Глава 1 Отступить, чтоб вернее ударить

В 1921 году первомайские торжества совпали с праздником Пасхи. Газеты, конечно, рекомендовали использовать эту ситуацию для развеивания религиозного «дурмана».

Ленин своевременно — в начале апреля — дал разъяснение: «Это нельзя. Это нетактично. Именно по случаю Пасхи нужно рекомендовать иное: не разоблачать ложь, а избегать, безусловно, всякого оскорбления религии». Соглашаясь с вождем, ЦК РКП(б) 21 апреля 1921 года опубликовал в «Правде» разъяснение: «Ни в коем случае не допускать каких-либо выступлений, оскорбляющих религиозное чувство массы населения».

Надо полагать, было еще рано. Более подходящим Ленину покажется 1922-й год, когда страну постигнет невообразимый голод. Он с энтузиазмом засядет за циркуляр, в котором до подробностей разработает план уничтожения православной веры, цинично взяв в союзники и помощники голод. И даже людоедство!

Ленин писал: «Именно теперь, и только теперь, когда в голодных местах едят людей, и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и потому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией, не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления (…)

Взять в свои руки этот фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей (а может быть, и несколько миллиардов) мы должны во что бы то ни стало. А сделать это с успехом можно только теперь (…) Все соображения указывают на то, что позже сделать это нам не удастся, ибо никакой иной момент, кроме отчаянного голода, не даст нам такого настроения широких крестьянских масс, который бы либо обеспечил нам сочувствие этих масс, либо, по крайней мере, обеспечил бы нам нейтрализование этих масс в том смысле, что победа в борьбе с изъятием ценностей останется безусловно и полностью на нашей стороне.

(…) Изъятие ценностей, в особенности самых богатых лавр, монастырей и церквей, должно быть проведено с беспощадной решительностью, безусловно ни перед чем не останавливаясь и в самый кратчайший срок.

Чем большее число представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать.

Для наблюдения за быстрейшим и успешнейшим проведением этих мер назначить тут же на съезде, т. е. на секретном его совещании, специальную комиссию при обязательном участии т. Троцкого и т. Калинина без всякой публикации об этой комиссии с тем, чтобы подчинение ей всей операции было обеспечено и проводилось не от имени комиссии, а в общественном и общепартийном порядке. Назначить особо ответственных наилучших работников для проведения этой меры в наиболее богатых лаврах, монастырях, церквях».

Этот секретный ленинский документ был опубликован лишь в 1990 году («Наш современник», № 4). На документе есть указание Ленина о запрете снимать копии.

Назначая Троцкого на пост душителя и палача русской православной церкви, Ленин знал, что лучшей кандидатуры в советском правительстве нет, но памятуя о русской неприязни к евреям на бытовом уровне, о еврейских погромах, спрятал Льва Давыдовича за спину Калинина. Имя Троцкого упоминать было запрещено.

Интересная деталь: первыми декретами советская власть отделила церковь от государства и запретила антисемитизм. Именно это, надо полагать, большевики считали первостепенным. Но церковь как была, так и осталась, прихожан не уменьшилось. Такое положение вещей совершенно не устраивало большевиков-сионистов. Один из последних ленинских документов от 10 марта 1922 г., ставший фактически его завещанием, посвящен той же проблеме:

«Церковь от государства мы уже отделили, но религию от людей мы еще не отделили.

Формально изъятие в Москве будет непосредственно от ЦК Помгола. Фактическое изъятие должно начаться еще в марте месяце и закончиться в кратчайший срок. Повторяю, комиссия эта совершенно секретна».

Теоретическую разработку проекта постановления Ленин поручает Ярославскому и Бухарину, а практическую часть возьмет на себя и доверит Троцкому. И работа закипела:

«Тов. Молотову. Немедленно пошлите от имени ЦК шифрованную телеграмму всем губкомам о том, чтобы делегаты на партийный съезд привезли с собой возможно более подробные данные и материалы об имеющихся в церквях и монастырях ценностях и о ходе работ по изъятию их.

Ленин».

Продиктовано по телефону 12 марта 1922 г. в 13 ч. 35 мин.

