Главная страница Случайная страница КАТЕГОРИИ: АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника |
Глава 30. Когда вдали показалось ранчо, Лукас замедлил бег жеребца
Когда вдали показалось ранчо, Лукас замедлил бег жеребца. Зрелище было чарующее: утреннее небо за домом прочерчено фиолетовыми, сиреневыми, аметистовыми полосами – все оттенки ее глаз, хмуро подумал он. Дымок спиралью поднимался над домиком Билли, но в большом доме не ощущалось никаких признаков жизни. Шерис скорее всего еще спит. Зачем ей вставать в столь ранний час? Он уехал, не сказав ей ни слова. Интересно, что она подумала, когда он удрал шесть дней назад. Безусловно, она расценивает это как бегство. Соответственно беглеца и встретит. Если она рассержена или обижена, что ж, ничего не поделаешь. Он считался с ее чувствами больше, чем со своими. Теперь достаточно. Лукас направил коня к ранчо. Мешок, висевший у его нога, зашевелился, и он усмехнулся: значит, кошка еще жива. Он сам не мог понять, зачем взял с собой эту тварь. Он нашел ее на ферме у Тусона, куда заехал за водой, и купить ее у фермера показалось ему вполне естественным поступком. В конце концов он везет кошку не Шерис, а Чарли. Лукас не стал будить Мака и сам поставил лошадь в конюшню. Затем он выпустил кошку и стал наблюдать, как она бросилась отыскивать какое-нибудь укромное местечко, чтобы спрятаться. Что ж, Чарли вскоре почувствует ее присутствие, теперь у него появится своя женщина. Когда Лукас вошел в комнату Шерис, Чарли заворчал, но тотчас понял, что от Лукаса пахнет кошкой, и замолк. Шерис не проснулась, даже когда он прогнал Чарли из комнаты и снова закрыл дверь. У него было время посмотреть на спящую и полюбоваться ее красотой. Каждый раз это зрелище так действовало на него, и Лукас не пытался бороться с этим. Но вид кольца на ночном столике мгновенно остудил его жар. Рассерженный, он с размаху сел на постель с намерением разбудить ее. И разбудил. – Лукас? Что прозвучало в ее голосе – радость? Нет. Скорее гнев. Ну и ладно. Почему это должно его огорчать? – Как дела, голубушка? – спросил он. – Как дела? – возмутилась Шерис. Она вскочила с постели, схватила пеньюар и отскочила в дальний угол комнаты. – Как ты смеешь спрашивать меня об этом после того, что сделал? – Единственное, что я сделал, – это уехал ненадолго. – Я не об этом говорю! – огрызнулась она. – Можешь снова уезжать, мне все равно. Ты обманул меня. Я сочла бы эту нелепую церемонию дурным, сном, если бы Мак не стал теперь называть меня миссис Холт! – Значит, в твоих глазах действительно был панический страх, когда я представлял тебя священнику. А я-то пытался убедить себя, что это только удивление. Его сарказм заставил Шерис замолчать. О, почему этот разговор произошел именно сейчас, когда она еще толком не проснулась? Она не была готова признаться ему во всем. Ей хотелось только убедиться в том, что, когда Сэмюэл Ньюкомб привез к ним священника, Лукас расстроился даже больше, чем она. – Это было только удивление, Лукас, – сказала она, более сдержанно. – Но ты же знаешь, я не люблю сюрпризов. – Кажется, ты употребила другое слово – «обман»! – А что же еще я должна почувствовать? – защищаясь, спросила она. – Я была сама не своя в тот день. Напилась этого ужасного варева Уиллоу. Была напугана до полусмерти полудюжиной индейцев, не говоря уже о твоем брате. И в добавление ко всему… Ладно, не важно, – спохватилась она. – Боже, я не могу припомнить и половины событий, происшедших в тот день! – Что из этого? У нас не было выбора, когда священник уже оказался здесь. Надеюсь, ты понимаешь это? Или нет ничего важнее, чем твоя репутация? – Она в раздражении повернулась к нему спиной, и он насмешливо сказал: – Нет, конечно же, нет. Лукас сердито смотрел ей в спину. Может, у нее выбора и не было, но у него был. Он мог вышвырнуть и Сэма, и священника из дома, как и намеревался сделать. Но нет, он в первую очередь подумал о Шерис и ее проклятой чувствительности! Он просто не мог так унизить ее перед Сэмом, отказавшись жениться на ней. Какой же он джентльмен! Хотя вовсе не женитьба привела его в ярость. Церемония не означала вступления в законный брак, во всяком случае, до тех пор пока он не выполнит все формальности. Конечно, она не знает об этом. Он бесился потому, что перестал владеть ситуацией. Черт бы побрал Ньюкомба и его манеру совать нос в чужие дела! Этот ублюдок решил, что сделал им обоим приятное – привез священника на ранчо. Но на самом деле он только спутал все карты Лукаса. И даже теперь, после шестидневных раздумий, Лукас все еще не знал, как поступить. Черт побери! Может, лучше, если Шерис будет продолжать сердиться. Тогда им обоим будет легче расстаться. – Знаешь, Шерис, мне начинает казаться, что ты вообще не собиралась выходить замуж. Предположение, столь близкое к правде, заставило ее продолжать атаку. – Как ты можешь говорить такое? – возмутилась она и, подбоченясь, направилась к нему. – Разве я приехала сюда не для того, чтобы выйти замуж? Что же, значит, я теперь должна всем быть довольна? Ты сам говорил, что у меня будет время привыкнуть и узнать