Эстония

PSYCHOTERROR / ZLO — крутейшие эстонские панк-группы

11212 Estonia Tallinn Karasmarja 2-1

https://www.zone.ee/psychoterror

leislauri@hotmail.com

psychoterror@email.com

E-ZINES и прочие места всемирной паутины, посвященные панку, хардкору и идеям, связанным с ними:

https://www.soundresist.by.ru/ — хардкор-сайт «Сопротивление звуком»

https://www.punk.ru/ — e-zine, посвященный панку

https://www.375crew.org/ — DIY панк/хардкор сцена Беларуси

https://www.hardcore.lt/ — литовская diy underground сцена

https://www.hc.lv/ (www.hc.from.lv) — портал латвийской хардкор сцены

https://russia.indymedia.org/ — независимый информационный сайт,

(indyru@mail333.com — связь с редакцией)

https://www.protest.net и https://squat.net — англоязычные сайты, посвященные современным протестному и сквотерскому движению.

САМИЗДАТ И ДРУГИЕ НЕЗАВИСИМЫЕ ПРОЕКТЫ:

УТОПИЯ — анархический журнал, революции и контркультуры

117208 Москва а/я 80 м-208 Тупикину Владлену Александровичу

obschtschina@pisem.net

ВОЛЯ — международная анархическая газета

117208 Москва а/я 80 м-208 Тупикину Владлену Александровичу

https://volja.mn.ru

volja@nm.ru

МЕГАФОН — журнал анархического, антикапиталистического, антивоенного, профсоюзного, экологического и других разновидностей общественного активизма.

megaphon@mailru.com

INDYVIDEO.RU — независимый медиапроект, ориентированный на решение коммуникационных задач левой сцены в странах 6СССР. Это интернет ресурс, на котором оперативно отображаются действия левых групп, а также сеть видеоактивистов — корреспондентов в разных городах России и стран СНГ.

https://www.indyvideo.ru

СВОИ 2000 — экспериментальное творческое объединение. Организаторы первых российских street-parties, участники кампании «Против всех партий». В основном занимаются пропагандой и развитием независимого кино, снимают фильмы и музыкальное видео.

swoi2000@pisem.net

РАЗАМ — белорусскоязычная газета антиавторитарной независимой группы «Разам», Беларусь

https://www.razam.by.ru

С Крейгом О'Харой и издательством АК Press, выпустившем такую отличную книгу и множество других, не менее замечательных, вы можете связаться по адресу: akpress@akpress.org

Люди, желающие самостоятельно заниматься распространением этой книги в своем городе/регионе/... — пишите мне на e-mail — phdpunk@pisem.net

Ольга Аксютина

днем 1998 года О'Хара позвонил мне и спросил, не заинтересует ли меня предложение написать предисловие к новому изданию «Философии панка». Я тут же согласился, потому что подумал, что это очень по-панковски, и в некотором смысле почетно написать такое предисловие. Я не был уверен, что мое участие сильно увеличит уровень продаж этой книги. И дело не в том, что я играл, в той или иной команде или писал для разных зинов, а в том, что речь шла о панке, который меня волнует и в котором я немного разбираюсь.

К этому времени я был знаком с Крейгом О'Харой много лет и считал его одним из своих лучших друзей на этой одинокой планете. Мы познакомились в конце 80-х, когда мы оба учились в Бостонском университете. В те «не самые славные времена» мы с небольшой группой друзей посещали много (может, слишком много) панк концертов по всему восточному побережью. Назовите клуб, зал VFW[5] или подвал церкви — наверняка окажется, что мы успели там потусовать. В те дни мы видели несколько замечательных групп, например легендарных Bullet Lavolta и Verbal Assault, а куча остальных были полной фигней. Музыкальная сцена была смесью панка, хардкора, альтернативы и колледж-рока.

Этот период был так же временем яростного протеста, так как тогда была в разгаре война в Персидском заливе. Для нас, как панков, было важно занять серьезную позицию по отношению к происходящему и не увязнуть в стандартных идеологических аргументах правых и левых. Это также было время бурных обсуждений того, как продвинуть панк за рамки музыкальной арены и «внедрить» его в общество.

В те времена нашей дружбы Крейг шутливо называл себя «единственным панком в кампусе[6]» — ОРОС (Only Punk On Campus) и моментально мог определить, кто панк, а кто нет.» Крейг пришел из сцены Центральной Пенсильвании, и этот опыт дал ему уникальную возможность увидеть в истинном свете этих нарочито и излишне раскрашенных и разодетых городских и пригородных панков и колледж-рокеров, которые со всех сторон как бабочки слетались в такие города, как Бостон.

Крейг пришел с другой, крохотной сцены и из другого времени, где звание панка надо было заслужить, его нельзя было купить как нечто крутое в соответствующем магазине, как многие думают сегодня. По правде, панк был противоположностью удобного, так как он требовал усилий, чтобы творить и поддерживать любой вид скудной активности. Что мы имели чаще всего, особенно в начале американского хардкора, как, наверное, многие из вас, читающих эту книгу» хорошо знают, так это сборище чудаков и неудачников, пытавшихся общаться друг с другом, иногда удачно, а иногда нет.

Впервые появившись в панк-сцене в 1983, Крейг видел многие известные американские и европейские группы, выступавшие с турами по Штатам, в период их расцвета. Были ли это DYS, Black Flag, TSOL, Marginal Man, BGK, Government Issue, Seven Seconds или Articles of Faith, вы всегда могли встретить Крейга то в пите[7], то работающего на входе, на концерте, который он сам устроил. По пояс голый, страстный и безумный, панк без прикрас — так начинался путь Крейга, идя по которому, он стремился сохранить музыку и идеалы панка. Сохранить их в первозданном виде — это пенсильванская традиция, так же как у аманитов[8].

Я вовлечен в панк и хардкор-сцену (в основном бостонскую и вашингтонскую) уже почти 13 лет, ну а если говорить об альтернативной музыке вообще, то отсчет надо вести с 5-6 класса школы, когда новая волна стала моей первой любовью. Я успел побыть организатором концертов, помогал организовывать туры, работал в коллективе, видел сотни групп, имел и слушал слишком много записей. Панк был очень хорошей школой жизни и, безусловно, стал неотъемлемой частью меня.

За все это время в сцене я встречал, самых разных людей. Много таких, кого интересовала сама музыка, еще больше тех, кого слишком заботила мода, некоторых волновала политика, еще меньше людей интересовались жизнью нашего сообщества, но были среди них и те, кто действительно искренне верил, что панк — это настоящая, жизнеспособная альтернатива тому дерьмовому обществу, в котором мы живем. Крейг — один из тех немногих моих знакомых, кто взял лучшие идеи и воплотил их в повседневной жизни.

