Глава пятая. — Вид у тебя убитый, — заметила Лесли на перемене.

— Вид у тебя убитый, — заметила Лесли на перемене.

Мы вышли во двор школы.

— Если б ты только знала, как ужасно я себя чувствую.

Лесли взяла меня за руку:

— Но даже эти круги под глазами тебе идут, — она попыталась хоть как-то взбодрить меня. — А глаза у тебя из-за них кажутся даже голубее.

Я не могла не улыбнуться. Какая же Лесли всё-таки милая! Мы сидели на лавочке под каштаном и шептались. Говорить громко не получалось, потому что прямо за нами примостилась Синтия Дейл со своей подружкой. А с другой стороны пищалка-басилка Гордон Гельдерман и двое других мальчишек из нашего класса спорили о футболе. Мне не хотелось, чтобы они слышали нашу с Лесли беседу. Я и так казалась им более чем странной.

— Ах, Гвен! Тебе надо было всё же поговорить с мамой!

— Ты повторяешь это раз, наверное, пятидесятый за день.

— И ещё раз повторю! Ведь правда же. Не могу понять, почему ты этого не сделала!

— Да потому что… честно говоря, я и сама не знаю. Я всё ещё немножко надеялась, что это не повторится.

— Взять хотя бы твоё ночное приключение — ведь произойти могло что угодно! А пророчество твоей бабушки: оно может означать только одно — ты в большой опасности. Часы — это путешествия во времени, высокая башня — это опасность, а птицы… эх, не надо было тебе её будить! Может, она выдала бы ещё что-то интересное. Я постараюсь разведать как можно больше сегодня после уроков: ворон, сапфир, башня, рябина. Я наткнулась в Интернете на одну страничку, кстати, довольно неплохую. Там описаны всякие необъяснимые явления. А ещё у нас теперь целая куча книг про путешествия во времени. И фильмов. «Назад в будущее», с первой по третью часть. Может, нам оттуда тоже что-нибудь пригодится.

Я с удовольствием вспомнила, как весело обычно валяться у Лесли на диване и пересматривать фильмы. Иногда мы выключали звук и сами говорили вместо героев.

— У тебя голова кружится?

Я отрицательно покачала головой. Сейчас я испытала на собственной шкуре, каково приходилось Шарлотте последние несколько недель. Эти вопросы кого хочешь с ума сведут. Плюс я постоянно прислушивалась к собственным ощущениям и каждую секунду ждала нового головокружения.

— Если бы только знать, когда это случится снова, — сказала Лесли. — Это так нечестно, Шарлотту готовили-готовили, а тебе теперь отдуваться.

— Вот уж не знаю, что бы на моём месте сделала Шарлотта, если бы сегодня ночью её так же, как и меня, преследовал этот дядька в ночнушке, — сказала я. — Что-то не верится, что фехтование и танцы хоть сколько-нибудь помогли бы в такой ситуации. Жаль, конечно, но и коня, чтобы погарцевать вокруг, там и в помине не было.

Я захихикала, представив себе, как Шарлотта вместо меня бегает по дому, спасаясь от дикого Вальтера-из-шкафа. Может, она бы вытащила из стены шпагу и устроила бедной прислуге порку по-шарлоттински.

— Нет же, дурочка ты. Но всего этого не произошло бы, потому что она просто перелетела бы куда-нибудь в другое время с помощью хронографа. Давай, рискуй дальше собственной жизнью, вместо того, чтобы рассказать семье, что не ту они учили все эти годы.

— Может, Шарлотта тоже за это время успела прыгнуть во времени. Мы ведь с тобой не в курсе. Тогда они получили то, что хотели.

Лесли вздохнула и начала сворачивать в трубочку распечатки, лежавшие у неё на коленях. Она придумала для меня что-то вроде папки с очень полезной информацией. Или не очень полезной. Например, она собрала фото старых автомобилей и подписала для каждого из них год выпуска. Согласно этому каталогу, машина, которую я встретила вчера, была собрана в 1906 году.

— Джек Потрошитель орудовал в Ист-Энде. И это было в 1888 году. Ужасно глупо, но кто он был такой, этот Джек, так и не выяснили. Подозреваемых было море, но доказать их вину не получалось. В общем, если ты вдруг заблудишься в Ист-Энде 1888-го, помни, что в этом райончике особенно опасно.

Великий лондонский пожар случился в 1666. Чума была, в сущности, во все времена, но в 1348-м, 1528-м и 1664-м дела с ней обстояли совсем плохо.

