Тагильские самокаты

А в мире жить затейливо:

Ефимка, гол и бос,

То в кузню, то в литейную

Сует курносый нос,

Туда, где чад и марево,

Где зверем стан рычит

И где стальное варево

Пузырится в печи.

Приказчик глянет пристально,

Глаза – как два зверька:

- Снеси пакет до пристани!

- Сгоняй до рудника!

А путь туда угорами верст тридцать, говорят,

Как пробежишь – угольями

Ступни потом горят,

Горят-болят, а ну и что ж –

Дымит Тагил завод,

Спеши, посыльный, в зной и дождь,

До свадьбы заживет!

Своим умом – неведомо –

Иль кто подговорил,

Ефимка в кузне дедовой

Машину смастерил

И вывел в утро росное

Ее на белый свет –

Коляску двухколесную,

Праправелосипед.

Езжай себе, покрикивай,

Педалями крути –

Шальная баба с кринкою

Шарахнется с пути,

И лошади попятятся,

В оглоблях – на дыбы:

Машина-чудо катится –

Колеса без трубы!

Соседи смотрят искоса:

смеяться погоди,

ведь это только присказка,

А сказка впереди.

Столица зауральская

Чванлива и шумна,

Как теща генеральская,

Сварливая жена.

Отсюда правят округом,

Верша его судьбу,

Квартальный грозным окриком

Гоняет голытьбу,

Тут беглых метят метою,

Клещами ноздри рвут,

Торгуют самоцветами

И скаредно живут.

И в день святого праздника,

Когда с обедни шли

Купчихи и лабазники,

Ткачи и ковали,

Над храмом белокаменным,

Темна и тяжела,

Гроза в громах и пламени

Полнеба обняла.

Перстами в небо тыкая

И сея божий страх,

Пророчил кары дикие

нечесаный монах:

- Из ада тучи согнаны,

Грядет он – судный срок,

То сам на тройке огненной

Катит Илья-пророк!

Грохочет твердь небесная,

И тучи, как прибой:

То стадо свору бесову

Он гонит пред собой.

Укрылись бесы тучами,

Спасаются во мгле,

Но молния гремучая

Сшибает их к земле.

А бесы в трубы прячутся,

Бывает, в рот стрельнут,

Тогда пищать-корячиться

Внутри тебя начнут!..

И вдруг к базарной площади,

Аж обомлели все,

Бес едет – не на лошади,

А так, на колесе!

Окутан пыльным облаком,

Гремит по мостовой,

Весь грязен он, а обликом –

Юнец-мастеровой.

Мир вспыхнул озарением,

И небо затряслось,

И тут столпотворение

В народе началось…

Как в записях отмечено,

Случились вой и стон,

И малые увечия,

И воровской урон.

Но грозен вид квартального,

Он беса – за вихры:

- Откуда, братец?

- Дальний я,

Мужик с Тагил - горы,

Сюда с пакетом посланный

Ефимка-крепостной…

- В том разберемся после мы,

Ступай, смутьян, за мной!

Был в горном управлении

Взят парень за бока,

Допрошен с применением

Плетей и кулака.

Решенье было грозное:

За вызванный содом

Холопа высечь розгами,

Машину бить кнутом!

В застенке дед участливый

Ефимку врачевал

И про жар птицу – счастие

Печально напевал:

- Через свое художество –

Цена ему не грош –

И мук ты примешь множество,

И волю обретешь.

Звезда мерцала низкая,

В тумане чуть видна…

Но это тоже присказка,

А сказка – вот она.

С Урала слухи быстрые

До Питера дошли,

Советники с министрами

Руками развели:

Не конным и не пешим, мол,

А силой колдовской

В коляске ездил лешевой

Тот парень заводской.

Загадку препотешную

Растолковали так:

В машине той, конечно же,

Был спрятанный рысак.

Дворец – гнездо осиное

В оправе золотой,

А правит всей Россиею

Царь новый, молодой:

Он судит по военному,

Как истинный гусар, -

Сын Павла убиенного,

Наследник Александр.

Во взоре царском всполохи

И гнева и тоски:

- Уралом правят олухи

Да злые шутники.

Того холопа грешного

Пускай пришлют ко мне,

Но чтобы не был пешим он.

Не ехал на коне!

Затмение ль случайное

На паренька нашло,

Проснулось ли отчаянье

И душу обожгло,

Он жил мечтой упрямою:

Идти – так до конца,

До Питера до самого,

До царского дворца!

От синих от Уральских гор

В столицу путь непрост,

Велик неведомый простор –

Три тыщи долгих верст!

Российская дороженька –

Сам черт тебя торил,

И грязи натворожил он,

Оврагов натворил.

Трудись, душа упорная,

Рабочая душа,

Хлебая горе черное

Из общего ковша!

Какими жил он мыслями,

Какой увидел Русь,

Как путь прошел немыслимый –

Судить я не берусь.

А по родным просторам

шел тыща восемьсот

От рождества Христова

Всего лишь первый год.

Стояли дни осенние,

Сентябрь рябил листвой,

Проснулась в потрясении

Столица над Невой:

Какой-то парень бешеный

Явился – весь в пыли,

Не конным и не пешим он

Проехал пол земли.

Ходили слухи разные –

Молва на суд легка.

Сбегались люди праздные

Глазеть на чудака.

