Четыре Таракана from ussr. 1 страница

После очередного конфликта с Валентинычами (один из них начал что-то гнать по поводу наших песен, хулиганского вида и беспонтовости панк-рока как музыкального стиля в целом), Ленин полез в драку. Мы завязали с репами на Площади Победы. Надо было искать новое место для реп, и других вариантов, кроме как снимать часы за деньги на коммерческой базе, не было. Таким образом, после недолгих поисков, мы въехали на точку, располагавшуюся в старой церкви в районе метро Шаболовская. Нужна была лаванда - три часа репы стоили 25 рублей, пачка сигарет стоила 2 рубля, вроде бы. Не помню, кто предложил это первым, но идея была проста, хоть и несколько непоследовательна. Состояла она в том, что бы исполнением одних песен заработать на репетиции других. Короче говоря, взяв пару акустик, мы выезжали с утра пораньше в длиннющий подземный переход метро (пересадка с Площади Революции на Театральную) где и вопили дурными голосами один и тот же репертуар по кругу - " Замыкая круг", " Гуд Бай Америка" и еще пару подобных вещей. Спешащие мешочники и иностранцы-экскурсанты ссыпали нам достаточно денег, чтобы оплатить три репы в неделю, метнуться пожрать в Пиццу-Хат на Кутузовском (только-только тогда открывшуюся, и поэтому жутко популярную) и взять " Вермута". Записав на базе несколько песен на встроенный микрофон обычного бытового магнитофона, мы получили свое первое демо. Я кое-что знал о " Рок-лаборатории" (официально - " Московская Творческая Лаборатория Рок-Музыки"), к тому же в " МК" был дан анонс приема записей от групп, желавших выступить на " Фестивале Надежд" " Рок-Лаборатории". Фестиваль проходил раз в год в " Горбушке", и был значимым событием в мире тогдашнего андеграунда. Группы считали фест типа " путевкой в большую жизнь", " стартовой площадкой", бла, бла, бла...

На деле оказывалось, что за два дня фестиваля, в марафонах из нескольких десятков выступавших банд, возможность обратить на себя внимание имели либо самые выдающиеся, либо самые выебистые. Звездами первых фестивалей были Звуки Му, Вежливый Отказ, Нюанс, Коррозия Металла, ЭСТ, Черный Обелиск, Шах, Ва-Банкъ. После фестиваля 1990 года стали известны НАИВ, Монгол Шуудан, Матросская Тишина, Бахыт Компот, Ногу Свело, А-Ы и другие. Все кайфы, которые группа могла иметь после успешного выступления на " Фестивале Надежд" заключались в " приеме на работу" в " Лабораторию". Музыканты имели возможность положить в отдел кадров свои трудовые книжки, и это было важно. Тогда в СССР свирепствовал старый УК, и статья о " тунеядстве" вовсю работала. Как, впрочем, и статья о " мужеложстве" и " незаконных валютных операциях", по которым можно было привлечь не одного и не двух " сотрудников" " Рок-лаборатории". Юмор, типа.

Кроме всего прочего, лабораторское начальство могло помочь группам с базой, аппаратом, ну и мутило какие-то концерты-фестивали по децелу. Именно им мы и отвезли демо.

Удивительно было даже не то, что нам позвонили через несколько дней, и сказали - " Все ништяк, приезжайте на разговор". Удивительно было то, что мы, оказывается, им крепко понадобились. Уже на первой встрече прозвучала поначалу ненавязчивая, а в последствии все более и более настойчивая просьба переименовать группу. Кроме того, нам также намекнули, что неплохо было бы сменить барабанщика, который по их понятиям (до нас тогда все эти сложности не доходили) был слабоват, " неровняк".

Так или иначе, но нам сообщили день, когда в малом зале ДК им. Горбунова состоится живое прослушивание отобранных групп. Второй уровень, так сказать.

