Глава одиннадцатая. Мужчина в жёлтом сюртуке убрал свою шпагу.

Мужчина в жёлтом сюртуке убрал свою шпагу.

— Следуйте за мной.

Я с любопытством выглянула из первого же окна, которое попалось нам на пути.

Значит, мы попали в восемнадцатый век. У меня прямо мурашки побежали по коже от волнения. Я посмотрела на миловидный внутренний дворик с фонтаном посередине. Там всё осталось прежним. Лестница снова пошла вверх. Гидеон пропустил меня вперёд.

— Ты что, бывал тут? — спросила я с любопытством. Я перешла на шёпот, чтобы тот в жёлтом не мог нас расслышать. Он шёл на пару шагов впереди нас.

— Для них это было вчера, — сказал Гидеон. — Для меня прошло уже почти два года.

— А зачем ты сюда приходил?

— Я представился графу и сообщил ему, что первый хронограф был украден.

— Представляю его реакцию. Он, наверное, был не в восторге.

Наш проводник в жёлтом изо всех сил делал вид, что совсем нас не слышит. Но его уши под буклями парика так топорщились от напряжения, что это невозможно было не заметить.

— Он воспринял это с большим самообладанием. Гораздо спокойнее, чем я ожидал, — сказал Гидеон. — Немного оправившись от удара, он чрезвычайно обрадовался, что второй хронограф в рабочем состоянии. И потому у нас есть шанс завершить всю операцию успешно.

— А где же сейчас хронограф? — я перешла на шёпот. — Я имею в виду, в настоящий момент, в этом времени?

— Вероятно, где-нибудь в этом здании. Граф никогда не расстаётся с ним надолго. Ему ведь тоже необходимо элапсировать, чтобы предупредить хаотичные прыжки во времени.

— Почему бы нам тогда просто не захватить тот хронограф с собой в будущее?

— Причин достаточно, — сказал Гидеон. Интонация его голоса изменилась, в ней больше не было такого высокомерия, как прежде. Но зато теперь Гидеон принял вид милостивого покровителя. — Самые существенные обстоятельства очевидны. Одно из Двенадцати Золотых Правил хранителей в обращении с хронографом предостерегает: континуум никогда не должен прерываться. Если бы мы забрали хронограф с собой в будущее, граф и путешественники во времени, которые жили после него, были бы вынуждены обходиться без него.

— Да, но тогда бы никто не мог его стащить.

Гидеон покачал головой.

— Видно, что ты пока ещё не очень хорошо знакома с природой времени. Есть определённая цепь событий, и изменять её очень опасно. В худшем случае, ты можешь тогда вовсе не родиться.

— Понимаю, — соврала я.

Беседуя, мы поднялись на второй этаж, прошли мимо двух других мужчин, вооружённых шпагами. Наш жёлтоштанный коротко пошептался с ними о чём-то.

Как там звучал этот пароль? Мне вспоминалось только что-то вроде ква несквик москитос. Прямо хоть мозг вынимай и новый вкладывай.

Оба стражника следили взглядами за мной и за Гидеоном с нескрываемым любопытством. Как только мы отошли на несколько шагов вперёд, они снова о чём-то зашептались. Мне так хотелось послушать, что они говорили.

Наш провожатый в жёлтых штанах постучал в дверь. Мы вошли. За письменным столом сидел ещё один мужчина, тоже в парике, совсем светлом, и в разноцветной весёленькой одежде. Из-за столешницы виднелся его пёстрый бирюзовый сюртук и жилет в цветочек, а из-под стола игриво выглядывали красные штаны до колен и полосатые чулки. Я уже устала удивляться.

— Господин секретарь, — сказал жёлтоштанник. — Со мной снова вчерашний посетитель, и он опять знает пароль..

Секретарь недоверчиво посмотрел Гидеону в глаза.

— Как вы можете знать пароль, если мы объявили его всего лишь два часа назад, и с тех пор никто не покидал стен дома? На всех выходах расставлена охрана. А кто это? Женщинам сюда вход воспрещён.