Чем была вызвана срочная телефонограмма? Письмом Троцкого:

«В.И., из церквей не изъято фактически почти ничего (…) Изъятие ценностей будет произведено, примерно, к моменту, партийного съезда. Если в Москве пройдет хорошо, то в провинции вопрос решится сам собой. Одновременно ведется подготовительная работа в Петрограде. В провинции кое-где уже изъяли, но подсчет, хотя бы и приблизительный, пока еще невозможен. Главная работа по изъятию до сих пор шла из упраздненных монастырей, музеев, хранилищ и пр. В этом смысле добыча крупнейшая, а работа далеко еще не закончена.

12 марта 1922 г. Ваш Троцкий».

Примечательно, что XI партийный съезд состоялся 27 марта 1922 г. Вот такими темпами шло изъятие ценностей. Такими темпами пойдет и разрушение храмов.

В тот же период Троцкий посылает на имя Ленина телеграмму, в которой сообщает, что «золота нет, а есть только серебро и, следовательно, улов незначителен». Тотчас, 19 марта 1922 г., появилось уже известное нам письмо Ленина. И хотя изъятие церковных ценностей проводилось под лозунгом борьбы с голодом, в письме нет ни слова о непосредственной помощи голодающим. В нем — думы о пустой казне государства и о предстоящей Генуэзской конференции. В нем — требование скорейшего, немедленного изъятия церковного имущества в монастырях, лаврах и последующей расправы с духовенством.

После смерти Ленина борьба с церковью и духовенством обрела «второе дыхание». О ее победном исходе наиболее рьяно заботился Троцкий. Ему помогал и прикрывал его деяния Николай Бухарин.

По оценкам соратников, Троцкий блестяще справлялся с возложенной на него миссией.

Но можно в одночасье разрушить церковь, изъять ее ценности, физически уничтожить служителей церкви. А вот уничтожить веру, искоренить тысячелетнюю традицию — невозможно. А Троцкий спешил. Спешил взять реванш за многовековую трагическую историю еврейского народа, за еврейские погромы в России, за отношение к евреям как к людям второго сорта. В конце-концов, за то, что ему, еврею, не дано возглавить русское, советское правительство.

Троцкий знал себе цену. Знал, что он, наиболее достойный заменить Ленина, вынужден отказаться от этого в силу своего происхождения уступить необразованным, неумным, диким «туземцам». Если б можно было покончить с религией раз и навсегда, вытеснить ее не только из жизни человека, но из сознания и сердца! С рабочим человеком — пролетарием — это намного проще. Крестьянство — вот тормоз, и особенной помехой являются крестьянские поэты.

Именно крестьянские поэты рассмотрели истинное лицо сионистских вождей в большевистских мундирах. Проанализировав программу их действий, они раньше других узрели в «нынешних руководителях» «господствующую секту изуверов, человеконенавистников коммунистов». За что впоследствии и поплатились. Среди первых — автор статьи «Мир и свободный труд» поэт Алексей Ганин, расстрелянный 30 марта 1925 года. В его статье содержался призыв к борьбе с большевиками-изуверами за «великое возрождение Великой России». Приведем несколько тезисов этого документа:

«Россия (…), на протяжении столетий великими трудами и подвигами дедов и пращуров завоевавшая себе славу и независимость среди народов земного шара, ныне по милости пройдох и авантюристов повержена в прах и бесславие, превратилась в колонию всех паразитов и жуликов, тайно и явно распродающих наше вели кое достояние.

(…) Только путем лжи и обмана, путем клеветы и нравственного растления народа эти секты силятся завладеть миром.

(,) После тщательного анализа проповеди этой ныне господствующей секты изуверов, человеконенавистников коммунистов о строительстве нового мира мы пришли к тому категорическому убеждению, что все эти слова были только приманкой для неискушенных еще в подлости рабочих масс и беднейшего крестьянства, именем которых все время прикрывает свои гнусные дела эта секта.

(…) Бесконечные реквизиции, бесчисленные налоги, облагается все, кроме солнечного света и воздуха.

(…) Наконец, реквизиции церковных православных ценностей, производившиеся под предлогом спасения голодающих… Но где это спасение? Разве не вымерли голодной смертью целые села, разве не опустели целые волости и уезды цветущего Поволжья? Кто не помнит того ужаса и отчаяния, когда люди голодающих районов, всякими чекистскими бандами и заградилками (только подумать!) доведенные до крайности в нашем двадцатом веке в христианской стране, дошли до людоедства, до пожирания собственных детей».

