Анакреонт

Еще одно звонкое, всемирно знаменитое имя – Анакреонт. Его относят к особом разновидности странствующих поэтов, не «привязанных» к какой-то одной местности. Уникальное явление, он в чем-то близок к поэтам эолийцам.

Анакреонт – классик любовной, эротической поэзии. Любовь, как и вино, – всеохватывающая тема его творчества. В отличие от Архилоха, добывавшего копьем средства к существованию. Анакреонт являл тип придворного поэта, свободного от материальных забот, жившего в мире пиров, развлечений, чувственных радостей. «Символом игрового, изящного, веселого эротизма» назвал его А.Ф. Лосев.



БИОГРАФИЯ. Биография его известна фрагментарно. Он родился на острове Теосе, примерно, во время 52-й олимпиады, т. е. между 572 и 569 гг. до н. э. Затем переселился в колонию Абдеры во Фракии. Позднее мы встречаем его при дворе могущественного тирана Поликрата в Самосе, фактически, установившего контроль над Эгейским морем. При откровенно деспотических чертах своей натуры, Поликрат отличался несомненной любовью к поэзии и искусству. Анакреонт же, человек доброжелательный и жизнерадостный, был ценим при дворе Поликрата, пользовался симпатиями самого тирана, который получал удовольствие от его стихов. Блестяще образованный, светский, Анакреонт придал особую привлекательность самосскому дворцу. Позднее, после смерти Поликрата. Анакреонт получил приглашение от Гиппарха, сына известного афинского тирана Писисграта, переехать в Афины. Гиппарх послал за поэтом разукрашенную 50-весельную галеру, на которой тот прибыл в Афины. Там он не нашел такой изысканной роскоши, как у Поликрата, зато вращался в среде художественной интеллигенции, был другом отца Перикла. После убийства Гиппарха, покровителя искусства и науки, Анакреонт переселился в Фессалию к местному властителю Элекратиду. Умер он, по-видимому, в глубокой старости, около 85 лет, в своем родном городе Теосе.

Согласно преданию, он подавился на пиру ягодой винограда. Таким образом бог виноградарства Дионис, которому Анакреонт служил, как бы взял его к себе. Жители Теоса, гордясь своим земляком. поставили ему статую, выбили его профиль на монетах. На одной из ваз Анакреонт изображен играющим на кифаре в окружении юношей.

ОБЩИЙ ХАРАКТЕР ТВОРЧЕСТВА. Анакреонт – поэт редкого жизнелюбия. Значит ли это, что он недостаточно серьезен? Конечно, нет. Будь он просто легкомысленным поэтом, то не оставил бы заметного следа в мировой поэзии, не вызвал бы к жизни художественного направления в изящной словесности, называемого анакреонтизм. Поэт выразил жизнелюбивый характер эллинского миросозерцания. Убеждение в том, что мир прекрасен, а жизнь дана для радости.

Анакреонт воспевал как красоту женщины, так и привлекательность юношей. Славил чувственные удовольствия. Жизнь его сложилась так, что он до конца разделял эти принципы. Пафос его творчества, как, впрочем, и стиля жизни, он выразил в таких стихах:

Я хочу воспеть Эрота,

Бога неги, что украшен

Многоцветными венками.

Небожителей властитель,

Он сердца терзает смертным.

Да, он был убежден, что легкие золоченые стрелы Эрота могущественнее тяжелых ядер, стальных мечей и копий. Они не поражают насмерть, а, напротив, вносят радость в человеческое бытие. Он так отзывался о своей музе:

Хочу я петь Атридов,

И Кадма петь охота,

А барбитон струнами

Звучит мне про Эрота.

Недавно перестроил

И струны я, и лиру,

И подвиги Алкида

Хотел поведать миру.

А лира в новом строе

Эрота славит вновь.

Простите же, герои!

Отныне струны лиры

Поют одну любовь.

СВОЕОБРАЗИЕ ЛЮБОВНОЙ ЛИРИКИ. Предмет анакреонтовых любовных стихов премущественно гетеры. Долгие годы Анакреонт провел в Афинах, ставших культурным центром Эллады. В город съезжались красивые женщины, а гетеры стали непременными участниками жизни аристократического света. Имена гетер, которых любил Анакреонт, почти не сохранились: его чувства были легкими, светлыми, для него любовь была наслаждением, но отнюдь не мучительным переживанием, как это случилось с Архилохом, а позднее с Сапфо. Если гетера ему изменяла или не отвечала взаимностью, он не печалился, а находил очередную подругу. Сходные ситуации мы позднее найдем в любовной лирике римского поэта Горация.

Свой «донжуанский список» он считал поистине изобильным, и эта тема обыгрывается в шутливом духе в стихотворении «Любовницам»:

Все листья на деревьях

Ты верным счетом знаешь

И на море широком

Все волны сосчитаешь —

Сочти ж моих любовниц!