Я хотела вежливо представиться, но Гидеон схватил меня за руку и сказал первым:

— Мы должны поговорить с графом. Дело не терпит отлагательств. Мы очень спешим.

— Они прибыли снизу, — вставил жёлтоштанник.

— Но графа в доме нет, — с сожалением воскликнул секретарь. Он вскочил из-за стола и манерно заломил руки. — Мы можем отправить посыльного…

— Нет, нам надо поговорить с ним лично. У нас нет времени, чтобы гонять посыльных. Где же граф сейчас?

— Он нанёс визит лорду Бромптону, сейчас они в новом доме лорда на Вигмор-стрит. Граф проводит чрезвычайно важное совещание. Он распорядился о нём ещё вчера, сразу после вашего ухода.

Гидеон тихо чертыхнулся.

— Нам срочно нужна карета на Вигмор-стрит. Немедленно.

— Я похлопочу, — сказал секретарь и кивнул жёлтоштаннику. — Займись этим лично, Уилбур.

— Но… хватит ли нам времени? — спросила я. Одна только долгая дорога обратно по затхлому подвалу чего стоит. — Пока мы доедем в карете на Вигмор-стрит?

На Вигмор-стрит находился кабинет нашего зубного врача. Ближайшая станция метро оттуда — Бонд-стрит, Главная линия. Но отсюда нужно сделать как минимум одну пересадку. Так это на метро! А в карете? Мне даже представлять не хотелось, насколько может затянуться такая поездка.

— Может, лучше нам прийти в следующий раз?

— Нет, — сказал Гидеон. Он улыбнулся, в его взгляде зажёгся особенный огонёк. Лицо его теперь выражало нечто новое для меня, едва уловимое — может, жажду приключений?

— У нас ещё два с половиной часа, — сказал он бодрым голосом. — Мы отправляемся на Вигмор-стрит!

Поездка по Лондону в карете была самым захватывающим событием из всего, что случалось со мной до сих пор.

По непонятным причинам Лондон без машин представлялся мне совершенно спокойным местечком. Мне казалось, что по улицам будут прогуливаться люди в шляпах и с зонтиками, порой одна-две кареты процокают мимо, никаких выхлопных газов, никакой вони, никаких бешеных таксистов, которые несутся напролом по пешеходному переходу даже на зелёный свет.

Но на самом деле всё оказалось совершенно иначе… Во-первых, шёл дождь. А во-вторых, даже без машин и автобусов движение было ужасно беспорядочным: кареты и телеги всех мастей и размеров толкались на узких улочках, грязь и вода из луж разлетались во все стороны. Выхлопными газами действительно не пахло, но запах на улице всё равно стоял премерзкий: воняло отбросами, лошадиным навозом и другими нечистотами.

Никогда раньше я не видела столько лошадей в одном месте. Только нашу карету тянула четвёрка лошадок. Все они были вороными и очень красивыми. Мужчина в жёлтом сидел на облучке и лихо направлял коней сквозь этот хаос. Повозка дико шаталась, а когда лошади заходили на поворот, я каждый раз готовилась к тому, что мы вот-вот перевернёмся.

От страха и напряжения — я ведь старалась ещё и не валиться на Гидеона в такой тряске — мне не очень-то удалось рассмотреть Лондон того времени.

Когда я выглядывала из окна, то не видела абсолютно никаких знакомых мест. Казалось, я еду по чужому городу.

— Это Кингвей, — сказал Гидеон. — А так и не скажешь, правда?

Наш кучер как раз производил лихой обгонный манёвр, объезжая воловью упряжку и карету, похожую на нашу.

На этот раз я не смогла ничего поделать, и меня со всей силы швырнуло на Гидеона.

— Он, наверное, считает себя вторым Шумахером, — сказала я и юркнула обратно в свой уголок кареты.

— Править каретой очень забавно, — сказал Гидеон. Казалось, он немного завидует мужчинам на козлах. — В открытых повозках, конечно, ещё веселее. Мне больше нравятся фаэтоны.

