Обучение у Калу Ринпоче

рибыв в Дарджилинг, мы нарядились в наши единственные приличные костюмы и отправились за студенческими визами. Чиновников в канцелярии по делам иностранцев тошнило от хиппи уже тогда, и они были приятно поражены красотой Ханны, моими короткими волосами и белой рубашкой и позволили нам сделать запрос. Если принять во внимание долгоиграющий бюрократизм Дели, это означало почти шесть месяцев свободы, прежде чем на нас вообще обратят внимание. На то, чтобы выяснить, что мы живём с тибетцами в закрытых районах, а не тратим деньги в одном из индийских университетов, тоже понадобится некоторое время. И наконец, мы знали, как устроить ещё кое-какие отсрочки, до того как нас выгонят. Стало быть, мы заполучили достаточно времени и могли делать всё, что хотели.

Мы нашли комнату в маленькой аккуратной гостинице около почты, меньше чем за доллар в день с завтраком. Вскоре, однако, выяснилось, что в низких деревянных строениях водятся духи. В домиках просто кишели странные энергии. В прежних изданиях этой книги мы не привели никаких подробностей, не желая мешать бизнесу радушной спиритуалистки - нашей старой хозяйки, которая жила за счёт сдачи комнат.

Мы не считали также, что нужно отдавать привидения на растерзание туристам. Но прошло уже 28 лет, многое изменилось, и мы позволим себе назвать это место: Шамрок Лодж. Тамошние духи или какие-то другие энергии не казались нам особенно негативными. В основном, они были запутанными, но, обладая недюжинной силой, иногда здорово надоедали. Перед носом у нескольких весьма добропорядочных знакомых они несколько раз кряду бесцеремонно сбрасывали книги со стола на пол, а остановившийся там однажды на неделю доктор Джигме из Румтека закончил тем, что вынужден был каждый вечер напиваться, чтобы заснуть. Он чувствовал, что духи постоянно толкают его в спину. Мы с Ханной тоже кое-что заметили, хотя в нашем случае воздействие было лишь косвенным. Призраки знают, что я не премину содрать простыню с первого из них, кто попадётся мне на глаза, чтобы посмотреть, из чего он сделан. От их присутствия по утрам возникала какая-то опустошённость и потеря благословения, и я чувствовал над руками прохладный липкий ветерок.

Калу Ринпоче, первый традиционный лама, посланный Кармапой на Запад. Он особенно много сделал во Франции и Канаде

Кроме того, блаженное ощущение контакта с Кармапой ослабевало, когда эти энергии оказывались поблизости; это нас, конечно, настораживало. В остальном же всё шло неплохо, а хозяйка, разговаривающая со своими чёрными кошками, - это было просто шоу.

Дожидаясь денег в таком сомнительном окружении и собирая сведения о Кармапе, мы как-то раз решили посетить Калу Ринпоче. Вместе с приятелем-американцем, который бывал там раньше, мы отправились пешком, всю дорогу наслаждаясь великолепной бодрящей погодой.

На протяжении первых шести километров пути до Гхума сзади и справа открывались невероятные горы Канченджанга, а следующие семь-восемь километров по дороге на Силигури прямо под нами виднелись равнины Индии. Мы нашли монастырь Калу Ринпоче перед самой Сонадой. На высоте около двух километров над уровнем моря слева на холме стояло несколько убогих деревянных домов, покрашенных зелёной краской. Первым тибетцем, которого мы встретили, был Гьялцен, приятный молодой монах, - он проводил нас к Калу Ринпоче и помог с переводом. В продолговатой комнате, куда он нас привёл, стены понизу были обиты деревянными панелями. В дальнем её конце на ложе за низким деревянным столиком сидел аскетического вида человек с лицом, которое невозможно забыть. Это был лама высокого уровня, Калу Ринпоче.

