Глава 9. А Синтия наконец-то заполучила лорда Аргоси в качестве партнера по танцам.

А Синтия наконец-то заполучила лорда Аргоси в качестве партнера по танцам.

Он появился перед ней с выражением спокойного удовлетворения — без тени нахальства, но с абсолютной уверенностью, что она хотела именно этого. Он выглядел свежим как огурчик, ничуть не утомился от кадрили, которую только что танцевал с леди Мидлбо, и лишь щеки его чуть порозовели.

Аргоси одарил Синтию улыбкой, полной скрытого смысла, но она, к счастью, никогда не была простушкой, поэтому смогла ответить такой же улыбкой.

Он поклонился, она присела, и комнату тотчас заполнили веселые звуки очередного танца. Леди Мидлбо была менее искусна, чем леди Джорджина, но играла точно по нотам, со свойственным ей темпераментом.

Казалось странным танцевать с более стройным и не таким крупным, как Майлс, лордом Аргоси — словно она приноравливалась к менее устойчивому экипажу, который могло сдуть с дороги сильным порывом ветра.

— Вам нравится гостить у Редмондов, мисс Брайтли?

Итак, он решил начать с дежурных любезностей.

— Да, спасибо. А вам, сэр?

— Конечно. Я всегда ценил приятное окружение и приятную компанию.

— А теперь вы сделаете комплимент моему платью? Я хотела бы знать — чтобы подготовить надлежащий ответ, — с усмешкой сказала Синтия.

Аргоси весело рассмеялся:

— Простите меня, мисс Брайтли, если я скатился к банальностям. Видите ли, я отвык от общества английских девушек, так как последние несколько месяцев путешествовал по Франции и Италии, а мой набор любезностей на иностранных языках весьма ограничен. Позвольте задать вам вопрос: мы с вами раньше не встречались? Я совершенно уверен, что запомнил бы вас. Тем не менее, я не могу избавиться от ощущения, что ваше имя мне знакомо.

О нет!

— Вне всякого сомнения, моя фамилия кажется вам знакомой, потому что она... Слишком уж яркая[2], — отозвалась Синтия с улыбкой.

Лорд Аргоси снова рассмеялся:

— Я мог бы придумать множество фраз со словами «мисс Брайтли». Но боюсь, они вогнали бы вас в краску.

В прошлом сезоне она подхватила бы подобное заявление и сплела из него восхитительную паутину озорных намеков, упомянув, возможно лорда Милторпа — чтобы подстегнуть соперничество.

Но сейчас она не могла так рисковать. Не говоря уже о том, что она решила вести себя прилично.

— В таком случае, лорд Аргоси, вам не следует произносить их вслух. Но это не значит, что вы должны ограничивать себя в мыслях.

Он восторженно закивал. Что ж, отлично! Значит, она заинтриговала его. Чтобы увлечь такого баловня судьбы, как Аргоси, одного очарования мало, его следовало заинтересовать.

Они послушно подпрыгнули, хлопнули в ладоши и развернулись, как требовали фигуры танца. Когда они снова повернулись друг к другу лицом, он сказал:

— Вы не нашли себе равного, мисс Брайтли?

Синтия сделала вид, что не поняла.

— Боже, лорд Аргоси, какой изысканный комплимент!

Он опять рассмеялся. Было даже немного скучно очаровывать мужчину с такой легкостью. Все равно... как отбивать теннисный мяч пуховой подушкой. Хотелось побольше сопротивления.

Она бросила взгляд на прекрасный образчик сопротивления, танцевавший с леди Джорджиной. И он выбрал именно этот момент, чтобы посмотреть на нее.

Синтия поспешно отвернулась.

— Так как вам действительно нет равных в этой комнате, мисс Брайтли, — произнес Аргоси с галантностью, которую она одобрила, — я хотел бы знать, обручены ли вы. Должно быть, мой французский и итальянский не лучшим образом повлияли на мой английский, и я выразился несколько туманно. У меня не хватило дерзости спросить вас напрямую, но должен признаться, что этот вопрос... не дает мне покоя.