Карета снова подпрыгнула, и я почувствовала, что меня начинает подташнивать. Такая скачка явно не рассчитана на людей со слабыми желудками.

— А вот мне больше нравится «Ягуар», — сказала я, бледнея.

Тем не менее, на Вигмор-стрит мы оказались гораздо раньше, чем я предполагала. Мы вышли у роскошного дома. Я огляделась по сторонам. Ничего знакомого. А ведь я довольно часто бывала у зубного врача, намного чаще, чем хотелось бы. Надо всем витал еле ощутимый дух чего-то родного. Дождь прекратился.

Нам открыл лакей. Он пытался уверить нас, что лорда Бромтона в доме нет. Но Гидеон сообщил ему, что нам стало известно обратное. Затем он пригрозил, что если лакей не отведёт нас к своему господину и его посетителю, то сегодня же потеряет место в этом доме.

Он покрутил перед носом у смущённого лакея своим перстнем с печаткой и велел поторапливаться.

— У тебя есть собственный перстень? — спросила я, пока мы ожидали в холле.

— Конечно, есть, — сказал Гидеон. — Ты очень волнуешься?

— А что — должна?

Я всё никак не могла отойти от нашей поездки. Мне с трудом верилось, что бывают вещи ещё более волнительные. Но сейчас, после его слов, сердце моё забилось раненой птицей. Я невольно подумала о том, что говорила о графе Сен-Жермене моя мама. Ведь если он действительно умеет читать мысли…

Я пригладила волосы. Наверное, после такой поездки вся причёска превратилась в воронье гнездо.

— Выглядишь прекрасно, — сказал Гидеон с лёгкой улыбкой.

Это ещё что за тон? Ему обязательно нужно всё время выводить меня из себя?

— Знаешь что? Нашу кухарку тоже зовут миссис Бромптон, — сказала я, чтобы преодолеть неловкость.

— Как тесен мир, — сказал Гидеон.

Лакей сбежал к нам по лестнице, фалды его сюртука развевались на ветру.

— Господа ожидают вас, сэр.

Мы последовали за ним на второй этаж.

— Он действительно умеет читать мысли? — прошептала я.

— Лакей? — прошептал в ответ Гидеон. — Надеюсь, нет. Я как раз думал о том, что он похож на горностая.

Что это ещё за приступ веселья? Мистер крутой-путешественник-во-времени-исполняющий-важную-миссию изволит шутить?

Я резко хмыкнула. (Как бы там ни было, надо видеть во всём светлую сторону.)

— Не лакей, а граф, — сказала я.

Он кивнул.

— По крайней мере, так говорят.

— Он и твои мысли тоже читал?

— Даже если и читал, то я этого не заметил.

Лакей открыл перед нами дверь и глубоко поклонился.

Я остановилась. Может, стоит просто отключить мозг, просто перестать думать? Но это было совершенно невозможно. Как только я попробовала ни о чём не думать, тут же в голове замельтешили тысячи мыслей.

— Сначала дамы, — сказал Гидеон и мягко подтолкнул меня к порогу.

Я сделала пару шагов вперёд, потом опять остановилась в полной нерешительности. Чего же от меня ожидают? Гидеон последовал за мной, лакей ещё раз глубоко поклонился и прикрыл за нами дверь.

Мы стояли в большом, изящно обставленном салоне с высокими окнами и расшитыми шторами. Вот бы пустить эти шторы на платья.

На нас смотрели трое мужчин. Первый был таким полным, что еле поднялся со своего стула. Второй выглядел младше, атлетического телосложения, он единственный был без парика. Третий был худым и рослым, похожим на человека с портрета в документариуме.

Граф Сен-Жермен.

Гидеон поклонился. Но не так низко, как лакей. Трое мужчин поклонились в ответ.

Я продолжала стоять смирно. Никто не научил меня, как делают реверанс в плиссированных юбках. Кроме того, реверансы — такие дурацкие.