Так, дальше. Бомбардировки времён Второй мировой войны. Начались в 1940-м, весь Лондон был разрушен. Тебе надо выяснить, пострадал ли твой дом, если нет, то ты в безопасности. Если его всё-таки взорвали, то неплохое местечко для укрытия — Собор Святого Павла. Туда несколько раз попал снаряд, но собор чудом устоял. Если припечёт, можешь попробовать укрыться там.

— Как-то всё это ужасно опасно, — сказала я.

— Ага, я тоже раньше представляла себе прошлое в гораздо более романтичном ключе. Мне казалось, что Шарлотта живёт в своих собственных исторических фантазиях. Что она танцует с мистером Дарси на балу. Влюбляется в сексапильного шотландского горца. Говорит Анне Болейн, что она ни в коем случае не должна выходить замуж за Генриха VIII. И всё в таком духе.

— Анна Болейн — эта та, которой голову отрубили?

Лесли кивнула.

— Был такой суперский фильм с Натали Портман. Могу взять в прокате… Гвен, пообещай мне, что поговоришь сегодня с мамой.

— Обещаю. Поговорю сегодня вечером.

— А где, собственно, Шарлотта? — из-за дерева высунулась голова Синтии Дейл. — Так хотелось скатать у неё сочинение по Шекспиру. То есть, я хотела сказать, я позаимствовала бы у неё парочку опорных пунктов.

— Шарлотта заболела, — сказала я.

— Что же с ней такое?

— Э… ну…

— Понос, — сказала Лесли. — Совершенно зверский понос. Всё время в туалете торчит.

— Фи-и-и, уж пожалуйста, избавь от подробностей, — сказала Синтия. — А можно тогда почитать ваши сочинения?

— Мы пока ещё сами не дописали, — сказала Лесли. — Мы хотим ещё посмотреть фильм «Влюблённый Шекспир».

— Моё сочинение можешь прочитать, — сказал глухим басом Гордон Гельдерман. Он появился с другой стороны от Синтии. — Всё дословно скатал из Википедии.

— Я уж тогда в Википедии и посмотрю, — сказала Синтия.

Раздался звонок.

— Полтора часа английского, — простонал Гордон. — Врагу не пожелаешь. Но Синтия, небось, только и ждёт своего принца на белом коне.

— Гордон, заткнись.

Но затыкаться Гордон как раз не любил.

— Уж не знаю, чем вам всем так нравится мистер Уитмен. Он же голубой!

— Бред, — сказала Синтия и возмущённо встала.

— Ясное дело, голубой, — Гордон последовал за ней к двери.

До третьего этажа он Синтию так заболтает, что мало не покажется, у него это хорошо получается, даже передышку на вдох-выдох может не делать.

Лесли поморщилась:

— Пойдём уже! — сказала она и протянула руку, чтобы поднять меня со скамейки.

— К бельчонку-принцу!

На лестнице между вторым и третьим этажом мы снова нагнали Синтию и Гордона. Они всё ещё перемывали косточки мистеру Уитмену.

— Да уже по одному глупому перстню с печаткой всё понятно, — сказал Гордон. — Такие штуки только геи носят.

— Мой дедушка тоже всегда носил перстень с печаткой, — сказала я, хотя мне вовсе не хотелось вмешиваться.

— Тогда твой дедушка тоже гей, — отреагировал Гордон.

— Ты просто завидуешь, — сказала Синтия.

— Завидую? Кому? Этому тюфяку?

— Именно! Потому что мистер Уитмен самый симпатичный, самый мужественный, самый красивый, самый гетеросексуальный мужчина в мире! И потому что ты рядом с ним просто глупый хиленький малютка.

— Спасибо большое за комплимент, — сказал мистер Уитмен. Он незаметно оказался за нашими спинами. Под локтем у него была зажата кипа бумаг, а выглядел он как всегда непревзойдённо. (Но всё-таки немного по-беличьи.)

Синтия стала красней самого красного помидора. Мне было искренне её жаль.

Гордон злорадно усмехнулся.

— А тебе, дорогой мой Гордон, стоит почитать что-нибудь о перстнях и тех, кто их носит, — сказал мистер Уитмен. — До конца недели жду от тебя на эту тему маленькое сочинение.

Тут пришёл черёд покраснеть Гордону. Но в отличие от Синтии, он был в состоянии переспросить:

— По английскому или по истории? — проблеял он.