Предфестивальное прослушивание выглядело так. В партере малого зала, в креслах расположилось все лабораторское начальство, плюс какие то журналисты с фотографами, плюс музыканты некоторых лабораторских групп (допускались все желающие). Мы не знали почти никого, кроме Германа из Матросской Тишины (его я видел на фотке в лабораторском журнале " Сдвиг"), также Рубан сразу сказал, что в зале есть чуваки из Наива. Лично он также не был знаком ни с кем из них, но как-то признал. Итак, настало наше время выходить на сцену, мы включились и начали. Вы можете не верить (я бы тоже не поверил), но… после первой песни ОНИ ВСЕ ВСТАЛИ с мест и СТОЯ аплодировали нам. И толстые тетки-начальницы, и Антон Якомульский из Ногу Свело, и какие-то офигенно модно прикинутые чуваки, и бородатые челы с фотоаппаратами. Я не мог объяснить этого тогда. Никто не мог. Сейчас, может быть и понятно, что хлопали они не нескладной группе прыщавых нелепых подростков, они хлопали юности, свежести, наивности, безыскусности и отсутствию зауми. Всему тому, что НА САМОМ деле вставляет в ранних записях почти всех панк-групп мира. Вы вряд ли найдете в них хоть какое-то владение инструментами, хоть какие-то мысли и идеи, там даже может и не быть МУЗЫКИ. Но это чувство, что-то такое щемящее, что заставляет с большей силой жалеть о том, что тебе уже не 16 лет - вот чего там много. Кто-то из этих людей хлопал тем, кем они сами уже никогда не смогут стать, другие - признав в нас своих.

Мы сыграли еще пару вещей. На одну песню, по просьбе Ольги Опрятной, директора " Лаборатории", на сцену поднялся Антон из Ногу Свело, что бы исполнить с нами " Четыре Таракана" (наиболее техничную в барабанном плане нашу песню на тот момент). Они хотели посмотреть на то, как это будет звучать с сильным барабанщиком.

Когда мы спустились со сцены и пошли к выходу, все хлопали нас по плечам, говорили какие-то приятные вещи, а один, обращаясь к пацанам, сказал: " Берегите вашего Сида Вишеза". Кликуха пришла еще и с другой стороны, впрочем, в то время это ничего кроме гордости не вызывало. На " Фестиваль надежд" мы были приняты, однако с несколькими оговорками. Нам все-таки предстояло сменить имя. " Кутузовский проспект" сильно не нравился им всем. Они лечили нас, что мы еще молодые и многое не понимаем, что такое название будет тормозить наше развитие, что группа с нашей музыкой и посылом должна называться соответствующим образом, не так сухо и безлико. В итоге мы согласились со всеми доводами, однако категорически отказались от предложенного кем-то из лабораторских названия " Четыре Таракана". " Четыре Таракана"? - " Смеетесь, что ли? Что за детский сад? ". Мы даже не рассматривали особо этот вариант по причине его выдающейся безмазовости и кошмарного звучания. Намного позже, в самом конце 90-х, Руслан Ступин, оригинальный гитарист Наива, в нескольких интервью называл себя человеком, " придумавшим нам название", " принявшим группу в " Рок-Лабораторию" ", и чуть ли не оказавшим судьбоносное и кардинальное влияние на нас поначалу. Возможно, Руслан тоже был в зале на том прослушивании, возможно, он был именно тем человеком, который, услышав песню " Четыре Таракана" выдвинул идею назвать группу по названию песни. Все это может быть, однако я не склонен гипертрофировать чье-либо влияние на нас в этом смысле.

Итак, мы были должны в кратчайшие сроки назвать себя как-то по-другому, придумать звучное и крутое название группе, такое, чтобы не было стыдно идти под ним по жизни.