— Не думал, что так скоро увижу вас снова, мой юный друг, — сказал тот, кого я посчитала графом Сен-Жерменом. Он широко улыбался. — Лорд Бромптон, разрешите представить вам пра-пра-пра-правнука моего пра-пра-правнука. Гидеон де Виллер.

— Лорд Бромптон! — снова лёгкий поклон. Рукопожатия явно ещё не вошли в моду.

— Я считаю, у моего рода, на первый взгляд по крайней мере, просто прекрасное продолжение, — сказал граф. — Мне явно повезло при выборе дамы сердца. Нашего фамильного носа крючком не видно совершенно.

— Ах, дорогой граф! Вы снова пытаетесь поразить моё воображение вашими невероятными историями, — сказал лорд Бромптон. Он плюхнулся обратно на свой стул, который выглядел таким малюсеньким, что я начала бояться, как бы он не разломился.

Лорд был не просто кругленьким, как мистер Джордж, — этот мужчина был ужасно толстым!

— Но я не имею ничего против, — продолжал он. Его маленькие поросячьи глазки светились от удовольствия. — С вами всегда интересно. Что ни минута — новый сюрприз.

Граф засмеялся и повернулся к молодому мужчине без парика.

— Лорд Бромптон — закоренелый скептик, дорогой мой Миро. Надо будет придумать нечто более удивительное, чтобы убедить его в подлинности нашей истории.

Мужчина ответил что-то на неизвестном мне языке. Речь его звучала жёстко и отрывисто. Граф снова засмеялся. Он повернулся к Гидеону.

— Это, любимый внучек, мой дорогой друг и брат по духу Миро Ракоци, в Хрониках Хранителей он больше известен как Чёрный Леопард.

— Очень приятно, — сказал Гидеон.

Снова последовали поклоны.

Ракоци — откуда мне знакома эта фамилия? И почему я резко отвернулась, встретившись с ним взглядом?

Когда граф посмотрел на меня, лицо его осветила улыбка. Я машинально пыталась отыскать в нём общие черты с Гидеоном или Фальком де Виллерами. Но их, казалось, не было вовсе. Глаза графа были очень тёмными, а в его взгляде сквозило нечто пронизывающее, что невольно заставило меня снова подумать о маминых словах.

Подумать! Вот думать как раз и не надо. Но чем-то же должен был заняться мой мозг. Поэтому я начала в уме петь гимн «Боже, храни королеву».

Граф перешёл на французский. Я поняла это не сразу (я ведь ещё и старательно пела в мыслях национальный гимн), но с некоторой задержкой и пробелами я перевела его слова так: «А ты, милое создание, значит… э-э-э… прекрасной… э-э-э…. Жанны д’Юрфэ, хотя я слышал, что у тебя рыжие волосы».

М-да, слова — это фундамент любого иностранного языка, так всегда говорит наш учитель французского. Кто такая Жанна д’Юрфэ, я тоже не знала, поэтому собрать всё предложение воедино было довольно сложно.

— Она не говорит по-французски, — сказал Гидеон. Тоже по-французски. — И она не та девочка, которую вы ожидали увидеть.

— Как это возможно? — граф покачал головой. — Это всё совершенно… э-э-э…

— К сожалению, не та девочка прошла подготовку к…. э-э-э…

Да уж, к сожалению.

— Ошибка? Мне казалось, ошибка полностью исключена.

— Это Гвендолин Шеферд, кузина Шарлотты Монтроуз, о которой я рассказывал вам в прошлый раз.

— Значит, она тоже внучка лорда Монтроуза, последнего… э-э-э… И при этом кузина…. э-э-э… — граф рассматривал меня своими тёмными глазами. В мыслях я снова запела: «Дай ей ратных побед, счастья и славы…»

— Это… э-э-э… просто не укладывается в голове.

— Наши учёные говорят, что это возможно, генетические… э-э-э… над…

Граф поднял руку, чтобы остановить Гидеона.

— Знаю, знаю. По законам науки это представляется возможным. Но у меня, тем не менее, нехорошее предчувствие.

Тут ему не легче, чем мне.