За последнее десятилетие панк довольно-таки широко распространился по миру. Многие скажут, что это к лучшему, возможно, еще больше — что к худшему. Некоторые изменения, которые произошли в сцене, никогда бы не произошли с Крейгом или мной, но сегодня воспринимаются как само собой разумеющееся. Возьмем, к примеру, появление вегетарианства и веганства[9] в панк-сообществе. Вегетарианцами были хиппи, а не панки (за исключением Crass). Сегодня вегетарианство — одна из основополагающих идей современного панка в большинстве направлений, таких как: стрэйт-эдж»[10], экологический хиппикор, или в расширяющейся сцене краст-панка. Этого позитивного явления не существовало до середины 80-х, тем более в 70-е. Хотя тогда многие панки следовали диете JFA (Jody Foster's Army)[11], т.е. «кока-кола и сникерс».

Другое потрясающее изменение — это возросший интерес к информации, не имеющей прямого отношения к музыке. Теперь панки все больше интересуются политическими событиями и такими личностями как политзаключенный Мумия Абу-Джамаль (Mumia Abu-Jamal), их волнуют проблемы классового самосознания. Такие издательства, как АК Press могут продавать книги на концертах, предоставляя панкам возможность не только слушать быструю агрессивную музыку, но и читать. Конечно, нельзя сказать, что в конце 70-х — начале 80-х отсутствовала политическая направленность. Стоит только вспомнить знаменитые концерты «Рок против расизма» и «Рок против Рейгана», чтобы понять, что панк начал оформляться как реальная политическая сила. Однако сегодня музыка стала дверью в мир дальнейшего образования, а не конечным, замкнутым на себе самом результатом.

Недавно мне представилась возможность прочитать курс лекций в Университете Тафте, штат Массачусетс, на тему: «Панк как социальное, политическое и культурное движение». Насколько я знаю, и насколько знают десятки преподавателей, с которыми я говорил, это был первый курс на подобную тему. Причиной, по которой я согласился на эту авантюру, было желание начать, как ученый и как панк, документировать то, как эволюция в музыке создала жизнеспособное социальное и культурное движение.

Создание подобного курса потребовало огромных усилий. Пытаться изложить что-либо в академическом стиле — это сложная задача. Она осложнялась тем, что, с одной стороны, необходимо было избежать излишней идеализации при объяснении сути панка, а с другой стороны, я пытался вдохновить своих студентов новыми идеями и направить их к новым высотам. Я должен был рассеять искаженные представления о панке, в течение долгого времени насаждаемые средствами массовой информации, и представить истинную и ранее скрытую от большинства историю движения — такова была суть курса. Создание курса послужило и мне хорошим уроком, в том смысле, что напомнило, насколько же панк жизнеспособное движение, и что каждый день в движение приходят все новые и новые люди с теми же надеждами, как когда-то и мы, и те, кто был до нас. Конечно, каждый думает, что именно его время в сцене было самым-самым, но это уже другая тема.

Главная проблема при попытке объяснить панк заключается в том, что он не укладывается в готовые схемы и категории. И в этом нет ничего удивительного, потому что у панка есть определенная цель: попробовать разрушить все рамки и ярлыки. Когда у движения подобная цель, любая попытка объяснить его или дать ему определение должна напоминать широкие, свободные мазки кисти. Панк-движение и панк-музыка не могут быть сведены к образу каких-то белых парней с торчащими волосами, одетых в кожаные куртки с тысячью металлических заклепок и слушающих очень громкую музыку. Если бы это было правдой, то подобное ни в малейшей степени не смогло бы меня заинтересовать. Одна из основных причин, по которым я согласился прочесть этот курс — желание развеять искаженное представление о панке у студентов, которые знают чуть-чуть или же вообще не имеют никакого представления о том, что эта сцена реально несет в себе и может предложить. Необходимо преодолеть стереотипы, навязанные родителями, телевидением и другими средствами массовой информации. Возможно, Sex Pistols и важны для панка, но действительно ли они достойны тех сотен и сотен глупых академических и попсовых музыкальных книг, написанных о них? Панк, и как музыкальное направление, и как общественное движение, не закончился вместе с ними, и не возродился в Сиэтле тринадцатью годами позже, в чем некоторые историки музыки убедили большинство. В моем курсе этот момент проходит красной линией. Однако мой курс был посвящен скорее даже не музыке, которая часто пыталась встать на первое место, а заслоненным ею прекрасным идеям панка. Для тех, кто по-прежнему вовлечен в сцену (а под «вовлечен» я понимаю нечто большее, чем посещение концертов и приобретение записей), панк становится чем-то другим и чем-то большим. Он становится сообществом единомышленников и реальным средством, чтобы поделиться своим идеями, измениться самому и изменить мир.

Один из основных текстов, который я использовал для того, чтобы представить основную концептуальную информацию своим студентам, была книга «Философия панка». Частично состоящая из текста, частично — из личных объяснений, эта книга представляет основных персонажей, ветеранов сцены, а так же дает некоторую информацию о том, как менялся и рос мир панка за примерно 30-ти летнюю историю (зависит от того, какую дату вы считаете днем рождения панка).

Затрагивая широкий круг проблем, начиная от феминизма, равных прав для гомосексуалистов и лесбиянок, экологии, насилия и наркотиков, взаимоотношений в обществе, и заканчивая вегетарианством, «Философия панка» охватывает большую часть панка и делит движение на доступные пониманию и анализу разделы. Все они, полные чистой энергии и задора, делают панк таким живым и разрастающимся движением.

Сегодня реальность такова, что ни одна книга или курс не могут даже надеяться полностью охватить все безумные нововведения и порой комичные ответвления, которые принял панк в Штатах, Европе и во всем мире. Каждый раз, когда смотришь вокруг, видишь, как в панк-сцене возникает новое направление. Мы все знаем, что если в комнате собрать сто панков, получим сто разных мнений. И вот эта книга даст вам, читатель, дорожную карту к безумию. После чего вы сами проложите свою дорогу.

Оглядываясь назад и вспоминая, когда эта книга только была задумана, где панк был тогда (до Nirvana) и где он теперь, понимаешь, насколько необходимо нашему сообществу всерьез заняться историей — потому что все быстро меняется. Я верю, что работа, проделанная Крейгом, добавит прекрасный кирпичик в здание истории панк-мира.

За всеми этими записями, книгами, фильмами, концертами и т.п. панк-штуками мы иногда забываем, что наше движение — это вера. Это вера в то, что жизнь имеет значение, и потому — не просри ее, и что если ты ее просираешь по чьей-то вине — сделай с этим что-нибудь. Это и есть то неосязаемое, неясное, что связывает панков, которые никогда не встречались или не разговаривали между собой. Это те убеждения, которые выражены в нашей музыке и культуре. Это то, что по-прежнему заставляется нас участвовать в этом. Будущее движения в наших руках. Если вы любите музыку, идеи или просто мощную энергию панка, то занимайте место и набрасывайтесь на эту прекрасную книгу. Наслаждайтесь!