Последние слова он произнес, понизив голос, с нетерпением и пылом, к которым она привыкла во время своего блистательного лондонского сезона.

Синтия точно знала, что делать в подобной ситуации. Застенчиво потупившись, она бросила на Аргоси взгляд из-под ресниц.

Рот молодого джентльмена приоткрылся, затем захлопнулся, и он стиснул челюсти, глядя на нее с откровенным томлением.

Великолепно!

— Я вовсе не считаю ваш вопрос дерзким, сэр. Напротив. Для особ брачного возраста это естественный и очень важный вопрос, не так ли? — Лорд Аргоси энергично кивнул. — Я еще не помолвлена. Боюсь, я слишком разборчива, — добавила Синтия таким тоном, словно была избалована предложениями.

— Наверное, ваши родители лелеют для вас амбициозные планы; мисс Брайтли?

Очень хороший и продуманный вопрос. Он явно не дурак, этот лорд Аргоси.

— Вообще-то да. Но... мои родители... — Она решила рискнуть. — Мои родители умерли. Я лишилась матери еще в детстве, а отец скончался еще раньше. Я знаю, что моя мать хотела, чтобы я вышла замуж за человека с прекрасным характером и солидным состоянием, но порой так трудно судить о человеке на основании короткого знакомства. Жаль, что невозможно заглянуть в будущее. Я часто сожалею, что не могу посоветоваться со своей матушкой.

Аргоси споткнулся, забыв хлопнуть в ладоши. И уставился на нее.

Понадобилось несколько секунд, чтобы он пришел в себя.

— О, мисс Брайтли, я тоже... — У него перехватило дыхание. — Я тоже хотел бы пообщаться со своей матерью.

— Вот как? — сказала она таким же взволнованным голосом.

— Да, я тоже потерял мать в детстве. Мне ужасно хотелось бы связаться с ней, потому что она спрятала мою любимую игрушку, когда я плохо вел себя. Я хотел бы узнать, где она.

А она-то уже вообразила, что лорд Аргоси тоскует по теплым словам и советам своей матери. Что ж, поделом ей. «Впрочем, — великодушно предположила Синтия, — возможно, потерянная игрушка олицетворяет для него эпизод из детства, напоминающий о покойной матери».

— Это была деревянная утка на веревочке, — продолжал он. — По семейной легенде, внутри у нее спрятано целое состояние в рубинах, — сообщил Аргоси. — Думаю, его давно украли не слишком щепетильные гости моего дяди, но разве не лучше знать наверняка?

Вот и вся тоска по матери.

— Боже, представляю, как вам хотелось бы найти эту утку. А знаете, лорд Аргоси... Возможно, это покажется вам легкомысленной и необычной идеей, но... Хотя нет, не стоит.

— Пожалуйста, не стесняйтесь, мисс Брайтли. У меня у самого полно необычных идей. — Он одарил ее одной из своих заговорщических улыбок.

Синтию охватило любопытство относительно необычных идей лорда Аргоси, но она вовремя одернула себя. Не стоило поощрять его к дальнейшим намекам. Она должна быть целеустремленной и не отклоняться от своего плана.

Мысль о целеустремленности напомнила ей о высоком мужчине в очках, который танцевал в данный момент с маленькой блондинкой — танцевал с самым почтительным видом и с явным удовольствием.

Интересно, леди Джорджину он тоже подверг допросу? Хотя, возможно, сам факт, что она еще не совершила никаких проступков — и не приобрела скрытых черт, любопытных для исследователя, — делает ее для Майлса Редмонда столь же безопасной и скучной, как зеленые лужайки вокруг Редмонд-Госа.

К тому же Джорджина определенно была хорошенькой. Пусть даже на редкость бесцветной.

