Два участка

Иллинойс с самого начала оказался интересным местом. Роб прибыл на территорию штата в конце лета, когда жесткая зелень прерий высохла и выгорела. В Данвилле он наблюдал, как мужчины выпаривают воду из соляных источников в больших черных чайниках и увез оттуда пакет очень чистой соли. Земля прерий оказалась неровной, а местами ее даже украшали низкие холмы. В штате имелись хорошие запасы пресной воды. Робу встретилось только несколько озер, но он увидел много болот, откуда вытекали ручьи, слившиеся в реки. Он выяснил, что люди в Иллинойсе, говоря о «земле между реками», чаще всего имеют в виду южную оконечность штата, лежащую между Миссисипи и Огайо. Этот участок славился толстым слоем плодородной почвы, принесенной большими реками. Эту область называли Египтом, потому что считали ее такой же плодородной, как легендарная почва большой дельты Нила. Глядя на карту Джея Гайгера, Роб Джей понял, что между реками в Иллинойсе много таких «маленьких Египтов». Так или иначе, во время их недолгого общения Гайгер завоевал его уважение, и Роб продолжал двигаться к тому району, который, по мнению Джея, больше всего подходил для поселения.

На то, чтобы пересечь Иллинойс, у него ушло две недели. На четырнадцатый день дорога углубилась в лес, окутав путешественника благословенной прохладой и сырым запахом растений. Двинувшись по узкой тропе, он услышал звук мощного течения и вскоре добрался до восточного берега крупной реки – должно быть, Рокки-ривер.

Несмотря на сухой сезон, течение было сильным, и на крупных скалах, давших название реке^[4], кипела белая пена. Он направил Монику вдоль берега, пытаясь найти место, где можно было бы перейти реку вброд, и неожиданно вышел к более глубокому и менее быстрому участку. Между стволами двух огромных деревьев на противоположном берегу висел толстый канат. На ветке красовались железный треугольник и кусок стальной трубы, а рядом с ними находилась табличка, надпись на которой гласила: «Переправа ХОЛДЕН-КРОССИНГ. Звонить здесь».

Шаману пришлось долго и энергично молотить трубой по треугольнику, прежде чем он увидел, как по другому берегу, где пришвартован плот, не спеша идет мужчина. Две толстых вертикальных мачты на плоту заканчивались большими металлическими кольцами, через которые был протянут стальной трос, дававший возможность плоту скользить вдоль веревки. Перевозчик, орудуя шестом, направлял плот к другому берегу. К тому времени, как плот оказался на середине реки, сильное течение потянуло веревку за собой, и в результате паромщик перемещал плот по дуге, а не напрямик. В середине темная маслянистая вода была слишком глубокой и шест не доставал до дна, потому на этом участке реки мужчина медленно тащил плот по веревке. Перевозчик пел баритоном, и Роб Джей прекрасно слышал слова песни:

Однажды, гуляя, стенанья заслышал,

Увидел старушку с печалью в глазах.

Смотрела она на грязь на крылечке,

Махала метлою и пела не в такт:

«О, жизнь – испытанье, любовь – просто мука,

Краса вся увянет, богатство уйдет,

Радости меркнут, а цены взлетают,

И все не так, как казалось в мечтах».

В песне было много куплетов, и задолго до того, как они закончились, паромщик смог снова воспользоваться шестом. Когда плот приблизился, Роб увидел мускулистого человека лет тридцати, на голову ниже его. Внешность перевозчика была типичной для уроженца этих мест: грива темных волос, черная борода и усы, выступающие скулы, тонкий кривой нос, который, возможно, придавал бы его лицу жестокое выражение, если бы не синие глаза, веселые и доброжелательные. Одет в коричневые полушерстяные брюки, слишком плотные для такой погоды, синюю хлопковую рубашку с широким воротником. Костюм довершали тяжелые ботинки и кожаная шляпа с широкими полями в белых высолах от пота. Когда расстояние между ними сократилось, Роб напрягся, ожидая заметить в манерах незнакомца надменность, свойственную настоящим красавицам и красавцам. Но в паромщике никакой нарочитости не чувствовалось.