В Афинах для начатка

Ты запиши мне двадцать

И полтора десятка.

Потом считай в Коринфе

По целым легионам:

Уступит вся Эллада

В красе коринфским женам.

Теперь сочти в Лесбосе,

В Ионии, в Родосе

И в Карии… пожалуй,

Две тысячи… немного…

Что скажешь? Отвечай же:

Далеко от итога!

Впрочем, имя одной из гетер, «белокурой Еврииилы», известно более других, поскольку Анакреонт питал к ней глубокое чувство Яркое свидетельство тому – стихотворение Анакреонта по адресу соперника в любви к Нврипидс, некоего Артемона. Обычно светлый, жизнерадостный. Анакреонт обрушивает на Артемона брань, называет его «бродягою в рваном плаще» скверно одетым, который общался со шлюхами и продавал себя. Таким образом Артемом неплохо зарабатывал, что позволило ему разъезжать в колеснице и носить золотые серьги.

В одном из своих известных «хрестоматийных» стихотворений Анакреонт сравнивает себя с опытным седоком, а юную девушку с неопытной кобылицей, которую, придет время, суждено приручить:

Кобылица молодая, бег стремя неукротимый.

На меня зачем косишься или мнишь: я не ездок?

Подожди, нора настанет, удила я вмиг накину,

И узде моей послушна, ты мне мету обогнешь.

А пока в лугах на поле ты резвишься и играешь:

Знать, еще ты не напала на лихого седока.

Юноши и мальчики были в не меньшей мере увековечены в стихах Анакреонта, чем пленительные гетеры. Сохранились имена некоторых: Вифилл, Клеобул, Симола. Анакреонт и шутя, и серьезно заигрывал с юношами, совместно с ними участвовал в пирах, музыкальных увеселениях. «Меня любят мальчики за мои речи, так как я умею говорить им приятное», – пишет Анакреонт. В одном из стихотворений он жалуется, что красивый юноша Левкасп не хочет с ним играть. Он обещает направить жалобу на него олимпийским богам, и Эрот накажет его своими стрелами. Если же Эрот этого не сделает, Анакреонт перестанет воспевать Левкаспа.

Знаем мы и имя другого юноши, Вифилла, увеселявшего гостей при дворе Поликрата игрой на кифаре и флейте. Статуя Вифилла в костюме кифарисга имелась в храме Геры в Самосе. Питал Анакреонт привязанность и к юноше Клеобулу, имя которого также осталось в истории поэзии. Одно стихотворение Анакреонта – что красноречивое признание:

Клеобула, Клеобула я люблю,

К Клеобулу я как бешеный лечу,

Клеобула я глазами проглочу.

Бытовал исторический анекдот, изложенный Максимом Тирским: однажды поэт, будучи навеселе, блуждал в одном из районов города Панопия. где ионяне назначают свидания. Там он увидел кормилицу, державшую в руках младенца. При этом он почему-то их грубо обругал. Кормилица ничего не ответила, а лишь начала молиться Эроту, прося его в дальнейшем заставить Анакреонта восхвалять этого мальчика. Подросший младенец и стал редким по красоте юношей Клеобулом. которого Анакреонт воспел в страстных стихах:

О Дионис! Я томлюсь, я страдаю!

О, приходи, приходи!

У Клеобула в груди —

Я на коленях тебя умоляю —

Нежное чувство зажги.

В своих стихах, обращенных к юношам. Анакреонте восхищением описывает их внешность: их липа, глаза, кудри – так. как другие поэты воспевают красавиц, ставших их музами.

Рассказывают, что Анакреонт вступил в соперничество с тираном Поликратом из-за юноши Смсрдиса. Поликрат получил его в качестве подарка из Фракии. Оба, и тиран, и поэт старались склонить на свою сторону Смердиса: Анакреонт посвящал ему стихи, а Поликрат делал дорогие подарки. Ослепленный ревностью, Поликрат велел остричь Смсрдиса, лишив его прекрасных кудрей. Это вызвало искреннее сожаление Анакреонта.

ПЕВЕЦ ВИНА И ПИРОВ Любовь у Анакреонта неотделима от вина, пиров, музыки, щедрых столов с угощениями, расцвеченных игрой красавиц флейтисток и искусством танцовщиц, сверкающих золотом чаш и кубков, атмосферы праздника и радости. Любовь словно вписана в самый стиль придворной жизни в маленьких греческих государствах-полисах.

Принеси мне чашу, отрок, – осушу ее я разом!

Ты волы ковшей с десяток в чашу влей, пять – хмельной браги,

И тогда, объятый Вакхом. Вакха я прославлю чинно.