тебя получше. Ты обещал мне это. Я пробыла здесь всего пять недель, и мы уже поженились! – Мне казалось, ты успела узнать меня достаточно хорошо, – усмехнулся он. Шерис вспыхнула. – Не в этом дело, – отмахнулась она. – Кстати, твое поведение тоже нуждается в объяснении. Не станешь же ты отрицать, что сам был расстроен в тот день, Лукас. Ты так рассвирепел, что уехал сразу вслед за священником, даже не попрощавшись. И ты все еще сердишься. Хотелось бы мне знать – почему. Лукас посмотрел ей в глаза. Он мог сделать одно из двух: или задобрить Шерис и вернуть все в прежнее русло, или же проявить для разнообразия честность, что полностью испортит их отношения. Первое выгодно ему, второе – ей. И снова он выбрал ее интересы. С нарочитой небрежностью он сказал: – Дело в том, что я никогда не собирался жениться на тебе, Шерис. Она смотрела на него, не понимая: – Что? – Это правда. Шерис стало плохо. Она снова перенеслась в те времена, когда считала себя непривлекательной, слишком высокой и слишком рыжей. – Я не понимаю, Лукас. Я… я знаю, ты ждал Стефани, но ты же сказал, что это не имеет значения. А теперь говоришь такое… Почему ты сразу же не отослал меня назад, если нашел меня настолько непривлекательной? Возникшая в ее глазах боль разрывала ему сердце. Он хотел рассердить ее, а не заставить страдать. – Черт побери, ты меня неверно поняла, – быстро сказал он. – Причина не в тебе, Шерис. Я никогда не встречал женщины более привлекательной, чем ты. Мне просто не нужна жена – никакая. Это совсем не относится к тебе лично. – Но ты же дал объявление, что ищешь жену? – Да. – Не собираясь жениться? – Верно. – Почему? – воскликнула она. – А это, милочка, не твое дело. – Нет… о… – Она было отвернулась, но тут ее осенило: – Ты соблазнил меня, не собираясь жениться! – Я не слышал, чтобы ты жаловалась. Она дала ему пощечину и ударила бы снова, если бы Лукас не перехватил ее руки. – Ты заслуживаешь презрения, Лукас. – Возможно, – вздохнул он. – Но давай поговорим о тебе. Кто ты в действительности? Ее сердце упало. – Что… что ты имеешь в виду? – осторожно спросила она. – Подумай сама. Когда женщина объявляет себя вдовой, логично предположить, что она больше не девственница. Как же ты объяснишь тот факт, что была девушкой? – Ты знал? – выдохнула она. – Почему же ничего не сказал? Лукас пожал плечами: – Не хотел смущать тебя. – А теперь, когда я стала твоей женой, меня можно смущать! Она была слишком рассержена, чтобы признать за ним право отплатить ей той же монетой. Чувство вины из-за своего обмана померкло перед его ложью. – Отпусти меня, Лукас, – ледяным тоном потребовала она. – А ты больше не станешь распускать руки? – Ты заслужил эту пощечину. – То, что я заслуживаю, и то, что согласен принять, не всегда совпадает, Шерис, – резко сказал он. – К тому же мы сейчас говорим о тебе. Лукас отпустил ее, и она принялась растирать запястья, бросая на него сердитые взгляды. При этом она судорожно пыталась сообразить, как удовлетворить его любопытство, не открывая правды. – Лукас, – высокомерно начала она, – когда человек сам не очень честен, он обычно сомневается в других. – Конечно, сомневается, если у него есть на то причины. Твое первое замужество не без оснований кажется мне очень сомнительным. – А тебе никогда не приходило в голову, что у моего " мужа могли быть проблемы? Что он не мог кое-что довести до конца? Это несчастье, но не все мужчины такие здоровые и сильные, как ты. Я не перестала из-за этого чувствовать себя замужней женщиной. Лукас поморщился. Боже, значит, она оказалась невинной жертвой. Ему снова придется пересмотреть свое отношение к ней. И, черт побери, он уже ощущал, как зреет чувство вины и он уже готов совершить ради нее какую-нибудь благоглупость. – Если ты захочешь аннулировать брак, это будет несложно при создавшихся обстоятельствах, – спокойно предложил Лукас. – Конечно, хочу, – холодно ответила Шерис. – Не думаешь же ты, что я останусь с человеком, который меня не хочет. Он опустил глаза. – Что ж, пусть будет так. Но пока ты побудешь здесь. И если ты предпочитаешь аннулировать брак, а не развестись, тогда держись от меня подальше. Передо мной никогда не стоял вопрос; хочу ли я тебя? Наступило молчание, затем она спросила: – Почему я не могу уехать сейчас? – Я разорен, Шерис, и не могу оплатить тебе дорогу, тем более в Нью-Йорк. Ты же хочешь туда, не так ли? – Да. И как долго ждать, Лукас? – Куда тебе спешить? Ты приехала сюда, чтобы выйти замуж, вспомни, – бросил он ей. – Считай, что ты пока что замужем, хорошо? – Я считаю наше положение невыносимым, – безжизненным голосом сказала она. – Ты думаешь, мне оно нравится? Я бы предпочел закрыть тебе рот поцелуем, но не хочу сыпать соль на раны. – Он встал и подошел к двери. – Причина, по которой ты нужна мне здесь, все еще существует. Теперь, когда мы женаты, твой отъезд вызовет слишком много вопросов. Тебе придется подождать, Шерис. – Ты не назовешь мне причину? – Нет. – Тогда уходи, Лукас. И пожалуйста, будь любезен, никогда больше не заходи в эту комнату. Он ушел, испытывая чувство вины, полный печали и сожалений.
|