— Значит, по-французски не говорите? — спросил он, на этот раз по-немецки. Немецкий шёл у меня немного лучше (твёрдая четвёрка несколько лет подряд), но здесь тоже обнаружились пробелы.

— Почему она так плохо подготовлена?

— Она вообще не подготовлена, маркиз. Она не владеет иностранными языками, — на этот раз Гидеон говорил по-немецки. — В другом отношении она тоже совершенно… э-э-э… Шарлотта и Гвендолин родились в один день. Но ошибочно считали, что она родилась на один день позже.

— Но как можно было упустить это из виду? — наконец я поняла всё предложение до последнего слова. Они снова перешли на английский. Граф говорил по-английски совершенно чисто, без акцента.

— Почему у меня закралось подозрение, что хранители в вашем времени несерьёзно подходят к поставленным задачам?

— Мне кажется, ответ содержит вот это письмо, — Гидеон вытащил запечатанный конверт из внутреннего кармана своего сюртука и передал его графу.

Меня сверлил его изучающий взгляд.

… Расстрой их подлые уловки, на Тебя возлагаем нашу надежду, Боже, храни всех нас…

Улучив момент, я переключилась на двух других мужчин. Кажется, у лорда Бромптона пробелов было ещё больше (его рот над вторым и третьим подбородком немного приоткрылся, вид у него был глуповатый). А другой мужчина, господин Ракоци, сосредоточено изучал свои ногти на руках.

Он был совсем молодым, на вид около тридцати лет, у него были тёмные волосы и худое вытянутое лицо. Он мог бы выглядеть совсем даже неплохо, но его рот перекосила дикая гримаса, как будто он попробовал на вкус что-нибудь противное. У его кожи был болезненный бледноватый оттенок.

Я принялась гадать, не нанёс ли он на лицо светло-серую пудру. Но вдруг он поднял голову и посмотрел мне прямо в глаза. Они были глубокого агатово-чёрного цвета, я не могла понять, где заканчивается радужка и начинается зрачок. Вид у этих глаз был странный, мертвенно-неподвижный, но я не могла сказать, почему. Машинально я снова запела про себя «Боже, храни Королеву». В это время граф разломил сургучную печать и развернул письмо. Со вздохом он начал читать. Время от времени он поднимал голову и поглядывал на меня. Я не двигалась с места.

…Твои избранные дары благоволи излить на неё…

О чём говорилось в этом письме? Кто его написал? Лорда Бромптона и Ракоци, похоже, не меньше моего интересовали ответы на эти вопросы.

Лорд Бромптон вытянул свою толстую шею, чтобы хоть мельком увидеть написанное, в то время как Ракоци больше сосредоточился на выражении лица графа. Вероятно, этот мерзкий изгиб губ у него врождённый.

Когда Ракоци опять повернулся ко мне лицом, все волосинки на моих руках встали дыбом. Глаза его выглядели как две чёрные дыры, но теперь я поняла, почему: в них не теплилось ни малейшей искорки, даже слабого отблеска, который придаёт глазам живой вид. Это было не просто странно, это скорее походило на кадр из фильма ужасов. Я была рада, что между мной и этими глазами сохранялось по меньшей мере метров пять.

— Сдаётся мне, твоя мать довольно твердолобая особа, не так ли, дитя моё? — граф закончил читать и сворачивал письмо в трубочку. — Мы можем лишь строить догадки, каковы были её мотивы, — он подошёл немного ближе. Под его сверлящим взглядом я не смогла больше вспомнить ни слова из гимна.

Но вдруг я увидела то, чего в паническом страхе не замечала раньше: граф был стар. Несмотря на то, что глаза его излучали сильнейшую энергетику, осанка была прямой, а голос — молодым и живым, нельзя было не заметить следы старости в его облике. Кожа на лице и руках была мятой как пергамент. Сквозь неё просвечивали голубые вены. Морщины были заметны даже сквозь густой слой пудры. Возраст придавал ему хрупкость, из-за него граф почти вызывал сочувствие.