Еще одной оговоркой была необходимость подтянуть игру Дениса, и, в крайнем случае, заменить его на фестивале Антоном Якомульским, либо еще одним чуваком, порекомендованным лабораторцами - экс-барабанщиком группы Т-34 (не помню имени этого парня, к сожалению). Мы стали ездить на базу Ногу Свело на Полежаевку. Их база, на которой находился лабораторский аппарат, была оборудована в одном из помещений автобазы на улице Куусинена. Нога тогда начинала потихоньку выбиваться в фавориты, хотя до настоящего их успеха, " Хару-Мамбуру" и всего такого оставалось еще почти три года. Антон на самом деле поморочился с нами (не очень много, правда), показывая Денису разные приемы и помогая ему в том, что касается " ровной" игры. Проблема Рубана тогда, и потом, состояла в практической невозможности удерживать игру в одном темпе. Он, что называется " плавал", играл то чуть быстрее, то медленнее, что, конечно же, катастрофическим образом сказывалось на общем звучании группы. Песни просто расползались на глазах, мы не звучали монолитно, а панк-группа, не звучащая " вместе", оставляет весьма комичное впечатление. Основные советы Антона касались игры под метроном, дисциплинирующей музыкантов, и позволяющей более сфокусироваться на ровности темпа. Однако с нами было не все так просто. Денис начинал жаловаться на то, что " метр" отвлекает его, не дает наслаждаться игрой и мочить по-настоящему. Все это, конечно же, шло от нашей неопытности, мы были начинающей группой, с хорошим материалом и позитивным посылом, но так себе играющей. Иногда на базе мы встречали лидера Ногу Свело, Максима Покровского, странного молодого человека, с внешностью рано начавшего пить лыжника-ботаника и задатками начинающего параноика. Ногу Свело тогда почти отошли от своего старого пост-панк-стеб-глум материала, типа " Лысой девочки" и " Подростка Семенова", только что выпустили на виниле альбом " Капризы Манекенщиц", и звучали сочно и очень оригинально.

Ногу Свело оказались единственной более или менее известной группой на " Фестивале Надежд" в июле 1991 года в ДК им. Горбунова. " Лаборатория" поставила их в концерт начинающих банд как коммерческую замануху, плюс, желая показать публике новую программу активно прогрессирующей группы. Кроме них вы не могли найти в афише фестиваля ни одного имени, хоть что-то говорящего публике. Я постараюсь на вскидку вспомнить несколько: день первый, метал; " Хеллер", " Razzle Dazzle", эээээ... Эээ… А! Вот - " Distemper". Да, точно, " Distemper" играли в первый день, вместе с металлической братвой. Как вы, наверное, понимаете, никаким ска-панком тогда даже не пахло, а пахло жесточайшем кроссовером /хардкором в духе Carnivore и DRI. " Урела, все совковые дела", " Нам сегодня с Баем дали пиздюлей", такие песни.

День второй - панк, пост-панк, индастриал, короче - все, что не металл; " Глобально Красные Ночью На Фронте" (отличные названия были тогда у групп, а? Можете себе представить сейчас группу, которая захотела бы назваться так?), " Джефф", " Французское сопротивление" (неплохая банда, игравшая смурной пост-панк с индастриал-штуками, очень умную музыку. Чуть позже они смогли выпустить винил на " Мелодии". Я не любитель такой музыки, но их опыты, по крайней мере, вызывали уважение. Я не знаю, что с ними сейчас. По-моему, они не существуют года с 93-го - 94-го), " Кузькина Мать", " Пост ОРБ" и масса других. В каждом из двух дней принимали участие по полтора десятка групп.

Итак, мы репетировали, готовясь к выступлению, параллельно придумывая себе новое название. Мы устраивали мозговые штурмы, фонтанировали самыми тупыми и нелепыми названиями, перебирали массу вариантов и в итоге остановились на варианте, предложенном Лениным. " Биг Бен" - вот как мы посчитали возможным назвать свою группу! Нет, с другой стороны все понятно, юные панки, считавшие Лондон столицей панк-культуры, а башню - символом этого города. Второй, жаргонный смысл этого выражения нам, почему-то, был тогда не очевиден. Это название также вызвало неприятие, и все началось заново. В итоге, наша неоперативность, отсутствие единомыслия и некоторая леность привели к тому, что все сроки, отпущенные на придумывание названия, истекли. И, тем не менее, анонс предстоящего фестиваля, пошедший по радио SNC, в котором одной из выступающих групп называлась группа " Четыре Таракана", произвел на нас шокирующее действие. Мы были в полной уверенности, что нашей, не успевшей еще начаться карьере наступил конец, что ни один здравомыслящий человек не захочет поинтересоваться группой с таким названием. А как прикажете знакомиться с телками?

