Публицистика А. Н. Радищева

Перед тем как выпустить в свет «Путешествие из Петербурга в Москву» в том же 1790 г., в своей домашней типографии Радищев напечатал небольшую брошюру «Письмо к другу, жительствующему в Тобольске по долгу звания своего». Это письмо неизвестному для нас адресату датировано 8 августа 1782 г. и посвящено описанию открытия в Петербурге памятника Петру I работы Фальконета.

Радищев написал, в сущности, отчет о торжестве, сопроводив его высказываниями о роли монархов и качествах их. По жанру своему это произведение как бы просится на страницы журнала или газеты, это журналистская работа, но мысли автора настолько смелы и антимонархичны, что нельзя было и думать напечатать письмо в подцензурной прессе. Опубликовать отчет, причем без своей подписи, Радищев смог только после того, как завел домашнюю типографию. Тем не менее в истории русской журналистики «Письмо к другу» не должно остаться забытым.

Рассказав достаточно подробно о церемонии, Радищев описывает памятник, поясняя аллегорический характер изображения: «крутизна горы суть препятствия, кои Петр имел, производя в действо свои намерения; змея, в пути лежащая, коварство и злоба, искавшие кончины его за введение новых нравов» и др. Точные и лаконичные строки отчета, однако, не раз перебиваются рассуждениями автора, в которых заключен главный интерес «Письма к другу». Так, отметив появление Екатерины II, прибывшей по реке во главе придворной флотилии, Радищев замечает, что народное при­знание заслуг Петра было бы гораздо более искренним и свободным, если бы оно не вдохновлялось искусственно появлением императрицы, – той, «кто смерть и жизнь миллионов себе подобных в руке своей имеет».

Радищев признает заслуги Петра I, видит в нем «мужа необыкновенного, название великого заслужившего правильно». Но Петр оставил по себе и недобрую память: властный самодержец, он «истребил последние признаки дикой вольности своего отечества», закрепостил его под скипетром монарха и сделал свободу недосягаемой пока мечтой. Петр мог бы стать еще славнее, «возносяся сам и вознося отечество свое, утверждая вольность частную», т. е. дав свободу русским людям.

Впрочем, надеяться на это, говорит Радищев, было бы напрасно. Если известны в истории случаи, когда цари оставляли трон, чтобы жить в покое, то происходило это не от их «великодушия, но от сытости своего сана». Царствующий государь не поступится ничем из своих самодержавных прав: «нет и до скончания века примера, может быть, не будет, чтобы царь упустил добровольно что-либо из своей власти, седяй на престоле».

Это было понятно Радищеву в 1782 г., когда писалось «Письмо к другу». Печатая его восемь лет спустя, после взрыва Французской буржуазной революции, Радищев к заключительным строкам сделал следующее примечание: «Если бы сие было писано в 1790 году, то пример Лудвига XVI дал бы сочинителю другие мысли». Иначе говоря, у государя не надо просить милости – его можно и нужно лишить престола, чтобы добиться свободы народу.

В 1789 г. Радищев поместил в декабрьской книжке журнала «Беседующий гражданин» статью «Беседа о том, что есть сын отечества».

Журнал «Беседующий гражданин» издавался с января по декабрь этого года в Петербурге «Обществом друзей словесных наук» – просветительским кружком молодых людей, далеким от какой-либо революционной пропаганды. Радищев был членом этого общества, войдя в его состав на правах старшего товарища. Он работал в то время над «Путешествием из Петербурга в Москву», идеи и образы этой великой книги необычайно волновали его, он искал единомышленников, жаждал встреч с аудиторией, и «друзья словесных наук» внимали Радищеву с трепетом и восхищением. Вялые, длинные, нравоучительные статьи, с уклоном в сторону религиозной морали, которыми заполнялись страницы журнала, были внезапно озарены пламенным словом Радищева, нечаянно пробившимся сквозь преграду цензурного надзора. Видимо, чиновники Управы благочиния, как называлась тогда полиция, привыкшие к смирному тону «Беседующего гражданина», не ожидали такого выступления и не сумели понять его истинный смысл.

Радищев, желая по виду сохранить манеру «Беседующего гражданина», написал для него не статью, а «беседу», принял жанр наставления, поучения, излюбленный в этом журнале.