— Я бы с удовольствием прочитал в твоём сочинении об исторических аспектах этого вопроса. Но оставляю тебе полную свободу действий. Решай сам. Итак, пять страниц до понедельника! — мистер Уитмен открыл дверь в кабинет и озарил нас сияющей улыбкой. — Вы проходите? — спросил он Гордона.

— Только после вас, — пробурчал тот.

Лесли ободряюще похлопала Гордона по плечу:

— Я думаю, всё дело в противоположности взглядов.

— Пожалуйста, скажи мне, что это был только сон, — сказала Синтия.

— Это был только сон, — охотно отозвалась я, — и мистер Уитмен не слышал ни слова о том, что ты считаешь его самым сексуальным мужчиной на планете.

Синтия со стоном плюхнулась на стул.

— О, земля, поглоти меня!

Я села на своё место рядом с Лесли.

— Бедняжка всё ещё красная как рак.

— Думаю, этот оттенок останется у неё до конца школьных лет. Ой-ой, и правда, неудобно получилось.

— Может, он будет ей теперь оценки завышать.

Мистер Уитмен посмотрел на место Шарлотты, и лицо его при этом стало задумчивым.

— Шарлотта заболела, — сказала я. — Не знаю, успела ли тётя позвонить в школу и предупредить…

— У неё понос, — брякнула Синтия.

Очень уж ей не хотелось, наверное, быть сегодня единственным поводом для насмешек.

— Всё в порядке, — сказал мистер Уитмен. — Она будет отсутствовать ещё несколько дней, пока всё не… нормализуется.

Он отвернулся от нас и написал на доске: Сонет.

— Кто знает, сколько сонетов написал Шекспир?

— Что это он имел в виду под своим «нормализуется»? — шёпотом спросила я Лесли.

— Уж точно не понос, — ответила Лесли.

Мне тоже так показалось.

— А ты когда-нибудь рассматривала его перстень? — прошептала Лесли.

— Нет, а ты?

— Там изображена звезда! Двенадцатиконечная звезда!

— И что с того?

— Двенадцать кончиков, как в часах.

— Нет в часах никаких кончиков.

Лесли нервно поморщилась:

— Ты что, не понимаешь? Двенадцать! Часы! Время! Путешествия во времени! Говорю тебе, он… Гвен! Что с тобой?

— Вот чёрт! — сказала я. Мой желудок снова катался на американских горках.

Лесли озадаченно уставилась на меня.

— О нет!

Я также была озадачена. Последнее, чего бы мне хотелось, так это раствориться в воздухе на глазах одноклассников. Поэтому я встала и поковыляла к двери, прижав руку к животу.

— Боюсь, меня сейчас вырвет, — сказала я мистеру Уитмену и, не дожидаясь его ответа, распахнула дверь и вывалилась в коридор.

— Может, кто-нибудь проводит Гвендолин? — спросил мистер Уитмен. — Лесли?

Лесли выскочила следом и захлопнула дверь класса.

— Так, быстрей! Побежали в туалет, там нас никто не увидит! Гвен? Гвенни?

Лицо Лесли исчезло, голос доносился откуда-то издалека, а потом она пропала.

Я стояла в коридоре, расцвеченном роскошными золотыми обоями. Под моими ногами вместо прочного панельного пола простирался отполированный до блеска, прекрасный инкрустированный паркет.

По всей видимости, на дворе была ночь или, по меньшей мере, вечер. На стенах горели свечи в изящных канделябрах. На расписном потолке сверкали люстры, в которых, потрескивая, плавились свечи. Всё утопало в мягком, золотистом свете. Первое, что я подумала, было: О, отлично, я никуда не провалилась. А второе: Где же тут спрятаться, пока меня никто не нашёл?

В доме я была не одна. Снизу доносилась музыка — кто-то играл на скрипке. И пел. Было слышно много голосов. Очень много голосов. От знакомой мне обстановки коридора школы Сент-Леннокс не осталось почти ничего.

Я попробовала вспомнить, как располагались кабинеты, то есть, комнаты.

За моей спиной — дверь в наш класс. Прямо напротив миссис Каунтер как раз проводит урок географии для шестого класса. Рядом — подсобка. Если спрятаться там, то хотя бы возвратиться мне удастся незамеченной.

Но подсобка почти всё время была заперта. Да уж, не лучшая идея, надо придумать что-то другое.