— В таком случае вот моя идея, сэр, — доверительно проговорила Синтия. — Я узнала, что неподалеку от Пенниройял-Грин разбили табор цыгане. И поскольку я давно мечтала... — Танец развел их, и она ненадолго умолкла. — О, я не могу... — продолжила она, когда они снова сошлись. — Вы сочтете меня глупой.

Синтия снова скромно потупилась и отвернулась — как раз вовремя, чтобы заметить, как Джонатан быстро протянул руку, хлопнул Вайолет по плечу и так же быстро убрал руку. Все это он проделал с самым невозмутимым видом. Вайолет повертела по сторонам головой и нахмурилась. Но тут же спохватилась, потому что больше всего на свете боялась морщин.

Синтия подавила улыбку. Как хорошо, наверное, иметь братьев, которые присматривают за тобой и дружелюбно поддразнивают.

— Чепуха! — воскликнул лорд Аргоси. — Кажется, я знаю, что у вас на уме, мисс Брайтли. Вы хотели бы, чтобы вам предсказали судьбу! — заявил он со снисходительной улыбкой, призывая оценить его проницательность.

Синтия одарила его восторженным взглядом:

— О, как вы догадались?!

— Видите ли, меня тоже всегда интересовало будущее. А цыгане, как известно, гадают по чайным листьям... и тому подобному. Я слышал, что многие из их предсказаний сбываются. Мой близкий друг мистер Джеффри Вулси однажды посетил цыганку, которая увидела колесо в чайных листьях. Спустя три дня Вулси потерял колесо своего ландо!

— Не может быть! — воскликнула Синтия.

Аргоси снова улыбнулся:

— А еще цыгане раскладывают карты Таро — это такие карты с картинками, по которым они предсказывают судьбу, — а также читают линии на ладони, где видят такие события, как морские путешествия, свадьбы, рождение детей, получение наследства и так далее.

Все это Синтия знала, но она позволила Аргоси наслаждаться собственной осведомленностью и просвещать ее.

— Похоже, цыгане весьма талантливы, — заметила она. — И они делают все это из любви к ближнему?

— Нет-нет, за все эти предсказания нужно платить. Вы, случайно, не знаете, есть ли среди местных цыган предсказатели судьбы? Или же они промышляют тем, что красят больших лошадей и сбывают их как молодых и здоровых? Неприятная публика. Но почему бы не развлечься, если соблюдать осторожность? Можете положиться на меня.

— Вы так добры, сэр. Но я не знаю, чем занимаются местные цыгане. В смысле... предсказывают ли они судьбу.

— Я спрошу у Майлса, — заявил Аргоси. — Он знает все об этих местах.

Синтии не слишком хотелось видеть веселье на лице Майлса Редмонда, когда он узнает, что им нужна гадалка. Он сразу догадается, как возникла эта идея. К тому же она не питала особых иллюзий относительно способностей цыган предсказывать будущее.

Но она охотно бы отдала один из своих последних пяти фунтов цыганке, чтобы будущее лорда Аргоси включало ее, Синтии, персону.

— Что ж, сэр, возможно, нам удастся организовать посещение табора, если там есть гадалки.

— Я бы с удовольствием отправился на эту экскурсию вместе с вами, мисс Брайтли. — Аргоси снова одарил ее своей улыбкой, превращавшей любую фразу в намек.

«Наверное, он родился с этим и не может иначе», — предположила Синтия, улыбнувшись ему в ответ. С Аргоси следовало быть мягкой, но не слишком.

Но зачем этому человеку вообще переживать из-за будущего? Хотя, возможно, будущее кажется ему таким утомительно определенным, что хочется знать, не случится ли что-нибудь... неожиданное в конечном итоге.

— Я не перестаю удивляться предусмотрительности провидения в отношении нас, сэр. Только вообразите: мы с вами случайно встретились в Редмонд-Госе, причем мы оба желаем знать нашу судьбу! И оказывается, разгадка нашего будущего находится всего лишь в нескольких милях отсюда, скрытая в чайных листьях или наших собственных ладонях. Словно все это было заранее предначертано.