Хотя казалось, что этот хрупкий старик едва присутствует на физическом плане, - от него исходила мощная духовная сила. К тому же, первое впечатление о его физическом состоянии оказалось обманчивым. Позже, поездив с ним по Европе, мы убедились в том, что он крепче своих молодых лам. Летом 1983 года, в возрасте восьмидесяти лет, Калу Ринпоче дал в Сонаде две тысячи посвящений за пять месяцев, и он не прекращал активную деятельность вплоть до своих последних дней в 1989 году.

Соиада

Мы проделали перед ним простирания, которым уже научились. Пусть это было для нас ещё не вполне естественно, но мы хотели сделать честь Румтеку и продемонстрировать хорошее воспитание. Калу Ринпоче принял нас с тонкой улыбкой и дал сильное благословение. Затем он достал школьный атлас мира, и, как всегда в тёплых странах, я гордо показал и Данию, и Гренландию, честно объяснив, что люди там живут лишь на маленькой зелёной части, а большая белая часть покрыта льдом. Конечно, и на этот раз я не упустил случая воспеть оду геройству датчан. Он много спрашивал о наших ламах в Непале и Сиккиме, и особенно о новостях от Кармапы.

На его вопрос, как долго мы намерены пробыть здесь, мы, подумав, ответили: " Пока Кармапа не вернётся из Бутана". " Хорошо, - сказал он. - Вы можете остановиться здесь и учиться вместе с другими. Это мой племянник Гьялцен". И, указав на молодого человека, переводившего наш разговор, продолжил: " Он поможет вам найти жильё".

Когда мы вышли, Гьялцен сказал, что в большом старом доме, расположенном в ста метрах справа на холме, живут американцы Сью и Ричард: там, конечно, нашлась бы незанятая комната. Поначалу нам не хотелось задерживаться в Сонаде. И само место, и монастырь мало чем привлекали; вокруг - никаких культурных достопримечательностей, только единственная разбитая дорога между обветшавшими от дождей деревянными домами и стойлами, и очень шумно из-за неизменных свистков проходящих там миниатюрных поездов. В этой заброшенной деревне всё казалось покрытым угольной пылью. Ещё там не хватало манящего вида на гряду Канченджанги из Дарджилинга и, так как рядом находился перевал, там было больше дождей и облаков. Хуже всего было то, что мы лишались мистера Сингха и единственной на Востоке почты, которой мы доверяли, да и полиция не любила, когда европейцы слишком сближались с ламами. Власти хотели, чтобы туристы вели себя как положено туристам, сами втайне подражая при этом выходцам с Запада; тем, кто не соответствовал их представлениям о мире, чиновники отказывали в продлении виз.

Но предложение Калу Ринпоче запало в сознание, и, когда нам, наконец, надоело почти полное отсутствие какого бы то ни было разнообразия в Дарджилинге, мы перешли на южную сторону перевала. Ради спокойствия властей мы решили оставаться зарегистрированными в Шамроке.

Присоединившись к небольшой компании, состоявшей в основном из американцев, канадцев и французов (шестеро из них там жили, остальные находились проездом), мы пришли в комнату Калу Ринпоче на первую лекцию. Было удивительно, что кроме Гьялцена, который переводил, там не было ни тибетцев из монастыря Калу Ринпоче или соседнего лагеря беженцев, ни местных шерпов и тамангов, тоже способных понимать то, что он говорил.

Мы не успели привыкнуть к тому, что полное доверие к Дхарме сочеталось в этих людях с поразительным отсутствием интереса к самостоятельному совершенствованию в ней. Мы пообещали себе сделать всё, чтобы такая тенденция не сложилась на Западе.