Марк Байард (Mark Bayard)

четвертое издание «Философии Панка». Оригинал 1992 года был экземпляром размером 5, 5 на 8, 5 дюймов[12], отпечатанным в сраном копировальном салоне самообслуживания в Йокамтауне, Пенсильвания. У меня не было других средств, чтобы сделать переплет, поэтому я собственноручно просверлил две дырки и все это скрепил кольцами. Не выдерживая проверки временем, книга часто разваливалась уже после первого прочтения. Второе издание было немного более наглядным с добавлением цветной бумаги и полноцветных фотографий. Оно совпало с моим переездом в Сан-Франциско, где я три года работал в Kinko's. Хотя книга замечательно продавалась за 3-6 долларов, этот способ тиражирования занимал удивительно много времени и выдавал порядочное количество неразборчивого текста. Наконец, после огромного наплыва писем и в связи с желанием посвятить свое время другим проектам я был счастлив заплатить за профессиональное издание и передать заботы по распространению моим новым друзьям из АК Press. Первое издание составили два тиража по 3000 экземпляров, это издание — 5000. Кроме того, была продана тысяча прекрасно отпечатанных экземпляров литовского перевода, вызвав разнообразные отклики. Самым плохим резонансом стал налет литовских властей на типографию с намерением остановить распространение этого «гнусного, бунтарского, подрывного документа». Еще более удивил меня китайский гений, который несколько лет назад нашел время перевести и опубликовать этот текст в Гонконге.

Отклик на эту книгу был просто фантастическим. Спасибо всем людям, ко­торые прислали свои комментарии. Для бесчисленного количества людей, кото­рые в письмах жалобно сокрушались (сокрушаться — панк-традиция, если когда-либо таковые существовали) вроде: «А как же насчет интернета?», «Почему так мало о гей-панках?», «А что насчет хороших скинов?», «А где о панках в секс-ин­дустрии?», «А почему ни слова о панках в Мексике, Японии, Германии?» — мой ответ прост. Напишите свою собственную книгу. Выпустите свою собственную за­пись[13]. Начните делать свое собственное ра­дио/концерт/фэнзин/коллектив/ группу/инфошоп/ресторан/лейбл/дистро/клуб... и дайте знать миру, о чем вы думаете. Перестаньте жаловаться!

Спасибо: сумасшедшим О'Харам, Марку Байарду, Донни «Панку» и Тиму Йо (покойся с миром!), Кристоферу Нельсону, Джейсону Кренделлу, Шону Салливану, NYC! crew, Character Buider, Tom Brooker band, Citizen Fish, AVAIL, Bender, Indigo Girls, Propagandhi, всем замечательным группами, чьи фотографии здесь напечатаны, Profane Existence, FF5, OX, Pueblo CO, Holly Prochaska, всем, кто купил первое издание, Майклу Мартину, Верни Филлипсу, Рамси, АК Press, всем, кто пытается делать что-то оригинальное, позитивное, шокирующее или чудесное.

Сноски даются следующим образом (по порядку): автор или группа; статья, книга или запись; журнал или звукозаписывающий лейбл; год издания, страница; при повторном употреблении — аббревиатура названия. Если один и тот же источник цитируется дважды подряд, в сноске указано — «Там же». Я думаю, важно не упускать из виду приведенные источники, потому что они часто несут важную информацию о цитате. Библиография помещена в конце книги.

Иногда ни автор, ни номер страницы не указаны. Во многих фэнзинах не пишутся имена авторов и не нумеруются страницы. Я не думаю, что кто-то может обвинить меня в нежелании считать страницы зина, чтобы дать точную ссылку. Часто цитируемые авторы имеют творческие псевдонимы (например, Джелло Биафра или Кевин Секондз) или не пишут свои фамилии. Что касается записей, то обычно к ним прилагаются буклеты с текстами песен и/или другой информацией, откуда и взяты цитаты. Названия групп выделены жирным шрифтом, а названия книг и фэнзинов подчеркнуты. После названия записи стоит «ЕР» (что означает семидюймовую пластинку) или «LP» (двенадцатидюймовую).

Возможно, вам встретится несколько незнакомых терминов, но все они объясняются по мере прочтения книги. Сейчас прошу панков немного потерпеть; помните, что это могут прочитать некоторые из ваших крутых родителей. Очень кратко, «show»[14] — то, как панки называют концерт. Он отличается от обычного концерта какого-либо музыкального жанра, потому что его целью является уничтожение разделения на публику и исполнителя. Поэтому этот термин используется, чтобы различать два разных события. Довольно-таки часто на протяжении всей книги используется слово «сцена». «Сцена» — это панк-сообщество и слово, которое панки используют для описания его. Существуют местные сцены, национальные сцены, мировые сцены. Подразделения панк-движения также используют этот термин для самоописания, например, стрэйт-эдж сцена Я предпочитаю не делить панк-сцену на множество частей, хотя некоторые это делают. Единственное разделение, необходимое для моей цели, — это разделение между панками, стрэйт-эджерами и скинхедами. Это соответствует видимым отличиям в стиле одежды, также как и различиям в поведении и философии. Пока я пишу эти строки зимой 1999 года в Сан-франциско, я мог бы продолжить, описывая добровольно создаваемые подразделения, такие как Riot Grrls[15], nerd punks[16], gutter punks[17], emo punks[18]...

Термин «хардкор», которые придумали американцы в начале 1980-х, я использую просто в качестве синонима слову «панк». Хардкор-музыка, как правило, быстрее панк-музыки 1970-х, но идеи и люди фактически те же самые. Важно заметить, что я буду рассматривать исключительно идеи, а не особые музыкальные стили (которых существует великое множество). Это занятие я оставлю для музыкальных критиков.

Насколько я знаю, это единственная работа такого рода. О движении конца 1970-х было написано множество книг, но все они устарели и представляют собой не очень осмысленное развлечение. Серьезными книгами о панк-движении являются «Хардкор Калифорния»[19] (о зарождении калифорнийской сцены), «Запрещенные в Вашингтоне»[20] (о первых годах вашингтонской сцены) и «Формируя сцену»[21] (о нью-йоркской сцене более позднего периода). За исключением «Хардкор Калифорнии» они полезны как исторические документы из-за обилия фотографий. Не существует книг, которые попытались бы запечатлеть философию постоянно изменяющихся международных сцен. Книга «Угроза примером»[22], где напечатаны философия и мысли 27 влиятельных членов движения, подошла к решению этой задачи наиболее близко. В этой замечательной книге авторы говорят о личном опыте и влияниях, но часто не касаются многих конкретных идей, о которых постарался написать я.