При этих ее словах лицо Аргоси озарилось воистину неземным сиянием.

— Заранее предначертано... — мечтательно повторил он.

Когда леди Джорджина присела в танце, Майлсу стало ясно: портниха бесстыдно выставила напоказ лучшую часть ее фигуры. Низкий вырез платья, отделанный серебряной тесьмой, открывал бюст — полный, как две сдобные булочки; корсет же приподнимал его так, что большая часть высовывалась из платья. Любой мужчина был бы счастлив забыться на такой груди.

Однако Майлсу хотелось оказаться... где-нибудь в другом месте. И еще больше хотелось сохранить в памяти ощущение руки Синтии на его плече.

А она, беседуя с Аргоси, то и дело улыбалась. Тот постоянно смеялся, причем смех у него был довольно приятный, не то, что у Милторпа.

Тем не менее, он действовал Майлсу на нервы, как скрежет мотыги по булыжной мостовой.

— Вы очень хорошо танцуете, мистер Редмонд, — заметила леди Джорджина, поскольку он забыл, что нужно поддерживать разговор.

— А вы очень мило лжете, — ответил Майлс. — В лучшем случае можно сказать, что я танцую сносно. Я слишком крупный для танцев.

— О!.. — Джорджина восхитительно покраснела. — Сэр, простите меня. Я всего лишь хотела сказать вам что-нибудь приятное. Я не эксперт по танцам.

— Нет, это вы меня простите. Мне не следовало поддразнивать вас.

О Господи! А ведь он заверил отца, что может очаровать любую девушку. Собственно, мог бы, имей он сейчас соответствующее настроение. Но леди Джорджина держалась так, что он чувствовал себя не столько ее поклонником, сколько наставником.

А ведь, казалось бы, девушка с хорошеньким личиком и аппетитной грудью должна была уметь кокетничать.

Майлс услышал, как Аргоси снова рассмеялся. И по какой-то причине ему вдруг захотелось кинуться к нему и пнуть ногой.

Его голова повернулась, словно стрелка компаса, указывающая на север. И он тотчас увидел Синтию, кружившуюся в объятиях Аргоси. Она подняла волосы вверх, оставив на затылке четырехугольник обнаженной кожи — как раз над крохотными черными пуговками. И Майлс представил, как прижимается губами к ее затылку, прекрасно зная, что ее соски в этот момент напряглись...

О Боже! Он сделал глубокий вдох.

— У вас очень красивый дом, мистер Редмонд. Я забыла, как здесь красиво.

Сделав над собой поистине геркулесово усилие, Майлс перевел взгляд на Джорджину. Казалось немыслимым слышать что-то столь вежливо банальное, когда руки лорда Аргоси касаются тела Синтии Брайтли.

— А сколько прошло времени с вашего прошлого визита в Редмонд-Гос?

— Пять лет и три дня, — сказала девушка, добавив с притворной небрежностью: — Кажется...

— Ах да, припоминаю. У вас тогда была коса, падавшая на спину. — А не уложенная вокруг головы наподобие изгороди.

— Вы запомнили! — Она порозовела. — Вы с братьями тогда устроили скачки в парке. Ваша лошадь пришла второй. Первым был Лайон. У вас была коричневая лошадь с белыми «чулками».

— Вот как? Мы устроили скачки? — Майлс был поражен. Что ж, вполне возможно, что он пришел вторым.

— Вы такой хороший наездник!..

Она воскликнула это с таким обескураживающим пылом, что Майлс не нашелся с ответом. Ему вдруг пришло в голову, что она чувствует себя неловко, потому что ее отец велел ей посмотреть на него в новом контексте. Или, возможно, она уже рассматривала его в этом контексте и была весьма заинтригована возможностью.

Право, он просто обязан научить эту девушку кокетничать.

Аргоси снова рассмеялся.

Голова Майлса непроизвольно дернулась в его сторону, и он моргнул, встретившись с парой сверкающих голубых глаз, смотревших прямо на него.