Калу Ринпоче учил об аде, о целой веренице адов. Этого мы ожидали от него в последнюю очередь. Кроме уроков по христианству в школе (которые мы либо прогуливали, либо отводили для выполнения домашних заданий), у нас не было никакого религиозного образования. Мы воспитывались в гуманистической среде и были счастливы не иметь дела с забавными богами и не опасаться ада, в котором существа горели после смерти. Мы считали это поучение низким трюком, предназначенным для того, чтобы управлять слабыми людьми и опустошать их карманы. Мыто ждали от Калу Ринпоче глубоких психологических поучений, чудес или знаков молниеносного Просветления, и не знали, что теперь думать.

Вот он сидит перед нами и показывает большой свиток с детскими рисунками, изображающими фигуры, горящие в огне, разрезанные на куски, раздавленные между горами и мёрзнущие среди огромных глыб льда. Он говорит об ужасах восьми " горячих" и восьми " холодных" адов, об " аде по соседству" и " аде иногда". Они там были всех сортов: обитатели одного из них убивали друг друга по-разному, затем оживали вновь под действием холодного ветра и опять убивали, и этот цирк продолжался у них без конца. В других адах существа сидели в больших котлах с расплавленным металлом, или их пожирали черви. Одна боль ужаснее другой, один ад отвратительнее другого, и Калу Ринпоче провозгласил, что всякий легко попадёт туда, если не будет осторожен. Грузил он плотно, и - это было слишком! Западная духовная литература была единодушна в том, что никто не падёт до состояния животного или духа и не очутится в аду, если уже достиг человеческого уровня, и что отрицательные поступки могут только " заморозить" движение вперёд. Я сказал об этом Калу Ринпоче, добавив, что всевозможные спиритуалисты, теософы, антропософы и все остальные на Западе согласны с такой точкой зрения, - но он лишь ответил: " Это учение Будды".

Тогда мы ещё жили в Дарджилинге и по дороге домой (где-то на перевале у Гхума, в трясущемся джипе, наполненном одноокисью углерода) обсуждали этого старого ламу. Мы были едины во мнении, что все эти экзотические средневековые истории больше подходят для трактата по народным сказаниям или манипулирования при помощи страха, чем для высоких поучений просветлённого Будды.

Сонадский душ

Хотя мы уже знали, что он способен читать наши мысли как открытую книгу, и предполагали, что он в курсе наших сомнений, нам всё же думалось: " Может быть, это у него возрастное". На следующий день переводчиком был Шераб Тхарчин. Родом из неимоверно богатой американской семьи банкиров, он великолепно говорил по-тибетски. Очевидно, они с Гьялценом работали по очереди.

После первого занятия мы ещё раз просмотрели примечания в серии книг Эванс-Венца, нашего главного источника информации, и снова убедились, что обращать внимание на все эти истории об аде совсем не обязательно. Мы готовы были простить старику его ошибку, если только он предложит в следующий раз что-нибудь поинтереснее.

Но Калу Ринпоче снова начал рассказ об адах; на этот раз он говорил о переживаниях существ и о том, сколько лет они проводят в разного рода страданиях. К концу лекция превратилась в сухое перечисление астрономических цифр.

Американцам, канадцам и французам, которые явно не отличались мятежным характером, это досаждало не так, как нам с Ханной. Напротив, они в высшей степени послушно сидели и записывали всё, что говорилось, а мы уже начинали выходить из себя.

Хотя нам и нравился этот старый воин, - он был родом из Кха-ма в восточном Тибете, - и хотя он успел покорить нас своей обаятельной улыбкой и фантастическим лицом, всё же мы сильно сомневались в том, что его поучения могут нам пригодиться. Решив дать ему ещё один шанс, мы опять приехали в Сонаду на следующий день. И - не поверили своим ушам: рассказ об адах всё ещё не был закончен. Теперь он описывал разные виды злости и всевозможные вредные поступки, мысли и слова, которые приводят существ в разные преисподние. Когда на четвёртый день он начал то же самое, моё терпение лопнуло.