Между главами помещены коллажи, состоящие из графики и отрывков оформления различных зинов и записей. Я призываю читателя рассмотреть их очень внимательно, поскольку это образы тем, которые я обсуждаю. Фотографии сделаны мной и сопровождаются соответствующими подписями. Единственными исключениями являются фотография Indigo Girls и 3-4 фотографии Кэролайн Коллинз, а также парочка фотографий моего брата Джека. Мне следует упомянуть, что я в панк-сцене с 1982 года и убежден, что это очень эффективный и веселый способ узнать о том, что происходит в мире, научиться менять что-то вокруг себя (если это возможно), пытаться практиковать индивидуализм и нонконформизм в формах, которые наиболее способствуют позитивному развитию личности. Панки постоянно изменяются и активно производят информацию, а наличие общих точек зрения по конкретным вопросам подобно жидкой ртути. Я не хочу сказать, что идеи, о которых я пишу здесь, являются единственными (или даже моими собственными), но лишь о том, что они отражают наиболее распространенные позиции в сегодняшней панк-сцене».

И, наконец, я бы хотел подчеркнуть, что эта книга была написана не только для фэнов музыки, но и для читателей, которые интересуются различными направлениями политической и социальной философии. С самого начала движения панк развивался, и его философия становилась более развитой. Я не пытаюсь написать историю, лишь хочу документировать рост и изменение философии, как это представлялось мне 13 апреля 1992 года и продолжает видеться сегодня. В ближайшие годы это, может быть, полностью устареет, но что касается меня самого и десятков тысяч других активных панков в Северной Америке и Европе, то я надеюсь, что наша сцена изменится только к лучшему.

В механистическом и обезличенном мире человек приобретает необъяснимое чувство утраты, ощущение того, что жизнь исчерпала себя, что люди словно лишены своего наследия, своих корней, что общество, точно так же как и человеческая природа, раздроблено и изувечено, но, прежде всего, это ощущение, что люди находятся в стороне от того, что могло бы придать смысл их работе, их существованию»[23].

В современном обществе прочно укоренилось чувство отчуждения, настолько сильное и распространенное, что оно во многом стало нормой. Некоторые возводят истоки этого явления к началу индустриальной революции, когда рабочее место стало вторым домом для людей любого возраста. Не нужно быть марксистом или ученым-социологом, чтобы осознать роль массового производства и максимальной производительности в порождении отчуждения. Любой служащий, торговец или кладовщик скажет об этом. Интересно, что человек сам виновен в возникновении и принятии как должного подобных чувств. Возможно, в конце XX века нам трудно представить себе жизнь без таких переживаний, и мы безропотно Наследуем все те механизмы, которые влекут за собой отчуждение. Мало кто может поспорить с тем, что «западный человек (впрочем, как и восточный) так механизировал, мир вокруг себя, сделал его таким удобным, что сам стал лишним в этом мире»[24].

Люди поступают так, будто у них нет ничего общего друг с другом. Словно все мы пришли в этот мир, чтобы жить для себя так, как будто вокруг никого нет. Многие философы, социологи и теологи пытались доказать нелепость того отчужденного образа жизни, который мы выбрали. Хотя ученые умы часто демонстрировали способность видеть истинное положение вещей, вся их проницательность была доступна лишь для них самих на страницах научных публикаций и в стенах высших учебных заведений. Элитаризм и высокая стоимость пребывания в «башнях из слоновой кости» гарантирует, что число людей, страдающих от угнетения и желающих вникать в то, что изучают с такой горячностью профессора, останется незначительным.

Конечно, некоторые отчужденные социальные группы осознают, что с ними происходит. Это осознание может быть основано как на активном отрицании общества, так и на неприятии этим обществом определенных групп. Эти группы могут либо отказаться от того образа жизни, который ведет к отчуждению, либо, против своей воли, быть отвергнуты мейнстримом. Чернокожие, гомосексуалисты, ВИЧ-инфицированные, представители низших слоев общества, — все эти люди осознают свое место в иерархии современного общества. Важно отметить, что осознание одной социальной группой (или человеком) того, что она является «выпадающей» из общества, не влечет за собой понимания проблем и страданий другой отвергнутой социальной группы, к которой общество относится точно так же. Люди часто заостряют внимание на своих собственных проблемах, оставаясь безучастными к страданиям других.

Некоторые социальные группы-изгои желают быть частью мейнстрима, в то время как другие — нет. Тем не менее, «все подобные социальные группы сталкиваются с определенной степенью изоляции со стороны общества; они находятся внутри общества, одновременно не являясь его частью. В результате они имеют тенденцию к созданию собственных более или менее обособленных субкультур»[25]. Подобные субкультуры имеют в своих рядах людей, которые в гораздо меньшей степени отчуждены от самих себя и зачастую пытаются себя реализовать. Люди, принадлежащие субкультурам, вне зависимости от степени своей угнетенности, часто успешно находят понимание и поддержку среди таких же, как они, то есть то, чего они не могут найти в обществе. Они находят осознание себя и себе подобных, которое было потеряно, забыто или украдено. Это происходит в случае создания «групп поддержки» на основе общего жизненного опыта, веры, пола или расы. Субкультуры часто могут «вдохновлять своих членов на служение высшей цели»[26]. Причем эта высшая цель не всегда несет добро, как, например, в случае с ку-клукс-кланом либо другими субкультурами, проповедующими ненависть, но всегда является важной составной частью любого движения, желающего внести изменения в сложившийся статус-кво.

Субкультура рок'н'ролла была непостоянной и слишком неоднородной, ч! тобы как-то четко определить ее. Маловероятно и излишне идеалистично считать, что рок-музыка, зародившаяся незадолго до Элвиса Пресли и существующая в различных формах и по сей день, имела какую-либо более высокую цель, нежели развлекать. Бунтарская молодежь тянется к року в его изменяющихся формах на протяжении четырех десятков лет, но в целом все это не более чем часть непрерывно растущей индустрии развлечений. В начале рок'н'ролл очень неясно высказывался по поводу расовых барьеров и неравенства 50-х, и до конца 60-х в рок-музыку так и не было привнесено никакой внятной политической идеи. Это произошло, когда рок продемонстрировал свою мощь, и субкультура стала контркультурой.

Оглядываясь назад, можно сказать, что радикалы 1960-х (речь идет не о хиппи, которые довольствовались тем, что носили цветы и клянчили мелочь на улицах Сан-Франциско) не скрывали своего воодушевления и энтузиазма в отношении рок-музыки и той довольно крепкой связи, которая существовала между их политикой и рок'н'роллом. Начиная с «Черных пантер», влюбленных в Боба Дилана в Окленде (Калифорния), и заканчивая «белой пантерой» Джоном Синклером и его братьями из МС5, призывавшими к вооруженному восстанию в Мичигане, все они осознавали и ценили силу рок-музыки как музыки, принадлежащей народу. До того, как умереть либо продаться, радикалы 60-х Джерри Рубин и Эбби Хоффман вместе с бесчисленным множеством таких же, как они, направили рок'н'ролл на создание массового антиправительственного движения, состоящего из молодых недовольных жизнью чудаков.