На секунду их взгляды встретились, затем оба повернулись к своим партнерам.

Леди Мидлбо оглушительно стучала по клавишам, вымещая на них свое нетерпение. Никогда еще кадриль не была такой страстной и выразительной.

Пожалуй, он подойдет к ней сразу же после танцев. И еще до полуночи он окажется вместе с ней в постели. Приняв такое решение, Майлс почувствовал, что его настроение улучшилось.

— Я обнаружила, что меня ужасно интересует ледибоптера, мистер Редмонд, — произнесла Джорджина с нотками отчаяния в голосе.

Пораженный, Майлс переключил на нее все свое внимание; он никогда в жизни не слышал этого слова.

И тут до него дошло.

— Лепидоптера? — предположил он, гадая, сколько она выпила за обедом. — Бабочка?

— Да. Ле-пи-до-пте-ра, — повторила она по слогам. — Бабочка. — Глаза девушки вспыхнули. — Вы говорили о ней на пикнике.

Приятно, когда на тебя смотрят сияющими глазами. Хотя и чуточку неловко.

Определенно это подходящий момент, чтобы начать ухаживание.

— В джунглях полно красивых бабочек, — произнес Майлс вкрадчивым голосом. — Они больше, чем ваш веер. Яркие, как... — глаза мисс Брайтли, — как летнее небо или полевые колокольчики.

Джорджина хихикнула, и Майлс внимательно на нее посмотрел. Если бы он мог сравнить ее с бабочкой, то с какой? Не тропической, конечно, а с английской. Пожалуй, бурый аргус или бледная толстоголовка. Почти одноцветные, идеально вписывающиеся в свое лесное окружение.

— Мой отец тоже ужасно интересуется такими вещами, — сказала девушка.

Майлс знал это лучше, чем кто-либо.

— Ваш отец отличается редким умом и проницательностью, — заявил он без тени стыда. Если бы только он мог научить свою дочь флирту.

— Позавчера я видела бабочку в нашем саду, но мы с папой не знали, как она называется. Мне кажется, вы бы ее узнали.

Аргоси в очередной раз рассмеялся, и Майлс уставился на его руку, поддерживающую Синтию за локоть. «Проклятие!» мысленно воскликнул он.

— Может, вы опишете мне эту бабочку?

Джорджина открыла рот, собираясь ответить, но тут леди Мидлбо закончила танец каскадом страстных аккордов.

Майлс даже не поклонился. Оставив пораженную Джорджину, он прямиком направился к леди Мидлбо. А затем, к своему собственному изумлению и к изумлению леди Мидлбо, прошел мимо нее и зашагал дальше, пока не вышел из дома через парадную дверь.

Танцы продолжались за полночь. Наконец гости, жившие по соседству, уселись в свои кареты — все счастливые, разрумянившиеся и взлохмаченные. Но поскольку Майлс был хозяином приема, его неожиданный уход не остался незамеченным.

— Наверное... ему стало плохо, — потихоньку сказала Вайолет тем немногим, кто решился осторожно поинтересоваться. — Видите ли, тропическая лихорадка периодически возвращается. Приступ пройдет, и он снова будет в полном порядке.

Хотя после возвращения домой у Майлса не было ни одного приступа, все сочувственно закивали. Если человеку стало плохо, то почему бы не от такой экзотической болезни, как тропическая лихорадка?

Проводив гостей, Синтия и Вайолет поднялись в свои спальни, а мужчины уединились в бильярдной. Прежде чем распрощаться на ночь, лорд Милторп заверил Синтию, что договорился с Майлсом о стрельбе по мишеням.

Переступив порог своей комнаты, Синтия помедлила, затем подошла к окну и заглянула за штору. Она ощутила странное облегчение, обнаружив, что паутина в углу осталась нетронутой.

Какой ненадежный способ существования — на паутине, которую плетешь для себя.

Но с другой стороны, что может быть надежнее, чем полагаться на самого себя?..