Во всяком случае, я вдруг резко перестала его бояться. Он же всего на всего старик, даже старше моей бабушки.

— Гвендолин не осведомлена о мотивах её матери, равно как и не знакома с событиями, которые привели к подобному положению дел, — сказал Гидеон. — Она в совершенном неведении.

— Странно, очень странно, — сказал граф, медленно обходя вокруг меня. — Мы действительно ни разу ещё не встречались.

Конечно же не встречались, а как бы мы, интересно, могли встретиться?

— Но тебя бы здесь не было, не будь ты рубином.

Магией ворона он наделён,

Венчает он Круг и Начало Времён.

Он закончил свой обход, встал точно напротив меня и посмотрел мне прямо в глаза.

— Какова твоя магия, девочка?

… И да дарует нам повод воспевать сердцем и голосом…

Ах, ну что же я творю! Это же простой старичок.

Мне надо было всего-навсего вести себя вежливо, а не пялиться на него, как парализованный кролик на змею.

— Я не знаю, сэр.

— Что в тебе особенного? Поведай мне!

Что во мне было особенного? Кроме того факта, что уже два дня я путешествовала в прошлом? В моём ухе снова зазвенел голос тёти Гленды: «Ещё в раннем детстве было видно, что Шарлотта рождена для высшей цели. Её нельзя сравнивать с обычными детьми».

— Мне кажется, во мне нет ничего особенного, сэр.

Граф прищёлкнул языком.

— Возможно, ты и права. Это всего лишь стихотворение. Стихотворение сомнительного происхождения, — казалось, он вдруг потерял ко мне всякий интерес и снова развернулся к Гидеону.

— Сын мой. Я в полнейшем удивлении читаю о твоих достижениях. Разыскал Ланселота де Виллера в Бельгии! Вильям де Виллер, Сесилия Вудвилль — обворожительный аквамарин — и близнецы, с которыми я никогда не познакомлюсь — тоже на крючке. И только представьте себе, лорд Бромптон, этот юноша посетил даже мадам Жанну д’Юрфэ, урождённую Понткаре, в Париже, и уговорил её дать немного крови.

— Вы говорите о мадам д’Юрфэ, которой мой отец благодарен за дружбу с мадам Помпадур и, в конце концов, за знакомство с вами?

— Другой я не знаю, — сказал граф.

— Но эта мадам д’Юрфэ уж десять лет как мертва.

— Семь, если быть точным, — сказал граф. — В то время я гостил при дворе маркграфа Карла Александра фон Ансбаха. Ах, я чувствую такую сильнейшую связь с Германией. Интерес тамошней знати к масонству и к алхимии за последнее время сильно возрос. Кстати говоря, умру я тоже в Германии. Об этом мне сообщили несколько лет назад.

— Вы отвлекаетесь от сути, — сказал лорд Бромптон. — Как мог этот молодой человек посетить мадам д’Юрфэ в Париже? Семь лет назад он сам был ещё ребёнком.

— Вы всё ещё мыслите в неправильном русле, дорогой лорд. Спросите Гидеона, когда он имел честь взять кровь у мадам д’Юрфэ.

Лорд вопрошающе посмотрел на Гидеона.

— В мае 1759-го, — сказал Гидеон.

Лорд пронзительно захохотал.

— Но этого не может быть. Вам самому едва исполнилось двадцать лет.

Граф тоже засмеялся довольным смехом.

— В 1759-м. Она мне никогда об этом не рассказывала, старая притворщица.

— В то время вы тоже пребывали в Париже, но у меня был строгий приказ не попадаться вам на пути.

— Из-за континуума, я знаю, — граф тяжело вздохнул. — Иногда поперёк пути становятся мои же собственные законы… Но давайте возвратимся к нашей дорогой Жанне. Пришлось ли тебе применить силу? Со мной она была не очень-то любезна.

— Она мне об этом сказала, — заметил Гидеон. — И о том, как вы выманили у неё хронограф.