К сожалению, как бы хорошо такая музыка не служила благому делу, воспевая свободу и изобличая лицемерие общества, ее ждала такая же судьба, как и более поздние течения популярной рок-музыки: «Коммерциализация/ творческое истощение, конформизм и поглощение силами мейнстрима»[27]. Рок-музыка стала «либо коммерческой, мейнстримовой музыкой, продвигаемой и упаковываемой корпоративными гигантами, либо ритуальным гедонизмом»[28].

Исключением из предсказуемой политики и деятельности рок'н'ролла стало движение, которое носило название панк-рок или просто панк. Время и место рождения панк-движения являются предметом спора. Либо нью-йоркская сцена конца 60-х — начала 70-х, либо британский панк 1975-76 имели честь быть первыми. Для наших целей подробное рассмотрение его происхождения не столь важно, так как окончательно движение со своей особой политикой сформировалось только к концу 70-х. Вообще, принято считать, что в Нью-Йорке был изобретен музыкальный стиль, в то время как в Британии получила распространение политическая позиция панка и яркий внешний вид. Взгляд на истоки возникновения английской сцены поможет понять, в каких условиях родился современный панк.

Трисия Генри написала очень хорошую книгу, в которой отображено зарождение панка в Нью-Йорке и последующий взлет панк-движения в Англии. Несмотря на то что это книга хороша, ее автор не придает значения всему, что происходило после 1980-го, когда, по ее мнению, панк умер. Было написано несколько книг подобного плана (все они были сфокусированы на самой известной панк-группе — Sex Pistols), и большинство из них страдали недостатком информации, так как авторы не были частью движения, а были всего лишь сторонними толкователями. Генри, однако, корректно и тщательно подошла к проблеме.

«Для большего числа людей, находящегося на социальном пособии, особенно для молодых людей, перспективы улучшить свою судьбу были довольно туманны. В подобной атмосфере англичане подверглись плодотворному влиянию нью-йоркской сцены, и ироничный пессимизм и любительский подход к музыке приобрели явную социальную и политическую окраску, а британский панк превратился в сознательное пролетарское движение, одновременно оставаясь художественным течением»[29].

Правда, что безработица и плохие условия жизни вызывают чувства отчуждения и фрустрации. Также правда и то, что подобные чувства можно выразить по-разному. Преступность была одним из наиболее распространенных в то время способов излить подобные чувства, но в этот конкретный момент и в этом месте шпана взяла в руки гитары, не переставая, при этом все же совершать мелкие, незначительные преступления все из того же чувства фрустрации. «Не принимать во внимание очевидную связь между феноменом панка и экономическим и социальным неравенством в Великобритании — значит отрицать ценность философской подоплеки движения.

Панк в Британии был, по существу, движением, состоящим из белых малообеспеченных молодых людей, принадлежащих к рабочему классу. Многие из них глубоко переживали кризисную жизненную ситуацию и использовали панк как способ выражения своего недовольства»[30].

Целью подобной констатации является необходимость понять, откуда появились панки, и почему они придерживались подобных идей. Было бы неправдой, однако, утверждать, что те первые панки имели на вооружении хорошо проработанные социальные и политические теории. Они могли быть против всех обычных «-измов», но скорее предпочитали плеваться и сквернословить, чем разъяснять свою позицию обществу. «Они были панками, а не общественными деятелями, и их послания были мрачными. Музыка Sex Pistols была вспышкой ненависти и отчаяния. Посмотри в лицо жизни, уродливой, бессмысленной и полной разочарования. Кричи вместе с нами... «Будущего нет!»[31].

Целью тех панков было выразить свою ярость в жесткой и самобытной манере. Больше всего они ненавидели добровольных конформистов. Многие панк-команды строили свои политические платформы и послания на позиции продвижения нонконформизма. Конформизм отвергался ими в любых проявлениях, в попытках добиться истины или иногда просто для того, чтобы шокировать людей. Чем же так плох конформизм? Видный социолог Эллиот Аронсон дает следующее определение конформности: «Изменение в поведении или мнении человека под воздействием реального или воображаемого давления со стороны другого человека или группы людей»[32]. Реальное или вымышленное давление со стороны, которое отрицают панки, это не только физическое давление или навязываемый интерес, но и «конформизм, который является результатом наблюдения за другими с целью приобретения информации о подобающем поведении»[33].

Панки рассматривали нонконформизм не только с позиций другого подхода в звучании или внешнем виде (важность этого — предмет дискуссий), но и с позиций отличного от господствующего образа мышления. Конформист, чьи идеи определяются его окружением, не задает вопросов о том, что другими воспринимается как само самой разумеющееся, будь то работа, раса, секс или его собственная личность. Нонконформист не опирается на других в попытках определить свою собственную реальность.

Критическое отношение к конформизму включает в себя также и критичное отношение к власти. Панки не испытывают особого уважения к власти в любых ее проявлениях, в дальнейшем об этом будет сказано в главе, посвященной анархии. Вообще, принудительная власть воспринималась ими как главный источник зла. Начиная с немецких нацистов времен Второй мировой войны и участников шоковых экспериментов психолога Стэнли Милгрэма, и заканчивая сегодняшней полицией, все доказывает, что неоправданная слепая покорность власти приводит к массовому принятию пагубных последствий ее деятельности.

Действуя как антиавторитарные нонконформисты, панки не встречают хорошего к себе отношения со стороны тех, чьи приказы следовать правилам они отвергают. Наше общество неплохо научилось практиковать «двоемыслие» и искать козлов отпущения, оно применяет язык со всем его понятийным аппаратом для того, чтобы создать негативные образы тех, кто следует принципам нонконформизма. «Слово «индивидуалист» или «нонконформист» можно заменить на «человек с отклонением от нормы», а слово «конформист» — на «командный игрок»[34]. Это как раз то, что сделало современное общество; созданный им негативный облик панк-движения будет рассмотрен в главе, посвященной искажению образа панка в СМИ.