Если я вдруг ни с того ни с сего окажусь в закрытой комнатке, придётся выкручиваться. То есть, правдоподобно наврать, каким образом я умудрилась туда забраться.

Если же я отправлюсь в другую комнату, то какому-нибудь классу и учителю предстоит лицезреть весёлую картину, как я материализовываюсь из ниоткуда прямо в их кабинете. В такой ситуации объясняться будет ещё сложнее. Наверное, просто останусь тут в коридоре и буду ждать, пока меня не унесёт обратно. Два моих первых прыжка длились не более пары минут, можно надеяться, что и тут я надолго не задержусь.

Я прислонилась к бархатной стене и стала с тоской следить за собственными ощущениями — не начинается ли новое головокружение. Снизу доносились смех и звон бокалов, затем снова кто-то заиграл на скрипке. Казалось, что тем людям внизу очень весело. Может, среди них был и Джеймс. Он ведь жил здесь когда-то. Я представила себе Джеймса, совершенно живого. И вообразила даже, как он танцует где-то там, внизу.

Жаль, что мы не встретимся. Хотя он вряд ли бы обрадовался, если бы узнал, как мы познакомились. То есть, откуда мы были бы знакомы, если бы он уже умер. То есть, после того, как он уже умер. Знать бы, от чего он умер, можно было бы его предостеречь. Например, так: Привет, Джеймс, пятнадцатого июля на Парк Лейн тебе на голову упадёт кирпич, так что лучше пережди пятнадцатое июля дома. Жалко, но Джеймс не знал, отчего скончался. Он вообще был не в курсе, что умирал… что умер. То есть, что умрёт. То есть, что умер бы, если бы… чем больше я думала обо всём этом временном винегрете, тем больше запутывалась.

На лестнице раздались шаги. Кто-то бежал мне навстречу.

Ой, их было двое. Чёрт! Уже и пару минут спокойно постоять не дадут. Куда же теперь деваться? Я решилась забежать в кабинет напротив, где учились шестиклашки. Ручка двери никак не поддавалась. Прошло ещё несколько секунд, пока я поняла, что нажимать надо не вниз, а вверх.

Когда я наконец проскользнула в комнату, те двое были уже совсем близко. На стене комнаты тоже горели свечи. Какое легкомыслие, оставлять огонь без присмотра! Меня ругали, даже если я просто забывала вечером задуть малюсенькую свечку.

Я огляделась в поисках укромного места, но в комнате было почти пусто. Стояли только диван на витых золочёных ножках, письменный стол и стулья с дорогой обивкой. Существу крупнее юной мышки спрятаться здесь было совершенно негде. Мне не оставалось ничего другого, как только встать за ниспадавшие до земли золотые шторы. Не очень-то оригинальное укрытие. Но ведь никто меня и не искал.

В коридоре послышалась беседа двух голосов.

— Ты куда? — спросил мужской голос. Он казался очень рассерженным.

— Куда угодно! Лишь бы подальше от тебя, — ответил второй голос. Это был голос девочки. Плачущей девочки, если быть точной. К моему ужасу, она вбежала именно в эту комнату. А за ней и мужчина. Их мерцающие тени были видны через штору.

Конечно, иначе и быть не могло! Из всех комнат на этаже они, ясное дело, выбрали именно эту.

— Оставь меня в покое, — сказал женский голос.

— Не могу, — сказал мужчина. — Каждый раз, когда я оставляю тебя одну, ты совершаешь что-нибудь необдуманное.

— Поди прочь! — повторила девочка.

— Нет, я этого не сделаю. Послушай, мне действительно жаль, что так получилось. Я не должен был этого допустить.

— Но допустил ведь! Потому что ты глаз с неё не сводишь!

Мужчина тихо засмеялся.

— Да ты ревнуешь!

— А тебе только этого и надо!

Прекрасно! Любовная ссора! Такое могло затянуться надолго. Я тут усохну за этой шторой, пока дождусь прыжка обратно в своё время. А там придётся сделать сюрприз миссис Каунтер, появиться на её уроке прямо у подоконника. Может, сказать миссис Каунтер, что я участвовала в опыте по физике? Или что я там давно стою, а она вот только заметила.

— Граф будет нас искать, — сказал мужской голос.

— Пусть твой ненаглядный граф пошлёт за нами своего названого брата из Трансильвании. Может, он никакой и не граф. Титул его такая же фальшивка, как и розовые щёчки этой… как её там? — девочка гневно шмыгнула носом.

