В присутствии художника

Вопрос

Акционизм в искусстве — форма современного искусства, возникшая в 1960-е годы. Стремление стеретьгрань между искусством и действительностью приводит к поискам новых способов художественноговыражения, придающих динамику произведению, вовлекая его в какое-либо действие (акцию). Акция (или искусство акции) становится общим понятием для художественных практик, в которых акцент переносится ссамого произведения на процесс его создания. В акционизме художник как правило становится субъектом и/или объектом художественного произведения. Близкими к акционизму формами являются хэппенинг, перформанс, эвент, искусство действия, искусство демонстрации и ряд других форм.

Пожалуй, самое радикальное движение ХХ века — «Венский акционизм» — существовало в Австрии в 1960-х. С помощью провокационных перформансов его участники пытались осознать и пережить травмы Второй мировой войны и освободиться от них через катарсис. Чтобы его достичь, австрийцы использовали элементы религиозных мистерий — кровь, кресты и жертвенных животных — и работали с ними в шокирующей зрителей манере. Стандартный перформанс венских акционистов выглядел как прилюдное потрошение ягненка и купание в его крови. Иногда они действовали еще более вызывающе, съедая то, что для приема в пищу вовсе не предназначено. Намеренно реконструируя самые отвратительные и пугающие действия, художники использовали искусство в качестве психотерапии, которая позволяла проявить самые агрессивные человеческие импульсы и таким образом от них избавиться.

Мари́ на Абра́ мович В 1970-е начала работать будущая «бабушка перформанса» — Марина Абрамович. Основой ее работы было собственное тело, а выразительным средством — боль. Одним из самых известных ее произведений стал «Ритм 0», во время которого зрители были заперты в галерее вместе с художницей в течение шести часов. Абрамович все это время была неподвижной, а тело ее находилось в распоряжении публики и семидесяти двух предметов, которыми зрители могли на нее воздействовать. Среди них были и очевидно опасные — например, ножницы или пистолет. В процессе перформанса одежда Абрамович оказалась разрезанной, а тело было исколото шипами роз. Кончилось дело тем, что один из зрителей взял пистолет и прицелился Марине в голову. Возможно, купания венских акционистов в крови как способ сделать видимой подавленную, но все равно присутствующую в обществе агрессию, были не таким уж и плохим методом. По крайней мере, более безопасным. Говоря об акциях Абрамович, легко удариться в пафос: действительно, в мире есть только одна женщина, которая высидит на стуле 736 часов, вырежет ножом звезду у себя на животе или позволит зрителям отрезать себе волосы. Это не какие-то суперспособности — Абрамович, как и все люди, сделана из плоти и крови, имеет болевые пороги и между перформансами живет в Нью-Йорке вполне обыкновенной жизнью: в этом случае гипнотизируют именно упрямство и невероятная уверенность в своих действиях, которые она не теряла на протяжении сорока лет.

Перформанс всегда был самым идеологическим и неконъюнктурным способом заниматься искусством: когда большинство художников настроены на создание и продажу объектов, сделанных своими руками или — в большинстве случаев — руками ассистентов, а искусство уютно расположено в гостиных коллекционеров и стенах музеев, перформанс рвет и мечет, создается здесь и сейчас, редко записывается — а если и записывается, то почти никогда не продается. Очень многие работы первых акционистов не сохранялись и оставались лишь в памяти и описаниях очевидцев. Сами акционисты годами жили где-то между скромностью и нуждой, подрабатывали мелочь на самых прозаичных работах и параллельно делали хоть что-то, что можно продать.

При этом любой громкий перформанс требует не только мужества, но и отказа от радостей «нормальной» жизни — к трудным акциям, например, к трехмесячному сидению на стуле надо готовиться не только морально, но и физически: с помощью диеты, упражнений, медитации и аутотренинга. Марина Абрамович действует вполне в духе акционистов — с риском и без страха, но и тут выкручивает ручки на полную: она не останавливалась, когда посторонние люди резали ее тело, когда кончался кислород и даже когда она теряла сознание — ни разу за сорок лет.

Ритм 0

Марина положила себя в помещении с множеством разных предметов — от ножниц до заряженного пистолета и разрешила посетителям сделать все, что им будет угодно с ее телом с помощью любого из этих предметов.

Дом с видом на океан Марина провела двенадцать дней в макете дома из трех комнат на глазах у публики без еды: спала, пила воду, ходила в туалет, но чаще всего смотрела на публику. Спуститься из комнаты в комнату она могла только с усилием: вместо ступеней на приставной лестнице были остро заточенные ножи. .

Люди приходили как алкоголики, только вместо стакана водки брали шот этого взгляда глаза в глаза. Многие приходили утром, до открытия галереи, и ждали в деловых костюмах. Многие потом признались, что вообще не имеют никакого отношения к искусству. Я стала думать, что скорее всего другие люди не смотрят на них так пристально, как я, и, возможно, им просто нужно, чтобы на них посмотрели утром, перед тем как они уйдут на работу.

В присутствии художника

В течение трех месяцев в рабочие часы музея МоМа художница молча сидела за столом в огромном зале и позволяла каждому желающему сесть напротив и посмотреть на нее. Перформанс проводился в тишине и длился по семь-десять часов в день, а в очереди побывали не только обычные ньюйоркцы и туристы, но и знаменитости — Мэтью Барни, Бьорк, Леди Гага и Изабелла Росселлини.

«Я пристально смотрела в глаза многим людям, которые несли в себе столько боли, что я мгновенно видела ее и чувствовала. Я стала для них зеркалом их собственных эмоций. Один огромный ангел ада с татуировками повсюду уставился на меня свирепо, но спустя десять минут разревелся и стал стонать, как дитя малое.»

Йоко Оно " Отрежь кусок", 1965. Фотография перформанса. Киото, Концертный зал Ямаики. Йоко Оно сидела по середине сцены. Публике предлагалось подходить к ней и разрезать ее одежду. Уцелевшие лоскуты ткани вновь приковывали взгляды к телу. Она вспоминала: " Публика продолжала отрезать от меня наименее значительные части". Как автор и предмет перформанса, Оно сосредотачивает внимание на агрессии, делая непротивление формой противодействия в соответствии с традицией мирных протестов. Происходящее разрушает традиционные взаимоотношения зрителя и художественного объекта. Противоречивость отношений опровергает представление о женском теле как нейтральной теме искусства. Пассивность акции иллюстрирует вполне феминистскую идею насилия над женским телом.