Мы знаем, что нонконформисты почитаются историками или воспеваются в фильмах и книгах намного позже их нонконформистских действий. При жизни же они обычно бывают заклеймены как бунтовщики, отступники или смутьяны именно тем устоявшимся порядком вещей, против которого они выступают. Музыкальная индустрия и модные журналы, которые на протяжении последних двадцати лет либо проклинали, либо посмеивались над панком, теперь превозносят многие панк-группы как гениев-первопроходцев. Руководители крупных музыкальных компаний, которые терпеть не могли панк, теперь подписывают налево и направо контракты с молодыми командами, пытаясь заработать деньги на модном жестком звучании. В то время как некоторых прельщает широкое признание, а кому-то даже удается на нем заработать, эта цитата Дика Лукаса (Dick Lucas), участника английских групп Subhumans и Citizen Fish, хорошо передает все те чувства, которые испытывают многие панки в отношении культуры мейнстрима и общества в целом:

«Я никогда не свыкнусь с мыслью, что я «часть общества», и что я должен выстраивать линию своего поведения в соответствии с господствующими в обществе настроениями, настроениями конформизма, покорности и стремления к успеху. Затуманенное при помощи жесткого воспитания разума школой и СМИ, массовое сознание западной культуры вращается вокруг стремления поддержать прошлое, чтобы обеспечить будущее, в то время как страдания в настоящем находятся вне нашего контроля, в «надежных» руках правительства, которое скармливает массам настоящее, представляющее собой продукт технологического, материального, промышленного прогресса»[35].

Дик не одинок в своем мнении. Сотни тысяч панков чувствуют так же. Имея это в виду, я постараюсь рассказать о том, что такое панк, как искажали его суть средства массовой информации и каковы некоторые особенности философии панка.

Выдающийся советский психолог Павел Семенов однажды отметил, что человек удовлетворяет свою жажду знаний двумя способами: 1) человек наблюдает за окружающим его миром и пытается упорядочить неизвестное ясным, разумным образом (это наука); и 2) человек изменяет знакомый ему окружающий мир, чтобы создать что-то новое (это искусство)»[36].

В соответствии с этим определением, панк может быть определен как разновидность искусства. Панк — гораздо больше, чем просто искусство, поскольку он подразумевает конкретные теории и политику. Пытаясь разобраться в том, что же такое панк, было бы полезно сравнить его с другими течениями в искусстве прошлого. Первые панки (возможно, достаточно неосознанно) использовали ту же революционную тактику, что и представители предшествующих авангардных течений: необычный внешний вид, размытые границы между искусством и повседневной жизнью, сочетание несочетаемого в поведении, умышленное провоцирование публики, использование неподготовленных людей в качестве исполнителей и резкая перестройка (или дезорганизация) общепринятых стилей представления.

Наиболее часто употребляемое сравнение — панк и известное художественное течение дада. «Дада просуществовало примерно с 1916-го по 1922-ой год, приобретя себе дурную славу во Франции после первой мировой войны тем, что самым решительным образом отвергало все ранее существующие общественные и эстетические нормы»[37]. Существует, по крайне мере, три известных мне научных работы, в которых паню преподносится в качестве современного варианта дада. Это сравнение правомерно, хотя я думаю, что панкам, скорее всего, придется не по вкусу искусство дада. Оба этих течения разрушительны по своей сути, но, к счастью, подрывная сущность панка, видимо, выражается менее абстрактно и абсурдно, нежели у дада.

Течением, с которым панки находили наибольшее сходство, был футуризм. Футуризм как течение был основан в 1909 году Филиппо Маринетти, манифест которого был опубликован в крупной ежедневной парижской газете Le Figaro. «Как и другие течения в истории авангарда, футуризм включал в себя изобразительное искусство, литературу и перформанс. Он был основан на отвержении традиционных форм в искусстве, ненатуралистическом выражении и вовлечении зрителей в действие»[38]. Вовлечение публики является важным связующим звеном между футуризмом и пан-ком, так как и панк, и футуризм пытались разрушить барьеры стандартных отношений, сложившихся между зрителем и художником. Частью провокационной линии поведения панка были выступления, во время которых исполнителей рвало на сцене, они плевались в публику и демонстрировали раны, нанесенные ими же самими при помощи бутылок, рыболовных крючков и ножей. Публике также отводилась определенная роль: она беспрерывно бросалась в исполнителей вырванными креслами, стаканами, пивными бутылками и всем тем, что подвернется под руку»[39].

Подобного рода взаимодействие между публикой и исполнителем наблюдалось в ранний период панка, но постепенно эта связь стала исчезать. По мере того, как количество зрителей возрастало, концерты становились все более развлекательными, нежели ориентированными на общение. Маленькие залы все еще сохраняют прежнюю атмосферу, в то время как выступления в больших все больше походят на обычные рок-концерты. К тому же, описанные выше черты панк-выступлений стали более приглушенными. Когда подобные выступления все же имеют место, они обычно рассматриваются как неоригинальные выражения шоковых ценностей или просто стремление вернуть те «славные добрые времена», когда у панка не было никакой политики, кроме выражения гнева.

На более позднее панк-движение оказала влияние манера одеваться, которая была принята у футуристов. Футуристы пытались донести свое антихудожественное послание на улицы через вызывающую одежду, серьги и грим. Это было впоследствии скопировано на Кингз Роуд в Лондоне теми панками, которые делали упор на моду.

Необходимо также отметить одну очень важную вещь: панк эволюционировал за пределы «шоковой тактики» волос, крашенных в яркий цвет, и собачьих ошейников в сторону целостной философии, которая не имела ничего, или почти ничего общего с конкретным стилем одежды. Несмотря на то что шокирование людей своим внешним видом было важным на начальном этапе и до сих пор доставляет много веселья, сейчас оно отошло на второй план, уступив место шокирующим идеям.

Подобное краткое сопоставление панка и авангардных течений в искусстве (более обстоятельно они были сделаны другими) демонстрируют то, что панк не был уникален в средствах выражения своих бунтарских настроений или методах бунта. Необходимо только понять, что из себя представляет современная панк-сцена, и что она может сказать миру сегодня.

Теперь я буду пользоваться почти исключительно источниками информации самой панк-сцены. Тысячи фэнзинов, журналов, издаваемых панками для панков и о панке, выражают мнения их со здателей о том, что такое панк, какова его политика, его лучшая музыка и цель авторов этих журналов. Используя эти источники, я постараюсь дать наиболее точный образ философии современного панка.

Для начала я скажу вам, чем, по моему мнению, панк точно не является: это не мода, не определенный стиль одежды, не проходящая «фаза» бунта на коленях против родителей, не новейшее «крутое» течение или особый стиль музыки; на самом деле это идея, которая ведет вас по жизни и придает ей смысл. Панк-сообщество существует, чтобы поддерживать и воплощать в жизнь эту идею через музыку, искусство, фэнзины и другие средства выражения личной творческой силы. И что же это за идея? Думай самостоятельно, будь самим собой, не просто принимай то, что дает тебе общество, создавай свои собственные правила, живи своей собственной жизнью»[40].