— Выманил! Да она даже не знала, какое сокровище досталось ей от бабки. Бедный растерзанный аппарат лежал без дела в пыльном ящике на чердаке. Рано или поздно о нём бы все забыли. Я спас его и стал использовать по назначению. Благодаря гениям, которые в будущем станут членами моей ложи, сегодня он снова в рабочем состоянии. Это почти чудо.

— У мадам было несколько другое мнение на этот счёт. Она сказала, что вы чуть её не задушили. А всё лишь потому, что она не знала дату рождения и девичью фамилию своей прабабушки.

Чуть не задушил? Ну и жестокие же тут нравы.

— И то правда. Подобные пробелы в знаниях стоят мне невероятно больших усилий. Пришлось столько времени корпеть над приходскими книгами, вместо того, чтобы посвятить себя более важным делам. Жанна невероятно злопамятная особа. Тем удивительней кажется мне тот факт, что вам удалось склонить её к сотрудничеству.

Гидеон улыбнулся.

— Задание было не из лёгких. Но мой вид, наверное, вызывает доверие. Кроме того, я протанцевал с ней гавот. И терпеливо выслушал её жалобы касательно вас.

— Как несправедливо. Это ведь именно я устроил ей всю ту любовную кутерьму с Казановой. И пусть его интересовали только деньги мадам д’Юрфэ, ей всё равно завидовали многие женщины. К тому же, хронографом я поделился с ней по-братски. Если бы не я…

Повеселевший граф снова обернулся ко мне в прекрасном расположении духа.

— Такая неблагодарная дамочка, эта твоя прабабка. Большим интеллектом, к сожалению, наделена не была. Я думаю, она так и не разобралась, что с ней происходило, бедная старушка. Она смертельно обиделась из-за того, что я определил её всего лишь цитрином в Кругу Двенадцати. «Это почему же вы — изумруд, а я — только глупый цитрин, — сказала она. — Кто же в наши дни нацепит на себя цитрин, это нужно совсем из ума выжить».

Он захихикал себе под нос.

— Мадам действительно была дурочкой, каких мало. Хотел бы я знать, сколько раз она прыгала в прошлое, когда состарилась. Может, и совсем не прыгала. Особой прыгучестью она никогда не отличалась. Иногда за целый месяц могла не исчезнуть ни разу. Я бы сказал, женская кровь более вялая, чем мужская. Так же и дух — женский намного уступает мужскому в скорости. Ты со мной согласна, девочка?

«Старый шовинист, — думала я, томно прикрывая глаза. — Пустозвон, лентяй». О, Господи!

Я что, с ума сошла? Я же должна ни о чём не думать!

Но графа, наверное, не очень заботило чтение моих мыслей, потому что он снова довольно захихикал.

— А она не очень-то разговорчива, правда?

— Она просто испугалась, — сказал Гидеон.

Была запугана — вот подходящее словцо.

— Женщины пугаться не умеют, — возразил граф. — Под кажущимся испугом или стеснением таится глупость.

Я всё больше убеждалась, что бояться этого графа нет причин. Он просто самовлюблённый дедуля-женоненавистник, который любит поговорить и послушать самого себя.

— Сдаётся мне, вы не очень-то высокого мнения о женском поле, — сказал лорд Бромптон.

— Вот и неправда! — возразил граф. — Я люблю женщин. Действительно люблю. Я просто не верю в то, что их способ мыслить может помочь человечеству совершить прорыв. Поэтому в моей ложе женщинам делать нечего, — он одарил лорда сияющей улыбкой. — Кстати говоря, лорд Бромптон, для многих мужчин это становится решающим аргументом за вступление в мою ложу.

— И несмотря на это женщины от вас без ума! Мой отец не уставал рассказывать мне всё новые и новые истории ваших успехов у слабого пола. Кажется, женщины всегда были у ваших ног как здесь, в Лондоне, так и в Париже.

Граф замолчал, вспоминая свои любовные победы.