Мы и в самом деле приезжали сюда не ради такого развлечения. Каждый день мы совершали часовое путешествие из Дард-жилинга в Сонаду и обратно - очень неприятное, в открытых джипах, где, скорчившись, сидело или вывешивалось наружу человек пятнадцать. Это были вековой давности джипы " лэндро-вер" и " уиллис", собранные по лицензии из материалов не лучшего качества. Ужасные выхлопы из их изношенных моторов и третьесортное масло у всех вызывали тошноту, и каждый раз по дороге что-нибудь ломалось.

Мы чувствовали, что за такие муки и особенно за ежедневные расходы, которые мы несли, чтобы присутствовать на его поучениях, мы вправе услышать что-то привлекательное или хотя бы глубокомысленное. " Мы уже слышали это раньше", - прервал я его. Он посмотрел на меня с тонкой ироничной улыбкой и ответил: " Это так, но вы - поняли? " И внезапно мы осознали, что мы и не стремились понять, чего он добивается. Он не призывал мириться с тем, что существа страдают, и в его словах не было осуждения, он не грозил нам перстом и не требовал, чтобы всем воздалось за их грехи. И он не хотел никого контролировать. Ринпоче рассказывал невероятные истории о страдании с самыми лучшими намерениями: он действительно верил в то, что говорил, и говорил всё это своим слушателям для того, чтобы избавить их от неприятностей.

Мы же вместо сочувствия ощущали бездушное раздражение и хотели слышать только приятные вещи. Это не вело к прогрессу, и к нам пришло осознание того, что период путешествий по увлекательным местам и случайных инициации закончился и настало время кропотливого усвоения учения, в непрерывной и упорной работе с умом.

С нашей привычкой к постоянному передвижению, нам слишком легко было просто впитывать то, что хотелось слышать, лелеять собственную ложную духовность и доморощенные идеи, избегая работы по выкапыванию корней эго.

В нас возникло сильное доверие к Калу Ринпоче, - к учителю, который не старается угодить, но предпочитает давать то, что, на его взгляд, наиболее эффективно и полезно. Мы безотлагательно решили перебраться в Сонаду и как следует вникать в его поучения. Теперь, избавившись от своих блоков по отношению к нему, мы начали также понимать, что это за преисподние, о которых он говорит. Это были не наказания, полученные от злонамеренных богов, но нежелательные, болезненные состояния ума - результат вредных поступков в прошлом. Разве мы не видели раньше на примере всех тех людей, которым сами помогали выбираться из кошмаров, что ум может наделять реальностью самые странные вещи? Что он может страдать даже в своём нормальном состоянии, когда его отвлекает масса чувственных впечатлений человеческого тела? Ады - разве это не длительное психическое заболевание? Хотя мы сами встречали их очень редко, - но разве многие люди уже сейчас не живут в аду своих страхов и сомнений? В состояниях, которые - как и все обусловленные переживания непросветлённого ума - не имеют ни основания, ни прочности, которые суть только проекции, и, тем не менее, по ощущению совершенно реальны и потому приносят страдания?

Теперь стали понятны и различия во взглядах. Западная вера в неуклонное развитие существ, очевидно, путает два разных понятия. Первое - это генетическое развитие тела, которое, вероятно, действительно имело место до начала двадцатого столетия; но естественный отбор перестал существовать с изобретением пенициллина и автоматического оружия. А второй момент здесь - это ощущаемый рост способностей ума. На самом деле, начинать эту тему нужно ещё раньше: с процесса принятия нового рождения, обусловленного иллюзией отдельного " я" каждого индивидуума.

Эта тема должна включать происходящее в момент зачатия соединение ума с телом и средой, которые соответствуют содержимому подсознания.

А максимально полной эту картину сделает понимание того, что и в будущих жизнях непросветлённый ум будет ощущать реальным тот мир, который ему позволят воспринимать его привычные тенденции и органы чувств. Понятно, почему Будда так настоятельно не рекомендует неуместные выдумки по поводу кармы.

