и раком. Таким образом, взгляд на ЛСД охватил широкий диапазон — от того, что ЛСД является духовной, эмоциональной и социальной панацеей для человечества и мощным оружием в излечении серьезных ментальных и психосоматических заболеваний, до того, что это злейший враг, который, вызывая серьезные изменения мозга, физические и ментальные нарушения, угрожает здоровью будущих поколений. Чтобы завершить столь противоречивую картину, следует добавить, что это вещество серьезно рассматривалось как эффективный помощник в технике «промывания мозгов» и как мощное средство для ведения химической войны.

Атмосфера истерии наряду с отсутствием серьезного изучения очень затруднила научное понимание важности многих феноменов, составляющих эту проблему. Непрофессиональные экспериментаторы с ЛСД часто вступали в такие области переживаний, которые всерьез ставили в тупик практикующих психиатров и психологов. С одной стороны, ЛСД-переживания не отвечали ни одной из существующих теорий, а с другой — многие серьезные клиницисты понимали, что ограничиваться навешиванием на ЛСД-переживания ярлыка психотических было бы неверно, поскольку это не соответствует действительности. Кроме того, многие в результате такого экспериментирования прошли через драматические изменения личности, включающие перемену в иерархии ценностей, смену религиозных и философских убеждений, стиля жизни. Не имея возможности объяснить механизмы происходящего, профессионалы, оказавшиеся случайными свидетелями таких трансформаций, сочли их непостижимыми. Даже немногочисленные отрицательные случаи, сопровождавшие применение ЛСД, такие, как психические срывы или попытки самоубийства, могут обеспечить нас важными данными относительно динамики этих феноменов при условии научного, а не эмоционального подхода.

Если внимательно рассмотреть природу и масштабы противоречий ЛСД, то станет очевидным тот факт, что они отражают нечто более фундаментальное, чем фармакологическое действие одного лишь химического вещества. И хотя все дискуссии ведутся вокруг ЛСД, эмоциональный накал они приобретают от других затрагиваемых при этом тем. За несколько десятилетий исследования ЛСД дали много свидетельств относительно природы общего знаменателя, ответственного за такую ситуацию. Как будет показано в следующих главах, тщательный анализ данных ЛСД-переживаний указывает на то, что это вещество является неспецифическим усилителем ментальных процессов, выносящих на поверхность сознания различные элементы из глубин бессознательного. То, что мы видим в ЛСД-переживаниях и в различных окружающих их ситуациях, оказывается в своей основе экстериоризацией и усилением конфликтов, внутренне присущих человеческой природе и цивилизации. Если подходить с этой точки зрения, то ЛСД-феномены являются чрезвычайно интересным материалом для глубокого понимания ума, природы человека и человеческого общества.