Рефлексивность и ученые, занимающиеся общественными науками

Наука сама по себе является общественным явлением, и как таковая она является потенциально рефлексивной. Ученые связаны с предметом науки как участники и как наблюдатели, но отличительная черта научного метода, как продемонстрировала модель Поппера, заключается в том, что эти две функции друг с другом не совмещаются. Теории ученых не влияют на их эксперименты. Наоборот, эксперименты предоставляют факты, по которым можно судить о научных гипотезах.

Пока разделение между утверждениями и фактами остается ясным и неопровержимым, не может быть сомнения относительно цели исследователей - приобретать знания. Цели отдельных участников процесса могут отличаться. Одни могут стремиться приобретать знания ради знаний, другие — ради выгоды, которую они могут принести, третьи стремятся добиться личного продвижения. Какими бы ни были мотивы, мерилом успеха является знание, и это - объективный критерий. Те, кто стремится добиться личного успеха, могут достичь своей цели только путем формулировки истинных утверждений; если они фальсифицируют результаты экспериментов, это всплывет наружу Те, кто пытается подчинить природу своей воле, могут достичь своей цели сначала только путем приобретения знаний. Природа идет по своему пути — независимо от теорий о ней; поэтому мы можем заставить природу служить нашим целям только понимая законы, руководящие ее поведением. Здесь не существует коротких путей.

Прошло много времени, прежде чем это было признано. В течение тысячелетий люди приобщались к различным формам магии, ритуалам и принимали желаемое за действительное, чтобы добиться более прямого влияния на природу, они были не готовы принять ту суровую дисциплину, которую навязывал научный метод. Прошло много времени, прежде чем нормы и положения науки доказали свое превосходство, но в конце концов, по мере того как наука продолжала делать мощные открытия, она приобрела статус, равный тому, которым раньше пользовались магия и религия. Договоренность о цели, принятие определенных условностей, доступность объективного критерия и возможность делать действенные обобщения бесконечно долго — все вместе способствовало успеху науки.

Сегодня наука рассматривается как высшее достижение человеческого интеллекта. Эта красивая комбинация разрушается, когда предмет изучения рефлексивен. С одной стороны, труднее достичь положительных результатов, поскольку предмет изучения не легко дает возможность открывать в отношении себя действующие бесконечно долго и поэтому поддающиеся проверке гипотезы, имеющие авторитет научных законов. Опираясь на свидетельства, мы видим, что достижения общественных наук не легко сравнивать с достижениями естественных наук. С другой стороны, независимость объективного критерия, а именно фактов, уменьшается. Поэтому условности науки здесь не легко претворять в жизнь. Можно влиять на факты, делая утверждения о них. Это верно не только в отношении участников, но и ученых. Рефлексивность подразумевает некоторое «короткое замыкание» между утверждениями и фактами, и это «замыкание» доступно как ученым, так и участникам событий.

Это — важный момент. Позвольте мне объяснить его, сравнив неопределенность, включенную в рефлексивность, с неопределенностью, наблюдаемой в поведении квантовых частиц. Неопределенность в обоих случаях сходная, но отношение наблюдателя к предмету изучения будет различным. Поведение квантовых частиц не меняется, независимо от того, признается или нет принцип неопределенности Гейзенберга. Но на поведение людей влияют научные теории — точно так же, как и другие убеждения. Например, масштаб рыночной экономики расширился, поскольку люди верят в «магию рынка». В естественных науках теории не могут изменить явления, к которым они относятся; а в общественных науках — могут. Это создает почву для дополнительной неуверенности, которой нет в принципе неопределенности Гейзенберга. Именно этот дополнительный элемент неопределенности несет ответственность за раскол между естественными и общественными науками.

Я признаю, что ученые могут принять специальные меры предосторожности с целью изоляции своих утверждений от предмета изучения, например держать предсказания в тайне.

Но зачем это надо? Является ли целью науки приобретение знаний ради них самих или ради других выгод? В естественных науках такого вопроса не возникает, поскольку выгоды могут быть получены только после приобретения знания. В общественных науках ситуация иная: рефлексивность предлагает короткий путь. Здесь, чтобы теория оказывала влияния на поведение людей, она необязательно должна быть истинной.