– Привет! – крикнул он. Последний решительный толчок шестом, и плот врезался в песчаный берег. Мужчина протянул руку: – Николас Холден, к вашим услугам.

Роб пожал ему руку и представился. Холден достал из кармана рубашки плитку темного сырого табака и ножом отрезал себе порцию. Затем протянул табак Робу Джею, но тот отрицательно покачал головой.

– Сколько стоит переправа?

– Три цента за вас. Десять центов за лошадь.

Роб заплатил вперед тринадцать центов согласно прейскуранту. Он привязал Монику к предназначенным специально для этого кольцам в плоту. Холден протянул ему второй шест. Крякнув, мужчины приступили к работе.

– Собираетесь обосноваться в наших местах?

– Возможно, – уклончиво ответил Роб.

– Не кузнец, часом? – У Холдена были самые синие глаза, которые Робу доводилось видеть у мужчин, – синие, но без намека на женственность благодаря пронзительному взгляду, из-за которого казалось, что в глубине души он над чем-то посмеивается. – Черт, – буркнул он, когда Роб покачал головой, но, похоже, не удивился. – Кто-кто, а хороший кузнец мне бы чертовски пригодился. Фермер, значит?

Он явно приободрился, когда Роб сказал ему, что он врач.

– Трижды милости просим, и еще раз милости просим! В нашем городишке, Холден-Кроссинге, ой как нужен доктор! Любой доктор может проехать на этом пароме бесплатно, – добавил он и на какое-то время перестал отталкиваться шестом – достаточное, чтобы торжественно отсчитать три цента в ладонь Робу.

Роб посмотрел на монеты.

– А как насчет десяти центов?

– Вот черт, я и не знал, что лошадь – тоже доктор! – Когда он улыбался, то его красота становилась такой ослепительной, что производила отталкивающее впечатление.

У Холдена была крошечная хижина, сложенная из обтесанных бревен, обмазанных белой глиной. Хижина стояла на небольшом возвышении, выходящем на реку, возле сада и ручья.

– Как раз время ужинать, – заявил хозяин дома.

Скоро они ели ароматное жаркое, в котором Роб опознал репу, капусту и лук, но так и не смог понять, что там за мясо.

– Подстрелил сегодня утром старого зайца и молодого тетерева и положил обоих в котелок, – объяснил Холден.

Наполнив деревянные миски еще раз, они разговорились. Холден оказался деревенским юристом из штата Коннектикут. Юристом с большими планами.

– Как так получилось, что город назвали в вашу честь?

– Что значит «назвали»? Я сам его так назвал, – улыбнувшись, ответил он. – Я приехал сюда первым и организовал переправу. Всякий раз, когда кто-то приезжает, чтобы обосноваться здесь, я сообщаю ему название города. Никто пока не возражал.

По мнению Роба, бревенчатый дом Холдена не мог сравниться с уютными домиками шотландцев. Здесь было темно и душно. Кровать, которая стояла слишком близко к коптящему камину, покрывал слой сажи. Холден весело заметил, что единственное преимущество данного места состоит в том, что оно прекрасно подходит для дома; до конца года, заявил он, хижину снесут, а вместо нее возведут прекрасный дом.

– Так точно, у меня большие планы. – И он поведал Робу Джею о том, что здесь скоро появится: гостиница, универсальный магазин, со временем – банк. Он и не скрывал, что очень хочет уговорить Роба поселиться в Холден-Кроссинге.

– Сколько семей здесь живет сейчас? – спросил Роб Джей и грустно улыбнулся, услышав ответ. – Врач не сможет заработать на жизнь, если в его услугах будут нуждаться только шестнадцать семей.

– Разумеется, нет. Но скоро поселенцы сюда просто валом повалят. Отсюда и до самого Рок-Айленда здесь нет ни одного врача, зато есть много ферм, разбросанных по равнине. Вам нужно просто купить себе лошадь покрепче и быть готовым потратить немного времени на визиты к больным.

Роб вспомнил, как он расстраивался из-за того, что не может обеспечивать хорошее лечение в условиях перенаселенного Восьмого района. Но у данной местности были свои реалии. Он сказал Нику Холдену, что подумает над его предложением завтра.

