Сюжет: два романа в романе

В " Мастере и Маргарите" евангельский сюжет проецируется на современность. И не только сюжет, но и персонажи, которые являются своеобразными моделями человече ского поведения, повторяющегося в веках, и это сопоставление двух сюжетов и персонажей древней и современной глав может служить ключом к прочтению романа:

Иешуа — символ нравственной стойкости и человечнос ти, его судьба в античном мире трагична. Трагическим героем современных московских глав является Мастер, и он во многом повторяет крестный путь Иешуа;

Левий Матвей — ученик Иешуа, и ему соответствует в современной части романа " ученик" Мастера Иванушка Бездомный;

Иуда — символ черного предательства. Иуда есть и в современной части романа — это Алоизий Могарыч, написавший донос на Мастера с целью завладеть его квартиркой в подвальчике.

Два романа в романе объединены не только на уровне сюжетном, образном, но и на уровне символики. Особенно показателен мотив грозы, завершающий древнюю и современную сюжетные линии.

В ершалаимских главах романа гроза разразилась в момент смерти Иешуа, что соответствует Евангелию от Матфея: " От шестого же часа тьма была по всей земле до часа девятого" (27: 45):

Гроза начнется, — арестант повернулся, прищурился на солнце, — позже, к вечеру,..

Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город… Опустилась с небабездна. Пропал Ершалаим — великий город, как будто не существовал на свете… Все пожрала тьма… Странную тучу принесло со стороны моря к концу дня, четырнадцатого дня весеннего месяца нисана.

Смерть Иешуа и эта странная туча, пришедшая со стороны моря, с запада, несомненно связаны: Иешуа везут из Ершалаима к месту казни на запад. В момент же смерти Иешуа обращен лицом к Ершалаиму, то есть на восток. Эта символика традиционна для многих мифологических систем, в том числе и для христианства: запад — сторона захода солнца — связывался со смертью, потусторонним миром, адом; восток сторона восхода солнца — связывался с жизнью¹, в данном случае с воскресением Иешуа, хотя само воскресение в романе и отсутствует. Противостояние добра и зла воплощается в романе и на уровне символики.

Аналогично грозе в древней части романа описывается гроза во второй части, завершающей московские главы. Эта гроза разразилась тогда, когда была завершена земная жизнь Мастера и Маргариты, и она пришла тоже с запада: " Черная туча поднялась на Западе и до половины отрезала солнце,.. накрыла громадный город. Исчезли мосты, дворцы. Все пропало, как будто этого никогда не было на свете. Через небо пробежала одна огненная нитка…".

Образ странной тучи в романе получает символическую интерпретацию в Эпилоге — сне Ивана Николаевича Понырева, где говорится о том, что такая туча бывает только во время мировых катастроф. Первая катастрофа — смерть на столбе (именно так в романе) Иешуа две тысячи лет назад, когда в мир пришел человек, открывший людям духовную истину и провозгласивший добро абсолютной ценностью. Современники остались глухи к его учению. Он был казнен. Вторая гроза-катастрофа происходит в Москве в наши дни. Мастер " угадал" правду о событиях в древнем Ершалаиме, об Иешуа, но его роман (а значит, и самого Иешуа) вновь не приняли, Мастер оказался в клинике Стравинского, его смерть трагична. " Между этими двумя катастрофами заключена двухтысячелетняя история европейско-христианской цивилизации, которая оказалась несостоя тельной и обреченной, подлежащей последнему, Страшному Суду… Жертва Иешуа Га-Ноцри оказалась напрасной. Это придает произведению Булгакова характер безысходной трагедии" ².

В романе свершился Страшный Суд и над Михаилом Берлиозом, бароном Мейгелем и многими-многими другими. Недаром Воланд говорит в финале: " Сегодня такая ночь, когда сводятся счеты", " Все обманы исчезли", — эти слова относят ся ко всем персонажам романа, и к тем, кто с Воландом покидает землю.

В финале романа в свите Воланда оказывается шестеро всадников. Двое из них Мастер и Маргарита. Четыре же всадника, обретшие теперь свой обычный облик, могут быть сопоставимы с четырьмя апокалиптическими всадниками, о которых говорится в Откровении Иоанна Богослова (см. Апокалипсис 6: 2-8). Их появления христианский мир ожидает со страхом и надеждой вот уже двадцать столетий.

Свист Бегемота и Коровьева на Воробьевых горах воспринимается в этом контексте как аналог трубного гласа, который должен возвещать о конце света — Страшном Суде (в таком случае понятно, почему в свите Воланда отсутству ет Гелла — она нарушала бы традиционный семиотический евангельский код). Однако необходимо помнить, что Страшный Суд в романе вершит Воланд и его свита, что не может не восприниматься как травестирование сакрального мотива, пародирован ие священного ожидаемого события.