В панк-сцене было много участников и сторонних наблюдателей, которые так и не заметили какой-либо четкой цели, лежащей в ее основе. Молодые люди традиционно переживают стадию взросления, когда их бунтарство направлено против всего: родителей, школы и власти в целом. Панку был ошибочно прикреплен ярлык подросткового протеста, когда личность в период своего становления старается выделиться среди окружающих. Безусловно, как правило, стиль одежды и музыки, характерный для панка, часто оказывается вызывающим и шокирующим для широкой общественности, но неправильно думать, что панк — это движение, в котором главным является то, как ты выглядишь. Безумное временное бунтарство может быть прикольным, но оно не является столь уж эффективным и полезным. Панк, по своей сути, пошел гораздо дальше, чем зацикленность на внешнем облике, но об этом в средствах массовой информации не говорят или представляют это в неверном свете. Недостаточно отличаться внешне от толпы, необходимо делать сознательный акцент на том, чтобы оставаться собой.

Когда люди, которые хотят быть уникальными и непохожими на других, примеряют на себя панк-прикид, им удается лишь выглядеть отличными от нормы. Но это совершенно бессмысленный шаг. Для некоторых для того, чтобы стать индивидуальностью и самим собой, некоторым людям «необходим честный, нередко причиняющий боль взгляд внутрь себя с тем, чтобы ответить себе на нелегкие вопросы: «Кто я? Чего я хочу от жизни? Чего мне следует желать? Что мне следует делать? В конечном итоге этот процесс, вне всякого сомнения, приведет к тому, что человек откажется от того, чтобы следовать общественным правилам и ожиданиям...»[41]. Стоит подчеркнуть — для того, чтобы ответить себе на эти вопросы, человек обязательно должен спросить себя и о другом: «Почему я хочу этого? Что стоит за этими желаниями?» Целью этого процесса является самопознание. В этом отношении человек начинает отличаться от других. С осознанием собственного нонконформизма приходит осознание того, что общество устроено не так, чтобы стать цивилизацией личностей. Вместо этого оно создано для того, чтобы удовлетворять запросам несуществующей «нормальной личности» и заставлять других втискиваться в эти рамки, результатом чего является институционализированная дегуманизация»[42].

Бунтарство является одной из неоспоримых черт, характеризующих панк. Бунтарство сокрыто в самом смысле панка, в его музыке и текстах. Тусуется ли молодой человек в этой среде достаточно долго, чтобы сделать для себя важные выводы или нет, но «всякий, кто вовлекается в панк, обычно привлечен той или иной формой бунта. Будь то бунт против родителей, власти или всей системы в целом»[43]. Молодые люди «достигают возраста, когда у них что-то щелкает внутри, и они начинают хотеть делать что-то самостоятельно. Ребята сыты по горло условиями, в которых они живут, будь то социальные, музыкальные или какие-либо еще условия»[44]. Для тех, кто становится частью движения (а это не обязательно молодые люди), этот начальный протест превращается в силу, побуждающую к образованию и личному развитию.

Самое важное (и, пожалуй, самое радикальное) для панков — это брать на себя ответственность. Прежде всего, это касается их самих, того, как они организуют и проживают свою собственную жизнь, а потом распространяется и на остальных. В чем же заключается эта ответственность?.. «Думать головой, относиться к людям с уважением, не оценивать людей по внешним признакам, поддерживать других в борьбе за право быть самими собой, даже спо-j собствовать позитивным переменам в мире»[45].

Не все панки пришли к единому мнению о том, как нужно поддерживать других или каким образом можно что-то изменить во внешнем мире к лучшему. Но все согласны, что это необходимо делать. Поскольку панк-движение состоит сегодня в большинстве своем из белых представителей среднего класса и класса служащиха не из представителей рабочего класса из бедных районов или представителей меньшинств, важным шагом является отказ от сво-j его привилегированного положения в обществе. «Мы наследники мирового порядка, основанного на господстве белых, патриархате и капитализме. Наша главенствующая позиция в качестве защитников капитализма, — господствующих классов и надсмотрщиков над низшими классами была установлена для нас нашими родителями, нашим воспитанием, нашей культурой, нашей историей, и все же у нас хватило морального чувства, чтобы отказаться от нее. Как панки мы отрицаем унаследованные нами расовое и классовое положение, потому что мы знаем, что это дерьмо»[46].

Если панки были рождены в этом мире как сыны и дочери Америки, они предпочли стать сиротами ебаного общества.

Что же все-таки такое панк? Следующие три определения панка должны быть упомянуты, так как все они представляют собой шачимые мнения, которые, к тому же, верны:

Панк — это молодежное течение. «Я скажу тебе, что такое панк — это кучка молодых людей с забавными прическами, несущих псевдополитическую чушь и исторгающих из себя либеральные философские теории, о которых они почти ничего или совсем ничего не знают»[47].

Панк — это внутренний бунт и стремление к переменам. «Хардкор(овец) — шестнадцатилетний, выкрасивший волосы в светлый цвет молодой человек, бросающий вызов и живущий в дешевой съемной комнате, не очень хорошо, но самостоятельно. Хардкор(овец) — получатель социального пособия, которому правительство платит, чтобы он не ввязывался в неприятности, и который на свое ежемесячное пособие снимает студию для репетиций. Хардкор(овец) — корпоративный лакей, который увольняется с работы, чтобы стать менеджером группы прыщавых подростков»[48].

Панк — это грозный голос сопротивления. «Мы создали свою собственную музыку, свой образ жизни, свое сообщество и свою культуру... Мы создаем движение на основе любви, действуя в надежде на то, что однажды, в конце концов, на Земле будет достигнут мир. Мы можем оступаться, но мы будем продолжать бороться. Свобода — это то, что мы создаем каждый день, и от нас зависит, сбудется ли она»[49].

Тогда как третье высказывание выглядит идеалистичным по отношению к двум другим, первое мнение обычно преподносится прессой. Как будет рассказано далее, это наименее точный, но наиболее популярный образ панка.

По мнению большинства людей, мы все накачавшиеся наркотиками революционеры, свихнувшиеся на идее разрушения всей цивилизации. Стоит ли удивляться после этого, что наши концерты отменяют один за другим? Стоит ли удивляться, что панков избивают, заталкивают в полицейские машины и развозят по тюрьмам? Список несправедливостей, совершенных по отношению к панку, столь же длинен, как и список плохих статей о панке в прессе»[50].

Вне зависимости от того, чем был панк или чем он является до сих пор, очевидно, что он приобрел дурную репутацию. Телевидение, кино, комиксы и реклама — все искажают реальный образ панка в глазах широкой общественности. Панк был преподнесен обществу как преходящее увлечение, самоубийственное и жестокое. В середине 80-х панки частенько становились темой для ток-шоу вроде передачи Фила Донахью. Также в телевизионных комедийных сериалах, вроде Alice, Silver Spoons и многих других, были эпизоды, в которых все вертелось вокруг смущения и стыда, возникавших, когда один из героев на время «становился панком». Естественно, к этому герою потом возвращается здравый смысл, и он превращался в «нормального» до конца серии.