Ведь пирушку мы наладим не по-скифски: не допустим

Мы ни гомона, ни криков, но под звуки дивной песни

Отпивать из чаши будем…

А вот вольный перевод этого стихотворения, сделанный А.С. Пушкиным, большим поклонником Анакреонта:

Что же сухо в чаше дно?

Наливай мне, мальчик резвый,

Только пьяное вино

Раствори водою трезвой.

Мы не скифы, не люблю,

Други, пьянствовать бесчинно.

Нет, за чашей я пою

Иль беседую невинно.

Пушкин передал здесь присущее Анакреонту чувство меры, которое вообще отличало эллинов. Он не любит излишества в вине, которое для него – средство развлечения. За чашей вина не теряет голову, а в любви – не поддается страсти безоглядно: «Я люблю и не люблю, и томлюсь и не томлюсь». Ему не по душе за кубком слушать «шумные речи», когда люди лишаются самоконтроля. Когда он выпивает больше обыкновенного, то укоряет себя. Не за это ли разумное начало древние называли его «мудрецом»?

Пиры, воспетые Анакреонтом, конечно же, были не похожи на те грубые пиршества, перераставшие в вакханалии и оргии, что было характерно для эпохи Империи в Риме.

Неверно представлять Анакреонта и неким легкомысленным стариком, который, дожив до глубоких седин, бездумно упивался лишь наслаждением. Мысль о неизбежном конце, посещавшая поэта, находила отзвук в известных строках:

Сединой виски покрылись, голова вся побелела.

Свежесть юности умчалась, зубы старчески слабы.

Жизнью сладостной недолго наслаждаться мне осталось.

Потому-то я и плачу – Тартар мысль мою пугает!

Ведь ужасна глубь Аида – тяжело в нее спускаться.

А.С. Пушкин в своем переводе этого стихотворения несколько отходят от подлинника. Наш поэт пером гения делает далекого эллинского собрата очень близким, современным, «общечеловеческим»:

Поредели, побелели

Кудри, честь главы моей.

Зубы в деснах ослабели,

И потух огонь очей.

Сладкой жизни мне немного

Провождать осталось дней:

Парка счет ведет им строго,

Тартар тени ждет моей.

Не воскреснем из подспуда,

Всяк вовеки там забыт:

Вход туда для всех открыт —

Нет исхода уж оттуда.

Стихи Анакреонта приобретают философское наполнение, становятся фактом русской поэзии.

За слова свои, за песни

Вам я вечно буду близок;

Я умею петь приятно,

Говорить умею сладко.

МИРОВОЕ ЗНАЧЕНИЕ. Анакреонт, любимый в пору античности, оставил благотворный след в западноевропейской и русской поэзии. Особенно популярен он был в эпоху Возрождения, отмеченную реабилитацией чувственной природы человека. Позднее возник даже термин «анакреонтическая поэзия», т. е. легкая, жизнерадостная лирика. Популярен он был во Франции XVIII в., у поэтов галантно-эротического направления (Вольтер, Парни), а позднее отзвуки Анакреонта слышны в любовной лирике Беранже.

Слава его в России начинается с М.В. Ломоносова, большого его поклонника, автора стихотворной сюиты «Разговор с Анакреонтом». Популярности Анакреонта способствовало то, что его любили и переводили Кантемир, Сумароков, Херасков, Державин («Беседа с Анакреонтом», «Венец бессмертия»). В начале XIX в., в новую романтическую эпоху, им увлекался Пушкин. «Он был учителем моим», – признается русский гений. Имя Анакреонта постоянно встречается, особенно в лицейских стихах; там мы находим и стихотворение «Гроб Анакреон» (1815). В нем Пушкин утверждает свое жизнелюбие в духе древнегреческого поэта:

Смертный, век твой – сновиденье:

Счастье резвое лови,

Наслаждайся! Наслаждайся!

Чаще кубок наливай,

Страстью нежной утомляйся

И за чашей отдыхай.

Среди образцов анакреонтической лирики Пушкина выделяется знаменитое стихотворение «Вакхическая песня» (1825). Упомянем и раннее стихотворение юноши Пушкина «Добрый совет» (1819): в нем светлое мироощущение смешано с легкой грустью:

Давайте нить и веселиться.

Давайте жизнию играть,

Пусть чернь слепая суетится, —

Не нам безумной подражать.

Пусть наша ветреная младость

Потонет в неге и в вине,

Пусть изменяющая радость

Нам улыбается хоть во сне.

Когда же юность легким дымом

Умчит веселье юных дней.

Тогда у старости отымем

Все. что отымется у ней.

По своему настрою это стихотворение напоминает Анакреонта. Но на самом деле это не оригинальное произведение Пушкина, а перевод из французского поэта Парни, мастера галантно-эротической поэзии, большого поклонника Анакреонта. Поистине, любовь, вино, радость жизни – вечная, неумирающая тема мировой лирики.