Храм Махалакшми

Прилетев в Бомбей, мы целый день чувствовали усталость из-за задержки самолета, изменения высоты и смога. Не распаковывая чемоданов, мы надели спортивные костюмы для бега и, следуя своему состоянию, близкому к состоянию транса, влились в поток людей и транспорта, направившись по наиболее непривлекательным улицам. Наши сновидящие тела были той самой картой, что направляла нас по пути наименьшего сопротивления и максимальной опасности.

Мы положились на наши тела, чтобы найти наиболее возбуждающие и угрожающие сцены, служащие ориентирами. Скоро мы запетляли по дымным переулкам к морю, мимо пронзительно кричащих торговцев и заклинателей змей. Один знаменитый заклинатель змей позволил своей змеюке высунуть голову и зашипеть на нас. Охватившая нас дрожь показала, что мы на правильном пути. Там, где в конце переулка внезапно открывался вид на Аравийское море, люди, исполняя жертвенный ритуал, бросали в воду цветы и фрукты. Мы наблюдали, спрятавшись, за молящимися. В отдалении странный старик с абсолютно черной кожей и ослепительно белой бородой, одетый во все белое, указывал руками на что-то невидимое в воздухе. Его энергичные жесты были под стать его безумным глазам. Его движения были экстатичны, когда он непрерывно делал знаки в сторону неба. Он разговаривал сам с собой. Городская жизнь, насколько этот старик представлял ее, начинала выглядеть для нас лучше с каждым мгновением.

Я пристально разглядывал этого человека, как он вдруг внезапно повернулся и посмотрел на меня. Я спросил у одного из участников ритуала, говорившего по-английски, кто этот старик, и мне ответили, что он сумасшедший. Я подумал, что он выглядел великолепно. В Европе или Соединенных Штатах подобный ему был бы арестован или помещен в психиатрическую клинику, но этот человек выглядел не более опасным, чем люди, с которыми мне приходилось работать.

Мне захотелось познакомиться с ним. Старик, должно быть, был телепатом, так как в этот момент он повернулся ко мне и направился туда, где мы стояли. Возможно, он подумал, что мы тоже безумны. Почитатель, стоявший рядом с нами, робко перевел хинди старика на английский. Широко улыбаясь и движениями рук указывая в сторону моря, человек сказал: «Море уходит и приходит. Сейчас прилив, скоро будет отлив. Мы должны предложить, что имеем, тому Великому, который живет не только в море, но под землей и на небе».

Эти слова не только убедили меня в его здравомыслии, но и подтвердили мое первоначальное предположение о том, что в нем было что-то особенное. «Бог везде», — прокричал он на хинди, жестикулируя протянутыми к небу руками. «Мы также ощущаем это», — ответил я. Пристально посмотрев на нас несколько мгновений, старик сказал переводчику, что он видел, что у нас были собственные духовные традиции, и все же мы поклонялись тем же богам, что и он. Я пробормотал в ответ, что он, должно быть, ясновидящий. «Нет, — настойчиво продолжал он в том же духе, — мои уши — уши Шивы, глаза — глаза Шивы, я просто сообщаю то, что слышу и вижу. Это говорит бог, а не я».

Он говорил все это, а его белые одежды развевались на морском ветру. Он говорил с такой искренностью и теплотой, что я почувствовал, что улицы Бомбея благословили нас устами мудрого учителя. Он улыбнулся и медленно повернул голову к небу, снова жестикулируя небесам. Он засмеялся, и казалось, что окружавший его мир улыбался, пока он превращал в сокровище хаос и шум Бомбея.

«Все существующее — Шива», — сказал он. И я понял, что каждое дело, группа и город являются духовным опытом, окружающим наше понимание. Покинув берег, мы узнали от людей на улицах, что дух, которому мы следовали в этот день, привел нас к храму Махалакшми и что старик был его верховным жрецом. «Все — Шива», — сказал верховный жрец. Жизнь общества, того, например, в котором вы живете, — тоже бог. Шива — бог знания — есть воплощение земного сознания, общий дух небольших групп людей и интернациональных конфликтов, глобальное сновидящее тело. Поиски этого тела, по крайней мере, придают некоторый смысл безумию и хаосу, окружающему вас. С этих позиций мир — это хаос, но одновременно с этим и один огромный воинский клан, сумасшедший дом, в котором все мы беспокоим и провоцируем друг друга.