" А ты чем занимаешься? " " А я играю в группе! " " Да? И как же она называется? " " Четыре Таракана…" "?!?!?!!!!!!!!!!! ".

Не говоря уже о том, что такое название не может вызывать у людей уважение к музыкантам, решившим вдруг выбрать себе подобное имя. Я бы не стал слушать группу с таким названием, просто из-за него. Сейчас я считаю себя терпимым человеком, open minded, как это называет Чача, толерантным ко всем (ну или почти ко всем) формам проявления творческой мысли, но в то время название группы могло помешать людям добраться до музыки. Мы все думали тогда примерно так, и жутко злились на лабораторских функционеров, позволивших себе так жестко нас подставить. Однако в конторе царили спокойствие и тишь. Их объяснения звучали примерно так: " Ну ладно, пацаны, ну что вы разорались. Это всего лишь один концерт, да еще сто раз переименуетесь, какие ваши годы! ". Что самое интересное, время показало, что они были отчасти правы. В любом случае, мы успокоились, залечивая себя примерами из мировой рок музыки, когда группы с нелепыми названиями становились звездами, и никому нелепость этих самых названий уже не была столь очевидна. Да что далеко ходить за примерами - НИКТО и НИКОГДА не мог даже предположить успех в масштабе целой страны группы под названием Ногу Свело. Кто угодно, только не они. Люди, массы просто не смогут принять этот коллектив. Так казалось в 91-ом. И что же? Разве сейчас кому-нибудь имя Ногу Свело кажется странным, режет ухо? Сомнительное, бессмысленное словосочетание превратилось в фонетически привычный набор звуков.

Итак, мы выступили на фестивале. Не так хорошо как хотелось бы, на говняном звуке, не особо динамично, однако один фактор все-таки перевешивал все. Никто, кроме Четырех Тараканов, не играл (на фестивале) панк-рок. Люди заморачивались на всякие пост-панки и заумь, нытье, вытье, психоделию, атональности, нойз и тому подобную неконкретную муть. Почему никто не понимал, что, исполняя простую и доступную музыку, можно быстрее достучаться до сердец людей? Как все эти музыканты могли прикалываться от мудятины, в большинстве случаев надуманной и высосанной из пальца, когда абсолютно ясно, что люди хотят РОК? Громкий и тупой рок-н-ролл, способный поднять из могил мертвецов и уложить в них живых. Я верю в то, что все они действительно считали, что делают хорошую музыку, но время показало, что НИКТО из того лабораторского набора, кроме нас и Distemper не прожил и трех лет.

Короче, мы были единственными, кто играл пунк-без-затей, классический подростковый " seventy-seven", и часть публики отнеслась к нам с симпатией. Люди запомнили имя, и то, что они могут ожидать от этого имени. Для начала было достаточно.