Той ночью он спал на полу в хижине, завернувшись в стеганое одеяло, а на кровати храпел Ник Холден. Но храп не мог помешать человеку, который провел зиму в бараке с девятнадцатью пукающими и кашляющими лесорубами. Утром Холден приготовил завтрак, а Робу поручил вымыть тарелки и сковородку, заявив, что у него дела и что он скоро вернется.

День был ясным, свежим. Солнце уже светило немилосердно, и Роб распаковал виолу и сел на крупный валун в тени между задней стенкой хижины и первым рядом деревьев. Рядом с собой, прямо на валуне, он разложил ноты мазурки Шопена, которые так тщательно переписал для него Джей Гайгер, и начал старательно играть.

Примерно с полчаса он раз за разом проигрывал тему и мелодию, пока они не превратились в музыку. Подняв глаза от страницы, он посмотрел в сторону леса и увидел двух верховых индейцев, наблюдающих за ним из-за первого ряда деревьев. Его охватило волнение, потому что индейцы выглядели именно так, как их описывал Джеймс Фенимор Купер: это были мускулистые и худые мужчины с запавшими щеками и голыми торсами, их кожа блестела, как будто ее намазали маслом. Ближе к Робу стоял воин с большим крючковатым носом, в штанах из оленьей кожи. Его голый череп пересекала яркая полоска жестких и грубых, словно у животного, волос. В руках он держал ружье. Его товарищ был крупным мужчиной, таким же высоким, как Роб Джей, но более коренастым. У него были длинные темные волосы, перехваченные кожаной лентой, из одежды – набедренная повязка и обтягивающие кожаные штаны. Вооружен он был луком, и Роб Джей четко видел, что на шее у лошади висит колчан стрел, в точности как на рисунке в одной из книг об индейцах в бостонском Атенеуме.

Он не знал, не скрываются ли за ними, в лесу, другие индейцы. Если у них враждебные намерения, то он пропал, потому что виола да гамба – плохое оружие. Ему пришло в голову, что стоит возобновить игру, и он поставил смычок назад на струны и заиграл, но не Шопена: он не хотел отводить взгляд от них, чтобы посмотреть в партитуру. Не осознавая этого, он заиграл мелодию семнадцатого столетия, которую хорошо знал, «Cam La Vita Mia » Орацио Бассани. Он сыграл ее всю, от начала и до конца, а затем – еще раз, но до половины. Наконец он остановился, потому что не мог сидеть и играть целую вечность.

За спиной у него раздался какой-то звук, и он быстро повернулся и увидел, как в лес улепетывает рыжая белка. Когда он снова посмотрел на лес впереди, то испытал одновременно и облегчение, и разочарование, потому что индейцы исчезли. В течение нескольких секунд он еще слышал стук копыт их лошадей, но затем единственным звуком остался шорох ветра в ветвях деревьев.

Когда вернулся хозяин хижины, Роб рассказал ему о происшествии. Ник Холден попытался не показать, как сильно он расстроился, быстро проверил свои пожитки и заявил, что, похоже, ничего не пропало.

– Индейцы в этих местах – сауки. Девять или десять лет назад племена сауков выгнали с земель их предков. Эту войну они назвали Войной Черного Ястреба. Индейцев гнали вдоль Миссисипи, пока не вытеснили в Айову, а несколько лет назад всех оставшихся в живых сауков загнали в резервацию в Канзасе. Месяц назад до нас дошли слухи, что около сорока храбрецов, взяв с собой женщин и детей, сбежали из резервации. Говорили, что они направились в Иллинойс. Я уверен, что им хватит ума не доставлять нам неприятностей: их слишком мало. Думаю, они также надеются, что мы оставим их в покое.

Роб кивнул.

– Если бы они хотели причинить мне зло, то я бы вряд ли смог им помешать.

Ник постарался сменить тему и не упоминать ничего, что могло бы показать Холден-Кроссинг в невыгодном свете. Утром Холден осматривал четыре участка земли. Ему не терпелось показать их, и он уговорил Роба оседлать лошадь.