Статья подписана только именем Ганина. Но вполне возможно, что в составлении тезисов документа принимали участие и другие крестьянские поэты — настолько он близок по убеждениям тому же Есенину (вспомним его поэмы); Клюеву (перечитаем протоколы допросов); тем, кому на суде 10 декабря 1923 г. предъявляли обвинения в антисоветских выпадах и антисемитизме. Все они тоже были расстреляны — в 1938 году.

Глава 2 «Русь бесприютная»

Троцкий один из немногих знал, какие несметные богатства появились в руках большевиков с уничтожением православных храмов. И потому нужно было как можно скорее использовать этот шанс для победы мировой революции. И чем скорее это начнется, тем больше шансов на успех. И Троцкий после болезни отправляется на Кавказ: совместить свое лечение с уничтожением самой большой сокровищницы России — Нового Афона.

Диву даешься теперь, изучая, как ошеломляюще быстро шло разрушение святынь в такой православной верующей стране, как Россия. И делалось это руками самих православных. Есть ли этому объяснение? Есть.

Повсюду распространялись слухи, что монахи уничтожали раненых красноармейцев, которые находили приют за стенами монастырей. Естественно, что изуродованные трупы красноармейцев приводили народ в ярость. Расправа была короткой и жестокой: божьих служителей без суда и следствия живыми закапывали в землю, а святыни уничтожали. Эти чекистские спектакли успешно применялись в годы гражданской войны. Теперь тоже пригодились как повод поднять людей на уничтожение храмов. Разработанные в чрезвычайке сценарии ставились по всей России и имели потрясающий успех.

Разве не об этом рассказал Есенин в своих стихах? «Попы и дьяконы (надо думать, красные попы и дьяконы) «о здравьи молятся всех членов Совнаркома». А разговоры ведут, «забыв о днях опасных»:

Уж как мы их…

Не в пух, а прямо в прах…

Пятнадцать штук я сам

Зарезал красных.

Да столько ж каждый,

Всякий наш монах.

Надо полагать, обезображенных (только вот кем?) красноармейцев «нашли» и в Ново-Афонском монастыре. Из воспоминаний Николая Вержбицкого:

«Как раз в те дни были опубликованы в газетах материалы о «святых отцах» Ново-Афонского монастыря около Сухума, которые с винтовками боролись против Красной Армии».

Экспроприацию ценностей Ново-Афонского монастыря большевики провели в 1924 году под предлогом открытия на его основе детской колонии. Мол, несколько тысяч детей, собранных в Тифлисе, уже ожидают открытия коммуны.

Когда закрывали Ново-Афонский монастырь, появилась поэма Есенина о беспризорниках «Русь бесприютная». Все друзья в воспоминаниях пишут, что Есенин очень переживал, видя на улицах Москвы грязных, оборванных, голодных детей. Посетил он и детскую колонию в Тифлисе, читал ребятам свои стихи, беседовал с ними. Все это так.

Но хочется спросить, почему стихотворение «Русь бесприютная» до сих пор публикуется с купюрами? Почему до настоящего времени не печатали строк: «В них Троцкий, Ленин и Бухарин…»? Здесь тоже была обнаружена крамола? Или из-за оскорбительной рифмы «Бухарин — невымытые хари»?

Есть в «Руси бесприютной» и такие строки:

Россия-мать! Прости меня. Прости!

Но эту дикость, подлую и злую,

Я на своем недлительном пути

Не приголублю И не поцелую.

За что просит Есенин прощения?

Читатель найдет ответ в письме Бухарина:

«Мы ободрали церковь, как липку, и на ее «святые ценности» ведем свою мировую пропаганду, не дав из них ни шиша голодающим; при Г.П.У, мы воздвигли свою церковь при помощи православных попов, и уж доподлинно врата ада не одолеют ее; мы заменили требуху филаретовского катехизиса любезной моему сердцу «Азбукой коммунизма», закон божий — политграмотой, посрывали с детей крестики да ладанки, вместо них повесили «вождей» и постараемся для Пахома и «низов» открыть мощи Ильича под коммунистическим соусом… Дурацкая страна!»

Русь оказалась бесприютной. Не только ее дети — сама мать стала бесприютной, беспризорной, без родины. У обманутой, поруганной православной Руси и просит Есенин прощения.