После сета, в гримерку, в числе прочих праздношатающихся пассажиров, заглянул весьма нетрезвый чел. Познакомиться и поздравить. Чувак отлично выглядел (по сравнению с тем как выглядели мы - он выглядел просто охуенно!), постоянно юморил и вообще - всячески к себе располагал. Рубан, подводя к нему свою тогдашнюю девицу, сказал - " Вот, Маша, чувак, который поет про " Жирный, жирный, поезд пассажирный". Оп-па! Так это же Крэйзи из Наива! Круто! Так мы собственно и познакомились. Знакомство наше, переросшее в приятельство, дружбу, сотрудничество, продолжилось через несколько месяцев, и до этого дело дойдет в свое время. В тот раз Саша потусовал с нами несколько минут, накатил чего-то там такого и отправился дальше. Мы приободрились немыслимо! Наряду с " Never mind the bollocks…." Pistols, Наивовский " Switch Blade knaive" 90-го года был на тот момент главной панк-пластинкой для нас и нашей тусы. И если Pistols были классикой, эталоном и примером стиля в принципе, то Наив показывал, как то же самое, без потерь по качеству и скидок на " ну-у, мы же живем в совсем другой стране" можно делать на русском и в России. Их клип " Танки-Панки" показали в нескольких музыкальных передачах, чуть позже Наив снялись в популярнейшей тогда " Программе А". Они жили неподалеку, чуть западнее по Кутузовскому, в Давыдково. Мы также знали, что их альбом был выпущен на виниле в Америке, на каком-то авторитетном лейбле, да и сами чуваки весьма не просты в плане происхождения (ну или, по крайней мере, часть их). Мы добыли эту запись (как и множество других панк- и андеграундных записей) в студии " Рок-лаборатории" " Колокол", где за легкий прайс вам, на вашу кассету копировали любую фонограмму из огромного каталога. По настоящему же " Switch Blade knaive" был выпущен в России только в 1997 году, фирмой грамзаписи Фили. Мы слушали Наив каждый день, и просто не понимали, как это сделано. Где они набрались этой легкости и безбашенности? Как они, играя на металлическом звуке с глэм-прихватами, при этом не делают ни метал, ни глэм, а фигачат офигенное панк-музло? Да, конечно, мы тогда многого не знали. Да что там многого, на самом деле мы не знали ничего. Одна пластинка Pistols, прослушанная через 14 лет после ее выхода, вот и вся инфа, которой мы тогда владели. А с этими парнями было все не так просто. В их песнях чувствовалось знакомство (и весьма не поверхностное) с жанром. Мало того - они отлично играли, имели свой собственный звук, во многом определявшийся своеобразной игрой Ступина на гитаре и вокалом Крэйзи. Они делали несовковые русские тексты. Делать " несовковые" тексты было в тот момент главной задачей тех, кто, играя " фирменный" рок, собирался сочинять лирику на русском. И наоборот - написать " совчину" было страшным заподлянским актом. Именно поэтому в описываемый период времени большинство групп " нерусского" рока сочиняли всю лирику на английском. Люди просто боялись испоганить себе мазу. Никто не знал, как делать русские тексты и при этом не скатиться в русский рок. Наив знали. " Танки, танки, танки, танки, в них сидят солдаты панки! ", или " Доктор Айболит", или " Композитор Бах, надавал мне в пах! / я остался подыхать, погибать в кустах! Его грудь в крестах, а моя в волосах / он - немецкий органист, а я советский онанист! ". Кайф!

ОК, мы слушали Наив, теперь даже могли похвастаться пусть шапочным, но все-таки знакомством с одним из них. И конечно, как множество начинающих парней сейчас, мечтают о совместном концерте с ними или с нами, нам тогда тоже мечталось выступить с Наивом. Мечта, казавшаяся несбыточной, стала реальностью через несколько месяцев, а пока мы захватывали подвал.

Захват подвалов, на рубеже 80-х и 90-х было для тогдашней столичной молодежи делом почти обычным, это приобрело вид массового поветрия. Дворовые чуваки и чувихи, не зная, куда податься в холодное время года, вскрывали подвальные двери в своих подъездах, и начинали тусовать в относительном тепле и таком же уюте. Все занимались разными делами, нам же подвал был нужен как репетиционная база.

Рубан сказал, что в соседнем с его подъездом подвале когда-то залипала молодежь, и сейчас он находится в запустении и свободен.

Мы за неделю очистили его от кала и хлама, провели электричество, и, попросив в красном уголке ЖЭКа какой-то завалящий аппаратец (типа на время, однако никто не собирался его отдавать ЖЭКу назад) завезли его вниз. Рубан навешал замков на двери и научил всех отжимать запоры этих " противоядерных" дверей (наш подвал, как и каждый нормальный подвал, был не просто подвалом, а " бомбоубежищем"). Он также вроде бы уболтал каких-то ЖЭКовских теток на то, что они типа дают разрешение нам там тусовать. Короче, был выбит полулегальный статус. Теперь мы могли говорить ментам, зашедшим на огонек, что у нас все чин-чинарем: пожалуйста, звоните в ЖЭК - там вам все подтвердят.