— Завоевать сердце женщины и подчинить его себе — дело нехитрое, мой дорогой лорд. Все они одинаковы. Не будь я занят выполнением высшей миссии, давно бы издал что-то вроде руководства для мужчин с советами, как надо обращаться с женщинами.

Да уж. У меня и название для этой книженции наготове. «Задушил — охмурил». Или «Таким способом вы заболтаете до смерти любую женщину».

Я чуть было не засмеялась. Но вдруг я заметила, что господин Ракоци внимательно меня изучает. Всё моё бахвальство испарилось, как не бывало.

Кажется, я схожу с ума! Чёрные глаза встретились с моими на долю секунды, затем я опустила взгляд в пол, выложенный мозаикой, и попробовала побороть чувство паники, которое разрасталось во мне. Бояться здесь стоило вовсе не графа. Это было ясно. Но по этой причине мне ещё долго не удастся почувствовать себя в безопасности.

— Всё это очень занятно, — сказал лорд Бромптон. Множество его подбородков дрожали от удовольствия. — Из вас и ваших спутников вышли бы хорошие актёры, сомнений нет. Как говаривал мой отец, умеете вы поражать воображение, дорогой мой граф Сен-Жермен. Вот только доказательств у вас нет. До сих пор вы не предъявили мне ни единого трюка.

— Трюка! — воскликнул граф. — О, мой дорогой лорд, вы раб сомнений. Я бы давно уже потерял всякое терпение в общении с вами, если бы не чувствовал себя в ответе перед вашим отцом, Господь да упокоит его душу. И если бы мой интерес в ваших деньгах и влиянии был не так велик.

Лорд натужно рассмеялся.

— По крайней мере, вы говорите честно.

— В алхимии без протекций не обойтись.

Граф резко обернулся к Ракоци.

— Нужно будет действительно продемонстрировать лорду парочку наших трюков, Миро. Он принадлежит к числу людей, которые верят только в то, что увидели собственными глазами. Но сначала мне нужно переговорить с моим правнуком с глазу на глаз и передать ему письмо к Гроссмейстеру моей ложи в будущем.

— Вы вполне можете воспользоваться кабинетом, который находится за соседней дверью, — сказал лорд и указал на дверь за своей спиной. — Буду с нетерпением ждать вашего представления.

— Пойдём, сын мой, — граф взял Гидеона под руку. — Есть ещё кое-что, о чём я хотел бы тебя расспросить. И кое-что, о чём тебе необходимо узнать.

— У нас ещё полчаса, — сказал Гидеон, поглядев на карманные часы, которые были прикреплены к его жилетке золотой цепочкой. — Затем нам надо вернуться обратно в Темпл.

— Этого времени будет достаточно, — сказал граф. — Пишу я быстро, к тому же я умею делать два дела одновременно — говорить и писать.

Гидеон усмехнулся. Кажется, граф действительно казался ему очень остроумным. А ещё он, очевидно, совершенно забыл о том, что я до сих пор рядом с ним.

Я откашлялась. Уже возле самой двери он ещё раз обернулся и вопросительно поднял бровь.

Я тоже молча кивнула в ответ, потому что такое вслух сказать никто бы не решился. Только не оставляй меня одну с этими фриками.

Гидеон засомневался.

— Она будет только мешать, — сказал граф.

— Подожди меня здесь, — сказал Гидеон неожиданно очень мягким тоном.

— Лорд и Миро составят ей компанию, — сказал граф. — Вы можете тем временем расспросить её о будущем. Такой шанс бывает раз в жизни. Спросите её об автоматических поездах, которые будут ездить под землёй из Лондона во все концы света. Или о серебряных летательных аппаратах, которые поднимаются в воздух с рёвом тысячи львов и пересекают огромные моря.

Лорд так сильно смеялся, что мне стало очень страшно за судьбу его стула. Каждая его жировая складка пришла в движение.

— Ещё что-нибудь?

Я ни в коем случае не хотела оставаться наедине с ним и с Ракоци.

Но Гидеон только рассмеялся, хотя я и посылала ему красноречивые взгляды.

— Скоро вернусь, — сказал он.

~~~