Это, впрочем, не означает, что ум, истинная сущность которого есть пространство и осознавание, имеет " форму" этого тела и после отделения от одного тела соединяется с другим, очень похожим, - как полагают материалистически настроенные сторонники теории перерождения. На самом деле, как объяснено и в " Тибетской книге мёртвых", всё это больше напоминает русскую рулетку.

После смерти, когда новые впечатления больше не поступают в ум через органы чувств, оживает подсознательное содержимое ума. Тогда самые сильные отпечатки и побуждения ума по-степенно приобретают форму главенствующей грёзы, и она, в соответствии со своим содержанием, приводит ум в один из шести видов существования. Этот процесс не имеет начала во времени, как и пространство, и вплоть до просветления воспринимается как принудительный и полный страдания. Если в уме преобладают впечатления гордости, созревание их ведёт к перерождению в мире богов; если доминирует зависть - перерождение происходит в мире полубогов; привязанность и та или иная степень накопления хорошей кармы формируют человеческую жизнь; глупость приводит в мир животных; жадность - в мир духов, а ненависть и злость - в те ады, рассказами о которых так долго " восхищал" нас Калу Ринпоче.

Для Будды все эти процессы - сон. Они - " пусты", в смысле отсутствия сколько-нибудь реальной сути, и выражают свободную игру бесконечных возможностей ума. С точки зрения чистоты, любое явление - это нечто спонтанно совершенное, но для тех, кто захвачен всеми этими состояниями, они всегда несут боль. Даже величайшая радость, возникающая из причин и условий, является слабой тенью того блаженства, которое присуще постоянной и истинной природе ума. Более того: большинство существ регулярно испытывает недостаток даже обусловленных радостей.

Нам досталась комната в так называемом Криз-хаусе, огромном деревянном здании в стиле эпохи Тюдоров, которое располагалось на холме выше Сонады. Строил его итальянский миллионер, пожелавший лечить свой туберкулёз высокогорным воздухом. Но он умер, так и не увидев свой дом. Теперь здесь, в окружении двух или трёх миров, жила молодая непальская вдова английского пастора. На нижнем этаже и в хижинах вокруг обитали бесчисленные родственники вдовы, жившие в традиционном непальском стиле.

В этих огромных семьях, где каждый, кто вышел из грудного возраста, называет другого братом или сестрой, непросто определить, какой из матерей принадлежит тот или иной ребёнок. Что касается отцов (часто - солдат-гуркхов, приезжающих в отпуск), то мы так и не смогли понять, различают ли их дети. Так или иначе, на первом этаже создавали шум все и всюду. Кроме того, там жил ещё сын священника, рок-музыкант, в своей манере одеваться и мыслить следовавший, с неизбежным для Индии опозданием, европейским причудам. И, наконец, большую часть верхнего этажа занимала странная группа западных бормотате-лей мантр. В это время пришли первые 150 долларов от моих родителей. Банк давал только шесть рупий за доллар, рынок в Дарджилинге - девять, а вот в Калькутте можно было получить все двенадцать. Поэтому мы предприняли наше первое короткое путешествие в Калькутту и обратно.

В целях экономии времени мы использовали надёжные ночные поезда. Эти однодневные поездки, превратившиеся в регулярное событие на много месяцев, стали для нас важным практическим дополнением к обучению. Покидая умиротворённое окружение Калу Ринпоче и тут же попадая в атмосферу всеобъемлющих проблем Калькутты, этого бесконечного города-трущобы, - мы особенно хорошо замечали боль обусловленного мира. Возвращаясь к учению, мы могли признать: " Это действительно так. Это всё происходит. Мы только что сами видели все эти состояния".