Таким образом, мы начали почти ежедневные репетиции. Очень скоро в подвале или около него (стояло лето) стал чалиться весь двор, а также одноклассники парней и мои собственные, всевозможные девицы и типа того.

Сами мы также очень быстро начали использовать помещение не совсем по назначению. Среди прочей " мебели" внизу стоял немыслимый диван (не знаю, откуда он там взялся), на который мы и стали водить наших тогдашних подружек. Ну и выпивать там же.

Лето потихоньку катилось к концу, мы репетировали новые песни, и даже записали еще одно демо, теперь уже долгоиграющее. На бытовой магнитофон в подвале были записаны барабаны и гитара (Ленин тогда уже только пел), а на дешевой студии при каком-то театре, были дописаны бас и вокал. Назвав свое произведение " Crazy Boys" мы отнесли кассету в " Колокол". Не знаю до сих пор, как относится к этой записи. Хронологически - это, конечно же, наш самый первый альбом. Однако он никогда не был выпущен на носителях, и я уверен - выпущен не будет. Мастер-кассета давно утеряна, та бобина, с которой фонограмма тиражировалась в " Колоколе", наверное, давно размагничена. Я лично не знаю никого, у кого бы в домашней фонотеке была приличная копия этой записи. Мы сами ни тогда, ни через год, когда был записан " Duty free Songs", ни уж тем более сейчас не относимся к " Crazy Boys" как к полноценному альбому, и никогда не включаем его в дискографию группы.

18 августа 1991 года мы все крепко залипли на квартире у Маши, той самой Рубановской герлицы. Выпивали всю ночь, под утро упали в сон. Еще через несколько часов нас разбудил телефонный звонок Ленинского папаши - " Выгляните в окно, по Кутузовскому едут танки! ". Заебись, путч! ГКЧП. " Лебединое озеро" по всем каналам, вместо SNC радио в эфире дыра. Что-то надо делать, или нет?

Ну-у, мы по большому счету... во-первых, в жопу еще пока (легли недавно)... во вторых - в лом куда-то идти, в третьих - если танки, нас ведь могут и завалить? Но, чуть очухавшись, решили все равно метнуться к Белому дому, позырить, что там и как. Чудной Кутузовский, абсолютно пустой, перекрытый заваленными набок троллейбусами. Идти нам недолго. Именно так, в первый же день переворота мы оказались на т.н. " Анархической баррикаде". Баррикада эта, как и ей подобные построенные всюду вокруг Белого Дома, состояла из перевернутых тролликов нашего родного 2-го маршрута, арматуры, бетонных плит, каких-то досок и прочего кала. Не думаю, что эти сооружения могли действительно эффективно противостоять танкам, пожелай они двинуться на штурм, однако мы старались не думать о подобном развитии событий. Баррикады были скорее местами, вокруг которых кучковались " защитники" по интересам. На одной чалились интеллигенты, на другой - бывшие солдаты, на третьей еще какие-то демократы. У нас были неформалы, и над баррикадой развивался черный флаг с анархией. Идеальный антураж для съемки клипа на любую песню из тогдашнего репертуара Монгол Шуудан!

Несмотря на реальную опасность, мы достаточно весело проводили время. Ленин, на второй день путча приперся на типа чекистской кожаной тужурке (укороченной и блестящей - не иначе дедушкиной) и в фуражке - тоже кожаной. В миксе с постоянными ботан-очками он выглядел просто насмерть! Такой, " комиссарик молодой, щас поведу на расстрел". На баррикаде, а также под ней (сооружение было построено прямо над подземным переходом, в районе теперешней остановки 2-го тролла " Площадь Независимой России") тусовало огромное количество народу: панки, хиппи, металисты, замороченные на политической борьбе анархисты, и просто анархисты. Все бухали. Ларечники, зассавшие от возможности прихода к власти коммунистов, подгоняли бухашку " защитникам" без прайса. Жрали благотворительные датские фасолевые супы в жестяных банках, слушали " Эхо Москвы" из карманных транзисторов (единственная станция, не прекратившая вещание в дни переворота). В числе прочего, я сам был свидетелем эпизода, когда некий экс десантник в годах (выступавший на стороне " защитников") усосал из горла литр неразведенного спирта " Royal", весьма популярного тогда алкогольного напитка, и двинулся дальше на защиту.