Сраженный этой новостью,

Царь чуть не онемел:

- Такой забавной повести

Предвидеть я не смел!

Вот то-то было хохоту,

Когда свой самокат

Вкатил со скрипом-грохотом

Ефимка в царский сад.

Удам глаза умильные:

- И все-то чудеса –

Железка эта пыльная,

Два грязных колеса?

Советники вельможные

И те потрясены:

- в коляске сей возможно ли

Проехать полстраны?

Ефимка скис от робости,

Поджилочки дрожат:

Сумей пройти над пропастью

По лезвию ножа!

Царь вымолвил:

- Занятную

Ты штуку нам привез,

Хочу за цену знатную

Купить сей куриоз.

На речь цареву складную

Не зарься, мужичок,

Не клюнь, как рыба жадная,

На золотой крючок!

- Царь, не легко решиться мне

Продать мечту свою,

За счастье за мужицкое

Ее я отдаю!

Смутился царь:

- Довольны мы

Сметливостью твоей:

Холопу выдать вольную

И двадцать пять рублей!

В туманах скрытый радужных

Среди глухой тайги,

Как старый мрачный каторжник,

Жил городок Тагил.

Работа силы выпила

В чаду, в грязи, в дыму,

И вдруг удача выпала

Ефимке одному.

Куда от счастья денешься?

От счастья сам не свой,

Швырял Ефимка денежки –

Гуляй, мастеровой!

Шумит братва застольная:

- Из нас бы каждый рад

Идти за волей вольною

Хоть в пекло, в самый ад!

Вином нас не задаривай,

А лучше научи,

Чтоб к сердцу государеву

И нам найти ключи.

Пред ними парень хвалится:

- Живете без ума,

Кому же воля свалится

На голову сама?

Тут надобно радение

И дерзость применить,

Царю на заглядение

Машины сочинить,

Потом к нему всем городом

Явиться во дворец –

Ведь царь, хотя

и гордый он,

А все же нам отец!

Зима запела снежная,

Дороги замела,

И тайная, неспешная

Работа в кузнях шла.

И, словно заговорщики,

У каждого двора

Секретничали горщики,

Шептались мастера.

Царевы слуги верные

Не дремлют – не до сна,

В столицу и губернию

Летят их письмена.

Не ведают рабочие –

В трудах идут деньки –

Доносов сети прочные

Плетут им пауки.

И к марш-броску поспешному

Готовятся пока

И конные, и пешие,

И прочие войска.

Весна промчалась с ливнями,

И в ясный день с утра

Свои машины вывели

Тагильцы - мастера.

Затейные, точеные,

Красивы и легки:

По полю золоченому –

Лихие завитки,

Тут птицы звери странные

Резцом наведены,

Там надписи чеканные

В узоры сплетены.

Ефимка смотрит соколом:

Ведь началось с него

Искусство то высокое,

Лихое мастерство!

Молебен был торжественный

В знак доброго пути

И праздничное шествие

С иконой впереди.

Слова прощанья слезного

И тихи и горьки,

Коляски двухколесные

Седлают мужики.

И покатили грешные

Нестройною толпой –

Не конные, не пешие –

За праведной судьбой.

Не знают жены-матери

И люд мастеровой:

Спешит отряд карателей

Дорогой столбовой.

Грустят березки частые

Над звонкою водой.

Живет жар-птица – счастие

В темнице золотой,

Глядит на звезды ясные

И, миру не видна,

Перо свое прекрасное

Роняет из окна;

Перо надежды пламенной

Нетронуто лежит…

Среди утесов каменных

Дороженька бежит,

Покосами росистыми

С угора на угор:

Светла земля Российская –

Неведомый простор.

И вдруг за малой рощею –

Нестройный ряд штыков,

Кричит полковник тощенький:

- Взять бунтовщиков!

И замер крик отчаянья,

Прошла по спинам дрожь –

Стрелки толпу печальную

Погнали на правеж.

Пред заводской конторою

Губернский прокурор

Провел допросы скорые

И вынес приговор:

За бунт и мысли дерзкие

Самих смутьянов сечь,

А их машины мерзкие

Под молоты – и в печь!

Измяты и искрошены

Стальные кружева,

И в грязь на свалку брошены

Уроки мастерства.

Искусство несказанное

Расплавится в печи,

Пойдет на гвозди санные,

Амбарные ключи.

А для людей шпицрутены

Уже припасены.

Ремнями руки спутаны,

Тела оголены –

Секли болезных в очередь

«За тяжкие вины»,

Да так, что кожа клочьями

Сползала со спины.

- Себе же яму вырыли! –

Шумел народ вокруг

Смотри – глаза не вырони,

Ефимка, царский друг!

Душа от боли корчилась,

Тоска насквозь прожгла…

На этом сказка кончилась,

Надежда умерла.

Лишь засияла издали

Вечерняя звезда,

Бежал ефимка из дому

Неведомо куда.

И слух прошел околицей,

Что он пристал к лихой

Лесной разбойной вольнице

За Камой за рекой.

Туманами окутаны

Истоки древних рек.

Тревогами и смутами

Начался новый век.

То были или небыли

Про давние дела?

Хоть нас с тобою не было,

А родина была.

Дожди шумели частые,

Мели белы снега,

Дорога к доле-счастию

Трудна и далека.