Она подула на паутину, и та затрепетала. Паук устремился вверх, затем остановился и замахал двумя конечностями — точно джентльмен, вызывающий кеб, или продавец, грозящий малолетнему воришке.

— Извини, что побеспокоила, Сьюзен. — Ей доставило удовольствие дать паучихе красивое имя. — Спокойной ночи.

Сьюзен затихла, уставившись на нее. Затем отползла в угол и вроде бы задремала. Впрочем, трудно было сказать, чем она занята, если не знать повадок пауков.

Майлс Редмонд наверняка знал это. Как и многое другое.

Синтия видела, как он покинул комнату во время танцев. И она ощутила его уход почти физически, словно он увлекал ее за собой. В нем чувствовалась какая-то властная сила. А сегодня днем, когда он отвел их компанию от огромной паутины...

Ее вдруг осенило. Вероятно, Майлс Редмонд видел мир как множество маленьких миров со своими сложностями, красотой и буйством жизни. И все они — населенные пауками, людьми и плотоядными растениями — одновременно разделены и взаимосвязаны... как паутина.

Вот почему ей часто казалось, что в нем содержится целая вселенная.

«Все имеет значение», — сказал он. Прежде чем резко повернуться и оставить ее одну.

Синтия помотала головой, пытаясь изгнать Майлса из своих мыслей. Он не имел права задавать ей вопросы, злиться и касаться ее как чего-то драгоценного, чудесного и обжигающего. И она не может позволить своему телу тосковать по нему, потому что этот путь ведет к катастрофе, к крушению всех ее надежд.

В качестве дисциплинирующего акта она подошла к гардеробу, достала свою сумку и встряхнула. Раздался звон. Она сунула руку внутрь и потрогала свои последние пять фунтов.

Это был очень эффективный способ укрепить свою решимость.

Синтия расправила плечи, затем села на кровать и, как генерал, составляющий план сражения, направила свои мысли на Аргоси (с его состоянием, нетерпением и привлекательностью), а также на лорда Милторпа (с его поместьями, искренностью, резким смехом и стрельбой по мишеням, на которую она имела несчастье вдохновить).

Прошел всего лишь день ее пребывания в Редмонд-Госе. И осталось почти две недели. Наверняка она сможет завоевать одного из них. Завоевала же она Кортленда. То был лучший приз сезона.

И поскольку весь день она была сильной и хорошо себя вела, Синтия позволила себе минуту слабости.

Закрыв глаза, она представила на мгновение, как танцевала с Майлсом этим вечером. Она заново упивалась его прикосновениями — сокрушительно нежными и одновременно точными. Казалось, вся его суть, все его мысли, все его чувства заключались в том, как он касался ее. И в том, как целовал ее.

Она положила руку на свое плечо, пытаясь воссоздать тепло его руки, лежавшей там, и почувствовать то, что, возможно, чувствовал он. И в тот же миг Синтия ощутила, как ее глаза защипало от слез. А желание, пронзившее ее, было настолько сильным, что она даже испугалась — Синтия прежде такого не испытывала.

Вздохнув, она осторожно убрала руку с плеча. Затем облачилась в ночную рубашку и забралась под одеяло, хотя и сомневалась, что ей удастся заснуть этой ночью.

Майлс был удивлен не меньше других своим внезапным уходом. Он направлялся к леди Мидлбо с вполне определенным намерением — интересно, он хотя бы поклонился Джорджине, прежде чем оставить ее посреди комнаты? — но спустя считанные мгновения оказался снаружи во власти совсем другого намерения.

Скрипя гравием, он пересек полукруглую подъездную аллею, достаточно широкую, чтобы вместить множество экипажей, которые съезжались в Редмонд-Гос на торжественные приемы в честь двадцать пятой годовщины свадьбы родителей, в честь совершеннолетия Лайона, а также при других важных событиях. Сколько мог видеть глаз, тянулись кареты с гербами лучших семейств — вычищенные до блеска по случаю торжества и со слугами в нарядных ливреях на запятках.