Мы неподетски веселились, оставаясь впрочем, на постоянном стреме в отношении возможных провокаций со стороны злодеев - путчистов. На той самой баррикаде я, кстати, впервые услышал песню группы Гражданская Оборона. Какой-то мутный чел, на имидже анархо-панков того времени (хиппистский хаерок, черная шинелька, штаны, заправленные в ботинки) сидел на баррикаде, и, аккомпанируя себе на акустике, выл про " границы ключ". Че за кал? Че за вой? И че за кальный дух исходит от этого вытья? Оказалось, что это одна из популярнейших песен Г.О., мало того - ко всему прочему чувак называл это панк-роком!

А впрочем, тусовало там немало и нормальной братвы, со многими мы познакомились и забратались, вместе выпадая на измену от сообщений о танковых и газовых атаках, снайперах, засевших на крышах близлежащих домов и жертвах первой ночи.

Через три дня путч радостно завершился, демократия победила. Ельцин выступил с танка, прикрывшись Коржаковым, а Наив, Монгол Шуудан, Мистер Твистер и кто-то еще выступили на лестнице Белого Дома с праздничным концертом. Говорят, Шура Иванов в панк-экстазе во время наивовского сета послал со сцены Ельцина на хуй (ну или высказался в подобном духе). Не знаю, своими ушами не слышал.

Наступала осень. За лето мы сыграли несколько удивительных концертов в разных странных местах. Мы ездили в мой пионерский лагерь, выступив на его сколько-то там летии (сбылась мечта идиота), рубановская мать отрулила нам выступление в Центральном Доме Работника Искусства. В этом помещении, через несколько лет, обосновался скандальный клуб " Hungry Duck". Там мы фигачили сразу после каких-то цирковых клоунов и перед фокусниками.

Подвал процветал, мы репетировали все больше и больше вещей, в том числе сделали несколько каверов Pistols: " No Feelings", " God save the Queen" & " Anarchy in the UK".

В середине октября в Москве открылось первое место, которое работало по принципу европейского рок клуба. Кафе " Отрадное" на метро Алтуфьевская, открытое (а вернее переделанное в рок-место из обычной окраинной пивнухи) басистом Монгол Шуудан Лехой Поляковым и его братом Володей, работало несколько дней в неделю. Каждый концерт был концертом независимой рок музыки, там стоял путевый аппарат, сцену и зал разделяла металлическая решетка. Любая группа получала ящик пивчаги и поднос бутеров. Эта практика в будущем была перенята множеством мест, не только в Москве, но и в других городах. У музыкантов это называлось " играть за простав" или " играть за пиво". Соответственно, группы по своему статусу делились на тех, кто играет " за прайс" и тех, кто играет " за пиво". Мы, имея знакомства в рок-лаборатории, сразу же попытались вписаться в " Отрыжку", что нам с успехом и удалось.

Именно на " отрыжкинских" концертах, играя с Наивом и Ва-Банкомъ, Чин-Чин и Шуудан, Клиникой и Ногу Свело мы смогли впервые завоевать кое какую публику. В то время панков было много, (буквально через несколько лет, в 93-94-ом вся имевшаяся туса куда-то исчезла, а на ее место никто не пришел), все они с радостью посещали мероприятия в " Отрыжке". Мы обрели немало друзей среди первых фэнов, многие из которых оставались с нами достаточно долгое время, а кое с кем я иногда встречаюсь до сих пор. Один из них - чувак по кличке Август. Теперь это вечно пьяный чел у " Зиг Зага", который пребывая в особенную жопу прекращает членораздельно использовать русский язык. Многие из вас могли видеть его там.