Это была собственность правительства. По пути туда Ник объяснил, что федеральные землемеры собирались разбить территорию на участки по восемьдесят акров каждый. Частная собственность шла по восемь долларов за акр или даже больше, но правительственная земля продавалась по доллару двадцать пять центов за акр, а участок в восемьдесят акров шел за сто долларов. Одну двадцатую часть покупной цены нужно было уплатить сразу, чтобы застолбить землю, а еще двадцать пять процентов от суммы следовало выплатить в течение сорока дней со дня подачи заявки; остаток вносился равными долями в конце второго, третьего и четвертого года от даты заключения сделки. Ник сказал, что лучшей земли для фермы не сыскать, и, когда они прибыли на место, Роб поверил ему. Неподалеку на протяжении почти двух километров протекала река, на берегу которой расположился густой лес, где были и ручьи с питьевой водой, и древесина для строительства дома. За лесом раскинулся многообещающий целинный чернозем.

– Хочу дать вам совет, – сказал Холден. – Я бы рассматривал эту землю не как четыре участка по восемьдесят акров каждый, а как два участка по сто шестьдесят акров. Сейчас правительство позволяет новым переселенцам покупать по два участка сразу, и на вашем месте я бы именно так и поступил.

Роб Джей поморщился и покачал головой.

– Земля тут хорошая. Но у меня просто нет необходимых пятидесяти долларов.

Ник Холден задумчиво посмотрел на него.

– Мое будущее завязано на этом городе. Если я сумею привлечь сюда поселенцев, я открою свой универсальный магазин, построю мельницу и гостиницу. Переселенцы стекаются туда, где есть врач. Для меня ваше проживание в Холден-Кроссинге – это деньги в кармане. Банки предоставляют ссуды под два с половиной процента годовых. Я дам вам ссуду в пятьдесят долларов под полтора процента годовых, и выплатить их мне вы должны будете в течение восьми лет.

Роб Джей огляделся, вдохнул поглубже. Земля была очень хорошая. Место показалось ему таким идеальным, что пришлось приложить усилия, чтобы не выдать своих чувств голосом, когда он принял предложение. Ник тепло пожал ему руку и отмахнулся от благодарности: «Это просто хорошая сделка». Они медленно объехали приобретение Роба. Двойной участок в южной части представлял собой почти плоскую долину. Северная же часть была неровной, а кое-где земля так поднималась, что эти места можно было даже назвать холмистыми.

– Я бы взял южный участок, – заметил Холден. – Почва здесь лучше, и пахать легче.

Но Роб Джей уже решил купить северный.

– Я отведу основную часть под пастбище и стану держать овец: уж в этом-то деле я знаю толк. Но есть у меня знакомый, мечтающий обрабатывать землю, и, возможно, он захочет взять себе южный участок.

Когда он рассказал Холдену о Джейсоне Гайгере, адвокат широко улыбнулся.

– Аптека в Холден-Кроссинге? Это же просто великолепно! Тогда я внесу залог за южный участок, чтобы зарезервировать его на имя Гайгера. Если он не захочет здесь жить, то мне не составит груда перепродать землю: очень уж она хороша.

На следующее утро оба мужчины поехали в Рок-Айленд, и из офиса Земельного реестра Соединенных Штатов Роб Джей вышел землевладельцем и должником.

После полудня он снова съездил к своему участку, один. Привязал кобылу и обошел лес и прерию пешком, изучая округу и составляя планы. Словно во сне, он шел вдоль реки, бросал в воду камешки и отказывался поверить, что все это принадлежит ему. В Шотландии купить участок земли было чрезвычайно трудным делом. Пастбище для овец в Килмарноке, принадлежащее его семье, передавалось от поколения к поколению в течение многих столетий.

Тем вечером он написал письмо Джейсону Гайгеру, где описал сто шестьдесят акров, оставленные рядом с его собственностью, и попросил друга сообщить ему как можно скорее, хочет ли он вступить во владение землей. Он также попросил Джейсона прислать ему побольше серы, потому что Ник, хоть и с неохотой, сообщил ему, что по весне всегда случались вспышки болезни, которую местные называли иллинойсской чесоткой, и, судя по всему, единственным средством от нее было применение большого количества серы.