И не приходилось сомневаться: когда он женится на Джорджине, будет устроен столь же пышный прием.

Майлс поднял глаза к небу. Дождевые облака излили свое содержимое на землю и разошлись, как занавес на сцене, открыв ясное небо, на темном бархате которого мерцали звезды. Этого было достаточно, чтобы перед его мысленным взором возникли потемневшие от гнева голубые глаза, а также тюль, усыпанный крохотными искорками, и скромный серый плащ, висевший на вешалке словно занавес, открывающий представление. Где Синтия была и автором, и главной героиней.

Проклятие! О чем бы он ни думал, все напоминало ему о ней.

Майлс сделал глубокий вдох, надеясь, что прохладный воздух остудит его пыл и отвлечет от навязчивых мыслей. Стоило ему подумать о Синтии Брайтли, как его дыхание затруднялось, что доставляло одновременно боль и острое наслаждение.

Майлс вспомнил о леди Мидлбо, но эта мысль не задержалась у него в голове. Он не умел отвлекаться и всегда следовал порыву со свойственной ему целеустремленностью.

Ливень превратил дорожки в грязь, немалая часть которой прилипла к его обуви. И Майлс представил негодование своего камердинера, когда он вернется домой. В конюшне было темно, только из задней комнаты доносилось похрапывание. Видимо, кто-то из конюхов заснул, натирая маслом седла и упряжь. Спаниель, который должен был залаять при его появлении, дремал в проходе между стойлами, растянувшись там как пятнистый коврик.

Учуяв Майлса, пес приподнял голову, бодро помахал хвостом и снова улегся с довольным вздохом.

Мило. Майлс истолковал подобную приветливость в пользу собаки — решил, что спаниель узнал его. В конце концов, он был здесь только сегодня утром.

Майлс подумал о Милторпе и о том, как Синтия была добра к лорду. Но он поспешно отогнал эту мысль, потому что она вызвала у него необъяснимую вспышку нежности... и ярости.

Ладно, завтра спаниелю представится возможность оправдать свое содержание.

Пошарив по стене рядом со входом, он нашел масляную лампу, висевшую на крюке, и зажег фитиль, воспользовавшись кремнем. Тот вспыхнул, рассеяв мглу, и Майлс прикрыл пламя ладонью, чтобы не будить конюхов.

Рамсей тихонько заржал. Подняв лампу, Майлс осветил его изящную голову с широко расставленными арабскими глазами и потрепал коня по дымчато-серой шкуре. Но он пришел сюда не для полуночной скачки.

Его интересовал чердак.

При его росте ему достаточно было подняться на несколько ступенек лестницы, чтобы заглянуть на чердак. Устремив взгляд на кучу соломы, он занялся тем, что у него лучше всего получалось. Ему не было равных в способности терпеливо ждать, прислушиваясь и наблюдая. В такие моменты — когда он просто ждал — происходили удивительные вещи. Например, он часто видел падающие звезды, узнавал привычки и повадки животных и насекомых, наблюдая за их обыденной жизнью. Однажды он перехватил выражение лица отца — такое мимолетное, что Майлс счел бы это игрой воображения, не будь он уверен в обратном, — когда тот посмотрел на Изольду Эверси в церкви. Она была матерью всех остальных Эверси, включая Колина, которого чуть не повесили по обвинению в убийстве кузена Редмондов.

То было выражение... похожее на боль.

Тогда это наблюдение привело Майлса в замешательство. Теперь ему казалось, что он понимает отца.

Наконец послышался шорох. Майлс затаил дыхание и замер в неподвижности, отыскивая глазами источник звука. Весь его мир сосредоточился на дыхании животного, прятавшегося в темноте.

Наконец он увидел, как шевельнулась солома.

Подавшись вперед, Майлс осторожно разгреб ее руками. И улыбнулся. Затем сунул руку в гнездышко и вытащил то, за чем пришел.