Телефон и Ящик, два моих друга-приятеля с тех самых пор, прошли (частично) через легкое увлечение бритоголовой темой, без особых наци-заебов впрочем, а также нарко-темой, хулиганизмом, приобрели проблемы с законностью, и до сих пор остаются преданными фэнами панк-музыки.

" Отрыжка" очень быстро стала культовым местом. Не мудрено впрочем, тогда это было единственное заведение подобного сорта. Концерты там собирали большое количество людей. Закончилось все крайне грустно. Во время одной из закрытых вечеринок, средь бела дня, в кафе попыталась вторгнуться пара алтуфьевских отморозков-урелов. Лелик Поляков, стоявший на дверях своего клуба, принял на себя их первый наезд, закончившийся смертельным ударом ножом. Леху хоронили на Ваганьковском кладбище, при огромном скоплении рок-н-ролльного народа. " Отрадное" закрылось, проработав со дня первого концерта до трагедии около полугода.

А в наш подвал тем временем въехал почти весь цвет московского андеграунда. Рок-лабораторцы, прослышав о том, что у " пионеров с Кутузовского" есть такая роскошная маза, принялась пристраивать к нам свои группы.

Наш аппарат постоянно ломался, и в принципе, был хилым и говняным. Мы нуждались в нормальном оборудовании для базы, а у Наива был лабораторский аппарат. Таким образом, в декабре 1991-го они уже репетировали у нас. Ногу Свело тоже были здесь, (лаборатория навязала нам и их тоже до кучи). Также иногда к нам приезжали Ва-Банкъ. Мы были только рады. На том этапе нам необходимо было быть в тусе, причем быть в тусе на равных, быть чем-то полезными. Как бы то ни было, мы все равно оставались тинэйджерами, и добиться серьезного отношения к нам со стороны бывалых олдарей (а таковыми нам казались тогда все те, кто играл больше года) было сложно.

Проще всего было дружить с Наивовцами. Майк Полещук (R.I.P.) барабанщик Наива, казался самым компанейским челом, с ним было легко, намного легче, нежели, например, с Русланом Ступиным. Майк знал всех, и все знали его. Он был не только барабанщиком, но еще и очень способным электриком и техником. Он отлично отстроил завезенный аппарат, переделал всю электросистему в подвале. Майк производил впечатление крайне милого парня, своего в любой тусе, веселого и всегда готового подогреть и подогреться. К сожалению, чем дальше, его постоянная готовность подогреться, чаще всего за чужой счет, стала все более и более осложнять общение с ним. Майк дружил с абсолютно разными людьми. Кислотный Герман из Матросской Тишины и мощные байкеры Хирурга, авангардные художники и первые сквоттеры, олдовые московские панки типа Жабера и Саша Скляр - все ходили в Мишиных приятелях. Стусовавшись на первых порах именно с ним, мы также начали вылезать в " свет". Миша всегда знал, где и когда проводятся концерты, и всегда имел мазу проходить по гест-листу и затягивать во внутрь и нас тоже. На один из таких концертов (в ДК МЭИ на Авиамоторной) мы как-то с ним и отправились вдвоем. Играли Матросская Тишина, Дети Кеннеди и еще какой-то стафф из тогдашних. По окончании, вся туса вывалила наружу, и оказалась в плотном кольце очень организованного и серьезного отряда гопоты. Не произнося ни слова, эти мощные парни проводили всю неформальную толпу (тут же сгруппировавшуюся) до входа в метро Авиамоторная. Так и не поняв, что же им было нужно, мы все, рассосавшись по двум вагонам подошедшего поезда, отправились в сторону станции Площадь Ильича. Не успев въехать на платформу станции, мы со всей трагичностью врубились, что попали в западню, равной которой по подлости и идеальной организации никто из нас не знал. Как только поезд въехал на платформу (наши несколько вагонов располагались в голове состава), в стекла полетели тяжелые предметы, а на самой платформе обнаружился не то что отряд - вся станция была заполнена крайне агрессивными, орущими " Гопня вперед! " и бегущими к нашим вагонам крепкими челами разных возрастов.