Тщательно спланировав время поездки, мы уехали в конце " адов", пропустили несколько церемоний и вернулись, когда начались " голодные духи" и " животные". Голодные духи - это существа в состоянии крайней жадности и привязанности. Их умы всецело захвачены алчностью: они постоянно пытаются что-то схватить и удержать. А так как ничего нельзя " иметь" или " сохранить" окончательно, они пребывают в постоянном расстройстве. В крайней степени скованные нуждами, они, со своим искажённым восприятием, всецело сосредоточены на еде и питье. Некоторые из них, едва приблизившись к пище, видят, как она превращается в грязь или пламя; у других создаётся иллюзия, что они пытаются наполнить желудок размером с город через горло и рот величиной с игольное ушко. Многие описания напоминали о картинах Босха и Брейгеля.

Калу Ринпоче на своём любимом учительском сиденье в Сонаде

Поучения Ринпоче о духах оказались весьма эффективными. Мы до сих пор ко всем возникающим материальным желаниям автоматически добавляем: " А нужно ли? "

В животном мире рождается тот, кто отличался невежеством, сознательно что-то искажал и не использовал возможности ума. Главные страдания домашних животных - порабощение и убиение людьми. Дикие животные охотятся друг на друга, убивают и пожирают себе подобных. Большинство живёт под землёй или в воде. Они не способны контролировать ум и лишены возможности сознательно идти к освобождению. Эти три состояния - ад, духи и царство животных - называются " нижними" мирами. Они являются результатом естественного созревания негативных впечатлений ума. И человеку достаточно здравого смысла, чтобы отказаться растить в себе семена, которые приведут к таким плачевным последствиям.

Право же, в этих состояниях нет ничего достойного внимания, - тот, кто в них попадает, полностью связан, и там нет возможности помогать ни себе, ни другим.

" В верхних мирах " хороших" перерождений тоже есть страдание, - продолжал Ринпоче. - Там нет надёжного прибежища". Когда преобладание желаний и добрые поступки предыдущих жизней приводят нас к человеческому рождению, здесь автоматически появляются восемь источников страдания: четыре явных -рождение, старость, болезнь и смерть, и четыре " подленьких" -боль от разлуки с тем, что мы любим; неприятная необходимость терпеть рядом с собой то, что мы не любим; расстройство, когда мы не можем получить то, что хотим; и, наконец, неизбежная проблема с защитой того, что нам принадлежит! Ринпоче описал всё в мельчайших деталях, показав, что столь многое из того, что считается " естественным", на самом деле не удовлетворительно и представляет собой замаскированное страдание.

" Богам и полубогам также не позавидуешь", - говорил он. Полубоги рождаются с красивыми телами и наделены могуществом вследствие хороших поступков в прошлом, но сильная ревность наполняет их жизнь борьбой и интригами. Они никогда не удовлетворяются, и, как правило, умирают в состоянии великой злобы и ненависти; поэтому их следующее рождение в высшей степени болезненно.

Даже наиболее радостные состояния в обусловленном мире, состояния богов, не приносят окончательного удовлетворения, поскольку иллюзия отдельного " я" всё ещё есть и у них. Хотя на протяжении необычайно долгого времени они испытывают крайнее наслаждение, пребывая либо в мире, где все желания автоматически исполняются, либо в сфере чистых форм, либо в свободе полной абстракции, - всё же в конце концов ничто не может предотвратить их падение в другие состояния, поскольку накопленная хорошая карма, которая вызвала эти приятные переживания, рано или поздно исчерпывается.

Так обстоит дело во всех мирах. Пока высшая радостная Будда-мудрость не удалила двойственную модель мышления, ум из-за своего неведения ощущает свою пустоту или природу пространства как " я".

Тогда то, что проявляется в нём, его " ясность", воспринимается как объект или " ты". Из иллюзии того, что воспринимаемое и воспринимающий разделены, появляется желание по отношению к тому, что нам нравится, и недоброжелательность по отношению к тому, что не нравится.