Свою статью Радищев начинает с утверждения: «Не все рожденные в Отечестве достойны величественного наименования сына Отечества (патриота). Под игом рабства находящиеся недостойны украшаться сим именем». Но пусть «чувствительное сердце» не торопится осуждать их за это, – они не виноваты. Характеристика состояния русских крепостных крестьян, идущая вслед за первыми положениями статьи, достойна занять место на страницах книги Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву», – настолько она резка и значительна.

Не могут называться сынами Отечества люди, «кои уподоблены тяглому скоту, не делают выше определенной работы, от которой им освободиться нельзя, кои уподоблены лошади, осужденной на всю жизнь возить телегу... кои не видят конца своему игу, кроме смерти, где кончатся их труды и их мучения... кои походят на человека одним токмо видом, в прочем обременены тяжестию своих оков, лишены всех благ, исключены от всего наследия человеков, угнетены, унижены, презренны; кои не что иное, как мертвые тела, погребенные одно подле другого...».

«Не о миллионах этих люден пойдет речь, – говорит Радищев, – они не входят в состав членов государства, это «движимые мучителем машины, мертвые трупы, тяглый скот!»

«Человек, человек потребен для ношения имени сына отечества!» – восклицает Радищев, – но кого можно назвать достойным этого звания? Крупными сатирическими чертами Радищев набрасывает контуры фигур представителей правящего сословия – дворянства, которых отказывается назвать сынами отечества. Вертопрах, развратник, щеголь, жадный корыстолюбец, обжора-чревоугодник – таковы люди светского круга, и не в их среде надлежит искать патриотов.

Радищев не говорит далее, куда нужно обратить взоры в поисках достойных людей, и сразу переходит к характеристике качеств, отличающих истинного сына отечества. При этом он вкладывает в понятия честолюбия, благонравия, благородства новое, очень глубокое содержание, иной, противоречащий обычному для дворянского общества смысл. Радищев конструирует образ горячего патриота, великодушного друга обиженных, человека, чье высокое место в обществе обусловлено его личными достоинствами, а не древностью рода или придворными связями.

Честь для Радищева – естественное чувство, побуждающее человека развивать те способности и качества, которые заслуживают ему любовь других людей, подтверждаемую спокойной совестью. Помогая людям, заручившись их благосклонностью и доверием, человек проникается уважением к себе и получает необходимые условия для самоусовершенствования, становится лучше. Другая важная черта – благонравие. Однако понятие это вовсе не означает просто хорошие манеры и доброе поведение. Благонравный человек – «истинный исполнитель всех предуставленных для его блаженства законов». Он скромен, чужд пустосвятства и лицемерия, преданно служит отечеству на любом посту: «для него нет низкого состояния в служении отечеству». Ради его благополучия он без устали трудится на избранном поприще и, если потребуется отечеству, с готовностью пожертвует для него жизнью. Третий «и, как кажется, последний отличительнейший знак сына отечества – когда он благороден». Свойство это вовсе не зависит от происхождения и дворянского герба. Благороден тот, кто совершает мудрые и человеколюбивые поступки, сияет в обществе разумом и добродетелью и больше всего заботится о славе и пользе Родины.

Таковы качества истинного сына отечества. Их должно развивать в себе с помощью воспитания, изучая науки, становясь просвещенным человеком. Нужно приучать свой дух к прилежанию, трудолюбию, повиновению, скромности, к желанию подражать великим в том примерам. Необходимо ознакомиться с историей и философией, а для «очищения вкуса» возлюбить «рассматривание живописи великих художников, музыки, изваяния, архитектуры, или зодчества».

Программа, предлагаемая Радищевым, как видим, достаточно сложна и обширна. К исполнению ее не могли, конечно, приобшаться господа из «светского общества», занятые модами, карточной игрой и гастрономическими причудами. Речь идет не о них. Как определяет исследователь, Радищев обращался в своей беседе к сотням молодых людей за пределами «Общества друзей словесных наук», также увлеченных «передовыми идеями века, но которых надо было еще воспитывать в направлении роста их революционного сознания. Радищев выступает в своей речи как агитатор, выработавший четкую тактику. Он не хочет сразу же «отпугнуть» аудиторию непривычными для нее прямыми призывами к революции. Но он ставит своей задачей при помощи горячего слова-убеждения, возбуждая чувство гражданского долга, чувство патриотизма, подвести слушателя-читателя к пониманию этических задач, поставлен­ных перед гражданином нарастанием революционной волны в Европе»[39][33].

в начало