Классическим примером усилий псевдоученых наблюдателей навязать свою волю предмету была попытка превратить обычный металл в золото. Алхимики долго и упорно работали, пока не были вынуждены оставить попытки в силу их бесплодности. Их провал был неизбежен, поскольку поведение обычного металла определяется универсально действенными законами, которые не могут быть изменены какими-либо утверждениями, магическими заклинаниями или ритуалами. Престиж современных экономистов, особенно в области политики и финансовых рынков, демонстрирует, что средневековые алхимики шли по ложному пути. Обычные металлы не могут быть превращены в золото магическими заклинаниями, но люди могут обогатиться на финансовых рынках и оказывать влияние в политике, предлагая на обсуждение ложные теории или сбывающиеся пророчества. Более того — их шансы на успех увеличиваются, если они могут выступать под знаменем науки. Стоит отметить, что и Маркс, и Фрейд громко заявляли о научном статусе своих теорий и основывали многие свои заключения на авторитете, который им придавало то, что они были «научными». Как только эта идея доходит до сознания, само выражение «общественная наука» начинает вызывать подозрение. Эти слова часто являются магическими, они используются «общественными алхимиками», стремящимися навязать свою волю предмету изучения путем магических заклинаний.

Ученые, занимающиеся общественными науками, предпринимали массу попыток и продолжают пытаться подражать своим собратьям по естественным наукам, но с удивительно скромным успехом. Их усилия часто создают пародию на естественные науки. Но между неудачами ученых, занимающихся общественными науками, и неудачами алхимиков существует большая разница. Алхимиков постигла полная неудача, ученые, занимающиеся общественными науками, узурпируя авторитет естественных наук, сумели добиться значительного общественного и политического влияния. Поведение людей, именно потому что ими не руководит реальность, легко поддается влиянию теорий. В области естественных явлений научный метод эффективен только тогда, когда теории оказываются действенными; но в общественных, политических и экономических вопросах теории могут быть эффективны и при этом не быть действенными. Хотя алхимия и потерпела неудачу как наука, общественные науки могут преуспеть, как когда-то преуспевала алхимия.

Карл Поппер видел опасность использования политическими идеологиями престижа науки для влияния на ход истории; опасность была особенно серьезной в случае марксизма. Для защиты научного метода от таких злоупотреблений он провозгласил, что теории, которые не могут быть искажены, не могут считаться научными. Но даже обладая самой сильной в мире волей, мы не можем вписать рефлексивные явления в модель Поппера, и даже теории, удовлетворяющие этим требованиям, могут использоваться в политических целях. Например, экономисты пытались избежать введения оценочных суждений, но именно в результате этого их теории были присвоены сторонниками идеи «свободного рынка» и использованы в качестве обоснования самого всепроникающего оценочного суждения, которое можно только представить: оптимального из существующих социальных результатов можно достичь только в условиях рыночной конкуренции.

Существует лучший способ защитить научный метод. Единственное, что нам следует сделать, так это объявить, что общественные науки не имеют и никогда не могут иметь права на статус, который мы предоставляем естественным наукам, независимо от того, какие достижения получены в общественных и социальных исследованиях. Это бы остановило демонстрацию заимствованных «украшений» псевдонаучными социальными теориями; а также рабское подражание естественным наукам в областях, где это неуместно. Это не предотвратило бы попыток создать универсально действенные законы, определяющие поведение человека, но помогло бы уменьшить наши ожидания относительно результатов. Мы могли бы сделать и большее. Такие убеждения помогли бы нам примириться с ограниченностью нашего знания и освободили бы общественные науки от смирительной рубашки, которую на нее надели амбиции сторонников приобретения научного статуса. Именно эту идею я пропагандировал в своей книге «Алхимия финансов», когда я назвал общественные науки ложной метафорой. Модель Поппера работает с обобщениями, действенными бесконечно долго. Если рефлексивность — это связанный временем, необратимый процесс, тогда почему он должен вписываться в модель Поппера?

Признание ограниченности общественных наук не означает, что мы должны отказаться от поиска истины при изучении общественных явлений. Это только означает, что поиск истины требует от нас признания того, что некоторые аспекты поведения человека не определяются законами, действующими бесконечно долго. Такое признание должно воодушевлять нас на поиск других путей, ведущих к пониманию. Поиск истины также вынуждает нас признать, что общественные явления могут подпадать под влияние теорий, которые были разработаны для их объяснения. В результате изучение общественных явлений может быть мотивировано целями, отличными от поиска истины. Наилучший способ защититься от злоупотребления научным методом состоит в признании того, что общественные теории могут оказывать влияние на предмет, который они описывают.