Эта привычка показалась мне знакомой. Очень знакомой. Крайне осторожно я отодвинула штору. Спорщики стояли возле двери, я могла разглядеть их профиль. Девочка действительно оказалась девочкой, на ней было фантастически красивое платье из тёмно-голубого шёлка и вышитой парчи, с таким длинным подолом, что он вряд ли прошёл бы в обычную дверь. Волосы у неё были белоснежные. Они громоздились на голове в виде башни и ложились на плечи изящными кудряшками. Это наверняка был парик. У мужчины волосы тоже были светлые, собранные на затылке в хвост. Они оба выглядели очень молодыми и симпатичными, особенно мужчина. Вообще, это был скорее мальчик, лет, эдак, восемнадцати-девятнадцати. Выглядел он просто сногсшибательно. Прекрасный мужской профиль, как раз по мне. Я смотрела и не могла насмотреться, высунувшись довольно далеко из своего укрытия, намного дальше, чем следовало.

— Вот уж снова я забыл ваше имя! — сказал, смеясь, юноша.

— Лжец!

— Граф ничего не может сделать для господина Ракоци, — юноша снова стал совершенно серьёзным. — Он накажет его со всей строгостью. Ты можешь не любить графа, но уважать обязана.

Девочка снова презрительно шмыгнула носом, и у меня опять появилось чувство чего-то до боли знакомого.

— Ничего я не обязана! — сказала она и резко развернулась к окну. А значит, ко мне. Я хотела снова спрятаться за шторой, но застыла как вкопанная. Этого не может быть! У девочки было моё лицо! Я глядела в мои собственные глаза, в мои собственные испуганные глаза!

Девочка, кажется, тоже растерялась, но пришла в себя от испуга гораздо быстрее меня. Она выразительно замахала рукой: Прячься! Исчезни!

Тяжело дыша, я снова укрылась за шторой.

Кто это такая? Не может быть, чтобы в двух разных людях было столько сходства. Я должна посмотреть на неё ещё раз.

— Что это было? — раздался голос юноши.

— Ничего! — сказала девочка. Это что же, мой голос?

— У окна.

— Ничего там нет!

— Там может кто-нибудь прятаться и подслуши…

Предложение закончилось неожиданным возгласом.

Вдруг стало совсем тихо. Что там ещё снова случилось?

Не раздумывая, я отодвинула штору. Девочка, которая выглядела как я, прижала свои губы к губам юноши. Сначала он просто стоял и не сопротивлялся, а потом положил руки на её талию и притянул девочку к себе. Та закрыла глаза.

Вдруг у меня в животе словно бабочки закружились. Странное было чувство — наблюдать, как я сама с кем-то целуюсь.

Кажется, я неплохо справлялась. Было ясно, что девочка целовала его только затем, чтобы отвлечь от окна.

Очень мило с её стороны, но с какой стати ей меня спасать? И как бы проскользнуть мимо них незамеченной?

Бабочки в животе превратились в парящих птиц, а целующая пара растаяла перед глазами. Враз я очутилась посреди кабинета шестиклашек. Нервы мои были на пределе.

Ни звука.

Я, вообще-то, надеялась как минимум на ошеломлённые возгласы с разных сторон. А потом кто-нибудь, — может, миссис Каунтер? — свалился бы в обморок от ужаса.

Но в классе никого не было. Я застонала от облегчения.

Хоть в этот единственный раз мне повезло. Я плюхнулась на стул и положила голову на парту. Случившееся было выше моего понимания. Девочка, симпатичный юноша, поцелуй…

Эта девочка не просто выглядела точно как я.

Этой девочкой была я.

Ошибки быть не могло. Я узнала себя по родинке на виске в форме полумесяца, которую тётя Гленда всё время обзывала «смешным бананом».

~~~

Такое сходство просто невозможно.

Опал и янтарь — это первая пара,

Агат задаёт в си-бемоле, он с волчьим оскалом,

Вступает с напевом аквамарин,

Следом за ним изумруд и цитрин,

Близнецы-карнеолы, они в скорпионе, два братца,

Нефрит, номер восемь, засыпать и дать настояться,

В ми-мажор затянул турмалин,

Сапфир — светлый фа, тот, что прямо за ним,

Далее, гордою поступью льва,

Алмаз, это семь, и одиннадцать — два.

Время — опасней реки не найти,

Рубин — вот конец и начало пути.

Из тайных записей графа Сен-Жермена