Желание естественно влечёт за собой жадность, ибо мы хотим сохранить то, что приятно; отвращение вызывает зависть, ибо мы не хотим, чтобы наши враги процветали. Наконец, глупость рождает бесполезную гордость, которая заставляет нас думать, что мы лучше других, и делает нас одинокими и чопорными. Отождествление с преходящим - мыслями, телом и богатством - не позволяет уму ощущать своё бескрайнее лучезарное пространство. И вот -проблемы.

Когда присутствуют эти мешающие чувства, то вредные мысли, слова и действия появляются сами собой и приводят к неизбежным результатам: страданию и неудовлетворённости существ. Это тот хаос, который большинство не может контролировать или отбросить, который воспринимается как " жизнь", на каком бы уровне существования она ни происходила. Используя практические примеры, Калу Ринпоче показывал, что двойственность даёт о себе знать на каждом из шести обусловленных уровней, даже на уровне высших богов.

" Только одно состояние, - настойчиво повторял он, - вечно и совершенно: Состояние Будд". Только одна цель, учил он нас, действительно стоит усилий! Это достижение такого уровня, на котором омрачённость исчезает, а сила и желание работать для других достигают полной зрелости.

Завершив этот недельный экскурс в тупики обусловленного существования, Калу Ринпоче переключился на объяснение того, какую редкую удачу представляет собой наше теперешнее рождение, если среди бесчисленных существ, наполняющих вселенные, именно мы получили драгоценную возможность практиковать учение Будды и достичь Освобождения.

" Восемнадцать условий сложились вместе, чтобы возникла эта ситуация, - говорил он. - Нужно было избежать восьми " беспокойных" видов существования, получить пять условий от других и пять - от самих себя". Он перечислил их все и продолжил: " Все они действуют здесь и сейчас и дают вам уникальную благоприятную возможность".

Удаление завес неведения и мешающих эмоций стало чем-то очень близким и нужным под его руководством, чем-то, что мы реально могли осуществить.

Совершенство, которое он описывал, было не мечтой, а истинной, неизменной сутью ума, неотделимой от нас. Подчёркивая реальность совершенства, он вдохновлял даже самых ленивых членов группы.

Следующие поучения, о непостоянстве, показали неотложность практики. Ринпоче объяснял преходящую природу всех вещей, неизбежность смерти и краткость жизни, напоминая нам о многих знаках изменения и увядания повсюду. " В этой жизни вы имеете возможность найти то, что не исчезает и не умирает, - вашу собственную Будда-природу, - говорил он. - Это драгоценная возможность, но жизнь коротка. Если вы не воспользуетесь ею теперь, сколько ещё жизней вы проведёте в боли и запутанности, не будучи в состоянии помочь другим и себе, пока снова не встретитесь с условиями, которые дают шанс освобождения? "

Даже с нашим возобновившимся доверием к поучениям, нам с Ханной поистине трудно было найти правильное отношение к феномену страдания. Мой ум определяет боль и расстройство как ошибочные программы и отфильтровывает их. И похоже, что никто их сонадской группы слушателей не понимал, что эти поучения основываются на уровне Будды. Поскольку они преподносились в традиционной манере, мы мало задумывались об этом. Мы с Ханной были самыми счастливыми из всех, кого знали; всё виделось нам значительным и волнующим, и на практику нас подвигал не кнут сзади, но неизменно увеличивающаяся в размерах морковка впереди. Намного более эффективным стимулом для нас послужила бы информация о том, что даже высшие и наиболее радостные состояния, известные нам, являются лишь слабой тенью безграничного блаженства, связанного с полным просветлением.

Но с таким преподнесением пришлось подождать до тех пор, пока я сам не начал давать эти поучения. Калу Ринпоче закончил тему следующим образом: " Обусловленному существованию присущи три вида страдания:

1. Страдание страдания - состояние, когда накопившаяся больстановится невыносимой.

2. Страдание перемен: всё, что появляется, когда-нибудь исчезнет.

3. Неуловимое страдание неведения - незнание того, что происходит на самом деле. Только Состояние Будды совершенносвободно от этих изъянов".