В ток-шоу же зачастую участвовал член какой-нибудь организации по промывке мозгов вроде «Родителей панков» или «Вернуть под контроль», который убеждал родителей в том, что их чада вполне могут «излечиться от панк-безумия» при наличии денег и хорошего психотерапевта. Матери рассказывали ужасающие истории о своих сумасшедших детях, в то время как аудитория, вся в черной коже и гриме, вопила и плевалась. Какой шок для телезрителей!

Эпизоды телевизионных шоу Chips, Quincy, Square Pegs, 21 Jump Street и такие фильмы, как Class of 1984, Repo Man и многие другие, изображали панк в качестве «прямой причины садомазохизма, суицидов, убийств, сексуального и других форм насилия»[51]. В этой книге будут рассмотрены неголливудские взгляды на панк и отношение к нему, свободное от вредных стереотипов, представленных в фильмах и шоу. Для несведущих зрителей по-прежнему проще платить за «сенсационные репортажи, которые изображают панков как жестоких наркоманов и нигилистов, чья главная цель в жизни — носить смешную одежду и мечтать о новой прическе, если они не заняты запугиванием убеленных сединами старушек или попрошайничеством»[52].

Чтобы быть до конца честным, нельзя не упомянуть о частых проявлениях насилия (обычно друг против друга), злоупотреблении наркотиками и небольшом числе мелких преступлений, исходивших из панк-сцены. Но вместо того чтобы соглашаться со стереотипами масс-медиа, я считаю, что большинство этих проблем как раз и было создано искажениями, присутствовавшими в средствах массовой информации.

«Постоянное искажение фактов прессой, преувеличение и формирование стереотипов способствуют созданию такого типа «панка», который не имеет ни малейшего представления об идеях панка, его политических и социальных взглядах и многообразии панк-движения. Такие «панки» все больше вливаются в движение, утверждая образ, созданный прессой. Таким образом, морализаторствующие власти как бы оказываются правы и получают полное право на принятие соответствующих мер, которых требует культура, основанная на социальном контроле. Предоставляется огромная возможность для уничтожения доверия к панк-движению или для его компрометирования»[53].

Хотя пресса и не уничтожила панк-сцену, она нанесла ей серьезный вред. Во многих частях Северной Америки и Англии портрет панка, нарисованный средствами массовой информации, начал привлекать людей, действительно опасных для сцены. «Внутреннее неприятие авторитарной власти и индивидуальность панка были погребены толпами коротко стриженых мужланов, не говоря уже о психопатах и мелких преступниках»[54]. Особенно явно это проявилось в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе, где враждующие банды, состоящие из скинхедов и испаноязычных, слетались на панк-концерты только лишь ради насилия, обещанного телевидением.

Другие квинси-панки (quincy punks), получившие это прозвище по названию сериала, в котором показывались озабоченные модой, глупые и склонные к насилию персонажи, стали относиться со все большей нетерпимостью к тем, кто выглядел недостаточно «по-панковски». В это время (1984-87) панк пережил период насилия и глупости, спровоцированный средствами массовой информации, которые грозили превратить панк в пародию на самого себя. Несмотря на то что в некоторой степени панк-движение продолжает страдать от этого эффекта, оно все же отказалось от навязываемых ему черт, сделав их скорее исключением, чем правилом.

В то время как консервативные средства массовой информации навязывали населению образ панка как опасного и нежелательного движения несовершеннолетних преступников, либеральные источники в этом отношении вряд ли были лучше. Левые политические группы и журналы, имеющие к ним отношение, поспешили осудить панк как преходящее увлечение молодежи. Либеральная пресса «пыталась лишить зверя его клыков, игнорировать его политические и культурные призывы к переменам и вместо этого всячески изворачивалась, пытаясь поглотить рассерженное брожение и превратить его в хорошенькую, безопасную и удобную для потребления моду, основанную ни на чем ином, как на стилях причесок, моде и возрождении определенных музыкальных стилей»[55].

Социологи из Бостона Джек Левин и Филипп Лэми (из Северо-восточного и Брэндейс университетов соответственно) в 1984 году написали работу, которая анализировала панк-рок. Авторы отошли от популярного стереотипа о том, что панк связан с насилием. Однако они не ушли далеко в осознании того, насколько сильным может быть это движение. «Левин выражал свою уверенность в том, что панки, как и другие поколения, перерастут моду и во взрослом возрасте станут респектабельными гражданами, представителями среднего класса»[56]. Найдется достаточно людей, которые повзрослели, но опровергают это утверждение. Эти люди внешне могут не подходить под стереотип панка, но придерживаться идей, которые делают панк-движение достойным изучения.

Списывание панка со счетов как временного увлечения или моды имело такой же эффект, что и описанное ранее представление панка как негативного и жестокого явления. Новые панки вливались в движение, привлеченные не насилием, но в то же время и не идеями панка. По мере того как вес больше людей перенимают внешний вид панка, у них все меньше представления о том, каково его содержание. Критическое послание панка направлено против целого ряда мишеней, таких как классизм (дискриминация по классовому признаку), сексизм (дискриминация по половому признаку), расизм и авторитаризм. Когда «панки» перенимают лишь внешнюю форму или стиль, не обращая внимания на критические идеи панк-движения, представления людей о расизме, сексизме, классизме и авторитаризме остаются незыблемыми. Тем самым сеются семена саморазрушения панк-движения»[57].

Правда, что многие панки являются равнодушными жестокими подростками, интересующимися только модой. Также правда и то, что не все панки таковы, и средства массовой информации нанесли огромный вред движению, искажая информацию и тем самым порождая невежество. Для людей, которые не были привлечены либо напуганы образом, созданным прессой, панк-движение стало возможностью выразить себя и сосредоточиться на том, что они считают важным. Такие люди «гораздо ценнее для человеческого генофонда, чем «нормальные» представители своего поколения, потому что они разумнее, любознательнее, смелее, непокорнее, критичнее, активнее, амбициознее, чем их сверстники, которые гоняются за последней версией американской мечты с пылом героя известных комиксов Рона Кобба, который как зомби пробирается по территории, пострадавшей от войны, с разбитым телевизором под мышкой в поисках работающей розетки»[58].

Возможно, наибольший вред средства массовой информации нанесли американской панк-сцене тем, что провели знак равенства между панками и скинхедами. Хотя эта ошибка и легко объяснима (и панки, и скинхеды носили похожие прически и посещали те же концерты), все же рост расизма и насилия в среде скинхедов нанес огромный ущерб панк-сцене. Эта проблема не была столь серьезной в Великобритании, потому что субкультура скинхедов появилась T; LM раньше и существует немного в стороне от панк-движения и по сей день.